За дверью. Часть 2

Я вновь перенёс всё своё внимание на дом. Тётя Вика нарисовала его таким, каким он был бы летом: светлым, ярким. Теперь, зимой, я добавил нужных красок в картину, которую творил из вибраций реальности. На своих щеках я ощутил дуновение тёплого ветерка. В зимней куртке мне стало слишком жарко. Боковым зрением я заметил, что чёрно-белый сад зазеленел и зацвёл. Я не мог отвести глаз от дома, хотя теперь он менялся как будто бы без моего участия: становился всё более реалистичным и в то же время похожим на рисунок тёти Вики.

Я глубоко вздохнул и решительно вошёл внутрь дома. Пол стал целым и крепким. Прямо под моими ногами возник коврик. Я поднял глаза и увидел, как сама собой выстраивается лестница на второй этаж. Справа должен был стоять шкаф, в котором вешали одежду. Я повернул голову и успел заметить, как на его полке возникает сложенный зонт. Зонта я не помнил и не придумывал. Стоило только об этом подумать, как память подкинула мне ещё одно воспоминание: слева должна находиться дверь на кухню. Но теперь эта часть дома не возникла сама собой, мне пришлось приложить усилия, чтобы её восстановить. Я постарался отбросить сомнения и колебания, и тут же дом продолжил возрождаться словно бы сам по себе.

Я ни на секунду не забывал слова Бхригу и старался понять природу происходящих изменений. Я испытывал странное ощущение, будто какая-то сила мягко затягивает меня вглубь формирующегося пространства. Я всё ещё стоял у входной двери, но чувствовал, как одна за другой восстанавливаются комнаты в доме, даже те, в которых я в детстве почти не бывал.

Где я? В прошлом, в мире родителей или в собственной майе? Я не мог расширить свои магические чувства для проверки окружающего мира, так как боялся потерять контроль над воспроизведением дома. И всё-таки я не забывал тянуть за собой магический «страховочный трос». Им для меня стал образ московской квартиры, как наиболее памятного и родного места. Периодически я проверял свою страховку, убеждаясь, что в любой момент могу вернуться назад.

Дом тем временем полностью восстановился и наполнился внутренней обстановкой. Часть мебели я вспомнил, но некоторые предметы оказались совершенно незнакомыми. Особенно меня удивило множество картин на стенах, а также разнообразных скульптур и раскрашенных ваз в шкафах и на тумбочках.

Едва я ощутил окончательную фиксацию своего тела в физической реальности дома, как меня словно бы обожгло и овеяло холодом сразу со всех сторон. Мои ощущения сузились до обычных человеческих, а магические чувства сжались до пределов видимого глазами внутреннего пространства дома.

Я вновь попытался распространить свою магию по всему дому и за его пределы и замер от ужаса, поражённый тем, что у меня этого не получилось. Я проверил свою страховку и с облегчением убедился, что могу создать прямо перед собой дверь в московскую квартиру.

Пока я раздумывал над возможной причиной ограничения моей магии, откуда-то из теперь неведомой мне глубины дома послышались быстрые шаги. Детские шаги! Из комнаты в коридор выбежала маленькая девочка лет пяти-шести с глазами, завязанными полоской тёмной материи. Она звонко засмеялась и прокричала:

– Сейчас поймаю!

Из другой двери, нарочно громка топая, чтобы дать девочке себя обнаружить, вышла женщина средних лет.

Девочка сразу же бросилась на звук, охватила ноги женщины и радостно воскликнула:

– Поймала! Поймала!

Женщина подхватила девочку на руки, крепко подняла и поцеловала в щёку ниже края повязки.

Я застыл, наблюдая за этой семейной сценой. Противоречивые чувства разрывали меня. В женщине я узнал свою маму. Ребёнок всегда узнает её, даже если прошли годы разлуки и забвения. Но ведь она должна быть магом! Она не могла так измениться с возрастом, если, конечно, не перестала принимать эликсир бессмертия. Впрочем, при чём тут эликсир? Моя ослабевшая и сузившаяся магия всё ещё действовала там, где я мог видеть обычным взором. Женщина в коридоре не обладала теми вибрациями, которые делали бы её магом по крови. Уж не оборотни ли разыгрывали передо мной отвлекающую сцену? Но нет, я продолжал всматриваться и изучать, однако видел перед собой всего лишь двух обычных людей.

