За дверью. Часть 2

– Опять красиво сказал! – восхитился Захарий Ефимович, вместе со всеми выпивая и закусывая.

– Красиво говорить сейчас все умеют, – буркнул генерал.

– А то! – согласился Тимофей Пахомович. – Раньше нас, молодых, обманывала одна Уравнительная церковь. И она одна использовала нас. А сейчас с одной стороны молодых обманывает государственная боблинская пропаганда, а с другой – мы. И они, и мы – все хотят попользоваться энергией молодых, пока те не научились отличать правду от лжи. А молодые нынче умные. Их на голом лозунге не поднимешь. Вот, скажи, Ник, генерал Колосской армии, много ли было бы у нас солдат, если бы не было обязательного набора, а только добровольная служба?

Генерал отрицательно покрутил головой.

– А ты, Захар, скажи, много бы у нас было сотрудников, если бы я не рассказывал молодежи про то, как мы защищаем хороших людей от плохих боблинов?

Захарий Ефимович ответил:

– Нет, немного.

– Ведь мы же по сути – те же бандиты. Мы защищаем тех, кто нам платит. А на тех, кто не платит, натравливаем своих бойцов. Сколько их у нас?

– Тысячи полторы наберется, – подняв глаза кверху, прикинул Захарий Ефимович. – Из них только пять сотен официально числится в охранных фирмах нашей ассоциации. Остальные даже не знают, на кого работают. Да им и все равно. Кликнем клич: «Громи боблинов!», и к нашим полутора тысячам добавится еще десять-двенадцать. А потом кто разберет, в чьих интересах прошли погромы.

– Ваша частная армия – ничто! – заявил Старопутов. – Ваша молодежь дурная, но не настолько, чтобы пойти на автоматы. А вы, я надеюсь, не настолько дурные, чтобы туда ее послать.

– Конечно, мы не дурные. И правила игры знаем. Ведь в нашей Колоссии как? Кто голову поднимет повыше – того, чик, и уже нет. Только ты не забывай, Ник, что там, – Тимофей Пахомович ткнул указательным пальцем кверху, – прекрасно понимают, что мы привлекаем к себе всех недовольных, причем активно недовольных. И мы держим их под контролем. Ты думаешь, что наши охранные фирмы, наши офисы, наши клубы, наши счета и сами мы – просуществовали бы хотя бы один день, если бы у них, – снова тычок пальцем вверх, – возникли подозрения, будто мы можем представлять опасность для ИХ власти? То, что нам позволяют иметь спортивные клубы и обучать тут молодежь единоборствам – это опять-таки способ взять под контроль энергию юности и направить ее в нужное русло. Ведь всем прекрасно понятно, что даже самый лучший борец – не боец против пули.

– Каламбурчик получился! – радостно воскликнул Захарий Ефимович. – Надо бы записать…

Он подошел к стеллажу, открыл первую попавшуюся тетрадь и написал в ней: «Борец – против пули не боец».

Тимофей Пахомович усмехнулся:

– Ты, главное, Светику эти слова не скажи. А то обидится.

– Светика мы обижать не будем, – согласился Захарий Ефимович и захлопнул тетрадь. – Светик – человек хороший, хотя и идеалист.

Судя по интонации, с которой он произнес слово «идеалист», оно для него было синонимом слова «дурак».

Захарий Ефимович снова сел за стол и произнес:

– А этот Филипп Скалкин тоже неплох! Как думаешь, Тим? Ему убить – что муху прихлопнуть.

– Да, встречаются сейчас такие. Не отчаянные рубаки, как были мы в молодости, а твердые и хладнокровные. То ли современные фильмы на детей так влияют, то ли компьютерные игры. Для них живое существо – все равно, что персонаж на экране. Но нам таких не надо. Такие за идею работать не будут. Умные. Скалкина будем держать на заметке, но подальше. Вдруг нам когда-нибудь потребуется человек для работы… одноразовой. Тогда и его не жалко, и с нами связей никаких не будет. А для постоянной работы нам бы людей попроще. Которым можно поменьше заплатить, а побольше наобещать.

Захарий Ефимович согласно покивал головой:

– Вот-вот! А Пафнутия Марфушина, если ты не возражаешь, я к себе возьму. Мне в отделе перспективных разработок компьютерный гений весьма пригодится. Хватит уже работать по старинке: арматурой, утюгами, взрывчаткой.

