Формула

– Классная работа.

Она трижды беззвучно сложила перед собой ладошки.

О Новой Швабии я знал достаточно, хотя сам там никогда не был. Терпеть не могу холодов.

В те времена, когда мне приходилось больше времени проводить на воздухе, я предпочитал тёплые страны. В крайнем случае, жаркие. Не припомню случая, чтобы пот заливал мне глаза при стрельбе, или нож выскальзывал из руки. С моим приятелем Вилли Шульцем такое однажды случилось в Африке. Он попал в плен, не успев вырезать и полказармы английских танкистов. Понятия не имею, что заставило его действовать так сложно – лично я предпочёл бы взорвать всех сукиных детей разом. Так или иначе, дело закончилось плохо – британцы вспомнили свои древние колониальные традиции и пальнули из крупнокалиберного пулемёта, насадив на ствол его задницу. Не знаю, что за удовольствие они от этого получили – но с тех пор мы стреляли им исключительно в гениталии. И в задний проход – если подворачивался случай.

В общем, считаю, что мне повезло – в том смысле, что к началу русской компании я сменил место службы. Берлин зимой – не самый тёплый город в мире, но примерзать глазницей к оптическому прицелу в белорусских лесах пришлось другим парням. Честь им и вечная память.

Итак, Новая Швабия…

Примерно пять лет назад доблестные лётчики люфтваффе застолбили это Антарктическое побережье, сбросив туда несколько тонн вымпелов со свастикой. Напоминает продажу земельных участков на Луне, не так ли? Только на первый взгляд. Поскольку за ними прибыли подводные лодки. Десятки лодок, которые курсировали туда и сюда, перевозя тысячи людей и тонны оборудования. Гросс-адмирал Дениц курировал операцию лично – надо сказать, без особой охоты. Отвлечение таких ресурсов во время войны не казалось морскому волку правильным – по его мнению, субмарины существовали для того, чтобы топить вражеские транспорты. Бог знает, сколько их за эти годы дошло до места только потому, что на пути не оказалось наших лодок. А лодки бороздили совсем другие воды и совсем с другими целями.

Итак, примерно к началу сорок второго Шангри-Ла был возведён. Или, точнее сказать – «низведён»? Поскольку город находился под землёй – компактный и хорошо укреплённый, причём таким оружием, которое существовало только в прототипах. И уже не имело шансов стать массовым. У наших учёных было много любопытных идей, но ресурсов, а потом и времени на их воплощение не хватало. Приходилось выбирать – и выбор был сделан в пользу более привычных танков. В конце концов, для того, чтобы делать танки, заводы и специалисты уже имелись. Наверно, это был правильный выбор. И он чуть было не принёс нам успех. Чуть было… именно так.

Секретность антарктического строительства была такова, что о нём не знали даже первые лица рейха. Борман, Мюллер… может быть десяток человек рангом пониже, включая меня. Разумеется, сами строители и персонал. Но персонал составлялся из тех, кто не имел родственников. Или, наоборот, из семей в полном составе. Возможно, излишняя предосторожность – возвращение назад не предполагалось изначально. Что касается рабочих, то их поставляли концлагеря, так что вопрос о том, что с ними делать после окончания стройки, не стоял вообще.

Самой интересной особенностью проекта было то, что цель его вслух не называлась. Немногие, знавшие о нём здесь, в Берлине, могли думать всё, что угодно. Например, что мы строим плацдарм для проникновения во внутренние области Земли. Думаю, профессор Гербигер, сообщи ему кто об этом, был бы очень доволен. В своё время старый маньяк буквально очаровал фюрера своей идеей полой земли с разумными обитателями внутри – Гитлер ему благоволил, а нам приходилось терпеть. Как-никак, практически официальная концепция. Хотя, быть может, я заблуждаюсь в своём скептицизме? Не верил же я в то самое «летающее крыло» – до тех пор, пока не увидел полёт пробного экземпляра своими глазами. Этот плоский неуязвимый и ошеломляюще быстрый самолёт очень пригодился бы на фронтах, но на его доработку и массовый выпуск банально не хватило времени. Насколько я понимаю, главной проблемой оставалась дальность полёта. Именно поэтому полтора десятка экспериментальных машин пришлось перевозить в разобранном виде. В Антарктиду, разумеется…

– …Думаю, что там очень холодно, рейхсляйтер. Долгая и опасная дорога. …С другой стороны – не только для нас.

