Анты

– Теперь вы наши братья и мудрость Сварога, и сила Перуна ныне тоже с вами. Показав эти знамено любому ковалю или жрецам Перуничу, Сварожичу, Даждьбожичу или Хорсичу на всех славянских землях вы получите помощь и поддержку. С вами светлые боги.

Я поклонился на три стороны, коснувшись рукой земляного пола. Земной поклон – знак наивысшего почтения.

– Братья вои-ковали, нет боле радости, яко слышать ваши слова, и мы роту даём, что будем блюсти все тайны братчества, хранить и боронить нашу землю от ворога поганого. А теперь скажу вам главное и скажу горькое, ибо не в мочи молчать. В лето третье отныне придёт с восхода сила страшная, сила злая. Никого не пощадит и не успокоится, пока не испепелит Антанию и не только её. Примучают поганые и булгар, и савиров, и уличей с тиверцами, и дулебов, и словен закатных. Все славные народы кровавыми слезами зальются, и многие исчезнут с лика земли, и иные на века станут смердами поганых, родной язык и веру забудут. Так поведали мудрецы, что отправили нас к вам на подмогу. Помогите же нам спасти вас, ваши пажити, кровы и чада, могилы пращуров ваших и капища богов ваших.

После секундного затишья, совершенно ошалевшие от неожиданного поворота от благостных поздравлений к страшным предупреждениям ковали вскочили с мест, окружили нас и начали трясти и кричать, требуя правды. Страсти накалились до края.

– Тихо!!! Досталь горлопанить! – словно гром раздался бас Кудара, и движение остановилось, словно розетку выдернули. Все расселись по своим местам и выжидательно уставились на меня. А я встал, ожидая неизбежных вопросов.

– Говори, брат Бор!

– По верным сведениям сюда с восхода грядёт огромная орда кочевников именем авары. То не племя, не народ, а сброд разных татей, злодеев и бродяг. Далече на восходе тюрки крепко побили аваров, разгромили их и начали гнать, объявив смертными врагами. Беглые авары двинулись на закат в нашу сторону. По пути они пополнили орду встречными бродягами и татями, а такоже покорили и принудили встречные народы и племена хионитов, угров и оногуров. Этим летом авары преодолели Ар-реку. Через лето они подойдут к Дону, а потом направятся к Днепру, вместе с покорёнными аланами, савирами и кутригурами. Ноне их сорок тысяч конных воев, а через два лета будет сто двадцать тысяч. Проскачут они по Антании и мокрого места не оставят. Авары вельми хитры, подлы, алчны и кровожадны. За ними завсегда остаётся токмо пепел и смерть. Они бьются на конях, и у них добрые зброя и оружие, сильные луки и калёные стрелы. Я и мои друзья вои знаем, как их победить. Мы можем и хотим спасти Антанию, всех славян и булгар, но нас всего восемь воев-хоробров. А потому мы просим помочь нам спасти вас от страшной беды.

Ковали принялись громко спорить, махать руками, хватать друг друга за грудки, и угомонились, когда встал Асила:

– Ваши слова братья вои-ковали страшные и грозные, но всё едино в них есть надежда и сила духа. Высказывайтесь братья.

– Ано что тут баять, – запальчиво выкрикнул молодой широкоплечий коваль, – надо помощь приять, да сбираться спешно! Два лета, как миг пролетят!

– Помыслить надобно, – встал пожилой коренастый коваль, – разузнать всё да обсудить.

– Ано может лжа всё то, – проговорил рыжий дылда, – никто о том досель не ведал. Слухи, поди.

– Вот поджарят вас на ваших же горнах да в задницы ваши же молоты вобьют, вот тогда и сядете судить да рядить, – разозлился коваль, заросший бородой до глаз, – сбираться надо, покуда срок не пришёл, и не след перечить воле богов, что нам воев-ковалей с восхода послали. А боги токмо за тех, кто сам рук не покладает. Вече надо сзывать, жрецов да князя упредить.

Трое старейших переглянулись, сдвинули головы, пошептались и поднялись. Все остальные быстро примолкли.

– Старейшины совет держали и порешили вече созывать. Наши братья вои-ковали весть принесли, и верить им должно, ибо грядёт беда злая, неминучая и вельми изрядная. Слово сказано, и притвориться, что ништо не случилось не мочно. Болтать тоже боле недосуг. Биричей ноне шлём созывать старейшин родов, веских вожей, войных вожей, жрецов да ведунов. Через два дни всем бысть в хорме на Горе. Слава светлым богам, – и он махнул рукой на выход.

