Код Гагарина

Переминавшийся с ноги на ногу шаман вдруг резко заколотил в шаман и завопил (впрочем, негромко) на одной ноте: «а-а-а-а-а-а-а-а-а!!». Потом слегка согнулся и, ходя узкими кругами вблизи костра, затянул то ли песню, то ли молитву, то ли просто набор слов в духе «что вижу, о том и пою», по-видимому, на местном наречии.

Борис вдруг встал и быстро подошел к нам.

– Не надо тут находиться, – сказал он вполне настойчиво. – Ничего для вас интересного тут нет. Это наши дела, и к вашим они никакого отношения не имеют.

И тут же повернулся и направился на свое место недалеко от костра.

Спорить было бессмысленно. Но соглашаться и уходить вот так сразу казалось неловко. Неожиданно поляну у скалы осветили фары появившегося откуда-то автомобиля. ГАЗ-66 – древний армейский грузовик-вездеход, прозванный «шишигой». И с военными в кабине – по крайней мере двое в камуфляже сидели там. Один из них, ехавший пассажиром, выскочил наружу и подошел к алтайцам:

– Убедительно прошу вас всех погасить костер и сесть в машину.

«Сесть в машину» – это означало залезть в тентованный кузов грузовика, который повезет тебя в кутузку. Понятно, что желающих совершить увлекательную ночную поездку, по горным дорогам, да еще в таком зловещем экипаже как-то сразу и не нашлось. Не факт, что вообще кто-либо добровольно полез бы в кузов, но офицер (наверное, что-то вроде старшего лейтенанта – в ночном свете звездочки на полевой форме пересчитывать было бесполезно) повторил приглашение. Не знаю, правильно ли я поступил, но решил подойти чуть ближе к костру, шаману и военному человеку. Одновременно со мной двинулся и Мороз.

– А вы кто такие? – с досадой спросил мужчина в камуфляже. Пожалуй, все-таки кадровый военный. Солдат запаса, отдавший когда-то два года почетного долга стране, армейского офицера почти всегда сумеет опознать, даже если и служит он совсем другому императору и существенно изменившимся идеалам.

– Да живем мы тут, – нахально сказала Эльвира. – Этнографию изучаем местную. Вот, шамана пригласили выступить, показать, как духов вызывают.

Армейский надулся, но тут неожиданно заговорил Мороз:

– Да бросьте, командир… Ничего же событийного не происходит, а нам просто интересно.

Как ни странно, офицер неожиданно прекратил разговор, не стал более приставать к алтайцам с требованиями ехать с ними, вместо этого обратился к нам с невнятной просьбой «приглядывать и не давать ходить куда не надо». Видимо, ему совсем не нравилось данное кем-то поручение. Поручение, не приказ. Приказы выполняют… А поручения можно обсуждать. Так что он залез в кабину «шишиги» и машина, натужно загудев двигателем, развернулась и покатилась куда-то в сторону едва заметной дороги, ведущей по кромке турбазы.

– Ладно, пошли, – сказала Эльвира. – Может, это и интересно, но делать тут действительно абсолютно нечего.

Я чуть придержал Геннадия и спросил, что ему известно о подобных обрядах. Почему-то зрелище меня встревожило – оно показалось мне слишком серьезным, словно бы шаман что-то слышал о происходящем здесь. Ну и плюс разговоры в «сторожевой башне». Геннадий тоже был взволнован.

– Я, конечно, не верю ни в духов, ни в богов, ни в демонов, – сказал археолог. – Но помнишь эту сомнительную эпопею с мумией «принцессы Укока»? Якобы местные также обратились к шаманам, а те, в свою очередь, к горным духам, которые слегка потрясли землю. С тем, чтобы люди убоялись и вернули тело женщины на место захоронения.

Как интересно, я ведь только вчера сам вспоминал про эту историю…

– Но его так и не вернули туда? – спросил я.

– Да. Мумия сейчас лежит в музее Горно-Алтайска. Нашли, так сказать, компромиссное решение. А собирались в Питер увозить, в Эрмитаж. Я не знаю точно, кто и как принимал решение, но то, что местные шаманы устраивали похожие шоу и исполняли похожие песнопения – это точно… Я ведь не только узбекский язык знаю, но немного понимаю и местные говоры… И эту инвокацию уже слышал.

Иди к чёрным горам! – повелел мне Ульгэй,

и я пошёл к ним.

Но меня сбросили со склона,

толкнувши в спину.

