Путь Святозара. Том первый

Один из ребят взял в руки гусли, и, перебирая струны, позвал дев: « О, девы восурские придите, спойте, похвалитесь, своей чистотой и красотой».

Пять девушек, вышло на середину избы. И выстроившись в ряд, запели песню, о великих Богах, прекрасной, любимой восурской Родине, о славных и сильных витязях, что защищают и берегут свою землю, своих матерей, жен, детей. Керк сидел и слушал переливчатые, девичьи голоса и наслаждался теплом и светом, исходящим от них. Нежданно девы резко прервали песню, смолкли и затопали ножками, приглашая парней продолжить ее. Поднялись пятеро ребят, среди которых был Стоян, и, встав напротив девиц, поклонились и продолжили песню, теперь уже восхваляя доброту и заботу своих матерей, чистоту и красоту восурских дев, а потом ребята подхватили девушек за талию и закружили в вихре бойкого пляса.

Искрен приблизил к Керку свое лицо и шепнул ему на ухо:

– Видишь, Святозар, деву, с которой пляшет Стоян. Это старшая дочь Храбра, прекрасная Белослава. Наш Стоян души в ней не чает, – Искрен звонко, беззлобно засмеялся. – И если брат когда-нибудь осмелеет перед отцом и Храбром может ему удастся стать ее супругом.

Керк тоже засмеялся, вдруг вспомнив, как при встрече Храбра и Стояна, тот невнятно, что-то лепетал, теперь становилась понятной его робость при виде отца возлюбленной. Однако на Стояна и Белославу, ряженную в русалку, было любо дорого поглазеть. Так они были молоды и красивы, с неподдельной теплотой глядели друг на друга, лишь изредка одаривая неприметным пожатием. Белослава была высокой, худенькой девой с длинными светлыми, цветом пшеничного колоса, волосами, заплетенными в не тугую косу. С серыми, как у отца глазами, высокими черными, словно нарисованными бровями.

– А, что, – поинтересовался наследник. – У Храбра большая семья?

– Да, нет, не очень, – пожимая плечами, ответил Искрен. – У Храбра супруга умерла, родив ему сына, которому девять лет, и он больше не женился. У него правда, кроме Белославы, еще две дочери есть, но они сюда еще не приходят, маленькие. Одной дочери двенадцать лет ее Верой зовут, другой около одиннадцати ее Голубой величают. Я гляжу, их и среди ребятишек нет, он Храбр такой строгий, верно не пустил. А сын у него Ратиша, да вон он на печке видишь темненький такой, крепкий, словно бочонок лежит, подле моих младших братьев Остромира и Путислава.

Керк взглянул на печку, и сразу приметил младших братьев Искрена, таких, же сбитых, крепких и сильных. А рядом примостившегося Ратишу, чем-то схожего с Храбром, наследник немедля узнал в нем того мальчонку который норовил садануть переодетого быком парня по макушке. Эта троица занимала, скорей всего отвоевав, большую часть печи так, что остальные ребятишки теснились на меньшей ее половине.

– Он, знаешь, этот Ратиша еще тот шалопай. Если где драка в деревне, то там точно зачинщиком Ратиша был. И ты знаешь, сам-то маленький еще, а не боится и со старшими биться. Ох, верно, ему от отца крепко достается. Ведь, вот поверь, Святозар дня не пройдет, чтобы он с кем не подрался, а следом за ним и мои братья озорничают. – Искрен перевел взгляд с лица наследника и с восхищением зыркнул на шалопая Ратишу, каковой уже схватив какого– то мальца за шиворот пытался сбросить его с печки. – А, тебе брат твой, – добавил он, – Тур ничего о нем не рассказывал, ведь они все верные друзья. Как какие гулянья, они всегда вчетвером.

– Нет, мне Тур о друзьях своих ничего не рассказывал, наверно, подходящего случая не было. Я, что ж, совсем недавно домой вернулся, – негромко заметил Керк. – А, у вас вроде еще брат есть? – малеша опосля вопросил он.

– Ага, точно, есть младший самый Разумник. Ну, тот не в нас пошел, он в мать, больно разумный у нас на гуслях играет, песни поет, не до битв ему, ни до боя, – пояснил Искрен, и смолк, так как музыка прервалась.