Ошеломлённые развитием событий ковали вышли из дома, и разошлись по двое, по трое, оживлённо переговариваясь. Я понял, что лёд тронулся. И, не задерживаясь, мы отправились на торг.

На наполненном шумом, звуками и суетой торжище бродило немало разного люда. Большинство безденежного народа глазели по сторонам да вздыхали, обновки приобретали немногие. Повсюду шныряли приблудные бродяги, среди немногих убогих попрошайничала разная голытьба беспортошная. Орали и тянули за руки зазывалы с глазами прожжённых мошенников, скучали, и вяло переговаривались торговцы.

Пройдясь по рядам, мы не нашли ничего интересного и заслуживающего внимания. Лишь задержались в лавках оружейников присмотреться к местному оружию, ведь будущее ополчение надо чем-то вооружать, а, выйдя на торжище, обменялись мнениями.

– Луки дрянные, – прямо заявил Серш, – простые охотничьи однодревки. Стрелы лёгкие, неровные со срезнями или костяными наконечниками. Видел пару составных луков скифского типа с роговыми и жильными накладками, но то дорогие и редкие экземпляры. Здесь такие не делают и не умеют пользоваться. Будем делать длинные английские из тиса в крайнем случае клеёные из ясеня, клёна и берёзы.

– Самострелы тоже так себе, – поддержал его Рок, – Тяжёлые. Плечи деревянные, со слабым ходом, быстро натянуть невозможно. Такие и даром не нужны, луками обойдёмся.

– Клинки почти все из сырого железа, – проворчал Стинхо, – закалку не держат. В бою враз затупятся, а то и погнутся.

– Зато топоры, булавы и чеканы вполне приличные для этого времени, – подключился Лео, – но сделаны топорно.

– Что делать будем бойцы-молодцы? – Я поставил ногу на колоду у колодца и опёрся рукой о колено. – Чую придётся нам начинать всё с нуля. После веча сразу приступаем к делу. Кстати, Марк, ты здесь лошадей не присмотрел?

– Где тут присматривать? Скотский торг с того краю, а мы туда ещё не добрались. Вот пошли и глянем.

На скотском торге поголовье меняли баш на баш, на ткани, на меха, на медную и керамическую посуду, на украшения, на редкое стекло, янтарь и совсем редко продавали за деньги. Лошадьми торговали трое и все с видом знатоков не скупились на советы. Один из них цыганистого вида мужичок вертелся вокруг, как слепень, пока Лео его не шуганул. Обойдёмся без сомнительных консультантов, сами с усами, спасибо наставнику. Низкорослые и пузатые лошадёнки грустно смотрели на проходящих мимо людей, явно сожалея и о своей никудышной стати, и о нескладной судьбине. Пригодных коней на торге и в помине не оказалось.

Мы уже собирались возвращаться на Гору, когда к нам подошёл крепкий коренастый мужик с кривоватыми ногами лошадника и обратился к нам, слегка пришепётывая и выделяя «р»:

– По добру воям-хоробрам. Вижу, не приглянулись вам здешние лошадки. Коль не секрет, что ищете?

– Здрав буде, человече. Из каковских будешь?

– Из рода матери быков.

– Ставроматрис, стало быть, – уточнил я.

– Вы знаете наш народ?! – искренне удивился крепыш, – Здешним людям то неизвестно и неважно.

– Это сармат, – уточнил я своим мужикам, – они наилучшие лошадники. – И снова обернулся к сармату, – а ищем мы, уважаемый, боевых коней для скока и для сечи выносливых и не пугливых.

– Нелёгкое дело выбрать таких коней. Здесь таких вы не сыщите. Ано у меня есть на примете, но не про каждого.

– Послушай, сармат, не надо плести тенета. Запомни, мы люди честные и мирные, но за себя постоим и обиду не потерпим. Лично я сарматов уважаю, ибо не знал мир ничего сильнее и стремительнее сарматской копейной конницы, которая вспарывала римские легионы, как нож масло. Жаль, что всё уже в прошлом.

Не ожидал, что встречу патриота. А сармат расцвёл от удовольствия, расправил плечи, гордо вскинул голову, даже будто выше стал, глаза вспыхнули гордостью и достоинством.

