Эйвели. Часть первая

Звенье двадцать девятое. Виах и Дунльёильле

Была рождена Виах от Алдари Находчивого, сына Эливиена Путешественника, сына Финиара, и жены Алдари Илит, после исхода эулиен, на мирной земле, в Светлом Доме, после брата своего. И было это так. Отдыхали сердца Алдари и жены его в светлой беседе, каков обычай среди эулиен, и с нежной Любовью смотрел эу в глаза Илит, и Свет Любви его приняла она, и так был у неё ребёнок от Алдари. И в положенный срок родила Илит дочь мужу своему, и отправили тут же за Финиаром. И взял Финиар дитя на руки, и по Свету глаз её дал имя ей Ви́ах [Víah], что значит Ангел.

По рождению своему была окружена Виах заботой и попечением, и любили все её за красоту её и добрый нрав, и так росла Виах смелой и любопытной, истинной дочерью рода Ирдильле.

Случилось однажды Виах, будучи ребёнком, по велению сердца выйти из Светлого Дома и через холмы пойти к людям, ибо велико было любопытство её о жизни их. Весь день в наблюдении и попечительстве провела она среди смертного народа, а едва стемнело, обнаружила в себе незнание дороги к Светлому Дому, и спросить ей было некого. Тогда без страха, но с молитвой, нашла Виах высокий холм у рощи и камень под ним, и легла на камень, и уснула на нём сном ребёнка. Тогда же, по исполнении права сумеречного часа, вышел по границе к смертным арели по имени И́тран [Ítran], что был из Эофéнова [Eofén] рода, с запада. Как и все из рода его, поставлен был следить он за людьми тех земель, волей Владыки Смерти, дабы вредить им и разорять селения и души их. Но, переступив сумрак, увидел он спящую Виах, и великая страсть охватила его. Будучи рабом страстей и пленником плоти, повинности этого мира (1), не воспротивился ей Итран и, следуя жажде, овладел спящей эу. Едва же страсть отпустила его, увидел он глаза Виах, и великое смущение настигло его, и сердце его восстало и жаром стыда укорило арели. И не убил Итран Виах, и не оставил, как прежде, но не смог уйти и остался подле неё, сокрушаясь и убиваясь жестоко. Ужас и отчаянье наполнили его и держали крепко, и сколько ни пережидал он, не оставляли его. Хуже того, требовало сердце его – ни шагу без Виах не делать, ни вздоха, и биться без имени её не желало. Не знал арели доли своей и в чувствах своих разобраться не мог, но, покорный силе их – оставался подле Виах и смотрел, как засыпает она снова, и так до полуночного часа охранял сон её от яркого света звёзд и шумного ветра.

(1) дабы в полном праве совершить действие для результата его – надлежит всякому арели прежде принять плоть и законы её. Тогда же может он и действовать явно в подзаконном мире, и быть убитым, и умереть последней смертью. В развоплощённом состоянии своём никто же из арели на явные дела по праву не способен.

Когда же исполнилась полночь, не смог Итран с сокрушением и виной своей совладать и, взяв дитя на руки, отнёс её в Дом её, полагая, что стал рабом Любви, и Любовь повелела ему.

И открылись двери Светлого Дома, и вскоре предстал Итран перед Финиаром с Виах на руках. И рассказал он Финиару о том, что сотворил с Виах, и о Любви своей, и о том, что оставить её не смог и вернул в Дом её. Рассказав это, предал Итран себя суду Финиара.

Смутился тогда мудрый эу, ибо справедливость его требовала скорой кары грешнику, душа – уважения к Любви, а сердце – счастья для Виах. Мудрость же его подсказала ему обратиться к Фиэльли. И пришёл к ней Финиар за советом и застал её в трудах, среди книг. Рассказал Финиар ей о затруднении своём и испросил совета. Ни слова не сказав, выслушала его Фиэльли и спросила: откуда узнал Финиар о том, что случилось? И ответил он, что сам Итран рассказал ему. Тогда спросила Фиэльли, зачем пришёл Итран к Финиару? И сказал Финиар, что Итран ответил – для того, чтобы вернуть Виах. И спросила Фиэльли, признал ли Итран вину за собой, и Финиар подтвердил это.

