Полная версия
Первая раса. Высоко над радугой
– Форменная одежда установлена церковью! – вспыхнул директор Флаушиг. – Кроме того, вашей предшественнице так не казалось!
– Ну, так я и не моя предшественница, – просто, слегка наивно отозвался герр Райер. – И я работаю так, как считаю нужным. Мне кажется логичным даже внешним видом вызывать у детей доверие и расположение к себе, а не страх.
Дети на кровати переглянулись.
– Ну, знаете! – герр Флаушиг вытаращил глаза. – Это слова абсолютно некомпетентного человека без какого-либо опыта работы!
Явно намечалась ссора. Герр Райер повернулся к детям, прижавшимся друг к другу, как воробьи на проводе. Во взгляде его было что-то покровительственное, и Риса сразу успокоилась: он не даст в обиду ни себя, ни их.
– Вы пригласили меня сюда, чтобы усомниться в моей профессиональной компетенции? Ещё и перед детьми? – обратился герр Райер к директору. – Простите мою бестактность, но вам известно такое понятие, как профессиональная этика? Если нет, тогда, пожалуй, в ответ я вынужден усомниться в вашей…
– Слушайте, вы! – вклинилась в разговор завуч Зиско. – Что вы себе позволяете? Вы работаете у нас от силы… сколько? Никто – даже руководители! – вообще не в курсе, что вы часть коллектива!
– Фрау Зиско, – с нажимом произнёс герр Райер, – я попрошу вас не встревать. И, Бога ради, не кричите. Здесь не ток-шоу, а сиротский приют. Ещё и при католической церкви, помилуй Господь её душу.
Он сомкнул большой палец левой руки с остальными, и по мере их сближения, рот у завуча сам собой закрывался. Герр Райер удовлетворённо кивнул.
– Не моя вина, что вы элементарно не можете запомнить, кого принимаете на работу. Учитывая, что вы принимали мои документы, а начальство в моём присутствии подписывало приказ.
Оба – и директор, и завуч – переглянулись. Ужасно неприятное чувство – быть отчитанным каким-то юнцом! Юнец же как-то неопределённо махнул рукой и повернулся к директору.
– Им нужна любовь, – кивнул он на детей. – Не железный кулак, а тёплые объятия. Разве они этого не заслужили?
– Руководительский состав здесь не для этого, – процедил герр Флаушиг.
– Правильно. Для этого есть воспитатели, – согласился герр Райер. – И почему-то от этих самых воспитателей дети бегут, чтобы утешиться друг другом. Вы считаете это нормальным? Детям нужен психолог, это точно. Но лишь потому, что воспитатели не выполняют своих обязанностей.
Дети с восхищением наблюдали за герром Райером, который столь бесстрашно противостоял более мощной и грубой силе, нежели завучу. А директор стоял молча, лишь покрываясь испариной.
– От того, что вы орёте, наказываете их и запираете в изоляторах, они не станут вас больше уважать, – психолог вплотную подошёл к герру Флаушигу. – Лишь презирать и ненавидеть. У этих детей не самое радужное прошлое, а вы ломаете их, лишая нормального будущего.
Прошу прощения, – добавил он уже обычным приветливым тоном, – но мой рабочий день ещё не начался. У меня есть ещё десять минут на кофе. Если вам есть что ещё обсудить, прошу к себе в кабинет.
Он окинул руководительский состав мягким взглядом, поправил лямку рюкзака и, насвистывая, покинул изолятор. Стало так тихо, что было слышно, как о стекло бьётся жирная муха. Дети переглянулись, и Аби победно потрясла кулаками.
– Фрау Зиско, – голос директора заставил детей поёжиться, – проводите учеников в их комнаты. И сделайте так, чтобы в ближайшее время я не видел их вместе.
***
Риса в третий раз постучала, но никто не ответил. Тогда она попробовала повернуть дверную ручку, и на удивление та поддалась. Девочка вошла в кабинет, плотно затворяя дверь.