– Ты прав, вой-хоробр, век великой Сарматии позади, но народ наш жив и традиции хранит. По воле богов, наказавших нас за гордыню, потерпели мы и от готов, и от гуннов поганых. Рассеяли нас и разделили. Венеды ныне на закатном море, борусы в закатных горах, русколаны в лесах за Десной, меоты у Понтийского моря, а старые роды сидят на Дону. Но, где бы мы ни были, сарматы все братья, память и честь сохранившие. И, коли грянет беда, народ соберётся. И не завидую я тогда нашим врагам.

– Верю тебе, друже. Зовут то тебя как? Моё имя Бор. А твоё?

– Раткон из рода Армаров. Здесь в граде я по воле нашего артуркона. Вас вот увидел и решил подойти.

– Тебя светлые боги послали, – я еле сдерживался от внезапно пришедшей на ум идеи, – у меня важное дело к вашему народу и вашему артуркону.

– Я не из простого рода и вхож в шатры высоких отцов, но должна быть причина.

– Слушай и запоминай. Через лето к Дону с восхода подойдут авары. То свирепый кочевой родственный скифам народ, который живёт убоем, грабежами и горем всех встречных народов. Идут они из-за Ара-реки на закат, и ваши станицы первыми будут стоять на пути их коней. Знаете ли вы о том?

– Нет. Но страшные вещи я слышу. Однако правда ли то?

– Вот не сойти мне с этого места. Истинную правду глаголю. Роту даю светлым богам. Третьего дня на Горе вече сбирается, абы готовить аварам отпор. Я вхож на вече, а потому хочу вашим высоким отцам-атааманам и артуркону сарматскому союз предложить, чтобы, как встарь пращуры, встали мы плечо к плечу против общего ворога.

– Всё, что сказано, надобно донести до ушей высоких отцов. Я отправляюсь немедля. Поутру сюда приходите, тут человек будет ждать от меня, звать его Ксатр. Он отведёт куда надо и поможет коней подобрать. Прощай, друже. Свидимся.

Через час, сидя за столом в харчевне, мы слово за словом принялись решать неразрешимые задачи. И самой насущной из них стала: на какие шиши проводить мобилизацию и перевооружение. Несомненно, золотишко и серебришко у жрецов водилось, но не про нас, да, и всё одно мало его для такого грандиозного дела. Глядя на убожество местной дружины, мы согласились, что и от князя толку чуть. Не те нынче тут князья. Но, как известно, инициатива наказуема, а посему придётся нам самим волочь этот воз. Насмотревшись на местный бардак, я начал понимать слова летописца Нестора в изначальной летописи: «…велика и обильна наша земля, но нет в ней наряда…». Наряда в смысле управления. А я бы добавил: как не было, так и нет, и не скоро будет.

– Дело то, похоже, влетит в копеечку, и немалую. Есть предложения, пожелания? – спросил я сразу всех.

– Желание на которое нет средств называется мечтой, – вздохнул Марк.

– Варианта три, – отмахнулся от пустослова Зверо, – первый, неотложный аварийный: на первое время занять золотишко и соль у профессора Артемьева. Поскольку он каждый месяц будет присылать хронокапсулу, то использовать её для связи и доставки. Но для этого надо отправляться к древлянам, ставить там пост, поскольку местный главарь Ингор имеет на нас зуб. Второй, основной: насколько я помню, нынешняя антская культовая столица Табор стоит на притоке Тясьмина Сухом Ташлыке. Это к западу от Нижнего Днепра. Так вот. В тех краях из верховых болот на каменистой возвышенности берут начало пять рек: Тясьмин, Сухой Ташлык, Ингул, Ингулец и Великавись. На их истоках с незапамятных времён разрабатывались россыпи шлифового золота. А раз есть шлиф, должны быть и жилы. В это время россыпи точно ещё не тронуты. Силами братства ковалей нужно организовать добычу. Третий, самый лёгкий: дважды в год по ту сторону Румынских Карпат по Тисе и далее по Дунаю проходят золотые караваны с приисков, везут полугодовую добычу в Константинополь. В караване может быть от четверти до полутонны золота в самородках и грубых слитках.

– Зверо, ты гений, – вскочил я с места, – это решит все наши проблемы! И задействуем мы все три варианта, каждый в своё время, в той же последовательности, как и предложил Зверо. Мне всё равно придётся ехать к князю на Буг, вот по пути и заскочу к порталу, только время надо подгадать. А добычу требуется организовать как можно раньше. Завтра же напрягу Асилу, пусть готовит экспедицию. А, когда всё завертится, грабанём и золотой караван, авось у Византии не убудет. Как вам идея Зверо, братцы?