– Дабы сердце Ваше успокоить и против справедливости не пойти, спросите его самого о наказании его. Спросите его о вине его. По словам же его и судите. – Так сказала Фиэльли, и согласился Финиар. И, поднявшись, просил её пойти с ним, дабы свидетельствовать в разговоре его с Итраном.

Вернувшись, нашёл Финиар Итрана где и прежде, в ожидании кары своей. И по совету Фиэльли спросил Финиар арели, знает ли он о тяжести вины своей? И арели подтвердил, что знает. Тогда спросил Финиар, как поступить ему, будь сам Итран на месте Финиара, дабы покарать справедливо и достойно, но и природе своей не изменить, не убив и не осквернив живое создание. И Итран, вспылив, сказал, что предаёт себя воле Финиара, но будь он на месте его, потребовал бы от арели немедленной клятвы (2) в доказательство Любви своей или исполнение немедленной кары, если слова его окажутся ложью. Ибо если Любовь его истинна, то клятва послужит ему искуплением, а если ложью – то он сам себя покарает, но смертью тела и духа искупить содеянное он готов. Ужаснулся Финиар воле арели, но перечить ему не стал, и по традиции руки его в свои принял и, глядя в глаза, приготовился слушать Итрана. Велик был трепет и страх арели перед клятвой, ибо не знал он, насколько правдива Любовь его, и Любовь ли это. И видел Финиар смертный ужас на лице его и спросил о нём арели, но вместо ответа услышал он лишь: «Ten eylа́ten hi ilítat nhа́ydi lūt ül`e! Im ínen míel fórthin Úruhe Yónē!…»

(2) есть страшная молитва, именуемая среди эулиен и арели «клятвой арели» или «клятвой». Её услышав, уходит дух арели через порог и погибает, покинув тело, которое обретает арели во исполнение её, и так умирает смертной смертью, потому произносить её никто не смеет, ибо сила её велика, и всякий, кто слышит её или говорит её, если есть вина или грех на нём – познает все муки, что призывает эта клятва. И так надлежит говорить (сокращу, дабы уберечь читающих): Ten eylа́ten hi ilítat nhа́ydi lūt ül`ē! Im ínen míel fórthin Úruhe Yónē! Isíl`mtal`an – hi amarа́ntnet Úruhe Nói íne! Аnfádah! Аnfádah! Аnfádah! / Ta ialdа́rtil` Úruh Yónol, im ínen Nói! Im ni íniril míik` kа́ylahol, on hi ískheh, im ni hénnil` eshúramrennel` íne i izgílleo! Ta duh bil míen róktelintil` ev el`iybílen im rerétil` ret, ra térlenen, ke íl`retetil`! Duh atchíl` mo hа́en íl`mren úrahi évmē! Duh pа́scuen Íssaeol kh`rortenil` ísil`mtenē ror, íēni ílaeni nói ístuh`enil`, íei íshurahil` íol`, im reténarntenal` nírten а́nakmrenenil` ev el`ístuh im iníril` evа́en ak а́nlienen ínenē, im l`yö nói evá éligf`ih`, ov а́kon niz! Eohtín dun íwhreil` míik leyk, f`ítar – íshud im ísum, а́kmar – а́kmari élig im ístomen! Im íybilen duh retírenenil` ret rórmadē, ov rórmad ret ílaē, im retéyenil` ev Íssea víe híol húrti olúrat Yónē, im Itíl` darnítil` ev el` úrat ret víē im rórē, on isíl`mt hi! Isíl`mt hi! Isíl`mt hi!… … (В свидетели я призываю вышний край неба! И имя (2.1.) моё подлежит суду Бога! Солгав – я предаю суду Его себя! Навеки! Навеки! Навеки! / Да восхвалю Суд Божий и имя Его! И не увидеть мне солнца, если я грешен, и не услышать зовущих меня ко спасению! Да пусть кровь моя завопит в венах и вырвется вон через пути, что найдёт! Пусть увянут все мои члены смертью цветка! Пусть псы преисподние истерзают солгавшего тело, живыми кости его сгниют, живой разложится кожа, и вытекшие глаза иссохнут в гное и видеть будут лишь муки имени, и внутри его будет жар, а снаружи – хлад! Эохтин пусть заменит мне кровь, воздух – сера и стыд, воду – жидкий огонь и скверны! И вены пусть оторвутся от мяса, а мясо от кости, и исторгнется в Ад дух мой мечом гнева Господня, и Луна отвернётся во гневе от духа и тела, если лгу я! Лгу я! Лгу я! … …) Заканчивается же клятва трёхкратным «увы мне!». Так воздаётся каждому по делам его, ибо от звуков клятвы, услышанной или произнесённой – обретает арели плоть, и следует она словам клятвы, если есть вина на нём или ложь.