Внезапно женщина боковым зрением заметила моё присутствие. На долю мгновения она застыла, а потом медленно опустила девочку, поставив её за собой. Женщина повернула голову и вгляделась в моё лицо. Её глаза вспыхнули радостью узнавания.

– Калки?!

– Мама? – неуверенно произнёс я.

– Калки! – она двинулась ко мне на ослабевших ногах.

– Мама! – я начал поднимать ногу, чтобы сделать шаг навстречу.

Её лицо исказилось ужасом:

– Стой! Замри! Это опасно! Опасно для тебя!

Я поставил ногу назад, так как нельзя было пренебрегать такими предупреждениями.

– Калки! – снова сказала мама, подойдя на расстояние двух шагов и внимательно разглядывая меня, словно драгоценнейший экспонат музея. – Как же ты вырос!

Действительно, я был выше её почти на голову.

– Мама! – крикнула девочка из глубины коридора. Она сняла с глаз повязку и от волнения теребила подол платьица.

– Иди сюда! – обернулась мама. – Только медленно!

– Это плохой дядя? – настороженно спросила девочка, делая маленькие шажки.

– Это очень хороший дядя! Это самый лучший дядя. Ты должна быть осторожна, чтобы не повредить ему. Он очень рискует, появившись здесь. Калки! – мама повернулась ко мне. – Не двигайся с места, ничего не трогай! Я сейчас позову Люца.

– Папа подрезал кусты напротив террасы, – рассудительно произнесла девочка.

– Спасибо, Томея! – воскликнула мама на бегу, сорвавшись с места ещё до того, как девочка закончила фразу. Я увидел, как мама второпях распахивает дверь на террасу. Дверь хлопнула по стене и закрылась.

Мы остались вдвоём с Томеей и изучающее разглядывали друг друга. У неё были такие же, как у меня, глаза, и без всякой магии можно было догадаться о нашем родстве. Меня смущало только одно: она не проявляла вибраций мага по крови.

– Тебя зовут Калки, – утвердительно произнесла девочка.

– А тебя – Томея, – сказал я в ответ.

– Очень приятно познакомиться! – щепотками пальцев девочка взялась за подол платья и сделала что-то вроде реверанса.

– Мне тоже приятно. У тебя красивые глаза!

– Мама говорит, что это от папы.

Дверь на террасу вновь распахнулась, оттуда выскочила запыхавшаяся мама и, обернувшись к невидимому мне собеседнику, громко крикнула:

– Входи осторожно, вдоль стены! Калки стоит прямо перед дверью.

Мне она сказала:

– Отец работает в саду. Я позвала его из окна. Сейчас он войдёт. Но ты всё равно не должен менять положения своего тела.

Для меня это было непривычно и неприятно, ждать чьего-то появления за спиной. Я уже успел привыкнуть как к внезапным ударам сзади, так и к своим магическим способностям ощущать приближение опасности. На всякий случай прямо перед собой я создал дверь в московскую квартиру. На один шаг вперёд у меня хватит сил, даже если сзади навалятся десять оборотней.

Должно быть, мама заметила дверь с обратной стороны по лёгкому искажению пространства.

– Калки, не уходи! – отчаянно вскрикнула она. – Мы так надеялись, что ты сможешь сюда попасть. Подожди, мы сейчас всё объясним!

Я не знал, как поступить, и оставался на месте, но внутренне весь напрягся. Не магией, а только своей человеческой кожей, ощутившей движение воздуха, я определил открывшуюся дверь и вошедшего человека. Скосив глаза, чтобы не выпускать из поля зрения маму и Томею, я увидел обходившего меня сзади мужчину. Он бросил взгляд сквозь магическую дверь и произнёс:

– Кажется, я узнаю это место.

– Что там? – спросила мама.

– Он держит открытой дверь в ту квартиру, которую мы подготовили на Земле.

Мама облегчённо вздохнула:

– Какое счастье, что Калки всё ещё маг!

Только сейчас я сообразил, что допустил грубую ошибку личной безопасности: позволил увидеть место, куда я собирался направиться. Я убрал магическую дверь.

Мужчина тем временем встал передо мной и сказал, глядя в глаза:

– Ну, здравствуй, сын!

– Здравствуй отец! – ответил я, уже без удивления разглядывая его морщинки на лбу и вокруг глаз. Он тоже не был магом, и его возраст увеличился за время нашей разлуки.