Все одобрительно загудели и дали добро, но всё же решили придерживаться старого принципа, что богатый не тот, у кого много денег, а тот, кому их хватает. Потом принялись ломать голову по поводу численности, структуры и вооружения будущих полков, ведь только из местных придётся набирать тысяч сорок. А для вооружения в первую очередь нужен хороший металл.

– А в чём, собственно, проблема? – продолжил сыпать идеями коренной киевлянин Зверо, как выяснилось, большой знаток географии и геологии Украины, – а Кривой Рог на что? Руда есть и на берегах Ингула, а в устье Псёла на левом берегу рудные выходы прямо на поверхности и копать не надо. Руда с большим содержанием и природными присадками, ломай и грузи. А угля в низовьях Десны можно нажечь сколько угодно, благо там непролазные леса, сплошь берёза и дубы. Рудные места на Псёле найти просто: пять километров или по-местному семь поприщ налево от реки и столько же от Днепра. Там должны быть небольшие речки, не помню какие, поэтому руду нужно вывозить плоскодонными паузками, они объёмные и по любому мелководью пройдут. А в дальнейшем нужно организовать плавку металла на месте.

– Решено! Берём предложение Зверо за основу. Если на вече нас не обломают, то сразу начинаем действовать. А вот как наковать столько доспехов и оружия, надо крепко подумать.

На другой день мы опять потопали на торг. В этом мире быстроаллюрная ездовая лошадь считалась не только средством передвижения, но и знаком статуса и престижа. Примерно, как шестисотый мерседес в начале девяностых годов двадцатого века. В эти времена по определению любой всадник являлся вожем или знатным воем. Лошадей здесь ценили, холили и лелеяли. Не всех, конечно, а статусных, породистых.

Несмотря на будний день, торжище волновалось и ровно шумело. Бродили озабоченные покупатели, которых цепко высматривали и хватали за рукава продавцы и зазывалы, вяло общались завсегдатаи. Оглядевшись, я кивнул Марку, указав на парня, сидевшего у поилки и с закрытыми глазами гревшегося на утреннем солнышке. Поскольку самым заядлым лошадником среди нас считался Марк, то ему и поручили играть первую скрипку в переговорах и торге.

– Эгей, парень, здрав будь, – тень Марка легла на лицо юноши, – проснись, не то светлый Хорс лик подпалит.

– Поздорову, дядько, – встал парень.

– А не Ксатром ли тебя кличут?

– Ага, Ксатром.

– Давеча Раткон баял, что ты можешь нам с комонями подсобить, – парень кивнул, – меня зовут Марк, куда идти то?

А идти пришлось пару вёрст через луг, что за ремесленной слободой и далее через рощицу на холме. Там на берегу малой речушки стояли пять шатров и бродил табун коней рыжей и гнедой масти. Изредка попадались тёмные, почти вороные. С первого взгляда стало ясно, что нам нужны именно эти сильные холёные лошади.

– Вот, – гордо вскинул голову Ксатр и похлопал лошадь по мощной шее, – это настоящие сарматские кони, а не те собаки с копытами, что на торгу стоят. Пойдёмте к атааману, он обещал Раткону, что продаст вам восемь кобылиц.

– Э-э-э, а почему кобылиц? – немного растерялся я, – нам нужны боевые кони.

– Ясное дело для боя. Какой из жеребца боец, чуть гулящую кобылу учует и ищи его в поле, и в бою подведёт, нипочём не послушает. А оно вам надо? Если для скока или ловитвы, то берите жеребцов, а для боя только кобылы, они послушные и не такие чуйкие. Вон атааман рукой машет, ступайте к нему.

Через пару часов, заплатив за каждую кобылу по три золотые номисмы, мы уводили из табуна своих лошадок. Сначала они упрямились и норовисто дёргали головами, вырываясь из чужих рук. Потом пригляделись, успокоились. Правда, всю дорогу пришлось их уговаривать и задабривать хлебом и морковками, взятыми у коновала.

Вот так мы стали обладателями великолепных сарматских лошадей, статных, сильных, отлично сложенных, выезженных и приученных к тяжести доспешных всадников. Нам и впрямь достались идеальные боевые кони.