Запыхавшиеся девы и парни расселись по своим местам. И тогда юноша, по имени Боян, оный играл на гуслях, запел старинное сказанье. В этом сказанье он пел про Светлого Бога Велеса «… который взял плуг скованный самим Небесным Богом Сварогом, и коня железного. И пошел в поля восурские, чтоб учить людей пахать землю, сеять и жать. Учил он восуров звездной мудрости, грамоте, дал им первые законы, и, создав, подарил календарь, по которому и доныне живет славный народ. Любил Бог Велес людей труда, да терпеть не мог лодырей и лентяев. А если кто его не слушал, ни трудился, да ни учился такого Бог Велес наказывал. Неблагодарные люди стали роптать и жаловаться Сварогу на Бога Велеса. И тогда собрал Велес славную дружину из леших, боровых, водяных и прочей нечести, и, пошел состязаться силой с восурским народом. Вырвал Велес столетний вяз с корнями и давай им покачивать, ветвями да стволом помахивать, а люди испугались силы такой и покорились Богу да принесли золото, серебро и другие дары. Но не взял великий, светлый Бог Велес золото и серебро, отказался от других даров, повелев людям восурским приносить ему лишь дары бескровные и только от труда своего, да выпил с ними чашу мировую». Боян закончил петь, а слова песни все еще звучали в избе, да неслись, точно ретивые кони по всей восурской земле.

Глубоко за полночь молодежь стала расходиться. Керка до самых дверей дворца сопровождали Стоян с братьями, они весело переговаривались и посмеивались всю дорогу. Наследник договорился с братьями, что о том пойдет он или нет, на очередное ночное гулянье, Стоян будет узнавать от своего отца наставника Дубыни. И по-свойски попрощавшись с парнями, расстался. Керк оставил коня поджидавшему его у дверей слуге, а сам быстро взбежав к себе в опочивальню, упал на ложе и мгновенно уснул.

Наследнику не удавалось побывать на всех посиделках, так как отец хоть и разрешил Керку гулять, все же требовал от него присутствия в тронном зале каждое утро. Потому наследник бывал на посиделках лишь раз в три дня.

На посиделках не только играли, пели и плясали, но и много гадали. Иногда девы гадали сами, не беря парней на такие чисто женские посиделки. Но чаще гаданья устраивали все вместе. Керк не участвовал в таких гаданьях, оно как считал, что этот год у него и так весьма был насыщенным неожиданностями, а узнать, что впереди его ждет еще какая-нибудь нечаянность и вовсе не желалось. Одно из самых любимых гаданий проводилось на улице, на перекрестке дорог, куда молодежь приходила с песнями и смехом. При этом гадании парни и девушки садились в круг, а чертила, чаще всего им был, Керк укрывал их белой скатертью и обводил круг, шепча заветные слова. Сидевшая в кругу молодежь вслушивалась в ночную тишину стараясь разгадать, что принесет им будущее. После чертила, опять обводил кругом, гадающих, чтобы все услышанное в ночи обязательно сбылось.

А ближе к празднику в честь рождения Бога Коляды все вместе начинали ходить по дворам петь колядки, благословляя людей на долгую и счастливую жизнь. Считалось, что колядовщики будто посланцы Коляды приносят людям добро и поэтому в ответ люди угощали их дарами от своих трудов.

Глава восемнадцатая

Чем ближе было до дня Коляды, тем больше злых духов и всякой нечести появлялось в Яви. Один раз Керк, Стоян, Искрен и Молчун отстали от ватаги ребят, задержавшись подле одного из домов, и внезапно услышали какой-то треск. Наследник повернул голову в сторону шума, и увидел, как из ближайшей избы прямо из трубы стали вылетать искры. Сначала искры были маленькие, как и положено, но миг погодя они стали увеличиваться в размерах, точно пухнуть и вот уже из трубы вылетают огненные брызги с кулак. Искры упали на снег, зашипели и тотчас превращаться в маленьких злобных шуликунов– духов связанных с водой и огнем. Шуликуны появлялись в основном в середине месяца студень тогда, когда проходил праздник посвященный Велесу, ведь эти духи были верными другами Бога во время его долгого странствия давным-давно по Яви.

Шуликуны были ростом с кулак, имели худющие, кривоватенькие ноги, завершающиеся лошадиными копытами, тонкие, длинные плети-хвосты, и заостренные, измазанные копотью безволосые головы, с большущими кроваво-красными глазами и такими же здоровущими ртами, из которых они выдыхали огонь. Одеты они были в короткие, серые али синие кафтаны, измазанные сажей и печной копотью.