– Как бы нам хотелось тебя обнять и расцеловать! – воскликнула мама. – Но мы не можем рисковать. Рисковать тобой. Сначала мы должны тебе всё рассказать.

– Я думаю, что раз уж он стоит перед нами, то многое и так уже знает, – заметил отец.

– А я не знаю, – с нотками недовольства произнесла Томея. – И хочу знать!

– Это твой брат, Томея, – сказал отец. – Его зовут Калки.

– Мы с ним уже познакомились.

– Вот и хорошо.

– Ты обижен на нас, Калки? – прямо спросил отец.

– Нет… – я помедлил, подбирая правильные слова, – но мне вас очень не хватало.

– Если бы ты знал, как нам не хватало тебя! Когда мы поняли свою ошибку, исправить её было уже невозможно. Но у тебя получилось! Мы так рады за тебя и так гордимся тобой!

– Да? – только и мог переспросить я.

– Ты здесь, ты всё ещё маг, и мы так рады тебя видеть.

– А вы, значит, уже не маги? – спросил я, хотя сам видел очевидное.

– Увы, – вздохнул отец, – мы не знали всего. Теперь знаем, но ничего не можем изменить. Зато мы можем помочь тебе остаться магом, если ты захочешь.

– Сначала мы должны ему всё рассказать, и пусть он сам решает, – с нажимом сказала отцу мама, и я понял, что они продолжают какой-то давний спор.

– У нас мало времени. Точнее, у Калки мало времени, – отец обратился ко мне: – Прости, но мы боимся даже предложить тебе присесть. Не говоря уже о том, чтобы поесть.

До меня начал доходить зловещий смысл сказанного, объяснявший изменения, произошедшие с родителями и со мной. Я с сомнением посмотрел на маленькую Томею, крутившую головой и глядевшую на того, кто в этот момент произносил слова. Если родители свободно говорят при ней, то и я могу прямо спросить:

– Это что, мир мёртвых?

Мама улыбнулась, а отец посерьёзнел и ответил:

– Нет. Вернее, не совсем. Это мир за пределами тех миров, с которыми мы связаны своими вибрациями. Точнее, мы были связаны в прошлом, а тебе ещё удаётся быть связанным сейчас.

– Ты очень путано объяснил, – сказала мама. – Мы называем этот мир Аменти. Ты вслед за нами прошёл врата входа Русту, но у тебя, в отличие от нас, есть возможность преодолеть врата выхода Амх без реинкарнации.

– Ага! – я кивнул, покопался в памяти и усмехнулся: – Теперь понятно, почему первой здесь я увидел Томею с повязкой на глазах. Значит, это всё-таки обитель мёртвых, – отец сделал отрицающий жест, и я добавил: – ну, пусть не мёртвых, а тех, кто уже не может вернуться в свой родной мир. Или в свои родные миры. Главное, что он не может вернуться таким, каким был.

– Здесь мы тоже изменились, – сказала мама. – Но мы об этом не сожалеем. Этот мир полон гармонии, спокойствия и радости. У него есть только один недостаток – это лишь краткий отдых на долгом, почти бесконечном пути. Тут все ограничены обычной человеческой жизнью. Мы помним о том, кем были, хотя и стали так же смертны, как все обитатели этого мира. Единственная наша печаль – это разлука с тобой.

– А уж как мне было плохо, – буркнул я.

– Мы можем только сожалеть, что сразу не взяли тебя с собой. Но мы не предполагали, что в мирах за пределами наших миров действуют такие же правила, как и в обители мёртвых. Наши вибрации изменились, впитав вибрации местной пищи и воды. Наша магия рассеялась так незаметно, что мы не успели предупредить друг друга. И стало слишком поздно. Поздно для нас, но не для тебя. Ты сильнее нас, вернее, ты сильнее нас тех, какими мы были. И у тебя есть возможность выбора.

– Вернуться домой или остаться с вами? – сказав это, я понял, что слово «домой» уже определило мой подсознательный выбор. Как же оказался прав древний мудрый маг Бхригу!

– Расскажи нам о себе! – попросил отец.