Внутри было тихо, лишь колокольчики тихонько позвякивали на сквозняке. Она позвала герра Райера, но психолог не отзывался. Ну что ж, пока его нет, можно хотя бы осмотреться.
Кабинет был полон каких-то интересных мелочей. Одних ловцов снов Риса насчитала минимум пять штук, а на полке книжного шкафа у входа разглядела цветочный горшок, из которого свисала по краям пушистая шапка мха. На книжных полках, как на насестах, раздувались алебастровые совы всех размеров. Возле массивных книг в кожаных переплётах медью отливал вечный календарь. На рабочем столе теперь возвышалось нечто, напоминающее кусок скалы. Внутри широкой трещины блестели фиолетовые камни. Ого, какая красотища!
Внимание девочки привлекла картина: на холсте без рамы было изображена красивая девушка со смиренным выражением лица. Шоколадного цвета волосы были собраны в тугие косы, украшенные бабочками монархами.
Тут же по соседству висело изображение беловолосого вихрастого мальчика. Под блестящими глазами залегли розовые тени. Мальчик на картине смотрел чуть обиженно, как будто его только что отчитали родители и лишили сладкого в придачу.
На третьей картине Риса рассмотрела красивый сад в сиреневых сумерках. Но вместо портрета, как на предыдущих двух, был лишь чёрный силуэт. Обитателя картины будто вырвали из привычного пейзажа за какой-то проступок, как будто он внезапно оказался недостойным нахождения в этом цветущем мире.
«Жутко», повела плечами Риса и поспешно вернулась к столу.
На кресле воцарился плюшевый орангутанг. Кто только придумал натянуть на него жёлтые штаны? Девочка покрутила обезьяну в руках, надавила на живот. Сработала пищалка, и игрушка издала протяжное «ку».
– Это Анатолик.
От неожиданности Риса выронила орангутанга.
– Милейшее существо, – продолжал голос, – но упрямое и принципиальное.
Герр Райер наблюдал за Рисой из дверей. От его кружки с кофе поднимался пар.
– Признаться, я тебя не ждал. Думал, вас сильно наказали.
– Да нет, – пожала плечами Риса, сажая игрушку на место. – Всю неделю запретили играть вместе. Не страшно, переживём.
– Я тоже так думаю, – улыбнулся мужчина, пройдя к столу. Некоторое время он молча, внимательно смотрел на Рису, а затем уточнил: – Ты ведь пришла не просто так, верно? Хочешь поговорить?
Риса кивнула. Она взобралась на кресло, заёрзала, устраиваясь поудобнее. Было видно, что она тянет время, собираясь с силами. А вдруг её поймут неправильно и будут смеяться?
– Герр Райер… – нерешительно произнесла Риса. – Бог ведь есть?
– Бог? – переспросил мужчина. – Ну, смотря что ты… почему ты спрашиваешь?
Девочка на миг замялась.
– Понимаете… вчера я сказала, что чувствую себя одиноко. Что у меня никого нет. А ночью пришли они, – Риса качнула головой, словно указывая на невидимых глазу детей, – и сказали, что хотят дружить со мной.
Герр Райер внимательно слушал девочку. Та вскинула голову и тряхнула копной сиреневых волос:
– Это просто так получилось, или… Бог правда меня услышал?
Герр Райер опустился на кресло, отпил кофе. Девочка следила за каждым его движением, боялась, что он внезапно заговорит, а она что-то упустит.
– Ты знаешь, что такое Бог, Риса?
– Нет, – девочка снова заёрзала. – Но воспитатели очень часто говорят о нём.
– И ты ни у кого не просила объяснений?
«Я не подумала», хотела было сказать Риса, но непонятно откуда нахлынувшее чувство стыда заставило лишь покраснеть.