Шуликуны окружили Керка и братьев, у каждого из них в руках находились длинные каленые крюки, каковыми они, гулко хохоча, стали тыкать ребят в ноги. Наследник посмотрел на братьев, изумленно оглядывающихся, охающих и подпрыгивающих на месте, однако не могших узреть нападавших. Ведь в отличие от Керка, самих шуликунов братья не видели. Внезапно несколько духов подскочили к Молчуну, схватили, его за штанины и сильно дернув, повалили на снег, да суматошливо поволокли в сторону реки. Стоян и Искрен сразу не сообразив, что произошло, стояли с разинутыми ртами и смотрели, как их брат исчезает в темноте. Керк сорвался с места, подскочил к забору, и, вырвав из него кол, кинулся вслед за Молчуном. Он шустро догнал волочимого по снегу шуликунами парня, подскочил к одному из духов и сильно ударил того колом. Шуликун отлетел от Молчуна, да высоко подсигнув, развернулся в воздухе, и, рыча, выбросив вперед изо рта небольшой столп пламени, кинулся на наследника.

Керк ударил по второму, третьему, четвертому духу и тогда остальные отпустили Молчуна и ринулись на наследника, визжа, изрыгая огонь и бросая в него горячие угли. Керк замер и зашептал заговор: « О, Бог Велес, Бог мудрости, Бог богатства твоя сила…», но договорить ему не удалось, потому как подбежавшие вплотную к нему шуликуны так дохнули огнем, что у юноши вспыхнули штаны. Бросив на снег кол, Керк руками принялся тушить объятые пламенем штаны. Тут же два духа подхватили брошенный кол, подпрыгнули и с такой мощью огрели, его по спине, что наследник зычно вскрикнул и упал лицом в снег.

Шуликуны весело завизжали и еще раз стукнули колом наследника по спине. Хорошо, что на выручку пришли Стоян с братьями. Стоян, узрев как коло одним своим концом бахает по спине лежащего Керка, торопливо схватился за его навершие. И, ощутив на нем тяжесть, порывчато потряс кол, отчего шуликуны разлетелись в разные стороны, словно опавшие яблоки. Искрен и Молчун в это время тушили горящие штаны Керка, забрасывая огонь снегом, а потом помогли ему подняться.

– Что, что – это? – все еще не видя врага, спросили братья.

– Шуликуны, – ответил Керк.

И вытянув руку вверх, устремил взор в небо, закричал: « О, великий Бог Велес, озари руку мою светом твоей мудрости и силы! Чтобы мог я тем светом, окропить всех нечистых духов, и проявить их истинный вид в Яви». И тут же пальцы наследника запылали золотисто-лазурным светом, и из них словно как из паука стали вылетать тонкие лазурные паутинки и падать на шуликунов, а когда такая тонешенькая ниточка опускалась на духа, то тот вдруг вспыхивал ярким лазурным светом и становился видимым для Стояна, Искрена и Молчуна.

Вскоре шуликуны уже все проявились и стали видимы простым смертным. Они яростно подпрыгивали на месте, злобно разевали свои рты, и выпучивали здоровущие глазищи, потирая тонкие ручки о кафтан, стараясь вернуть себе невидимость. Керк недолго думая, выхватил у оторопевшего, и молча взирающего на духов Стояна, кол направил на него все еще светящуюся руку, да прошептал: « Именем Всесильного ДажьБога, ты кол раздвоись, разтроись, учетверись», с тем проведя по нему кончиками пальцев. И незамедлительно кол стал толстеть, пухнуть, прямо на глазах, неожиданно он треснул посередке, и из него на снег выпал второй кол. Керк снова провел пальцами по колу и из него на землю выскочил такой же третий, а мигом позже и четвертый кол.

Стоян с братьями с лихорадочной поспешностью наклонились, схватили упавшие колы и принялись лупасить ими шуликунов. Духи же выкинули вперед свои маленькие ручки с калеными крюками и ринулись в бой. И закипело сражение, в котором, однако крепко доставалось и парням, и шуликунам. Стоян и братья так мощно размахивали кольями, что духи разлетались в разные стороны, но так как удары не приносили им никаких увечий, то падая на снег, они тут, же вскакивали, возвращались и с удвоенной силой жалили ребят крюками и забрасывали горящими углями. Первым не выдержал Керк. Он, все еще продолжая отбиваться от шуликунов, зашептал заговор, который прежде не успел договорить. « О, Бог Велес, Бог мудрости, Бог богатства, твоя сила подобна Рипейским горам, твоя мощь подобна Восточному морю, твоя мудрость как центр мира – Алатырь– камень. Смири своих, другов, нечистых духов-шуликунов, которым мы зла не желаем, которых мы победить не сможем. Пролей свою благодать на нас и заставь их вернуться туда, откуда они вырвались. Да, будет слово мое крепко, как сам камень-Алатырь!» Прошептал заговор наследник и увидел, как шуликуны под ударами кольев стали лопаться и разлетаться на тысячи горящих угольков и искорок, а падая на снег, громко шипеть и тухнуть. Вот и последний дух…. Искрен мощно ударил по нему колом, тот подлетел к небу, все еще яростно махая каленым крюком, лопнул, и, упав ярко-горящей искоркой в снег, потух.