– Так я в понедельник его к тебе и направлю, – согласился Тимофей Пахомович. – Дай ему для начала что-нибудь простенькое для проверки. Ну, например, пусть соберет компромат на ту фирму, которую нам заказали ребята из «Колосского нафтелина».

– «Северный нафтелиновоз»?

– Вот именно. Пусть проверит их банковские счета, электронную переписку, документацию. Действительно, пора нам осваивать новые технологии и переходить на новый уровень. Как считаешь, Ник?

Генерал, опьяневший гораздо сильнее своих друзей, слегка заплетающимся языком промямлил:

– Ты, Тим, главное, не лезь выше того уровня, за которым тебе голову открутят!

– Я же говорю, что свое место знаю! – со смесью обиды и досады в голосе ответил Тимофей Пахомович. – И там, наверху, знают, что я знаю. И ты им мои слова, я знаю, передашь. Эх, наливай, Захар!

Тем временем Световзор вместе с учениками вышел из клуба, попрощался перед входом, и они направились в разные стороны. Если бы я не был окружен оболочкой невидимости, то Световзор, несомненно, увидел бы меня, пройдя всего в двух шагах. Я ожидал, что, закончив занятия с учениками, Световзор присоединится к беседе в дальней комнате. Но то ли он не входил в узкий круг старых однополчан, то ли сам не хотел принимать участие в застолье, то ли понимал, что ничего нового из уст своих старших товарищей он не услышит.

Убедившись, что клуб опустел, Афанасий запер входную дверь на задвижку и вернулся в дальнюю комнату. Захарий Ефимович налил стакан и ему.

– Давайте выпьем за неосуществимые мечты! – предложил тост Тимофей Пахомович. – Так хочется представить себе вновь тяжесть автомата в руках…

Наверняка, все поняли, что он имеет в виду, но что не решается произнести вслух даже в компании самых близких друзей.

Я не мог удержаться и подал реплику прямо возле уха Тимофея Пахомовича, рассчитывая на то, что он не заметит, кто из присутствующих ее произнес:

– Так что же мешает?

– Что мешает? Отвоевали мы своё. У нас дома, семьи. У меня, вот, скоро внуки появятся. Не могу я, как в молодости, жизнью своей рисковать ради абстрактных идей, ради красивых лозунгов. Пусть теперь молодые воюют. Чтобы с НИМИ бодаться – надо за это жизнь свою положить. А моя жизнь теперь принадлежит не только мне, но и тем людям, за которых я отвечаю. Сколько их, Захар?

– Официально – пять сотен сотрудников охранных фирм, – напомнил тот, хотя вопрос бы, скорее, риторический. – А вообще – сколько надо, столько и наберем. С твоим красноречием можно всю страну поднять…

– Тссс! – прижал палец к губам Тимофей Пахомович. – А вот об этом не надо! Я первым не пойду. Первые, конечно, становятся героями, но посмертно. Я – офицер, пусть и бывший, а не главнокомандующий. Вот кто-нибудь возьмет на себя ответственность, отдаст приказ…

– И?… – заинтересовался генерал Старопутов.

– И я трижды подумаю. Да и вообще, пустой этот наш разговор. Все равно нет сейчас того, кто мог бы повести за собой. Кто мог бы – тех ОНИ уже дано убрали. Мы великоколоссы, не умеем объединяться ЗА кого-нибудь. Мы скорее друг другу глотки перегрызем, чем признаем своего великоколосса главнее себя. Зато мы очень хорошо дружим ПРОТИВ кого-нибудь. Тут уж мы все едины. Сейчас мы не любим боблинов за то, что те преуспевают там, где мы, великоколоссы, слабы. Но скинь боблинов, и наше великоколосское братство рассыплется. Меняться с боблинами местами для меня, например, нет никакого смысла. Меня, в общем-то, моя жизнь устраивает. Что может предложить тот, кто пойдет против НИХ? Опять вернуться назад, к Уравнительной церкви? Так это мы только по молодости лет считали ее самой лучшей. А что нам дала Уравнительная церковь за нашу пролитую кровь, за храбрость и самоотверженность? Ордена и медали? Так их ведь на хлеб не намажешь и от дождя ими не прикроешься. Еще квартиру мне дали, в которой сейчас Афанасий живет. Так ему одному в той квартире тесно, а мне ее дали на всю семью: мне, жене и двум детишкам. И еще я благодарить должен был уравнителей за эту подачку, ведь другим вообще отдельных квартир не досталось, в общежитиях продолжали ютиться. Так ведь, Захар?