– Все люди по большей части делятся на две группы, – заговорил герр Райер, вдруг совершенно по-свойски закинув ноги на стол. – Одни верят, что весь мир создан в результате какого-то действия – взрыва, соединения, смешивания. Другие считают, что их создал Бог – слепил из глины, например. И те, и те считают, что они правы, а другие ошибаются. Но на самом деле…
Герр Райер прервался на кофе, и Риса даже приподнялась на кресле. Что, что на самом деле?
– Ошибаются и те, и другие.
Девочка разочарованно выдохнула.
– Ошибаются в том, что говорят об одной и той же вещи, но только называют её разными именами, – продолжил герр Райер. – Бог – это сила, энергия. Вселенная, если хочешь.
– Не понимаю, – искренне призналась Риса.
– Вот смотри, – тут же подхватил мужчина. – Есть ребёнок и его родитель. Родитель воспитывает ребёнка, следит за тем, чтобы он рос здоровым и развивался. Если ребёнок всё делает правильно, хорошо ведёт себя, не капризничает и не обижает других, родитель хвалит его, может быть, делает подарки. Но если ребёнок поступает плохо, не слушается, скверно влияет на других – его наказывают и лишают каких-то удовольствий. Понимаешь?
Конечно, чего же тут непонятного?
– Так вот, человек – это ребёнок, а Бог – родитель.
Нет, всё же не совсем понятно. Об этом Риса не преминула сообщить герру Райеру, и мужчина улыбнулся. Не снисходительно, как многие взрослые, а совсем по-дружески.
– Мир вокруг нас тоже живой, и его нужно воспринимать как родителя. Если мы ведём себя хорошо, то всё вокруг выстраивается, словно в сказке. А если нет – увы, нужно указать, что мы движемся не в том направлении. Вот как ты и Маркус.
– Я? – изумилась Риса.
– Конечно. Он поступал неправильно, и ему явилось наказание в твоём лице.
– Скажете тоже, – девочка нахохлилась – меня Бог послал. Так не бывает.
– Ну почему же? – рассмеялся герр Райер. – А как же твои друзья, избавившие тебя от одиночества?
Риса уставилась в пол. На словах это было, в общем-то, просто, но…
Неужели она такая глупая, что неспособна понять?
– Чтобы понять, нужно просто почувствовать это на себе.
Герр Райер словно прочитал её мысли. Он поднялся на ноги и чуть подался вперёд:
– Когда ты начнёшь находить в своей жизни подтверждение сказанному мной, ты всё поймёшь.
– А вы нашли подтверждение? – тут же спросила Риса. – Вы в Бога верите?
Вот теперь улыбка психолога вышла снисходительной, но в этот момент девочка была готова простить ему что угодно.
– Я не верю, Риса, – герр Райер почему-то глянул на портрет красивой девушки на стене. – Я знаю. И ты знай.
Он наклонился к девочке и легонько щёлкнул её по кончику носа. Девочка потёрла нос рукой и засмеялась.
– Бог тебя никогда не оставит, ПростоРиса, – заговорщицки произнёс герр Райер. – Ты уж поверь мне.
– Знаете, – уже в дверях выпалила девочка, – Абигель и мальчики сказали, что будут называть меня Ри. Ну, чтобы совсем по-дружески.
– Ри, – проговорил мужчина, словно пробуя имя на вкус. – Вполне неплохо. Почему бы и нет?
– И я подумала, что вы тоже могли бы так меня называть.
Герр Райер как будто искренне удивился:
– Ты хочешь, чтобы я тоже называл тебя Ри?
– Я просто подумала, что раз мы вроде как тоже друзья…
Девочка замолчала, поддавшись смущению. Какую же глупость она сморозила! Герр Райер наверняка рассердится, прогонит её и запретит приходить. Нужно было молчать!
Но мужчина не рассердился.
– Спасибо, Ри. Я очень рад, что ты тоже решила подружиться со мной.
Лицо Рисы просияло.
– Я зайду к вам завтра, ладно?