(2.1.) дух, суть. Для арели имя заменяет плоть и является единственным его свидетельством и достоянием, его сутью, его полнотою.

Исказилось лицо Итрана, и жестокие судороги охватили его. Долго держался он на ногах, поддерживаемый Финиаром, но ослабло тело его вскоре под натиском мук, и упал он на колени, а затем и на пол, но клятвы не закончил. И Финиар не отпускал рук его, и глаз не отводил. Последние же слова клятвы слушал эу, склонившись над Итраном, ибо голос арели ослаб, и умирал он в страшных муках. Когда Итран закончил клятву, руки его ослабели в руках Финиара, и жизнь оставила арели. В великом смущении и восхищении поднялся Финиар и отступил прочь, но Фиэльли тут же склонилась над Итраном, взывая к сердцу его, попрекая его Любовью его, говоря: Поднимайся, Дунльёи́льле [Dunl`yöíl`le] (3), нет тебе смерти! Клятвой своей доказал ты Любовь свою, она же щит твой. Открой глаза, Дунльёильле, ибо Любовь и то, что её – не ведает смерти!

(3) Крепкий в Cвете, укреплённый в Cвете (эмл.)

И открыл арели глаза и увидел лицо Фиэльли, что улыбалась ему. И жизнь вернулась в тело его, и он встал на ноги. Спросила тогда Фиэльли Финиара о судьбе Итрана, наречённого Дунльёильле. И Финиар сказал так: – Давно не видел я столь отчаянного, отважного и доброго сердца. Нет передо мной и родом моим твоей вины более. И если пожелаешь, то можешь уйти, а если пожелаешь, то можешь остаться. Никто в Светлом Доме не обидит тебя и не отвергнет. Пусть будет по воле твоей, ты сам вправе выбирать свою судьбу. Тогда Дунльёильле умолял Финиара позволить ему остаться, ибо без Виах не мыслил ни одного удара сердца своего. И Финиар согласился и разрешил арели: – По воле твоей, оставайся рядом с Виах, будь ей наставником и другом. Научи её всему, что знаешь, и сердца своего заботу ей предложи. Но не смей говорить ей о том, что привело тебя сюда, до исполнения срока её. До того же дня – не говори ей и не прикасайся к ней. Знаю, трудно будет тебе, ибо служение, что выбрал ты – труднее для тела твоего и духа, чем смерть и клятва. Но верю я, по силе Любви твоей – ты справишься. В тот же день, как исполнится ей семнадцать – расскажи ей правду. И пусть Виах решит, как пожелает. Тогда же и ты сможешь уйти, если захочешь, или остаться.

И с того дня был Дунльёильле с Виах неотступно, смиренным во взглядах, учтивым в беседах и скорым в помощи, крепким в наставничестве и терпеливым в дружбе и вместе с эулиен рода её учил её и заботился о ней, не открывая правды своей и жара сердца своего, держащего его подле Виах. Сама же Виах крепла в помощи смертным, и многие молитвами её и соследованием спасены были. Не знало всемилостивое сердце эу робости перед тенью и страха перед её властью. В ночной и сумеречный час была Виах всечасно щедросиятельным Светом во всяком обстоянии душ смертных, наставники же её дивились, ибо не называла эу им вернейшего источника силы своей. И восторгом и трепетом был исполнен рядом с ней многосмиренный друг её – Дунльёильле, видя возрастающий и крепнущий Свет юной эу.