Я начал историю с того момента, когда впервые узнал о своей магической силе и оказался в Изначальном мире. Затем я перешёл к обучению у Маркандеи, к полёту на драконьей колеснице, к встрече с Браспастой и переселению на Дубль. Родители узнали о моих врагах и друзьях, о моих сомнениях и догадках, о сформировавшихся взглядах на общество. Не знаю, что из моего повествования поняла Томея. Уже в самом начале, устав стоять, она села прямо на пол и неотрывно смотрела на меня, будто именно ей я рассказывал удивительную сказку. Закончил я свой рассказ на встрече с Бхригу и его советах, которые помогли мне открыть дверь в другие миры великих циклов.

– Так всё-таки, где же мы находимся? – спросил я родителей. – На что хоть похож этот мир?

Отец вопросительно посмотрел на маму. Та кивнула, уступая ему право ответа.

– Аменти похож и на Изначальный мир, и на Землю, и на множество других миров. Но он получил от них всё лучшее и свёл до минимума неизбежные недостатки. Здесь нет войн, потому что нет государств. Здесь нет лжи, потому что никто не стремится к превосходству. Здесь можно трудиться в меру своих сил, потому что тут нет, пользуясь твоими определениями, «лишних людей». Здесь нет вражды, потому что нет неравенства. Наверное, поэтому здесь нет и магии.

– Сюда вы и стремились попасть, если, конечно, не считать потерю магии?

– Это долгий рассказ. Возможно, ещё более долгий, чем твой, потому что я прожил больше.

– Мне было бы интересно.

– Постараюсь очень коротко. Я появился на свет так далеко от той планеты, которую называют Изначальным миром, что кроме меня никто с моей родины до него не добирался. Так же, как и ты, я рано отправился в путешествия по разным мирам. Но за мной никто не гнался и никто не угрожал мне смертью. Меня влекли любопытство и поиск новых впечатлений. Но везде я видел одно и то же: прогресс, основанный на алчности; соперничество, происходящее из агрессивной сущности жизни; ненависть и недоверие к чужакам и инакомыслящим. Прошло немало времени, прежде чем я добрался до Дубля, где и встретил твою маму, Сильфиту.

Мама приняла эстафету рассказчицы:

– Я тогда совершила полёт над горой Меру, и над её вершиной мне открылось предвидение важной встречи. Мы нашли друг друга и решили поселиться в Изначальном мире. Я не хотела выбирать между религионерами и повстанцами, не хотела сражаться ни за одну из сторон. Я хотела созерцать красоту мира и любоваться тем лучшим, что в нём есть. И в этом мы оказались едины с Люцем.

– Да, – подхватил отец, – побывав во многих мирах, я понял, что есть только одно, что придаёт всем существам смысл жизни. Это мечта. Мечта о том, что где-нибудь и когда-нибудь будет лучше, чем здесь и сейчас. Мы пришли в Изначальный мир тогда, когда в нём свирепствовали войны, болезни и преступления. Это было время, когда люди благодаря своей науке и технике совершенно поработили боблинов, захватили их земли, разрушили государства, лишили собственной культуры. Тогда я решил, что нравы людей следует смягчить развитием искусств. Через красоту культуры привести их к пониманию красоты природы во всех её проявлениях, к осознанной гармонии с окружающим миром, к движению в едином ритме со всеми вибрациями и колебаниями первооснов бытия. Мы с Сильфитой стали отыскивать и поддерживать тех, кто воплощал в искусстве свои светлые фантазии. И постепенно, поколение за поколением, люди становились чуть порядочнее, немного совестливее, капельку добрее. Увы, мы исправляли недостатки людей и не учли характер боблинов. Мы видели в них лишь несчастных, угнетённых созданий, которые по мере своего освобождения потянутся следом за людьми к сияющей красоте. Но по мере того, как уменьшался гнёт людей, боблины проявляли свою животную, ненасытную алчность. Оказалось, что, желая сделать людей лучше, мы сделали их уязвимее. Увлекаясь развитием культуры, мы пропустили тот переломный момент, когда ослабевшие люди оказались под пятой боблинского владычества. Боблины переняли у людей не возвышающее и облагораживающее искусство, а силу современного оружия и государственный аппарат насилия и манипулирования. Боблинская грубая и вульгарная культура не нуждалась в утончённых и изысканных формах, которые мы создавали и развивали. Изначальный мир стал на путь научно-технического прогресса в его захватническом, потребительском, боблинском понимании,