Когда за девочкой закрылась дверь, герр Райер опёрся о стол и снова поднял глаза на портрет.
– Не так уж и сложно, το παιδί μου, – улыбнулся он, вращая на пальце колечко ключей от изолятора.
4.
– Ты уже месяц живёшь здесь. Привыкаешь к новой жизни? – герр Райер постучал карандашом по планшетке. – Уже завела друзей?
– Да, кажется, – Риса с любопытством крутила в руках большой круглый шар. – Он стеклянный? Ребята отличные. Только вот Аби немного приставучая.
– Очень приятно слышать, что у тебя появляются те, с кем можно общаться и играть, – улыбнулся мужчина. – Нет, не стеклянный. Он из кварца. А с учёбой у тебя…
– Кварца? – девочка подняла брови. – Что такое кварц?
Герр Райер снял очки, отложил в сторону планшетку. Он взял у Рисы шар и подбросил его. Тяжёлая сфера медленно поднялась в воздух, и мужчина поймал его.
– Это такой минерал, камень. Если кварц чистый, бесцветный и прозрачный, как этот, то его называют горным хрусталём.
– Как красиво, – Риса не отводила взгляда от шара. – А есть цветные ква-рцы?
– Ты так и не ответила, – мягко напомнил герр Райер.
– Я знаю. Но это ведь куда интереснее, чем учёба, – жалобно протянула девочка. – Так что, есть цветные?..
Столкнувшись со строгим взглядом психолога Риса нарочито тяжело вздохнула.
– Сегодня на пении получила звёздочку, – она подпёрла щёки кулачками. – В подготовительном оценки не ставят, есть только звёздочки. По родной речи тоже всё хорошо. А вот математика мне не нравится.
– Сложно? – участливо спросил герр Райер.
– Не в этом дело, – Риса снова скосила глаза. – Мне не очень нравится фрау Вайшер.
– Почему?
– Понятия не имею.
Психолог вскинул брови:
– То есть как это: понятия не имеешь?
Риса пожала плечами. Как можно объяснить кому-то то, чего сам не понимаешь? Фрау Вайшер не была злой или слишком строгой. Нет, со всеми учениками она была приветливой и, пожалуй, даже доброй. Но что-то в ней настораживало Рису. Как будто женщина могла в любой момент ударить исподтишка, или ни с того ни с сего накричать.
– Интересно, – заметил герр Райер, когда Риса поделилась с ним своими мыслями. – Я, кажется, понимаю. Думаю, всё дело в интуиции.
– В чём? – переспросила Риса.
«Он что, забывает, что я маленькая?»
– Интуиция – это своего рода внутренний голос, который иногда видит и слышит лучше, чем мы сами.
– Опять эти ваши загадки, – уголки губ Рисы опустились.
Герр Райер принял серьёзное выражение лица. Но вот глаза-то его всё так же улыбались.
– Вовсе нет, Ри. Я просто пытаюсь объяснить тебе серьёзные вещи несерьёзным языком.
– Давайте уж лучше серьёзным, – строго сказала девочка.
Психолог кивнул и водрузил на место кварцевый шар, который всё ещё держал в руках.
– Когда мы в первый раз встретились, – произнёс он, – что ты обо мне подумала?
«Да разве же можно упомнить всё, о чём я думаю!» Риса вскинула брови, и герр Райер тут же улыбнулся уголком рта.
– Уж постарайся вспомнить, голубушка.
Нет, он правда умеет читать мысли! Риса нарочито недовольно цокнула языком и закатила глаза.
– Я подумала, что вы очередной врач, кто будет ковыряться в моих мозгах.
– Ого! – искренне удивился герр Райер. – Прямо так и подумала? Не слишком ли для шестилетней девочки?
– Так говорила няня в реабилитационном центре, когда ко мне приходил какой-нибудь доктор: «Сейчас опять будет ковыряться в твоих мозгах!»
– Тогда понятно. Ну что ж, продолжай, пожалуйста.