Борман рассеянно кивнул.

– Вот именно, Отто, вот именно. К тому же, если мне не соврали, температура под землёй вполне нормальная. Не ниже, чем в фюрербункере. И, к тому же, с вентиляцией.

Фюрер запретил устраивать централизованную вентиляцию в своём берлинском бункере. Кто-то наплёл ему, что вражеские диверсанты смогут распылять по ней ядовитые газы. Слишком замысловато, на мой взгляд. Но что поделаешь – по мере того, как дела шли всё хуже, всеобщая подозрительность росла, как на дрожжах. В конце концов, такая возможность существовала – хотя бы, чисто теоретически.

– Конечно, Аргентина – более приятная страна с точки зрения климата…

Когда Борман начинал говорить сам с собой, мне оставалось только слушать и как бы отсутствовать.

– …но слишком населённая. И может стать ещё более населённой. Причём за счёт десятков тысяч товарищей по партии.

Он повернулся и пошёл к машине. Заметил меня.

– Мы вернёмся к этому, Отто. Через пару месяцев.

Девица стояла, раздвинув ноги в шнурованных ботинках до середины голени, и смотрела на меня так, будто ничего интересней в этом месте не было. Было ещё как – три живописно разбросанных трупа, непостижимое количество крови, попавшей на всё, что можно и нельзя, Вероничка в своей пикантной позе, если вам мало.

– Ты всегда так …одеваться на прогулку?

Блин, совершенно вылетело из головы. Любопытно было бы посмотреть, но зеркало слишком измазано.

– Не волноваться. Я – Чунь Ю, Посвящённая. Шестая степень. Она – просто спать. Даже не видеть страшный сон.

Действительно. На мою новую знакомую не попало ни капли всей этой кровищи. А Вероничка оставалась недвижна и безмолвна, как стоп-кадр. Конечно, действие не заняло пока и минуты – но и за это время можно было как-то выразить своё отношение к тому, что тебе норовят сунуть в очко такую здоровенную штуковину.

Я развоплотился. Посвящённая шестой степени? Ещё одна? Если дело пойдёт такими темпами, скоро мы станем буквально ходить друг по другу.

– Какого хрена?..

Я обвёл комнату рукой. Девица оставалась невозмутима, как и подобает представителю жёлтой расы.

– Я звать тебя таким образом. И посмотреть твои возможности. Очень хорошие. Я восхищаться.

В общем, никаких претензий. Похоже, я должен быть ещё и польщен.

– Думаешь, не смогу тебе врезать по-простому?

Чунь Ю пожала плечами.

– Не знать. Не думать так. Зачем? Может быть, лучше я у тебя отсосать?

Что-то устал я сегодня, дорогая. Непростой выдался денёк.

В любом случае, беседу придётся продолжить, и сделать это в другом месте.

– Помоги мне прибраться.

Через пару минут мы вышли из подъезда и поймали такси. Улицы оставались практически безлюдными. Понятное дело – с момента моего спонтанного пробуждения прошло от силы минут пять. Ехать имело смысл только ко мне. Туда мы и направились. Интересно, мне называть её «Чунь» или «Ю»? И что подумают люди, если придётся звать на улице?

– Дурацкий у тебя акцент.

– Я говорить неправильно? – она удивилась. – Я не заметить. Буду научиться…

Да, с шестой степенью это труда не составит. С другой стороны, зачем?

– В сущности, практически правильно. Только всегда употребляешь глаголы в инфинитиве. Ничего страшного, если разобраться. Даже придаёт некоторый шарм. Опять же, учитывая твою внешность… Короче, переучиваться не обязательно.

Говоря всё это, я ковырялся ключом в замке. Мы вошли. Чунь (или Ю?) осмотрелась по сторонам всё с тем же выражением – полного довольства происходящим и, впридачу, ожидания какого-то приятного сюрприза. Пожалуй, даже целой кучи приятных сюрпризов. Не знаю почему, но я тоже расслабился. Как будто не было всей этой сцены. А, собственно говоря, её ведь и не было. Ничего этого на самом деле не было. Тролли в чёрном вернулись в мир Чунь Юйского воображения, Вероничка досматривает утренний сон.

– Теперь я отсосать? Поговорить будем потом. Это долго.

Очень целеустремлённая девушка. Пожалуй, буду пока называть её полным именем.

– Вы были очень хороши, Густав. Просто великолепны.