– И тогда мы поняли, что для того, чтобы улучшить этот мир, его необходимо прополоть как грядку, заросшую сорняками. Мы надеялись, что наш сын обретёт силу и решительность, овладеет тем, что нам недоступно, – сказала мама. – Так появился ты, Калки, символ справедливого возмездия. Но оказалось, что уже слишком поздно. Ты же сам знаешь как мы, бессмертные маги по крови, мало ценим время. Как невнимательно следим за его стремительным бегом. А вот смертные, и особенно боблины, не теряли ни одной минуты. Наука и техника заменили им магические чувства. Они узнали о нас, и мы стали преследуемыми и гонимыми. Тогда мы решили удалиться из миров, где царствовало зло, в такое далёкое место, существование которого лишь предполагали маги по крови и о котором мечтали некоторые смертные. Мы попробовали открыть дверь в лучший мир, и оказались здесь. Но наша фантазия, увы, опять не совпала с реальностью. Мы не смогли вернуться за тобой. Нам оставалось только надеяться, что ты станешь таким, каким мы бы хотели тебя видеть.

Я снова вернулся к важному вопросу:

– Так всё-таки, Аменти, это созданная вами майя или объективно существующий мир? Получается, что этот дом, такой же, как в Изначальном мире, был построен до вас и для вас, чтобы именно вы оказались в нём.

Отец помедлил и спросил:

– Доводилось ли тебе слышать легенду о разделённых Богах?

– Нет, никогда не слышал.

– Жаль. В своих путешествиях я собрал множество религиозных и научных представлений о происхождении мира. Я имею в виду вообще всё много-много-многомерное мироздание. Легенда в разных изложениях встречается у самых разных цивилизаций. Но общее одно: некогда Бог и Богиня создали миры и разделились на мириады существ, чтобы испытать все возможные чувства, перепробовать все оттенки эмоций. И когда они, наконец, познают жизнь во всех её проявлениях, то уничтожат наши миры, чтобы создать новые. Так вот, мы с твоей мамой предполагаем, что Аменти – это часть следующего сотворённого Богами мироздания. Здесь всё похоже на прошлые миры, и в то же время лучше. Мы не просто на новом витке великих циклов. Мы – в другом цикле другой жизни.

– Но этот дом…

– Возможно, он действительно был построен для нас и ждал нашего появления. Ведь если Боги соединились, то они знали всё про всех, потому что сами были всем и всеми. Может быть, именно поэтому мы и не смогли вернуться за тобой. Это было нужно, чтобы ты прошёл предначертанный тебе путь.

– Почему вы отправили меня на Землю с тётей Викой, то есть с Валерией Виктрикс?

Мама ответила:

– Она на тот момент была самой сильной и решительной из тех, кто находился рядом с нами. В минуту смертельной угрозы мы осознали прошлые ошибки и не решились доверить своего ребёнка ни художнику, ни поэту. Тебя должен был спасти и защитить воин, точнее, воительница. Кроме того, она ведь моя родственница, пусть даже дальняя по немагической линии.

– Что же касается Земли… – сказал отец, – Однажды некий мудрец и провидец под большим секретом поведал мне о том, что начало пути к божественной силе следует искать на самой захолустной окраине миров – на планете Земля.

Я заинтересовался:

– Почему именно на Земле?

– Он этого не сказал. Да я в то время и не придал его словам особого значения. И только гораздо позже, когда оказался неподалёку от Земли в Изначальном мире, то вспомнил эту легенду.

– А что такое божественная сила?

– Как маги отличаются от одноклеточных существ, так боги отличаются от магов. И даже ещё больше. Частицы Богов есть в каждом живом существе, и потому каждый может обрести божественную силу.

Я улыбнулся:

– Это было бы неплохо!

Действительно, на фоне простых смертных я казался всемогущим. Однако в сравнении с великими циклами и сотворёнными мирами я осознавал свою ничтожность.

Отец улыбнулся в ответ:

– Когда я увидел, что ты открыл дверь в дом на Земле, я уж было подумал, что ты нащупал начало пути.

Я с сожалением покачал головой:

– Нет, я впервые услышал об этом только сейчас, и Бхригу мне ничего не говорил.

– Бхригу слишком молод, чтобы об этом знать! – заявил отец.

Только после этих слов я осознал, насколько же стар отец, сколькими бесценными знаниями он обладает. И если отец говорил о богах, то, значит, они существовали на самом деле. Отец начал своё путешествие, когда предки магов Изначального мира ещё прыгали по деревьям. И он так легко отказался от бессмертия ради краткого мига человеческой жизни в Аменти.