– Ну, потом мы начали разговаривать, и я решила, что вы не такой уж плохой.
Психолог принялся полировать стёкла очков. Рисе показалось, что мужчина должен был обрадоваться, но он оставался серьёзным.
– И почему ты так решила?
– Не знаю, – призналась Риса. – Мне просто показалось, что вам можно доверять, и вы точно не такой, как фрау Зиско.
– Или герр Флаушиг.
– Тем более! – девочка сделала круглые глаза.
Теперь уж герр Райер не смог сдержать улыбки:
– И как? Правильно тебе показалось?
– Значит, тогда это и была интуиция? – уточнила Риса, будто нарочно уходя от ответа. – Выходит, мне не показалось – внутренний голос, который увидел лучше меня самой?
– Вот ты и поняла, – психолог указал на неё ручкой, – потому что почувствовала на себе.
Риса повернулась к окну. Её кожа отливала нежным перламутром в солнечных лучах. Герр Райер едва слышно цокнул языком, проговорил: «Очень удачно вышло, το παιδί μου».
– Выходит, – голос Рисы вернул его в реальность, – фрау Вайшер мне не нравится потому, что интуиция так говорит?
– Всё верно, Ри. Ты интуитивно чувствуешь, что с ней что-то не в порядке. Только очень тебя прошу. Как друг друга, – герр Райер понизил голос. – Не нужно из-за этого выставлять твою неприязнь напоказ.
Девочка заморгала, и снова пришлось объяснять:
– Понимаешь, не все люди могут нравиться нам. Но это не значит, что мы должны показывать это всем своим видом. В конце концов, каждый имеет шанс проявить себя в лучшем свете. Может быть, однажды ты посмотришь на фрау Вайшер – и твоя интуиция подскажет, что не такой уж она плохой человек.
Риса призадумалась. Герр Райер же тем временем встал из-за стола и взял с полки книгу в мягком переплёте.
– Цветные кварцы называются уже по-другому, – он полистал страницы и протянул Рисе разворот с фотографиями. – Например, жёлтые – цитрины, коричневые – ониксы, а фиолетовые, – он прищурился, – аметисты.
– Аметисты, – задумчиво протянула Риса. Она некоторое время рассматривала картинки, а затем вскочила с кресла: – Я сейчас, подождите немного! Хочу вам кое-что показать…
Через пятнадцать минут девочка вернулась с сумкой для спортивной обуви. Она неловко растянула завязочки и выудила из глубины нечто, напоминающее бусы.
– Вы знаете, что это?
– Это чётки, – объяснил герр Райер. – С их помощью люди молятся. Они перебирают бусины, чтобы сосредоточиться на молитве.
– Они ведь тоже из камня?
Герр Райер взял у неё чётки. Отразившийся в молочно-белых камнях свет рефлектировал жёлто-оранжевой полосой.
– Да. Он называется «лунный камень».
– Что, прямо с луны? – Риса наморщила нос.
– Нет, – рассмеялся мужчина. – Просто этот камень реагирует на фазы луны. Так, наверное, для тебя это немножко сложно. Объяснить?
Риса устроилась поудобнее, не сводя любопытного взгляда с психолога.
– Фазы луны – это то, как меняется луна на небе.
– Полнолуние – это фаза?
– Точно. Так вот, эти камни, – герр Райер покачал чётки в руке, – изменяют свой цвет в зависимости от того, как выглядит луна. Когда она исчезает – камень тускнеет. А в полнолуние, наоборот, сияет. В эти дни его можно класть на окно, чтобы на него попадал лунный свет.
– Зачем?
– Чтобы он зарядился энергией луны. Кстати, – мужчина вернул Рисе чётки, – этот камень не подходит тебе.
– Почему это? – свела брови девочка.
– Ты ведь родилась в декабре? Значит, ты козерог. Лунный камень сделает тебя ленивой и рассеянной.