– Ого, – только и вымолвил Стоян, тяжело дыша, да опустил кол.

– Славный был бой, и ловко мы с ними расправились, – добавил Искрен, да бросил пронзительный взгляд на Керка.

– Но, если бы не ты, Святозар… – и за него договорил Молчун. – Все бы сейчас в проруби купались.

Наследник посмотрел на братьев и крепко обнял каждого в знак дружбы.

После побоища, обожженные и оборванные парни, решили отправиться по домам, прежде проводив наследника до дверей дворца. Керк только зайдя к себе в опочивальню смог понять, как он пострадал. Руки, ноги были обожжены, штанины превратились в ошметки. Наследник снял штаны и бросил их в угол, да зашептал заговоры над ожогами. Пришлось повозиться с ними так, что спать он улегся лишь под утро и конечно проспал. Утром Керка разбудил Борщ, он не просто уговаривал того подняться, но, видя, что его слова не слышат, принялся толкать и теребить наследника. Наконец юноша отворил очи и сонно, недовольно, что-то буркнул слуге.

– Ваша милость, да проснитесь же, наконец. Ваш отец, правитель Ярил уже давно в тронном зале. Ох, и влетит же вам, – молвил взволнованно слуга и сызнова толкнул наследника в плечо.

Керк с трудом разлепил, все еще смыкающиеся, глаза, и услышав слова Борща, тотчас соскочил с ложа. Он спешно оделся, отер лицо влажным утиральником, да торопливо побежал в тронный зал.

Тронный зал был одним из самых больших помещений во дворце. Стены его были богато украшены стеклянной мозаикой, с затейливыми рисунками природы, зверей, да птиц, также как и в гриднице, в зале было два входа. Через один, потайной, который поместился по правую сторону от трона, заходили приближенные и наследник, второй, парадный, через него в зал вступал правитель и вызываемые вельможи, воеводы, посланники других народов. Парадный вход охранялся двумя воинами из дружины, но только во время приема в тронном зале. Почти посередине залы, на возвышении, стоял золотой трон богато украшенный дорогими каменьями, на котором в долгополом, парчовом ферязе с венцом правителя, восседал Ярил, по реклу Щедрый. Позади трона высились огромные в две сажени окна, украшенные разноцветными стеклами, а с двух сторон зала были расставлены широкие укрытые легкими коврами скамьи, на оных сидели вельможи и воеводы. Рядом с троном на низеньком табурете мостился писака, который записывал за правителем распоряжения в берестяную грамоту.

Керк бесшумно открыл дверь, и также тихо приблизившись к трону отца, встал позади. Правитель повернул голову, укоризненно глянул на сына, и продолжил слушать воеводу, каковой докладывал отцу об участившихся на юге набегах нагаков. Когда воевода закончил, отец помолчал, да указав воеводе на скамью, сказал:

– Что, ж, Жировит, я думаю, что после празднования светлого праздника в честь рождения Бога Коляды, придется отправить, как ты и советуешь, посланников к нагакам, чтобы обуздать их попытки вредить Восурии, ну, а пока вы там будьте начеку.

Воевода Жировит низко поклонился правителю, и, отойдя к скамье сел. Отец повернул голову к Керку и строго спросил:

– Святозар, ты почему так поздно пришел? И, что у тебя с лицом?

Наследник поспешно поднял руку и ощупал свое лицо, да нашел на щеке незалеченный ожог, оставшийся от вчерашнего боя, он приблизил к отцу голову, и негромко ответил так, чтобы услышал лишь один правитель:

– Отец, прости, я проспал. А с лицом ничего страшного, это просто ожог.

– Ожог, – изумленно повторил отец. – И где же ты его успел получить.