– Благодарю вас, герр полковник. Служу фюреру и Германии!

Густав Веллер был двойником Гитлера. Не единственным – но таким, которого можно было не просто выставить на трибуне во время парада. Пока такой необходимости не случилось. Но скоро она возникнет. Даже слишком скоро…

Честно говоря, хотелось бы успеть, пока разница в те восемь лет, на которые он был старше фюрера, не стала слишком заметной.

Я курировал его – так же, как и весь этот шарлатанский зоопарк. (Прошу прощения – профессор Бергауз не в счёт – он проходит у нас по отдельной статье). Если хотите, был своего рода офицером по связи между мирами. Кстати, выбрали меня как раз будущие клиенты. Судя по всему, обнаружили какие-то родственные их брату способности. Через некоторое время я тоже начал что-то за собой замечать.

Думаю, у нас, элитных спецназовцев, это действительно присутствует – иначе трудно объяснить, как мы можем делать свою работу и оставаться живыми и в своём уме. Формально я продолжал числиться за каким-то отделом РСХА, носил чёрную форму, получал новые звания и даже награды, но работал непосредственно на Бормана. Разумеется, ещё и Мюллера – в той мере, насколько рейхсляйтер держал его в курсе дел. Полагаю, эта мера была значительной. В конце концов, во всяких закулисных операциях обходиться без группенфюрера попросту не имело смысла.

…Что касается профессора, то его мрачные видения оправдались с прискорбной неотвратимостью. Под Курском наши неуязвимые «Т-V» и «T-V1» проявили себя именно так, как ожидалось. Русские снаряды отскакивали от брони; десяток-другой им удалось подбить в бок или корму, но ситуации это не меняло. Мы двигались вперёд с такой скоростью, что могло показаться, будто вернулся сорок первый.

Когда налетели тучи неуклюжих русских штурмовиков, никто сразу не понял, что происходит. Прицельное бомбометание с таких самолётов было невозможно. Пушки и пулемёты против нашей брони не годились. В общем, для танков – тем более, таких танков, эти летающие сараи попросту не были опасны.

…Никогда не были – но в тот день они сбросили на нас тысячи – а скорее, десятки тысяч – зажигательных снарядов. Эта гадость сыпалась, как град, неминуемо попадая в цель. Наша армада попросту сгорела дотла. На то, что осталось, со всех сторон навалились «тридцатьчетвёрки», – и, в конце концов, справились…

Разведка не имела об этих адских бомбах никакой информации. Думаю, её вины здесь не было. Похоже, русские и сами ни черта не знали. Во всяком случае, общего замысла. Конечно, кроме тех, (или того?) кто всё это и придумал, – но эти люди оставались вне нашей досягаемости.

Итак, гарантированная победа превратилась в поражение, …да что там поражение – в полный и безоговорочный кошмар.

Все были в шоке, кроме нас с рейхсляйтером. Для нас происшедшее не стало сюрпризом. Мы получили сигнал – и начали действовать.

– Итак, Густав… Я полагаю, вы уже вполне готовы…. Например, к тому, чтобы провести завтра церемонию вручения орденов нашим доблестным героям.

Несколько секунд Веллер молчал, не меняя позы, затем заулыбался. Притом самым идиотским образом. Чёрт, неужели я преувеличил его способности?

– Вам не следует делать таких гримас, Густав.

– Виноват, герр полковник.

– Я хочу, чтобы вы всегда выглядели как фюрер. Даже, по возможности, во сне.

– Понимаю, герр полковник.

– Предположим, через месяц-другой вам придётся проводить военные советы…. Найдёте, что сказать при случае?

На этот раз его лицо не дрогнуло. Молодец. Хотя должен быть удивлён до чёртиков.

– Не уверен, герр полковник. Но разве…

– … Кажется, я сказал, «предположим». Тем не менее, нам придётся над этим поработать.

Я достал из ящика стола портативный магнитофон.

– Прослушайте эти записи. Хорошенько вникните в интонации фюрера. Кое-какие нужные факты я изложу вам позже – придётся много запоминать. Порепетируйте. Если останутся сомнения, скажете.

Веллер собрался было щёлкнуть каблуками, но вовремя передумал. Наш лучший кандидат был в явном затруднении; мне пришлось встать и похлопать его по плечу.