Мастерские шорников находились за торгом в ремесленной слободе. Пожилой мастер с двумя сынами и подмастерьями тщательно снял мерки с каждой лошади и на кусках бересты острым стилом долго делал пометки и царапал наши пожелания по устройству сёдел и упряжи. Впервые столкнувшись с необычным заказом, он скрёб макушку, пытался переиначить по-своему, но мы настояли на пошиве привычной нам конской справы. Для этого времени она выглядела фантастически: сёдла казачьего типа с двумя набитыми конским волосом кожаными подушками на деревянной основе, толстый двухслойный войлочный подклад, требеньки, подпруги, седельные троки, путлицы со стременами, а также усиленная упряжь с подперсьем и паквами с учётом обвеса конной бронёй. У того же шорника заказали кожаные ногавки для защиты лошадиных ног. Сговорились заплатить за работу металлом. Обещание оплаты серебром и золотом решило вопрос, и мастер честно признался, что уже хотел нам отказать, но желание заработать пересилило. Пришли соседние шорники судили-рядили, пошумели и обещали через седьмицу всем миром сделать.

В кузнечной слободе удалось сговориться с двумя молодыми ковалями, бывшими подмастерьями Асилы на изготовление конского доспеха-чалдера. Оба мастера сразу уловили суть и смысл такой защиты и загорелись интересом к совершенно новому изделию. Потом мы все вместе чертили на земле щепками наброски, спорили, уточняли, и, в конце концов, ковали обещали исполнить заказ через седьмицу.

Запасы нашего золотишка начали таять, но для того его нам и насыпали в калиты. Не любоваться же им.

Перекусив за половину серебрухи в харчевне, мы уже хотели вернуться на Гору, как Марк хлопнул себя по лбу, будто в колокол ударил:

– Мы идиоты. Боевых лошадей купили, а не подумали на чём барахло, фураж, зброю и свои задницы по повседневным делам возить. Не на боевых же конях. Надо заводных искать.

– М-да, опрохвостились чуток, поскрёб бороду Серш, – пошли сызнова на торг.

– Да ты чо обалдел! На хрен нам те полуживые одры! – вдруг рассердился Марк. Серш пожал плечами и отошёл к своей лошади. Я покачал головой, постучал пальцем по лбу и показал Марку на Серша.

– Слышь, братишка, не сердись, – извинился Марк, толкнув Серша плечом, – не со зла я, прости дурака, сам знаешь, в некоторые головы мысли приходят умирать.

– Ладно, проехали.

– А не рвануть ли нам к арконским купцам? – примирительно сказал Черч, – они товары перевозят, может, имеют каких лишних лошадок.

Все дружно одобрительно загалдели, благо до торговой слободы было рукой подать.

Оба купца суетились на причале. Их люди грузили в снеку рогожные тюки и мешки. И оба судна явно готовились отчалить.

– Здравы буде, гости арконские, – поздоровался я, – никак восвояси собрались?

– И вам поздорову вои-хоробры, – оторвался от товаров Мунд, – пора и нам до дому.

– А что так, вдруг?

– Дык, сами же весть злую принесли. Надобно в Аркону поспешить, великим старцам сообщить. Хоть и далече наши вотчины, но коль скверные времена наступают, то норовят все земли охватить. А вы по делу, али как?

– Совета хотели испросить. Лошади нам заводные надобны восемь голов.

– Хо! Вы как ведали. Мы уходим, а добро распродаём спешно да недорого, коней тоже.

– И сколь на продажу? Что за кони?

– Да, дюжина всего, северянской породы.

– От савиров что ли?

– Ну, да, от северян. Добрые кони, выносливые да неприхотные. И под седлом, и под вьюком ходили.

– А и впрямь пошли глянем.

Через час наш табун пополнился двенадцатью крепкими лошадьми каурой масти, а наши калиты полегчали на двенадцать золотых номисм. Эти лошади имели чуть меньший, чем сарматы, рост, но отличались широкой грудью, крепкими бабками, особой выносливостью и неприхотливостью, как все иные потомки степных пород. Эти работяги, как никто подходили для вьюков или длительной, изнурительной езды. Мы свели их в общий табунок и решили использовать по потребности. Всех наших лошадок легко вместили пустующие конюшни Горы и за малую денежку с радостью взялись обиходить два молодых парня из числа местных смердов.

Утро следующего дня началось с необычного оживления. В огромное дубовое било ударили всполох, и пустынная площадь начала заполняться людьми, имеющими голос. Один за другим от божища к хорму направились жрецы: Сварожичи в тёмных одеждах, Перуничи в красных облачениях, Хорсичи в жёлтом, Даждьбожичи в белом и жрецы Макоши в зелёном. Откуда ни возьмись, появились молчаливые, обвешанные множеством оберегов ведуны в меховых накидках. Отдельно кучковались ковали в кожаных фартуках. Гордо шествовали веские вожи с посохами и в сопровождении юношей. Между всеми ходили гусляры в длинных рубахах и с гуслями за спиной. Чуть поодаль встали дружинные вожи в зброе. А старейшины родов группами по трое-четверо старались протиснуться поближе к хорму. Вся эта галдящая толпа клубилась между святилищем и красным крыльцом, на которое степенно поднялись жрецы.