В ночь же накануне исполнения дня рождения Виах, когда должен был ей настать семнадцатый год её, пришёл Дунльёильле к Финиару и просил дать ему разрешение уйти, потому что не мог и помыслить о том, как скажет Виах правду свою и тем самым огорчит её и ранит. И просил Дунльёильле Финиара исполнить кару его и забрать жизнь его, потому что одна мысль о том, что по его вине улыбка покинет лицо Виах, была ему нестерпима, и смерть, хоть и последняя, не пугала арели. Выслушав же его, Финиар отпустил арели с миром, освободив от служения Виах. И бросился Дунльёильле прочь, но на лестнице был пойман скорой и крепкой рукой и остановлен Фиэльли.

– Опять торопишься до рассветного часа? (4) Или не ты Дунльёильле и не веришь Любви своей? – И снова, поражённый мирным Светом глаз Фиэльли, остановился арели. – Ты, не побоявшийся переступить порог Светлого Дома и вошедший в него, чего же так боишься ты, что оставляешь нас?

– Не могу я обидеть Виах дважды. Ни смерть, ни признание не искупят тяжести моей вины перед ней. Как в глаза ей смотреть посмею?! Как признаюсь ей?!

– Смерть отказала тебе по Любви твоей. Верь ей, верь в защиту её и ничего не бойся. Правда сердца твоего защитит тебя. Не может Любящее сердце ранить, иди к Виах, скажи ей.

(4) по закону подлунного мира надлежит всякому арели во плоти и вне уйти в мир свой до того, как встанет солнце, оглашая преступление его, ибо не положено арели в мире подлунном быть, и нет здесь их права и определённой им доли, лишь дозволенное время – от захода солнца и до рассвета.

И провела Фиэльли Дунльёильле до покоев Виах, и крепка была рука её и твёрдым – шаг. У дверей же с улыбкой оставила она арели, взволнованного и смятенного, и более не попечительствовала ему.

Со смирением и трепетом вошёл Дунльёильле в покои Виах и нашёл её ещё не пробудившейся ото сна. И снова не посмел тревожить её, но опустился у ложа её и охранял сон её до пробуждения. Проснувшись же, обнаружила Виах Дунльёильле рядом в сердечном бдении, и приветствовала его улыбкой, ибо сочла его присутствие радостным подарком к своему дню. Тогда же, не медля и взора не поднимая, начал арели речь свою со слов прощения, но остановила его Виах, сказав, что нет вины на нём перед ней. Тогда готов был Дунльёильле сказать ей, но рукой своей остановила Виах слова его и улыбкой своей упокоила сердце его. И сказала Виах ему, что больно ей видеть горе и трепет своего сердечного друга, сокрушающегося понапрасну, ибо был он прощён ею ещё давно, в тот же день, как получил вину свою.

И в то же утро по желанию Виах и Дунльёильле поручились они друг другу перед лицом Финиара и при свидетельстве Фиэльли, и были названы женой и мужем, и не было предела счастью их, и не было слабости в радости их улыбок, и вскоре обрела Виах знание своё под опекой великосветлого мужа своего.

По исполнении своей доли остался Дунльёильле среди эулиен в Светлом Доме и более не покидал его до срока, поселившись в западном пределе рядом с женой своей и Фиэльли, ставшей ему добрым другом и сердечным наставником.

Звенье тридцатое. Алдартент, Алдаруи, Луана, Илькайрат и Ильвхэ, сыновья Иллиат и Иниргина

Велика и светла Любовь Иллиат и Иниргина, подарившая роду Эйвели пятерых сыновей. Им же и честь!