– Ну да, жили в общежитиях. И хорошо жили, счастливо. Влюблялись, женились, детей заводили. Так у нас тогда и мыслей не было, что можно жить как-то по-другому.

– А сейчас я себе за городом хороший дом поставил. Семью обеспечил. И ты, Захар, тоже. И даже ты, Афанасий. Ну, отобрали у тебя родительский дом в деревне. Жалко, конечно, так сказать, родовое гнездо. Но дом твой все равно был старой развалиной. А в городе мы тебе скоро хорошую квартиру купим. Мог ты при власти уравнителей вот так просто взять и купить себе квартиру? А машину? Вот то-то и оно! Так что, выходит, нам надо благодарить нынешнюю боблинскую власть за то, что мы имеем возможность хорошо зарабатывать и покупать то, что хочется. Вот сейчас мы в баньку поедем, и жизнь наша покажется совершенно распрекрасной. Чего еще нам желать? Ну, поехали! Давай и ты, Афанасий, с нами! Развеем нашу печаль-тоску!

Однополчане встали из-за стола и начали собираться. Я решил, что дальше следить за ними, тем более, ехать в баню, нет никакого смысла. Все, что мне было нужно, я уже услышал. Конечно, это было не совсем то, на что я рассчитывал. Организация бывших военных оказалась типичной «крышей». Несмотря на то, что люди ощущали обиду за отданную боблинам и разграбляемую Колоссию, противодействовать этому они не собирались. Все в точности так, как написано в «Дао-дэ-цзин»: «Верные слова не изящны. Красивые слова не заслуживают доверия. Добрый не красноречив. Красноречивый не может быть добрым.»

То, что Тимофей Пахомович и Захарий Ефимович прияли меня за киллера-самоучку, пожалуй, было даже хорошо. Они не станут настойчиво разыскивать меня и беспокоиться из-за того, что я не сразу выйду на связь. А если я сам им позвоню, они не слишком удивятся. Какую пользу я могу извлечь из этого знакомства? Пока у меня не возникало никаких идей. Но Ассоциация охранных предприятий «Стена» в любом случае будет у меня на заметке.

Я посмотрел, как четыре человека вышли из клуба. Афанасий закрыл дверь. Тимофей Пахомович, Захарий Ефимович и Афанасий поехали в одной машине, генерал Старопутов на своей – следом за ними. Несмотря на выпитый алкоголь, никто из людей не побоялся сесть за руль. Настоящие великоколоссы всегда нарушали правила дорожного движения. Это была своего рода национальная традиция.

В задумчивости я неторопливо пошел в сторону Нагадинской улицы. В услышанном мной разговоре прозвучала одна важная вещь, о которой я раньше как-то не задумывался. Когда-то я пообещал уничтожить боблинский мир лжи и несправедливости. Но какой мир я могу предложить взамен? И где я возьму честных обитателей для этого мира? Каждое новое поколение посредством воспитания, обучения и личного опыта приспосабливалось к миру, основы которого были заложены много тысячелетий назад. Личности людей и боблинов были искривлены и искорежены, чтобы вписываться в окружающий мир, как ключ должен иметь выступы и вырезы, чтобы соответствовать замку. Так что если постепенно изменять мир вместе с его обитателями, выравнивать острые углы взаимной ненависти, выпрямлять изгибы лжи, заполнять провалы недоверия и непонимания, то на это потребуется не меньше тысячелетий, чем насчитывает существующая цивилизация.

Или же я должен исполнить свою миссию Судьи и Палача? Пройти по Изначальному миру во гневе своем? По своему усмотрению уничтожить всех, кого признаю виноватыми, и оставить тех, кого посчитаю правыми? Конечно, мне хотелось бы поскорее искоренить зло. Вернее, искоренить то, что я называл злом. Но для этого надо было стать злом еще большим, таким абсолютным властелином, в сравнении с которым все исторические тираны и диктаторы показались бы образцами человеко– и боблинолюбия. Решиться на такое было нелегко. А, начав действовать, уже нельзя было бы остановиться. Конец света может быть отложен или отменен, но не прерван.

Глава 9. Философия магии.