– Да… вчера, на гуляньях я с сыновьями Дубыни столкнулся с нечистыми духами – шуликунами. Ну, и у нас завязался бой, – пояснил наследник, и слегка поморщившись, убрал от обожженной щеки пальцы.

Лицо правителя посветлело, он по-доброму улыбнулся и поинтересовался:

– И, кто же вышел победителем?

– Да, вроде никто, отец, – пожимая плечами, молвил Керк.

– Как так, никто? В побоище всегда бывает победивший и проигравший, – недоверчиво заметил правитель и внимательно оглядел наследника.

Керк потер висок кончиками пальцев, задумался, и также негромко добавил:

– Я просто применил заговор, так как видел, что этот бой ни к чему не приведет, ведь духов силой не победить.

– А… разумно, ты поступил Святозар, – все больше улыбаясь, сказал правитель. – Значит, поле битвы осталось за вами.

– Ну, – согласился наследник. – Поле битвы, так и есть осталось за нами, но надо отдать должное шуликунам, нам тоже крепко досталось.

– Тебе, а сыновьям Дубыни? – тихо засмеявшись, вопросил правитель.

– И мне, и я думаю сыновьям Дубыни тоже, – вспоминая свои обгоревшие штаны, ответил Керк.

– Ты, все же ожог на лице заговори, Святозар, – сказал отец, а когда Керк кивнул в знак согласия головой, обратился к писаке, который во время разговора, правителя с наследником, вытягивал шею и напрягал слух, чтобы хоть, что-то услышать. – Ну, что, Милонег, на сегодня у нас все?

Милонег принял исходное положение, приклонил голову и чуть слышно пролепетал:

– Да, правитель, на сегодня у нас все.

И тогда правитель великой Восурии Ярил, по реклу Щедрый, поднялся и торжественно вышел из тронного зала, сопровождаемый наследником, через парадный вход.

Оставшиеся дни до праздника в честь Бога Коляды, Керк провел на гуляньях. Отец освободил его от посещения тронного зала по утрам, сославшись на то, что в следующий раз наследник явиться на прием без руки или ноги, и своим видом до смерти перепугает вельмож, воевод и посланников. Обрадованный Керк теперь смог отдохнуть на славу, возвращаясь во дворец лишь глубокой ночью, да хорошо высыпаясь после того.

Глава девятнадцатая

В ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое студня праздновали рождение светлого Бога Коляды. С самого утра беспокойные слуги носились по коридорам, готовясь к ночному пиру, который устраивал правитель для своей семьи, дружины и близких вельмож. В общей зале – гриднице были поставлены столы, которые образовывали неполный квадрат. Столы накрыли белой скатертью. Пол в гриднице устлали соломой, а по углам расставили небольшие необмолотые снопы ржи, рядом на небольших табуретах поставили мисы с кутьей – круто сваренной кашей из ячменной и пшеничной крупы, разбавленной медом. По поверьям в эту ночь, открывался проход между миром живых и миром мертвых, и умершие предки могли прилетать в Явь, чтобы благословить своих потомков. Именно потому на столах обязательно было много поминальной пищи – хлеб, кутья, блины и овсяной кисель. А вокруг дворца готовились громадные костры, которые с заходом солнца разжигались, чтобы усопшие прилетая, могли обогреться подле них.

Как только зашло солнце, Керк одетый в голубой ферязь – мужское долгополое платье с длинными рукавами и без воротника, вошел в гридницу, там уже собрались дружинники отца вместе с супругами. Наследник низко кланяясь знакомым, и малознакомым другам правителя прошел на свое место, оное находилось за центральным столом по правую руку от отца и сел. Следом в зал ворвался Тур, и ловко лавируя между дружинниками и их супругами, доскакал до своего места и опустился рядом с братом, суетливо потер руки о свой белый ферязь явно согревая их, и тихо сказал:

– Ну, и жарища, опять они перетопили, а на улице красота, снега столько навалило, мы с мальчишками весь день с горок в деревне катались, так не хотелось уходить, а Храбр приехал за Ратишей и давай его домой гнать, да и меня заметил… фу, – выдохнул Тур и расстегнул ферязь. – Да, как закричит… а ты чего тут делаешь, дома отец тебя обыскался. Ну, я трухнул и дал деру домой, а верно Ратише достанется, потому как он за меня заступаться стал и говорить Храбру, что мне надо тоже повеселиться и поиграть, не век же мечом махать.

– Значит, ты с сыном Храбра, очень дружен? – заинтересованно спросил Керк, вспомнив свой недавний разговор с Искреном.