Был Алдартент рождён от Иллиат, дочери Эливиена Путешественника, сына Финиара, и честнейшего мужа Иллиат Иниргина, по исходу, на мирной земле, в Светлом Доме, первым из их сыновей.

По рождению своему был Алдартент светел и чист сердцем. Подобно матери своей, понимал язык зверей, но более тяготело его сердце к соединению всего живого в музыке. Ей же и отдал он сердце своё прежде. Нет такого инструмента струнного, который бы не был подвластен Алдартенту. Его же на всяком празднике чтут, и в состязание с ним никто не становится, даже прославленный Эливиен Путешественник. Когда же поют они вдвоём, умолкают все птицы. Много прекрасных песен и мелодий написано Алдардентом и роздано нуждающимся. В крайних пределах семи миров слышны отголоски его мелодий! Знают их и люди, и арели, высоки и светлы мотивы его песен. Песни же его поют и ныне. И всякая душа, что услышит их, узнает, чьё сердце породило эту музыку, ибо если загорится солнце в душе и потянется сердце к другому с улыбкой – то музыка старшего из сыновей Иллиат и Иниргина, истинного потомка Ирдильле!

Был Алдаруи рождён от Иллиат, дочери Эливиена Путешественника, сына Финиара, и счастливейшего мужа её Иниргина, по исходу, на мирной земле, в Светлом Доме, после первого крика брата своего.

Усердием в науках и чистотой души одарил Господь Алдаруи с первых лет его. Его же трудами приросла библиотека Светлого Дома, его рисункам и краскам дивились все. Десять лет своих, по исполнении знанием, прожил Алдаруи в людях, именуясь художником. И помогал книгам и тем, кто служит им. Верной, как переплёт, стала душа эу в служении его. И в светлых беседах с ним обрело сердце Элкарита себе чуткого друга. Когда же вернулся Алдаруи в Светлый Дом, то мастерством и упорством своим прославил род свой. Он же – первейший из заступников человека и книги!

Был рождён Луана от Иллиат, дочери Эливиена Путешественника, сына Финиара, и светлейшего мужа Иллиат Иниргина, по исходу, на мирной земле, в Светлом Доме. И было это так. Сослужили Иллиат и Иниргин миром и делом роду своему и устали в трудах. Тогда же обратились они друг к другу с ободрением и улыбками. И так соединился Свет их. И был у Иллиат ребёнок от мужа её. И по сроку родила она сына, и нарёк Финиар его Луана, что значит Лев. И был Луана, как лев, с пушистой копной своих огненных кудрей, исполнен благородства и храбрости. Но не взял поначалу оружия в руки свои, но, подобно брату своему, Алдаруи, взял книгу и с нею пошёл в люди. Велика была щедрость души его, и много сослужил он с братом своим в людях книгам и воинам их. Но также обрёл он друзей и из арели. И многих из Детей Печали вернул к Свету. Не мог Луана долго оставаться на одном месте, и, подобно ольховому листу, носимому ветром, странствовал по мирной земле и в пределах её, и за пределами её, и вне пределов Света своего. Весел был шаг его и звонок смех, что сопровождал дела его. Говорят же в людях, что были на мирной земле львы, и не врут. Ибо так и прозвали Львом сына Иллиат и Иниргина, и дорогой своих деяний сокрытых и явных вошёл он в блеск славы рода своего и сказки народов мирной земли. Его же изображают они львом без страха и упрёка, каков он есть. Когда же вернулся Луана из странствий с братом своим, продолжил служение своё в народе своём. Ему же многие из эулиен Светлого Дома приводили детей своих на учение. И тех, кто вышел из-под крыла его, именуют львятами, ибо во всяком из учеников оставил Луана огонёк своего задора и Свет своей мудрости. Странствия же и подзаконный мир привели Луану со временем в воинство Седби, и хоть война не властвовала над сердцем эу, через владение оружием сделался он крепок в защите тех, кто был ему дорог. Но то было много позже, чем долгие и многие странствия блистательного Луаны, о которых в Светлом Доме слагают легенды.