То был дух нехороший кёрмёс —

не брат творца, а его тёмный слуга —

он сам стал ветром и улетел ниже,

туда, где под чёрными горами,

на которых живет Уткучы,

растекается море огня.

Но разве шаману страшно пекло?

Но разве у шамана есть тело из жил и костей,

которые обтянуты крепкой кожей

цвета дерева с корою ободранной?

Вынырнул я из огненной пучины,

словно рыба из реки или озера.

И поплыл в железной лодке по золотым волнам…

– Это заклинание на землетрясение, ни больше, ни меньше.

– Но ты же не веришь в это?

– Азиаты говорят – не важно, веришь ты или нет. Главное – оно работает.

Я вспомнил про одну из своих прежних подруг, которая хорошо понимала азиатский менталитет. Она говорила примерно такими же словами. Кто знает, что на самом деле происходит между небом и землей? В конце концов духи, боги и всякие козлобородые бафометы существуют лишь только потому, что в них кто-то верит.

Ночь прошла неспокойно. Шаманский бубен стих через полчаса, а под утро послышался рев мощных двигателей, и стало ясно, что по дороге вкруг турбазы движутся несколько дизельных грузовиков. Скорее всего, КАМАЗов – зарубежные машины, вроде бы, еще не приняты на вооружение в отечественной армии. А после рассвета шум воздушных винтов со стороны полигона дал нам понять, что вооруженные силы активизировали свои действия. Неужели у них там действительно готовится ядерный взрыв?

Утром я неожиданно обнаружил исчезновение УАЗа и Виктора. Сопоставив одно с другим, пришел к выводу, что мастер поехал за пополнением каких-нибудь припасов. Неясно только, зачем он решил это делать ночью и самостоятельно. После традиционно символического завтрака с подачи Геннадия произошел общий сбор. Ратаев, несмотря на свое негативное отношение к экспедиции и к ее целям, заявил, что надо форсировать поиски, если мы хотим успеть завладеть артефактом. На резонный вопрос Ричарда прозвучал чуть менее резонный ответ: события становятся непредсказуемыми. Не знаю, понял ли американец, но спорить он не стал. В этот момент на территорию въехал УАЗ, из которого вывалился Виктор. Судя по его виду, он провел за рулем не самого комфортабельного экипажа приличное время. Тем не менее, он сразу же согласился с Геннадием и настоятельно предложил снова прогуляться к запретной зоне. А там, сказал, видно будет.

Но сегодня нам не дали даже приблизиться к воротам. Солдаты в камуфлированной форме, едва завидев нашу компанию, начали громко галдеть и отчаянно жестикулировать. На шум вышел какой-то майор. Быстро сориентировавшись, он подошел к нам и произнес:

– Если вам не будет так трудно, развернитесь, пожалуйста, в обратном направлении и потрудитесь оказаться как минимум за десять километров от запретной зоны, иначе ваши родственники будут носить траур.

Конечно, речь офицера звучала несколько дольше – раза в три примерно, и воспроизвести ее совершенно невозможно, потому что из староцензурных слов в его тираде были только предлоги типа «в», «к» и «на». Тем не менее она произвела на нас сильное впечатление, и даже американец отлично понял, что задерживаться не имеет смысла. И даже не только именно здесь.

– Валите вообще отсюда как можно дальше, – последовало напутствие. Мы закрываем турбазу.

– В каком смысле «закрываете»?

– Этот объект принадлежит нам, – любезно сообщил майор. – И закроем мы его как хотим. Минут через двадцать врежем парой-тройкой НУРСов, например.

Несмотря на то, что вместо «врежем» офицер произнес несколько иное слово, тонкий намек на толстые обстоятельства был нами воспринят вполне адекватно. Участники «крестового похода» обратно шли раза в два быстрее, чем направлялись к полигону. Молча и нервно мы начали грузить наш скарб в оба микроавтобуса. Я, правда, успел поймать момент, пока Баранов в чем-то убеждал дико тупящего Курача, и забежал в «сторожевую башню». Обоих аборигенов там не оказалось, зато охранник имелся в наличии – трезвый и подозрительный. Я на всякий случай изложил ему в нескольких словах ситуацию. Он отнесся скептически к возможности падения реактивных снарядов на территории базы, пусть даже и принадлежащей местной комендатуре, но все-таки прихватил рюкзак и двустволку, внезапно решив прогуляться по близлежащим долинам и взгорьям.