– Надеюсь на вас, Густав. И не называйте меня постоянно «герр полковник». Может случайно вырваться при людях – ведь я тоже иногда бываю у фюрера.

Он кивнул, повернулся и двинулся к выходу, не сбиваясь на строевой шаг.

Пожалуй, может получиться. Почему бы и нет?

Мы лежали на диване валетом – я курил, глядя в потолок, Чунь Ю поглаживала моё бедро пальцами ноги. Очки она, похоже, не снимала никогда, и я уже начал к этому привыкать.

– Теперь мы поговорить?

Я уставился на неё, несколько удивлённый. Девушка разговаривала – при этом рот у неё был явно закрыт. Впервые за последние полчаса, к слову сказать.

– Кто-нибудь нас слышать. Сделать себя говорить молча.

Резонно. Делаю. В свете последних событий вы можете грузить меня чем угодно без боязни показаться параноиком.

Беседа началась.

– Как раз хотел спросить… это что – какой-то специфический ритуал? Вроде пожирания мозга врага?

Она посмотрела на меня удивлённо.

– …Пожирания? Не понимать… Я хотеть ты получить удовольствие. И получать удовольствие сама.

Обожаю эту самую взаимность – но обычно от неё у меня через некоторое время начинают ныть мышцы живота. Не то, чтобы это было такой уж проблемой, – конечно, нет. И всё же, по мне, минет гораздо более комфортен. К сожалению, его нам обычно даруют только в качестве награды за труды. Или снисходительно потакая нашей врождённой слабости и порочности.

Таким образом, если припомнить ещё и девушку Дану, то получится, что в последние сутки у меня проблемы со всем, кроме орального секса. Что ж, хоть какая-то отдушина.

– Как ты меня нашла?

– Это быть нетрудно. Сначала я найти Самсонова. Читать его мысли. Не мочь определить твою степень – он её не знать…

– И тогда ты устроила это… представление?

Ю кивнула. Потянулась всем хорошо сделанным телом.

– Самсонов опасен. И зачем тебе знать мою степень?

– Не опасен – если соблюдать осторожность. Ты не соблюдать. Всё равно, не очень страшно. Я помогать. Иметь план.

– Но зачем я тебе сдался?

– Я хотеть привлечь тебя в наш союз.

Не буду спрашивать, что за союз. Могу себе представить. На кону, видимо, опять мировое господство. Никак не меньше. У меня есть другой вопрос, в данный момент более интересный.

– Кто ты? Откуда?

Ю закатила глаза.

– Это неважно. Никто. Отовсюду. Странствовать по миру. Не уметь по времени, как ты. Мы заняться твоей проблемой скоро. После того, как ещё раз заняться любовью.

Итак, брюшные мышцы отстоять не удалось. А затем мне предстоят неизвестные пока подвиги – с узкоглазой нимфоманкой в качестве напарника. Одним словом, жизнь в этом измерении становится интересней с каждой минутой.

Мюллер стоял, повернувшись к окну и заложив руки за спину. Уходящее солнце просвечивало сквозь редкий пушок волос на его почти лысом черепе, и это придавало группенфюреру почти забавный вид. Дверь открылась, он развернулся навстречу – не так быстро, как могу я, но весьма похвально для генерала. Жестом пресёк мою попытку встать во фрунт. Доброжелательно улыбнулся.

– Здравствуйте, Отто. Бросьте это, мы не на плацу. Прекрасно выглядите, скажу я вам.

– Благодарю вас, герр группенфюрер.

Этого номера в неприметном отеле «Ширер» не существовало. Как впрочем, и двух этажей над ним и трёх снизу, один из них – подземный. Конструкция была пристроена к основному зданию таким образом, что изнутри казалась тупиковым окончанием коридора, а снаружи – частью отеля. Окна выходили на задний двор, поэтому несоответствие между видом изнутри и снаружи никому не бросалось в глаза. Войти можно было с улицы – через дверь, имитирующую чёрный ход, или под землёй – тоннелем, конец которого терялся где-то в недрах рейхсканцелярии. Идеальное место для встреч – достаточно скрытое от посторонних глаз и не такое унылое, как наши офисы.

– Отвыкайте от званий, герр Хайниге, – Мюллер похлопал меня по плечу. – Хотя бы здесь. Скоро всем нам придётся от них отвыкать, не так ли? Сложная задача для настоящего немца, да… Субординация, порядок. Боюсь, многие из нас по-другому просто не смогут. Тогда труды тех, кто корпел над их безукоризненными паспортами, пойдут прахом…

Мюллер прошёлся по комнате. Он-то сможет, конечно. Снимет эту стройнящую его генеральскую форму и затеряется в толпе. Собственно, кто и когда видел его в штатском? Не я.