Был Илькайрат рождён от Иллиат, дочери Эливиена Путешественника, сына Финиара, и вернейшего мужа Иллиат Иниргина, по исходу, на мирной земле, в Светлом Доме. И было это так. Пришёл час светлейшей нежности между мужем и женой, и взял Иниргин руки Иллиат в свои руки, и о бессмертной Любви пел ей песней глаз своих. Тогда же приняло песню эту сердце Иллиат, и так был у неё ребёнок от мужа. И по сроку родила она четвёртого сына, его же нарёк мудрейший Финиар Илькайрат, что значит Светлая судьба. И наполнилось единое сердце Иллиат и Иниргина радостью, и вместе с ним сердца рода их. Был Илькайрат тих, как утренний Свет, и нежен в сердце своём. Ничто из внешнего мира не прельщало его к служению, и посвятил он себя тихой молитве. Её же, по велению сердца своего, облёк он в песню. Оттого и зовут его поющим молитвенником.

Был Ильвхе рождён от Иллиат, дочери Эливиена Путешественника, младшего сына Финиара, по исходу эулиен из Эйдена, на мирной земле, в Светлом Доме, пятым из сыновей Иллиат и нежнейшего мужа её, Иниргина. И было это так. Склонились над книгой Иллиат и Иниргин и читали слова её вслух, были же слова эти о Любви. Тогда же соединились слова их и породили Свет. И так был у Иллиат ребёнок от мужа её. И по сроку родила она сына мужу своему, и Финиар дал имя ему Ильвхе, что значит Cветлый ветер, эулиен же говорят – Надежда, Ободрение. Высоко почитал Ильвхе братьев своих и труды их, но сердце его воздвигло новый мир в пределах своих. И звёзды, источающие Свет, были в нём, и дела, исполненные благородства. Его же, свой светлосочинёный мир раздал он людям. И, не зная его, видели его многие из них, когда странствовал он среди них, рассказывая свои истории, не поучая и не наставляя, но лишь делясь своей радостью и Светом своим. Мало знают эулиен полноту тех историй, но люди в вернейшей жадности своей расхитили их. По именам бы назвать их, но что прошло через сердце – и вышло из него – лишь сердцу тому принадлежит, а посему скажу лишь – умеют люди как испортить всякое услышанное, так и обратить в Свет, огранить и облечь своим сердечным Светом. Такова судьба сказок Ильвхе. Вернувшись же в Светлый Дом, посвятил Ильвхе себя бумаге и чернилам, а также молитвам, и было так до срока его.

Таковы дети Иллиат и Иниргина, потомки Эливиена Путешественника, и слава их. Да не иссякнет она в Свете!

Звенье тридцать первое. Алдартент и Нуа

Áldartent áldar illénten!32 Так говорят среди эулиен знающие его. Ему же и слава в сердцах утешившихся!

По исполнении знанием оставил Алдартент пределы Дома своего и отправился по миру, вдоль дорог его, дабы песней своей служить нуждающимся. И была в его песне сила, что могла упавшую звезду восстановить на небо и обратить реку вспять, но пел Алдартент только о Любви, её же искал всем сердцем своим. При дворах сорока тысяч королей пел он, многих поэтов одолел в благой битве Словом своим, но права за Словом своим не признавал, а потому одевался как странник и никак себя не отличал от нищенствующих и ищущих истин. В странствиях своих искал Алдартент, как послужить человеку, и искусство своё положил в услужение смертным, сделав себя верным слугой народа Адама. Видя высокое и благое искусство эу, многие люди были готовы состязаться с ним ради собственной славы, другие были готовы убить его, но к победам своим и грозящей смерти оставался Алдартент равнодушен, ибо судьбу свою доверил Богу, а Свет – человеку.