Подручные жрецов вытащили бронзовый диск диаметром около метра, подвесили его на деревянную подставу. Следом двое принесли большой рог с медным раструбом. Угрожающе взревел его хриплый бас, что немного утишило толпу. По знаку Сварожича два смерда ударили в гонг обитыми мехом колотушками, и над Горой поплыл гулкий вибрирующий звук, присоединившийся к рёву большого рога и пронзительному фальцету двух малых рожков. Все эти звуки переплелись в дикую, тревожную музыку, от которой сильнее заколотилось сердце.

Толпа замерла, потом пришла в движение, перераспределяясь. В центре перед крыльцом расположились веские вожи и старейшины родов, справа от них – ковали и вожи от ремесла, слева – ведуны, колдуны и гусляры, сзади – старшие дружинники. Мы встали рядом с ковалями и стали ждать развития событий.

По знаку жреца Сварожича резко смолкли все звуки, и жрецы подняли посохи.

– Слава светлым богам!!

– Слава!! – взревела толпа.

– Слава Сварогу мудрому! Слава Перуну грозному! Слава Даждьбогу щедрому! Слава Хорсу светлому! Слава Симарглу быстрому! Слава Мокоши доброй! Слава Ладе прекрасной! Слава Маре суровой!

– Слава!!

– А сошлись мы ныне по воле светлых богов и по слову братчества ковалей. Им есмь, что миру поведать и ваше слово услышать.

Вперёд вышел Асила в кожаном фартуке и с каменным молотом на плече. Низко поклонившись, он поставил молот у ног:

– Собрали мы мир, абы горькое слово донесть. Ведомо стало, через два лета на третье с восхода грядёт страшный невиданный ворог именем авары. И будет их без счёта, и идут они нас не воевать, не смердить, а жечь да губить. Ненасытные кровью авары первыми посекут наших суседей с левого брега – сарматов, савиров да булгар. Потом ворог обрушится и на нас, а за нами придёт черёд дулебов да словен. И коль хотим уберечь наши отчины, пажити да чад, надо всем заодно да заведомо к сече великой готовиться. Я всё сказал.

Асила поклонился и уступил место жрецу Перуничу. Тот поднял посох и произнёс низким басом:

– Вот и минули лета беспечные, и наступил час доблесть явить. Ныне Перун созывает воев родов и племён, – он стукнул посохом, и вновь ударил гонг.

Вперёд вышел жрец Хорса в белых одеждах:

– Тут ныне отцы всех родов и вожи дружин. Мир ждёт вашего слова.

Вот тут и началось настоящее вече. Поднялся шум и гвалт. Слово за слово, кто-то схватил кого-то за бороду. Кто-то посох в дело пустил. Орали истово с полчаса, чуть все не передрались. Потом успокоились, и по очереди стали выходить старейшины, вожи и ведуны. В конце концов, мнения разделились. Три рода с устья Припяти отказались воевать и покинули вече. Перунич громко проклял их вслед. И теперь не станет покоя и места сим неумным изгоям на землях Антании. Оставшиеся столпились у крыльца. Жрец Сварожич опять поднял посох:

– Ваше воля достойна блага богов. Но нужно ведать, аще ворог злой и бьётся он по-иному. Перемочь такого труд великий. А на то нам светлые боги послали с восхода воев-хоробров славных, ведающих яко сего ворога одолеть.

Асила махнул рукой, приглашая нас подняться. Мы все вместе встали на ступеньку ниже жрецов и поклонились вечу. Толпа загудела.

– Мир вам, славные люди Антании и сего града Бусова. Истинно глаголили Асила-коваль и Сварожич-жрец, ничего более бедового доселе земля ваша не ведала, ибо неотвратимо грядёт погибель злая. Много вашим щурам и пращурам потерпеть довелось от готов лютых и злых, но рядом с кровожадными аварами, будто дети они. Доля моя и братьев моих тяжкая и грозная, ибо судь наша уберечь вас и землю вашу от злобного ворога. А посему вопрошаю: примете ли волю богов, али отринете? Встанете миром на великую брань, али изъявите волю склониться, погибнуть и чад своих погубить? Мы примем любую волю народа.