Некоторое время я брел по Нагадинской улице, отказавшись от оболочки невидимости. Я размышлял и строил планы на ходу, не забывая о своей безопасности. В этом районе Муравы, когда заканчивался вечерний «час пик», улицы пустели, поэтому немногих встречных я просто проверял на наличие оружия. В центре города с наступлением темноты начиналось «рабочее время» ресторанов, клубов, театров, в которых развлекались богачи. Там сейчас было многобоблинно и многолюдно. А в районе Нагадино жили простые люди, которым надо было отдохнуть после изматывающего трудового дня.

Знакомство с Акробатом указало мне путь к интересному и важному человеку – высокопоставленному сотруднику КОЛО Савелию Савельевичу Савельеву, с которым я мог связаться через его отца – целителя. Раньше я много раз откладывал розыск Савельева, а теперь сама судьба вела меня к нему. Действуя по принципу «куй железо, пока горячо», я решил, что, раз уж нахожусь в Изначальном мире, то надо доделать это давно откладываемое дело.

* * *

Около ста лет назад Грязнолужская улица находилась на окраине Муравы. За прошедшие годы столица Колоссии так разрослась, что теперь этот район стал считаться едва ли не центральным. Однако Грязнолужскую улицу почти не коснулись изменения, полностью преобразившие облик центра города. Здесь не вознеслись ввысь небоскребы из бетона, теллургия и стекла. Здесь не вырубили деревья и не уничтожили газоны, чтобы расширить улицы и освободить места для автомобильных парковок.

Облик Грязнолужской улицы в основном остался таким же, каким сформировался ещё полвека назад. Примерно на половине улицы по обеим сторонам стояли обнесенные заборами особнячки. Многие из них были выстроены еще до Уравнителей преуспевающими Колосскими купцами. Теперь же, капитально отремонтированные в соответствии с современными требованиями комфорта, они были заняты посольствами, представительствами банков и крупных фирм.

Другая половина Грязнолужской улицы во времена правления Уравнительной церкви была застроена четырех-пятиэтажными кирпичными многоквартирными домами. Эта часть улицы еще не успела перейти в руки боблинских политиков и бизнесменов. Старые дома, словно древние скалы, были покрыты трещинами, разломами и сколами. В этих отверстиях можно было видеть напластования многочисленных слоев штукатурки и краски, образовавшихся в ходе прошлых ремонтов. Трухлявые деревянные рамы обрамляли мутные стекла. Несмотря на то, что старые дома исчерпали срок своей службы и были близки к разрушению, в них по-прежнему жили люди, о чем свидетельствовал свет в окнах и утоптанные дорожки к входным дверям. Этим людям попросту некуда было переселяться. Всю свою жизнь – труд, здоровье и силы – они отдали Уравнительной Колоссии и продолжали отдавать нынешней боблинской власти. Но мизерная оплата человеческого труда позволяла лишь не умереть от голода и холода, так что об улучшении жилищных условий люди не могли и мечтать.

Контраст между новой богатой и старой бедной половинами Грязнолужской улицы подчеркивался тем, что снег вокруг боблинских особняков был полностью убран, чтобы дорогим автомобилям было удобно ездить по чистому асфальту. А другая половина улицы вообще не была очищена. Видимо, водители снегоуборочных машин решили, что не стоит тратить свое рабочее время на уборку той части улицы, обитатели которой не имеют никакого влияния в современном Колосском государстве. Вдоль бедной половины улицы тянулась двойная колея, частично накатанная колесами немногочисленных автомобилей, частично утоптанная ногами пешеходов.

Своё впечатление о Грязнолужской улице я составил, находясь в километре от нее. Мое магическое видение прогрессировало то ли с моим взрослением, то ли от частого использования, так что я мог заглядывать все дальше и дальше. Однако издалека мне трудно было различать детали. Я не мог присмотреться к отдельным людям и предметам. Судя по адресу, Савелий Афанасьевич Савельев проживал в одном из старых ветхих домов. Чтобы узнать больше, мне надо было подойти поближе.

Впрочем, почему именно «подойти»? Посольства и офисы были оборудованы многочисленными охранными системами, прослушивающими, просматривающими и записывающими каждый метр прилегающей территории. Одной оболочкой невидимости я не мог обойтись. Хотя она и защищала меня от визуального наблюдения, какие-нибудь инфракрасные датчики и ультразвуковые устройства могли бы среагировать на моё приближение. Проходя по открытой улице мимо особняков, я должен был потратить много сил и внимания на поиск и блокирование специальных устройств. А это отвлекло бы меня от жизненно важного обследования окрестностей дома Савельева.