Случилось однажды забрести Алдартенту в земли Эдéрле [Edérle], что через два моря от мирной земли. И услышал он там от людей, что поклоняются они деве Нуа [Núah], что живёт у подножья гор. Ей приносят они дары и жертвы, ей же поют и ждут от неё милости. Оскорбился Алдартент от слов их и обещал им, неразумным, показать бессилие Нуа перед Богом его, и испросил дорогу, и отправился к Нуа. Людям же велел ждать его наутро. И если выйдет он от Нуа, значит, одолел её, и нет над людьми власти её, если же нет, то пусть отошлют на мирную землю весть о кончине его, дабы народ его похоронил его и проводил его по закону своему.

И вошёл Алдартент под полог леса и прошёл по нему до чёрных гор, где среди чащи и камней жила Нуа. И встал в краю её и сказал, что люди прислали его. И спросил Алдартента голос, что был отовсюду: прислали дар или жертву? Эу же сказал – Алдартента. И вышла Нуа к нему, чтобы посмотреть на него. И устыдился эу дерзости своей, ибо была Нуа подобна звёздной ночи, с глазами в два чистых неба, и подобно Аэн журчал голос её. И спросила его Нуа, кто он и откуда, и зачем пришёл в дом её? И сказал ей Алдартент всё как есть. И смеялась Нуа, и провела его в дом свой, и напоила вином и хмелем. Когда же погас стыд на лице Алдартента под взором Нуа, приняла она вызов его. И сказала, что если убедит он её в Боге своём, то будет его право убить её и отдать людям на поругание, да разуверятся они в прежней вере своей. Если же она убедит Алдартента в силе своей, то будет на то её право. И согласился эу. И встал перед девой и стал ей петь. И было Слово его в силе, и Светом его озарилось убежище Нуа. И слушала она эу молча и не поднимала взгляда своего. Когда же закончил эу петь, то обратил свой взор на Нуа, и тогда подняла она глаза и улыбнулась ему. И понял Алдартент, что отняла Нуа победу его, ибо и слова не стоило произносить ей, чтобы признал он поражение своё… Тогда снял Алдартент с головы своей венок и одежды свои до белой рубахи (1) и склонился перед Нуа, предав себя рукам её и суду. Он же сказал ей: – Не отрекаюсь от Бога своего, но от победы своей. Ибо нет крепости в сердце моём перед взглядом твоим. И так встал перед ней, готовый к честной смерти. И смеялась Нуа, и подняла его от земли, и спросила эу, как зовут её. Он же сказал: – Нуа. И спросила она его ещё раз. И ответил он: – Нуа. И спросила она ещё раз и ещё. И так спрашивала до тех пор, пока не вернулся стыд на лицо Алдартента, ибо невыносима была сладость имени Нуа на устах его. И готов был он молить её о пощаде, ибо сердце его впало в безумство, и испугался он за прежнюю твёрдость свою. Но лишь поднял глаза и поймал взгляд Нуа, и смотрел и видел, что нет в сердце её ни тени, ни зла, но Свет. Пусть и не тот, что дан эулиен, но другой. И задорные искры блестели в глазах Нуа. Тогда спросил её эу, отчего она потакает невежеству человеческому, если сердце её не противится Богу? И сказала ему Нуа, что не может запретить людям почитать её, ибо не одному Алдартенту сладко её имя и милость её. И спросил её эу, что угодно было бы ей для того, чтобы запретила она людям? Что для неё было бы слаще почитания её, всех подношений и жертв? И сказала ему Нуа – поцелуй того, кто полюбит её. И отхлынула кровь от лица эу и снова ударила в него. И взял он в руки свои светлую голову Нуа и коснулся губами своими губ её. И восхитились сердца их от обретённого Света, и, изумлённые, стояли они так, сердце к сердцу и Свет к Свету, и не могли отвести глаз друг от друга, и долго не смели разъединить губ своих. Тогда же сказала Нуа, что признаёт за эу победу его, ибо нет силы её против доказательств его. И опустились они на землю, взаимопоражённые, и молчали долго, и не знали что сказать. Их же Свет был всюду. И видели люди, ожидавшие эу, что поднялась над лесом светлая заря, и стало светло, как днём, хотя был час вечерних сумерек. И долго в светлом молчании пробыли Алдартент и Нуа, и лишь сердца их пели, пока молчали они.