Что касается нас, то две наших машины отъехали километров на пять и, когда кто-то заметил приятного вида полянку, идущий впереди УАЗ включил поворотник и съехал с дороги. Я последовал примеру флагмана.

– Говори, что знаешь, – потребовал Баранов у Ратаева. Начальник экспедиции теперь подозревал не столько меня, сколько Геннадия. Возможно, он знал, что я в любой момент могу перестать принадлежать самому себе и выполнить записанную программу. Возможно, он даже знал, какую именно.

– Ничего я не знаю, – заявил Ратаев. – Все видят то же самое, что и я. Военные засуетились, а почему… Это не ко мне вопрос.

– Что у нас со связью? Эля? Звонила этим…? Я вроде слышал.

Эльвира и Геннадий ехали в УАЗе, а я вез американца и Курочкина. Должно быть, здравое разделение пассажиров. По крайней мере, такой расклад почти исключал возможность (или хотя бы исполнение) заговора на ходу.

– Звонила. Нет информации. Единственное, у них в офисе говорят, что подрыв массива должен произойти раньше намеченного срока.

– Это может означать что угодно, – проворчал Баранов. – Ну ладно. Гена, снизу мы сможем подняться к верхним скалам? И самое главное – успеем ли? Мне не нравится это форсирование.

– Если полигон был устроен для подрыва ядерного заряда, то снизу нам никто не даст даже к подножию подойти, – сказал я.

– Я не верю в ядерный заряд, – заявил Баранов. – Скорее всего, там будет обычный взрыв. «Мирный атом» слишком опасен и непредсказуем. Да он ведь и запрещен к тому же всеми международными соглашениями!

– Нашим по барабану международные соглашения, пока у нас есть газ для Европы, – заметила Эльвира.

– Все равно. Атомная бомба не выдержит никакой критики, – поддержал Баранова Ричард. – Соединенные Штаты никому не позволят подобный произвол.

Эльвира поморщилась от этих слов. Я тоже.

… Чтобы обогнуть выход ледника и нагромождение скал неподалеку от основного русла, нам пришлось потратить почти сутки. Зато мы действительно сумели выйти к склону обреченной горы… Где-то в ее недрах ждет своего часа заряд чудовищной мощности, которому надлежит свернуть часть склона и обрушить его в русло. Разумеется, с нами никто не собирался (да и попросту не мог) делиться информацией, но находиться в нескольких шагах от будущего эпицентра событий было не очень уютно. Особенно если заряд действительно ядерный. Хотя, сработай устройство сейчас, нашей экспедиции стало бы абсолютно безразличным его физическое устройство, потому что когда на тебя падает скала, то без разницы, какой именно бомбой ее сдвинули с места.

Гора снизу выглядела куда более зловещей и неприступной, чем когда мы смотрели на ее склон сверху, со стороны полигона. Все устали, были злы и издерганы, кроме, пожалуй, Ивана Курочкина и Эльвиры. Ей, кстати, Баранов и рискнул дать поручение подняться на склон в числе первых и начать поиски любой подозрительной пещеры, расщелины или еще какой-нибудь крысиной норы. А по возможности – и обследовать оную. И сам отправился вместе с ней и Валерием, решив не откладывать до завтра первую разведку, несмотря на то, что близился вечер. Валерий больше не жаловался ни на желудок, ни на колени, ни (что вполне понятно), на отсутствие конечностей. Немолодой, но легкий, гибкий и длинноногий, он словно паук, начал карабкаться по скальным выступам, и вскоре стало ясно, что он понемногу отрывается от Баранова и Эльвиры. Оставшиеся члены экспедиции занялись отдыхом, перекуром, а заодно вялотекущими приготовлениями к ужину и ночлегу. Я, кроме того, заменил еще одну шину, на этот раз на переднем правом колесе. Еще одна такая «прогулка» – и машина дальше не поедет – резина скатов просто «горела» при движении по здешним каменистым заменителям горных дорог.

…Когда спустились сумерки, с горы спустились и наши разведчики. Три луча ярких светодиодных фонаря, укрепленных у них на лбах, освещали им дорогу вниз, приплясывая на камнях.

– Ничего особенного, – сказал Валерий.

… И этой ночью нам не дали толком выспаться. Вершина горы вдруг осветилась несколькими вспышками, а затем до нас донесся грохот, словно отдаленной канонады.

Все вскочили, вылезли из машин и палаток, принялись напряженно всматриваться в темное небо, озаряемое едва заметным оранжевым сиянием со стороны полигона.