– Наверно, хорошо, что вы сменили службу, Отто. Опередили в звании своего знаменитого тёзку – и, того гляди, получите генерала. Напоследок, но всё же…

Мюллер остановился напротив меня, улыбаясь.

– С другой стороны, теперь ваш бывший коллега и сослуживец – номер один. Герой нации. Мечта половины женщин рейха. …Но ведь вам-то всегда было плевать на славу, не так ли?

– Именно так, герр группенфюрер. Так меня учили. Просто делаю своё дело.

Конечно, я могу называть его «дядюшка Генрих» – но, сдаётся, время для этого ещё не пришло.

Мюллер погрозил мне пальцем.

– Вы хитрец, Отто. Хитрец, не скромник. Признайтесь – вам это просто нравится. Быть игроком и делать вид, что сидите на прикупе, не так ли?

Не только мне, как я понимаю, герр Мюллер. Но придётся признать, что моя тень будет погуще вашей. Прямо какой-то сплошной непроницаемый мрак.

– Конечно, странноватая у вас служба, на мой вкус, – Мюллер пожал плечами. – Но, судя по всему, на сегодня – важнее многих других. Включая, может быть, и мою. …Рейхсляйтер!

Борман вошел через противоположную дверь, хмуро пожал нам руки. Сделал знак садиться. Помолчал добрых полминуты.

– Вы знаете, зачем мы здесь, господа, – начал он, по обыкновению, негромко, но веско. – И вам известно, что во все детали операции посвящены только присутствующие. Подчёркиваю – только мы. Даже фюрер имеет самое общее представление… пока.

Мягко говоря, рейхсляйтер говорил не совсем правду. Да, в первый раз он смолчал – у него просто не хватило духу. Бергауз в те дни оказался болен и практически без сознания; его коллеги мямлили что-то невразумительное. К счастью, это никого не насторожило – слишком велик был всеобщий энтузиазм.

Потом, по мере того, как ход событий становился всё более очевидным, профессор обрёл голос. Так что, фюрер знал. И более того, вполне определённо высказал своё мнение.

Как понимаете, он отнюдь не собирался погибнуть вместе с лучшими сынами рейха. Тем более, что в их планы это тоже не входило.

Мы прогуливались по неважно освещённой парковой дорожке – Ю посередине; мы с Тамсанарпом в его привычном обличии – по бокам.

– Вы можете быть совершенно спокойны – нарушением Принципа наша встреча не является. Тем более, такая приятная встреча, принцесса…

Гномон покосился на меня.

– …Такое приятное знакомство. Но я совершенно не понимаю – к чему все эти меры предосторожности? Тусклый свет, тёмные аллеи…

– У вас боязнь открытого пространства, сенсей?

Принцесса… Знакомство…. Вот уж не думал, что сгустки энергии способны проговариваться. Пожалуй, это даже обнадёживает. Или какой-нибудь трюк?

Помоги мне, Боже, я окончательно становлюсь параноиком.

– Не то, чтобы боязнь, но…. В этом нет никакого смысла, поверьте. В закрытом помещении моё присутствие создаёт эффект полного, не побоюсь этого слова, отсутствия времени и пространства. Для постороннего наблюдателя, разумеется. Это всё равно, как запустить запись на камеру наблюдения. Таким образом, мы могли бы общаться совершенно свободно. Что касается открытых помещений…

– Эй, дяденьки! Тут нельзя прогуливать узкоглазых сучек.

Было их семеро – трое слева, четверо справа; естественно, бритых наголо, одетых безвкусно и с какими-то металлическими штуковинами в руках. Видимо, крались за нами по обеим сторонам аллеи, прячась за деревьями, что твои индейцы. Один, покрупнее, отделился от правой группы и встал перед нами.

– Валите, отцы. А с тебя, сучка, штраф.

Свободной рукой он неторопливо расстёгивал ширинку. 501-й «Ливайс», не иначе.

– Шагай сюда, растопыривай губёшки.

– Да, конечно, сейчас…

Ю сделала три быстрых шага и опустилась на колени. Неужели моя девушка на этом просто помешана? И не приведёт ли, это рано или поздно, к драматичному пересмотру наших отношений?