Решив, что лучше перестраховаться, я вошел в тень ближайшего дерева, окружил себя оболочкой невидимости, а затем поднялся в воздух. Пролетев по крутой дуге, я опустился на крышу многоквартирного дома, стоявшего на другой стороне улицы напротив дома Савельева. С высоты я мог бы даже заглянуть в его окна обычным человеческим взором.

Знакомство с квартирой старого целителя я оставил «на закуску», а для начала раскинул вокруг сеть своих магических органов чувств… И едва в панике снова не взвился в воздух! Почти прямо подо мной, в одной из квартир на верхнем этаже находились трое истребителей магов. Хотя они были одеты в обычную неприметную гражданскую одежду, в шкафу лежало их обмундирование и оборудование: серебристые комбинезоны-скафандры, шприцы, распылители. На окна квартиры Савельева было направлено устройство с широким раструбом, совмещающее в себе функции оптического, звукового и теплового слежения. Данные обо всем происходившем внутри дома выводились на нескольких мониторах и записывались. Наверняка, телефон в доме также прослушивался. Хорошо, что я, предполагая это, не стал звонить и договариваться о встрече.

Несомненно, наблюдение за домом вели не военизированные истребители магов, а сотрудники той же организации, в которой работал сын старого целителя. Интересно, это сам Савелий Савельевич приставил охрану к своему отцу? Или же он сам и все его родственники были «под колпаком» у империканских хозяев ОЕП и КОЛО?

Как бы то ни было, истребители магов из ОЕП и исследователи магов из КОЛО не представляли себе всех возможностей тех, на кого охотились. На крыше дома не было никакой охранной сигнализации. Крыша даже не была освещена. Не убирая оболочки невидимости, я продолжил изучение квартиры внизу.

Наблюдательный пункт, по-видимому, был оборудован уже давно. Прихожая казалась самой обычной, наверное, чтобы при случайном взгляде постороннего человека через открытую входную дверь не открылось истинного назначения квартиры. А комнаты и кухня были отремонтированы и оснащены всем необходимым для долгой автономной жизни нескольких человек или боблинов. Современная мебель, бытовая техника и кухонная утварь скрашивали наблюдателям время их «вахты». В превращенной в наблюдательный пункт квартире ощущалось больше империканского, чем колосского, подхода к спецоперациям. В данный момент трое агентов, два человека и один боблин, лениво развалившись на диване, жевали бутерброды, запивали их газировкой и смотрели на экран включенного телевизора больше, чем на мониторы слежения.

Под диваном я заметил длинный узкий металлический ящик. Внутри него, утопая в мягком вспененном пластике, хранилось ружье, которое с помощью мощной пружины выстреливало шприцы. Шприцы также лежали наготове в отдельных ячейках ящика. На Земле для стрельбы шприцами со снотворными и обездвиживающими препаратами обычно применялись пневматические ружья, а в Изначальном мире для этих целей использовалось более дальнобойное пружинное оружие. Пружина взводилась с помощью рычажного механизма, встроенного в ложе ружья, так что оружие можно было изготовить к выстрелу менее чем за минуту. Содержимое шприцев также было мне хорошо знакомо. Именно его кололи мне сотрудники КОЛО, когда захватили в первый раз. Так что никаких сомнений не оставалось: ружье предназначалось для стрельбы в магов по крови.

Была ли ловушка расставлена именно на меня? Скорее всего, так оно и было. Знал ли хозяин дома о засаде в соседнем доме? Это было весьма вероятно. Ведь со своей позиции агенты КОЛО через окна прекрасно обозревали комнаты квартиры Савельева, тогда как вход в дом, прикрытый сверху козырьком от дождя, оставался для них невидим. Для того чтобы выстрелить в цель на улице около дома, стрелку нужно было едва ли не по пояс высунуться из окна. Тогда как по цели в квартире Савельева можно было стрелять незаметно, не выдвигая ствол за подоконник. Проблема была только в одном: шприц, в отличие от пули, не мог пробить оконное стекло и затем эффективно поразить живое существо. Тонкая игла сломалась бы, содержимое брызнуло бы наружу раньше времени. Следовательно, нужно было сначала ликвидировать преграду. Это могли бы сделать сами агенты КОЛО, предварительно разбив стекло выстрелами из обычного оружия. Но за несколько мгновений между звоном разбитого стекла и летящим шприцем маг по крови успел бы защититься и контратаковать. Кроме того, из огнестрельного оружия у агентов КОЛО имелись только пистолеты, прицельная дальность стрельбы из которых была недостаточной для обстрела окон дома напротив. Возможно, сам хозяин квартиры должен был в нужный момент открыть окно и подвести своего гостя под выстрел.