– Может быть, вы попробуете пройти через дверь, которую я создам? – предложил я.

– Нет! – одновременно воскликнули родители.

Отец добавил:

– Наши вибрации вплелись в этот мир. Для нас отсюда только один путь – тот, которым следуют смертные. Магическая дверь не сможет сохранить наши тела и наши личности, даже если её создашь ты.

Я задумался:

– А если я обрету божественную силу? Я смогу вывести вас отсюда?

– Если ты станешь Богом, то поймёшь, что за нами возвращаться не надо. Потому что тогда именно ты создашь этот мир и этот дом.

– Оставайся с нами сейчас! Места у нас хватит, – с детской непосредственностью предложила долго молчавшая Томея.

Мама сразу же поддержала:

– Конечно, оставайся! Мы так долго жили без тебя, а ты без нас. Теперь мы можем наверстать упущенное.

Отец промолчал. Он помнил мои слова: «Вернуться домой». Я понимал, что благостный и краткий Аменти мне пока чужд. Я ещё не устал от жизни. Я только начинал свою борьбу. Меня ждали и на меня надеялись друзья. Я не рассчитался с врагами.

А родители… Они находились там, где хотели. Наверное, это действительно тяжело, когда день за днём, год за годом, в любом мире и в любом обществе ты видишь повторение одного и того же. Возникает желание отрешиться от всего суетного и забыться в счастливых грёзах. Но если ты преобразовываешь мир, то видишь его всё время по-новому, и сам постоянно изменяешься вместе с ним. Таков мой путь. Если же он приведёт меня к божественной силе, значит, так тому и быть.

– Я был рад увидеть вас! – сказал я родителям, и голос мой дрогнул. – И тебя я был рад увидеть, Томея, сестрёнка.

Искушение броситься в родительские объятия было слишком велико. Я видел, что и родители едва удерживаются от желания нарушить разделявшую нас границу. Поэтому я быстро создал дверь в московскую квартиру и сделал шаг из Аменти. Проходя сквозь магически преобразованное пространство, я бросил прощальный взгляд на свою семью… И понял, что допустил какую-то ошибку.

Формирующие меня вибрации не синхронизировались с тем временем и пространством, которые я наметил. Сделав шаг, я как бы повис в пустоте. Почему это произошло?

Ответ пришёл, словно откуда-то извне: «Ты обернулся!»

«Я не оборачивался!» – мысленно запротестовал я.

«Ты шагнул вперёд, но при этом посмотрел назад».

«Дверь была передо мной, и родители с сестрой были передо мной. Чтобы их увидеть, я не поворачивал голову».

«И ты, маг, действительно полагал, будто имеет значение положение физического тела? Ты обернулся в том смысле, что проявил привязанность».

«Это не считается!»

«На весах великого равновесия всё считается! Ты пока не можешь стать Судьёй!»

«Кто мне это запрещает?»

«Ты разговариваешь сам с собой!»

* * *

Я не мог соскочить с могучего потока великих циклов по своему желанию в нужном времени. Я смещался к Земле, но понимал, что не достигну её, оставаясь самим собой. Теперь законы естественных изменений отыгрывались на мне за все мои путешествия во времени. Я чувствовал, как составляющие мою личность вибрации распадаются и рассыпаются, словно кто-то очищает шелуху с луковицы. Но эта шелуха и была моей личностью: памятью, мыслями, чувствами.

Так сбылась первая часть пророчества Двуликого Януса: я проиграл, когда считал себя победителем.

Меня протащило мимо того времени, в которое я собирался вернуться, и потянуло дальше. Передо мной возникали краткие сцены, словно я наблюдал их из окна поезда, не имея возможности выйти и вмешаться.

Я видел посольство Изначального мира на горе Меру. Во втором ряду стоял Савелий Савельевич Савельев и что-то шептал толстому лысому боблину. Стоявший впереди боблин, высокий и тощий, гордо выпятил подбородок, ощерил клыки и что-то уверенно высказывал хозяевам магических энергий.

Я видел армады дисковидных боевых машин, которые спешно строили в Изначальном мире для будущих войн с обитателями Отражений. То, что я рассказал Савельеву, помогло усовершенствовать аппараты для путешествий по уровням реальности. Увы, военные всё-таки взяли верх над учёными. Полученные знания позволили алчным боблинам расширить свои интересы на соседние миры.