Тамсанарп придержал меня за рукав.

Бритый казался слегка удивленным – по крайней мере, так мне показалось за недостаточностью освещения.

Настоящее удивление пришло к нему в тот момент, когда Ю опёрлась о его накачанный живот левой рукой, а правой вырвала всё, что находилось ниже. И запихнула в разинувшийся для крика рот.

– Я уметь не очень хорошо.

Бритый (впрочем, не всё равно ли, как его теперь называть?) почему-то не рухнул навзничь. Он продолжал стоять, выпучив глаза и удерживая губами то, что не поместилось во рту. Судя по звукам, при этом он обильно мочился, и, пожалуй, испражнялся. В общем, делал не менее трёх дел одновременно, как Юлий Цезарь.

Колени у здоровяка подогнулись одновременно с тем, как Ю вытерла руку о его куртку и сдвинулась в сторону.

Итак, оставалось шестеро. На их месте я бы убежал. Но парни, похоже, имели своё представление о чести. Несколько секунд они провели в оцепенении, а потом бросились на Ю – причём одновременно и со всех сторон. Правильный ход. По крайней мере, оптимальный. В кино они обычно толпятся в сторонке и выбегают навстречу неприятностям по одному, – никогда не мог понять, по какой причине.

Тамсанарп продолжал держать меня за рукав, и я начал его понимать.

Мне прямо-таки виделось, как Чунь взлетает в воздух, отталкивается пятками от дерева и неотвратимо обрушивается на врагов.

Она поступила проще – первый из нападавших получил взбалтывающий удар в пах – громоздкие ботинки, оказывается, этому совсем не помеха. Двух следующих вырубила в челюсть снизу; тех, кто были на очереди – головами друг о друга, схватив за волосы. Оказывается, подбегать одновременно у них всё-таки получается не совсем, – возможно, сказывается разница в стартовой позиции и скорости. Последний и вовсе передумал, но Ю в прыжке дёрнула его за ноги. Характерный хруст лицевых костей о бетон – и полное молчание. Парень пострадал больше остальных – возможно, теперь он изменит образ жизни и запишется в танцевальный кружок.

Ю повернулась к нам – этакая Эриния на фоне полудюжины изрядно поломанных людишек.

– Раз так…. Здесь быть необязательно. Мы вернуться к тебе.

Она не повелевает – просто констатирует.

Я вошёл в офис нового патрона – надеюсь, с достаточно идиотской улыбкой на лице. Плотоядно оглянулся на Екатерину. Совершил лёгкий полупоклон.

Самсонов поднял голову над бумагами, приветственно помахал рукой.

– Здравствуйте, Эдуард Сергеевич. Заявление о приёме уже написали? В своём кабинете были?

Заявление…. Написал в машине на правой коленке под диктовку водителя Николая. Тот пробежался по тексту, кивнул и сунул бумагу в карман. Судя по всему, на этом моя работа с данным документом закончилась – отныне он зажил своей собственной жизнью.

Кабинета пока не видел – собственно говоря, а на что там особо смотреть? Насколько часто мне вообще придётся в нём находиться?

…Впрочем, нет, кое-что проверить действительно стоит.

– Это рядом, но на первый раз лучше я вам покажу.

Вслед за Самсоновым я вышел в приёмную, мы пересекли её, и он открыл третью дверь слева. К моему удивлению, там оказался не слишком длинный, но всё же коридор без окон с почему-то тремя несимметричными и никак не обозначенными дверями по бокам и одной – в дальнем конце. Теперь я бы уже затруднился предположить, что за ними может находиться. Во всяком случае, дальняя открылась в средних размеров приёмную, за которой следовал примерно вчетверо больший офис, который словно бережно перенесли с рекламных проспектов соответствующего магазина, включая какие-то книги и побрякушки на полках и десктоп с кучей полагающихся к нему причиндалов. Позади всего этого великолепия находились широкие, в данный момент зашторенные окна, в левом углу виднелась ещё одна дверь – разумеется, как же без неё. Это не офис, это какой-то DOOM.

– Комната отдыха и всё такое, – Самсонов проследил мой взгляд. – Заметьте, никакой прослушки. Никакого видеонаблюдения. Вы же из-за этого так вертите головой?

Я кивнул. Вертеть головой и в самом деле не стоило – в этом не было никакой практической необходимости.