– Турбаза, – сказал Валерий одно только слово.

– Зачем это было нужно? – поразился Геннадий.

Члены экспедиции сочли вопрос риторическим. Ричард вполголоса пробормотал «Джизэс Крайст», совсем как в те дни, когда мы только познакомились… Утром именно он, вместе с Курачом и Геной Ратаевым, полез в гору. В следующей тройке неминуемо должны были оказаться Студент, Мороз и я. Виктор явно пытался решать загадку о волке, козле и капусте, меняя одного из субъектов пищевой цепочки на такого персонажа, при наличии которого вряд ли произошли бы форс-мажорные обстоятельства…

И все-таки, когда вторая тройка вернулась (она бродила по склону втрое дольше вчерашних разведчиков), произошел легкий конфликт. Видимо, Гена, говоря языком интернетов, «затроллил» тупого Курочкина так, что довел его до состояния полного бешенства. Иван рычал и брызгал слюнями, рассказывая о «приколах» Геннадия, по сути, забавных и дерзких, но до оскорблений, конечно же, Ратаев не дошел. Члены экспедиции развеселились и принялись вспоминать анекдоты, разные случаи из жизни, так что даже Курач перестал злиться, да и американец втянулся в общую беседу… Словно бы действительно начался стихийный вечер юмора среди простых туристов, а не странных личностей, одержимых малопонятной для меня целью.

Ко мне подошел Геннадий, когда я прикуривал, наклонился с сигаретой к моему уху и тихо сказал:

– Я нашел.

Мне стоило некоторых трудов не выдать себя – но спасибо покеру: лицом владеть я, кажется, научился.

– Где? – вместе с дымом выдохнул я вопрос.

– К югу от основной тропы… Высота примерно пятьсот метров. Увидишь камень, действительно похожий на морду осла или зайца – ушастого зверя, словом…

– Нам придется идти на север…

– Это твои проблемы… Но надо взять так, чтобы никто не…

Кажется, наш диалог привлек внимание Баранова, и мы замолчали. Хорошенькое дельце! Взять так, чтобы никто не обратил внимания, не помешал и не отобрал… Чего он думает, этот Геннадий!

Я сердито затягивался сигаретой: какого черта! Каждый в этой компании имеет виды именно на меня, хотя и каждый по-своему. Почему случилось так, что я стал ключевой фигурой в этой погоне за Святым Граалем, хотя меньше других верил в него?! Мне по-прежнему сильнее всего хотелось плюнуть на всю эту «экспедицию» и свалить домой…

Эльвира нервно нажимала на кнопки телефона, отойдя в сторону. Студент, подобно мне и Морозу, курил в гордом одиночестве… Баранов… Этот тип зорко следил за всеми сразу и за каждым в отдельности. Человек бизнеса, что еще сказать?..

– У нас осталось двое суток, – вдруг сказала Эльвира, обращаясь к Баранову, но при этом не собиравшаяся делать секрета. – Есть информация, что взрыв произойдет скорее всего, в первой половине дня. Следовательно, завтра мы должны найти Грааль. Край – послезавтра. Дольше оставаться тут нельзя. И если мы не найдем Грааль сейчас, нам его будет нелегко найти потом.

– Если мы вообще сможем его найти, – сказал вдруг Ричард.

Признаюсь, я был бы только рад тому, что его никто не найдет. К этому я и стремился, когда пошел на переговоры с алтайцами. Но со мной вряд ли бы согласился хоть кто-то из присутствующих.

– Завтра Грааль будет у нас в руках, – заявил Баранов.

– На чем основана эта уверенность? – спросила Эльвира.

– Есть один способ, – усмехнулся Валерий. – Завтра проверим, насколько он хорошо работает.

– Я уже видел, как работает этот способ, – кислым тоном произнес Геннадий. – Ничего у вас не выйдет. Да и времени сегодня у вас нет, в отличие от того раза.

– Утро вечера мудренее, – заявил Баранов.

– Баба девки ядренее, – вдруг добавил Мороз.

– Я не понял, – озадаченно произнес Ричард. – Хотя был уверен, что знаю все русские пословицы.