– Ага, с ним и с сыновьями Дубыни Остромиром и Путиславом, они знаешь какие боевые ребята. Ух, – довольно глянув на старшего брата, заметил Тур. – Мы, если на горке все вместе катаемся, к нам никто не подойдет, потому что хоть Ратиша и самый младший, но как надает, мало не покажется, и знаешь…

Но наследник так и не узнал, что хотел сказать ему брат так, как в гридницу уже входил правитель с правительницей и не только Керк, но и все кто был в зале, поднялись, приветствовать их. Отец, как и Тур в белом ферязи, широко улыбаясь, шел сквозь строй поднявшихся, изредка останавливаясь и по-свойски обнимая другов, да похлопывая их по спине. А следом за ним шла, словно плыла мать, молча и почти не улыбаясь, высоко она несла свою прекрасную голову, с туго плетеной косой, в длинном, без рукавов ярко-голубом сарафане, в который были вшиты тонкие нежно-зеленые рубашечные рукава и опоясанная золотым, с каменьями, пояском.

Проходя мимо сыновей, отец задержался возле Тура, шепнул ему, что-то на ухо и Керк увидел, как брат покрылся пунцовыми пятнами. Затем правитель подошел к наследнику, и, улыбнувшись, ласково потрепал старшего сына по волосам. Мать прошествовала мимо сыновей, также молча, лишь кинула на Керка, как ему показалось какой-то тревожный взгляд и села по левую руку от правителя. И как только правители опустились, люди в зале пришли в движение, и, громыхая табуретами, да сиденьями со спинками расселись по своим местам.

Правитель великой Восурии Ярил, по реклу Щедрый, поднял чашу полную сверкающей медовухи, а когда в гриднице наступила тишина, громко возгласил: « За нашего светлого и чистого Бога Коляду, который принес нам нашу веру, и за достойных наших предков поднимем други чашу прекрасной медовухи и выпьем ее до дна!», в тот же миг все други повторили брошенный отцом клич и пригубили свои чаши. Керк глотнул немного медовухи. Крепкий, ядреный напиток ударил в голову, и та слегка закружилась. Наследник протянул руку, положил себе в чашу запеченного зайца и принялся есть. Стол сегодня просто ломился от яств, дюже много было блюд из мяса и рыбы. На середине стола высились жареные глухари, жареные молочные поросята, обложенные запеченными яблоками, жареные гуси, разнообразные студни и заливные из дичи и рыбы, громадное количество блинов, пирогов, расстегаев. Как всегда быстро поев, Керк начал оглядывать присутствующих на пиру, останавливая взор на знакомых ему дружинниках и созерцать их жен.

Спустя какое-то время на середину зала вышел старец с длинной, седой бородой, в белых одеяниях и с гуслями в руках. Он медленно опустился на поставленное для него сиденье устланное легким ковром и запел сказанье, славя рождение Бога Коляды «…. Великий ДажьБог прародитель восурского народа и прекрасная Майя Златогорка родили Бога Коляду, каковой сошел с небосвода, держа в руках книгу Вед, чтобы даровать людям веру и ведические знания. И приветствовали его рождение все небесные Боги, и сам Бог Сварог, и приветствовали Коляду все люди и народы. И пришел, посланный Богом Сварогом, сам Огнебог Семаргл, чтобы поклониться прекрасному младенцу. И увидел Семаргл в пещере Майю Златогорку с младенцом Колядой, который, держал в руках великую книгу Вед. И ударил Семаргл по горе золотым бичом, и разломился камень надвое, и потекла из того рассечения вода. И пили ту воду Златогорка, и Коляда, и сама книга Вед, и пили ту воду люди. И славили Коляду, потому что он принес в Белый Свет Ведические знания, и он карал и изгонял демонов и всю нечесть и все зло!»

Лишь допел последние слова старец, как Керку приблизился Борщ, и, смущаясь возложенным на него поручением, заговорил шепотом:

– Ваша милость, там сын Дубыни, Молчун прибыл и просится вас увидеть. Верно, они собрались нечесть из города, да деревень выгонять.

Наследник кивнул головой, и немного робея, обратился к правителю, повысив голос, потому как гридница была наполнена звуками, смехом и звяканьем посуды:

– Отец, я могу покинуть пир.

– А, что так, Святозар, – переспросил, удивленно глянув на сына, правитель.

Керк посмотрел прямо в зеленые искрящиеся счастьем глаза отца и ответил: