Нейроклеть

Оля, между тем, глядела на всё это шевеление совершенно безмятежно. Болтала ногами над нигде не заканчивающейся белой бездной. Олежа поразился её бесстрашию, но самому ему было не по себе. Он стал резать лапшу в приложении ещё быстрее, но она, вместо того, чтобы безвольно опасть лохмотьями и замереть, напротив, стала скручиваться в колобки и окружать Олю.

– Иногда нужно быть безжалостным, – сказал Олежа, оправдывая свои действия. – Бесчеловечным. Равнодушным. Таким же, как и мир. Так ведь? А почему, Оля, у тебя такие уши?

Оля поджала кулачки к подбородку, и развернула острые и чуткие свои ушки в разные стороны. Она наконец перестала загадочно улыбаться, и сразу стала чужой.

– Оля, – сказал Олежа. – Оля! Оля! Оля!

Она впервые посмотрела ему в глаза, бесшабашно подмигнула и рассмеялась. Эхо её хохота поскакало вниз, к белоснежным клеткам, и осело на их прутьях.

А потом он, кажется, стал просыпаться.

***

Просыпался Олежа непросто. Тяжело. Неохотно. Да и кому хотелось бы просыпаться в мире, словно бы нарочно спроектированном для страдания, тоски и беспросветности? Не наблюдалось впереди у него ничего такого, ради чего стоило бы открывать глаза.

Никогда не удавалось ему выспаться на раскладушке. Ни разу. Где-то в важных для человеческой физиологии местах она нарочно подсовывала какие-то переборки и выпуклости, и не существовало ни одной позы, которая помогла бы вписаться в её сложный, античеловеческий рельеф. Олежа покрутился. Рёбра уже устали и недвусмысленно давали знать о том, что пора бы прекратить это издевательство.

Оли, вроде бы, уже не было. По субботам она практиковала проактивную социальность: йога, кофе с подругами и терапевтический шопинг. Ну и ладно. Ну и к лучшему. Олежа вспомнил их ночной разговор, и зарылся под подушку, невзирая на рёбра. Под подушкой было лучше. Несопоставимо лучше.

Может, и не на шопинге она была. И не на йоге. Предполагать это было страшно.

Вернулся он вчера – ну, то есть, сегодня – около двух. Оля сидела на кухне в кофте, приобретённой ей для пробежек, но так по прямому предназначению ни разу и не использованной.

– Пришёл? – глухо спросила Оля, глядя на кружу чая. – Ты где был?

– Я встречался с другом, – быстро сказал Олежа заготовленное. – Мы не виделись с детского сада. Засиделись немного.

Он попробовал проскользнуть в ванну, но Оля уже встала на его пути.

– Что это за хрень? – спросила она.

– Что? – притворно удивился Олежа.

– Что. За. Хрень. Ты. Несёшь, – сказала Оля. – Ты, может, думаешь, с тобой кто-то ещё согласится жить? А? Нет таких дур! Нет! Задрот хренов! За что? Почему меня угораздило вот так вот? А? Что же я сделала такого? Почему именно мне достаются вот эти вот? Чего ты молчишь?

– Да, – сказал Олежа. – Нет?

– Что «нет»? Ты где был, я тебе говорю? Отвечай! Что уткнулся, малохольный? Говори! Или собирай уже свои вещички, и вали! Я жду. Полное объяснение! Полное! По минутам! С кем ты был?

– С другом, – сказал он. – С детского сада.

– Что ты бормочешь? – придвинулась к нему Оля. Он испугался: ему пришла невозможная, абсурдная мысль о том, что она сейчас ударит его, и отступил назад. – Ты хоть слово можешь нормально сказать? Какой нахрен детский сад? Когда на работу человеческую устроишься? А? Сидит он за компьютером своим! Вытяжку не сделал! Лампочку в коридоре не поменял! Денег не заработал! Сводить даже никуда не вывел меня! Ни разу за полгода! Хоть бы в паб какой завалящий! Я пашу от заката до рассвета! Каждый день в этом долбаном колл-центре с этой идиоткой! Со скриптами этими долбаными! На холодных этих долбаных обзвонах! Ты хоть раз делал холодный звонок? А, задротишка хренов? Сидит у себя там! Уткнулся на балконе! Достало уже! Выметайся! Выметайся, тебе говорю!

Кофта на ней распахнулась, открывая чёрную шёлковую ночнушку. Олежа глубоко вздохнул, что-то внутри него крутанулось, изменилось, он на мгновение потерялся, а потом резко раскрыл на Олю глаза. Бывают машины, где фары поднимаются прямо из капота, выдвигаются вверх, а потом: раз! И ослепляющий свет. Вот именно это сейчас и продемонстрировал – совершенно непроизвольно! – Олежа.

Возможно, это выглядело странно и пугающе. Особенно в его исполнении. Да, вот сейчас, постфактум, это было очевидным. Вёл он себя, конечно, странно. Дерзко зыркнул.

Значит, всё было по делу. Заслужил.

На Олином лице застыла непонятная эмоция: смесь недоверия, изумления и гнева. Она постояла так пару секунд, и эти мгновения были самыми долгими в жизни Олежи. С макушки вниз пронзило его понимание важности, судьбоносности этой паузы, он набрал в грудь воздух для фразы, пока ещё неясно какой, но по тону обязательно примиряющей, просительной, извиняющейся, но тут Оля со всей дури влепила ему ладонью в щёку. Олежа потерял равновесие, взмахнул неуклюжими клешнями, наступил на подвернувшийся ботинок, и неловко вписался в куртки на вешалке.

Он стоял, растопырив назад руки, в позе бегущего Наруто, и глядел на Олю. Видно было, что она внутренне разрешила себе всё. В лице её была отчаянная неустрашимость и намерение идти до конца. Каким бы он ни был.

– Гипити, помогай, – сказал Олежа. – Нужна помощь. Я не могу это видеть. Забирай весь контроль, полностью.

И мир ввинтился в пёструю спираль, а потом выключился.

У него не находилось ни одного воспоминания относительно того, что было дальше. И было ли вообще. «Может, всё нормально, – подумал он. – Сейчас напишу ей сообщение. Объясню. Покаюсь. Всё будет нормально. Всё устаканится». Но внутри, где-то в горловой ложбинке, ворочалось у него тугим комом ощущение того, что нет, ничего не нормально, что жизнь его бездарно потеряна, и не существует ни одного способа это исправить.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.