Студент перешел на ломаный английский язык и как мог, объяснил солгулианцу смысл данной сентенции. Ричард усмехнулся – суть он уловил… Ничего они не тупые – зря по телевизору так говорят…

Завтрашний день начался с сюрприза. Баранов сказал, что в очередную разведку направится вновь он сам, и настоял на том, чтобы с ним выдвинулись я, Эльвира и Валерий. Ни Студенту, ни Морозу честь участия в непосредственном поиске не была оказана. Мороз, кажется, не расстроился. Его вполне устраивала жизнь в экспедиции – он теперь ничего не делал, по сравнению с недавней каторгой у китайцев и, похоже, рассчитывал еще и на неплохую поживу. Его никто не разубеждал, а я так вообще был уверен, что Мороз по окончании поисков останется здесь навсегда.

«Легкий подъем», обещанный нам Барановым, оказался для меня тем еще испытанием. Несмотря на то, что я полагал, будто нахожусь вполне в приличной форме, первые же триста метров выжали из меня процентов девяносто жизненной энергии. Валерий по-прежнему изображал человека-паука, да и Эльвира достаточно ловко преодолевала препятствия горной кручи, показывая нам хорошее владение отлично сложенным телом. Мне и Баранову, как людям, привыкшим употреблять легкие наркотики в больших количествах, было намного тяжелее, хотя и Валерий тоже иной раз не брезговал табаком. Не знаю, как уж ему так легко давался весь этот альпинизм, но я сейчас чувствовал каждую выкуренную сигарету в легких и каждую выпитую рюмку в печени. Баранов тоже пыхтел и отдувался.

Щелей и всяких трещин в морщинистой поверхности склона имелось прилично. Правда, пока не попадалось ни одной, в какую бы мог забраться человек, не говоря уже о том, чтобы там что-то искать. Вполне возможно, что таких пещер тут и нет, и что там что-то нашел Геннадий – скорее исключительный случай, чем закономерность.

Спустя часа полтора я выдохся окончательно и потребовал перекур. Впрочем, о сигаретах думать было тошно, но в отдыхе я нуждался незамедлительно. Виктор тоже запыхался, его физиономия горела нездоровым малиновым отливом. Выглядел он старше своих лет, и уж совсем не напоминал того респектабельного господина, каким я его запомнил в тот памятный вечер, когда меня обратили в солгулианскую веру… И еще во что-то.

Несмотря на то, что неисследованным оставался весь северный и часть центрального склона, Баранов примерно на высоте семисот метров вдруг указал направление на юг. Как ни странно, другие спутники словно были готовы к подобному повороту событий.

Следующий привал Баранов объявил неожиданно скоро.

– Кажется, здесь, – сказал Валерий, оглядывая окрестности.

Вот так сюрприз! Буквально над моей головой торчал продолговатый камень, выступающий из поверхности склона. Он на самом деле походил на какого-то ушастого монстра… Геннадий, значит, либо рассказал не только мне одному об ориентирах. Или, может, нас подслушали? С помощью какого-нибудь гаджета, незаметно вставленного мне в воротник одежды руками Эльвиры, пока я решил проверить, хорошо ли она целуется? Я захлопал руками по одежде и обнаружил короткую шпильку странной конструкции с защелкой и полукруглым утолщением на одном конце. Вот сволочи!

Эльвира, кстати, сама обратила внимание на этот камень, приостановилась, для устойчивости широко расставив стройные ножки, обтянутые плотными брюками и ткнула пальцем в голову ушастой скотины.

– Где-то здесь, – звонко выкрикнула она, повернувшись в сторону Виктора и меня. – Давайте начинать!

Вряд ли она обращалась ко мне.

Валерий скинул маленький рюкзачок, аккуратно положил его на плоский камень, расстегнул замок… Осторожно вынул из него небольшой продолговатый пакет – сравнительно невеликого веса, как мне показалось.

…В пакете, который развернул Валерий под пристальным взглядом остальных членов разведгруппы, лежало именно то, что я боялся увидеть, поскольку эта тема уже не раз и не два мелькала в наших беседах.

Она была серовато-белого цвета, с едва заметным оттенком желтизны, словно обтянутая пергаментом (если я правильно представляю себе, как он выглядит). Но пергаментом сморщенным, как будто «рифленым». Хватательный кластер представлял собой пять искривленных суставчатых отростков на тонкой кисти – выглядело это примерно так же зловеще и неприятно, как отмершая личинка ксеноморфа в стадии лицехвата.

Кости кисти и пальцев казались неестественно тонкими, но самым страшным было то, что на ногтях, слишком длинных и изящных для мужских, имелись заметные следы розового лака, уже облупившегося.

– Это женская рука! – вырвалось у меня.