В любом случае агенты КОЛО, а также отец и сын Савельевы, вновь недооценили мага по крови. Они не учли, что маг с помощью своих сверхъестественных возможностей отыщет засаду и будет готов к нападению. Или же эта засада была показной, специально созданной, чтобы маг нашел ее и успокоился? Савельев рассчитывал, что я, по молодости лет, буду так самонадеян и безрассуден? Тогда его самого и его агентов ждет сюрприз.

Я тщательно проверил дом, на крыше которого находился, не просто до самого подвала, но и заглянул в коммуникационные коллекторы с кабелями, водоснабжением и канализацией. Затем я проделал то же самое с двумя соседними домами по своей стороне улицы, с двумя домами по обеим сторонам от дома Савельева на другой стороне улицы. Еще более скрупулезно я изучил квартиры, соседствующие с Савельевской. Нигде, кроме уже обнаруженной засады, я не заметил ничего подозрительного. Обычные старые дома, обычные тесные квартиры, обычные небогатые люди. Конечно, можно было бы предположить, что весь этот район – одна большая ловушка, и кажущиеся несчастными люди на самом деле работают на КОЛО или на ОЕП. Но это, пожалуй, уже была бы паранойя.

Закончив с окружением, я сосредоточился на квартире Савельева. Хозяин находился дома, что облегчало мне задачу. Я мог изучить старого мага по обучению, так сказать, в его естественной среде обитания. Двухкомнатная квартира Савельева располагалась на третьем этаже четырехэтажного дома. И так не слишком просторное жизненное пространство было плотно заполнено множеством старинных, пожалуй, даже антикварных предметов, начиная с мебели и заканчивая архаичной перьевой ручкой на письменном столе.

Савелий Афанасьевич жил в одиночестве. Судя по некоторым женским вещам в шкафу и по фотографиям, его жена умерла несколько лет назад. Причину смерти я пока выяснять не стал, но отметил, что её не смогли предотвратить ни заклинания мужа, ни медицинские и научные изыскания сыновей.

В первую очередь меня заинтересовал книжный шкаф. Точнее, два старинных фолианта, в которых ощущалось присутствие магических вибраций. Наверняка, это были книги со старинными заклинаниями, благодаря которым маги по обучению обретали и совершенствовали своё искусство. Потом я рассмотрел, что фолианты не стояли на книжных полках, а были спрятаны в тайных нишах, устроенных в задней стенке. Поначалу, осматривая квартиру магическим зрением, я не сразу понял, что это именно тайники. Для моего магического восприятия все стены домов и стенки мебели становились как бы полупрозрачными, так что иногда я забывал, что для обычных смертных некоторые предметы и ниши невидимы. Интересно, знал ли Савелий Савельевич о хранящихся в квартире отца магических книгах? Если знал, то почему не забрал и не исследовал в своих лабораториях?

Еще один магический предмет находился на левом запястье Савелия Афанасьевича. Это был простой неприметный браслет, выточенный из темного камня. Изделия из камня обычно делают массивными, чтобы хрупкий материал не раскололся от случайного удара. Но магический браслет был тонким, как металлический. Я не знал, какой камень послужил материалом для браслета, и, что еще более важно, кто, когда и какие заклинания вложил в этот амулет.

Пока я осматривал его жилище, Савелий Афанасьевич, как самый обычный Колосский пенсионер, сидел на диване перед включенным телевизором и неторопливо пролистывал газету. Судя по недостатку места в квартире, дома он пациентов не принимал. Так что войти к нему обманом, под видом нуждающегося в его помощи больного, у меня бы не получилось. Майю я также решил не использовать – целитель и маг по обучению мог бы сразу понять, что попал под чужое внушение. Ну, что же, значит, я войду к нему во плоти, в реальности.