– Спасибо, кэп, – насмешливо сказала Эльвира.

– А тебе какая разница? – равнодушно спросил Баранов.

– Она… чья?

– Да какое дело до этого? – с досадой отмахнулся Валерий.

… Розовый лак, слишком светлый для брюнеток. Тонкое запястье, настолько тонкое, что пришлось уменьшать на пяток звеньев и без того короткий позолоченный браслет часов, тех, что я когда-то дарил Татьяне…

– Вы что с ней сделали, уроды?

Я не верил, что могу испытывать такой ужас. Горный склон покачнулся под моими ногами. Нечеловеческие рыла трех ксеноморфов тупо пырились на меня своими остекленевшими буркалами. Моя рука сама собой выбросила сжатый кулак в ближайшую инсектоидную харю. Послышался треск хитина и следом за ним окрестности огласили вопли инопланетного Хищника. Паукообразное членистоногое отлетело в сторону и покатилось по склону вниз, нелепо размахивая коленчатыми конечностями.

Конечно, с Виктором мне было бы справиться чуть сложнее, если бы дело обстояло немного инача. Ведь сама мысль о том, чтобы ударить Мастера, плохо укладывалась у меня в мозгу, несмотря на работу Эльвиры. Неважно даже, что он ударил первым. Вы знаете, за Татьяну я бы его убил. И я уже намеревался это сделать. Неважно, что и как происходило между ею и мной, неважно, кто становился или ложился между нами, но есть вещи, которые мужчины не прощают. Не должны и не могут. Несмотря ни на что.

Его мистический статус окончательно стал для меня пустым звуком, и я ударил. Адекватно, прямым в верхнюю челюсть. Правда, расстояние было великоватым, и кулак достиг его физиономии уже на излете. От его хука слева я удачно уклонился, но и мой очередной удар не достиг цели. Если бы не появившееся в кадре лицо Эльвиры, на миг заслонившее фигуру Баранова, следующим ударом я должен был сбить его с ног. А там…

– СТО ПЯТЬ. СОРОК ОДИН. ШЕСТЬСОТ ЧЕТЫРЕ. ОДИННАДЦАТЬ, – отчетливо и с расстановкой произнесла Мельникова, глядя мне прямо в глаза.

Эльвира, конечно, экземпляр еще тот – настоящая королева ксеноморфов. Именно такой она и казалась мне в ту секунду. Пока не произнесла «ДЦАТЬ». После этого мир изменился. И больше уже никогда не становился прежним.

И насекомоподобные люди навсегда остались для меня такими. Вскарабкавшийся обратно Валерий с белесыми от ярости паучьими глазами готов бы накинуться на меня, но его остановил Виктор. Ему уже не нужно было меня бояться.

У меня внутри все переворачивалось, когда я взял отрубленную кисть руки, лежавшую на камне. Воображение услужливо рисовало мне картины, каким образом эта рука была получена… И насколько ужасны были эти картины, вряд ли надо долго объяснять. Но вот странно: только что эта рука была мертвой, высушенной, сморщенной… Однако стоило лишь мне взять ее в свои руки, как кожа разгладилась, а мертвенная бледность пергамента стала темнеть. Вены на наружной стороне ладони набухли, ногти порозовели… Разве что лак на них как был облупившимся, таковым и остался. Но самое страшное и непостижимое было в том, что пальцы вдруг дрогнули и зашевелились.

Зашевелились и волосы у меня на затылке. Особенно после того, как я понял, что рука каким-то образом вдруг стала частью меня, неким моим продолжением… Судорожно задергавшись, страшный обрубок словно бы потянул меня вперед и вверх, как раз к этому камню в виде ушастой головы.

Вот когда сработала программа, заложенная солгулианцами! Все ясно – обе эти банды уже давно спелись между собой, и договорились, какую роль отвести мне в этом деле. Неизвестно, правда, как все это делается «технически», но результат оказался впечатляющим. Ноги шли по крутому склону сами, аккуратно ступая между коварных камней. Словно бы мое тело было автомобилем, и в него вдруг залез новый водитель, передвинул меня на пассажирское сиденье, а сам взялся за руль и поставил ноги на педали… Ладно хоть, не выбросил вообще из машины на асфальт… Ох и попал же ты, Андрей Маскаев – никогда ты так не попадал, всегда был сам себе хозяин, и только сейчас оказался не волен владеть своими поступками. Ну что же, связался с Сатаной – добро пожаловать в Пандемониум…