Девочка заморгала. Камень может что-то сделать, повлиять на человека? Это как вообще?
– Если ты будешь интересоваться этим, – улыбнулся герр Райер, – то всё сама узнаешь. Хотя, – он откинулся в кресле, – вряд ли это будет интересно ребёнку.
– Почему вы так думаете? Я не такая уж и глупая!
– Я и не говорил, что ты глупая. Даже не думал. Просто обычно у детей твоего возраста немного другие интересы. Мультфильмы, компьютерные игры.
Риса надулась.
– Но, в самом деле, может быть и будет интересно. У меня есть книжка…
Щёки девочки вспыхнули. Она потупила взгляд, вцепилась в сумку.
– Что такое? Всё в по… – герр Райер запнулся. – Ах, вот что. Понимаю. Если хочешь – приходи в свободное время. Я буду читать тебе. Не страшно. Ты ведь скоро научишься.
Риса подняла глаза. Лицо её было слишком серьёзным для маленькой девочки.
– Вспомню, – твёрдо произнесла она.
***
– Знаешь, о чём я мечтаю?
– О чём?
– Что однажды буду жить в Берлине.
– В Берлине? Почему там?
Абигель вытащила из рюкзака пластиковый контейнер с кусочками манго. К ней тут же, стараясь достать до лакомства, потянулся длинный хобот. Аби достала кусочек и протянула его слону.
– Ну ты что? Берлин – главный город, там наверняка очень круто.
– А чем тебе не нравится Гамбург? – осторожно спросила Риса, принимая от подруги ломтик манго. – Тут тоже много интересного.
– Ах, «Хагенбек» не считается. Понимаешь, Берлин – это такой город, где все мечты сбываются, где ты можешь быть кем угодно.
Что могло бы помешать Абигель быть кем угодно в Гамбурге, Риса не понимала. Большой, нет – огромный город, в котором столько всего интересного. Их группу привезли сюда на неделю, и они уже успели покататься на теплоходе, посмотреть собор архангела Михаила, и вот теперь гуляли по зоопарку. Ну разве не здорово?
Руки Рисы коснулся мягкий, немного влажный хобот-шланг: слон напомнил, что ждёт угощение. Девочка засмеялась и раскрыла ладонь. Слон захватил сладкий ломтик и немедля отправил его в рот.
– Ты была когда-нибудь в Берлине? Откуда ты тогда знаешь, какой он на самом деле? – удивилась Риса, когда подруга отрицательно покачала головой.
– Ты что, разве не видела его в фильмах? А та реклама с медведем?
– Ну, то фильмы.
– Думаешь, он в реальности другой? Стали бы его тогда показывать таким волшебным местом, – резонно заметила Абигель, закрывая контейнер крышкой – нужно оставить ещё и обезьянам. – Только ты никому не говори!
– Почему нет?
Абигель быстро глянула на подругу и тут же отвела взгляд.
– Смеяться будут, – неопределённо промямлила она.
Риса уже успела заметить: всё, что бы ни делала подруга, было с оглядкой на других. Главное, чтобы не засмеяли, чтобы не сплетничали и не тыкали пальцем.
Случай с Маркусом не обсуждал только ленивый. Не только в позитивном ключе: некоторые иной раз пытались уколоть Абигель, мол, за неё вступилась девчонка младше её самой, а она побоялась даже слова сказать. Доводилось такое довольно редко – мало кто хотел связываться с Рисой, готовой снова встать на защиту подруги. Но даже те разговоры, что иногда слышала Абигель, делали больно.
– Не бойся, – заверила Риса подругу, – я никому не расскажу.
Для пущей убедительности девочка сняла рюкзак и принялась рыться внутри в поисках дневничка.
– И как ты только не теряешь ключи?
Риса показала подруге браслет, к которому были прикреплены два крошечных ключика. Дневник открылся, обнажая исписанные неровным детским почерком страницы.
– Смотри. Никому не показывала. Только тебе.
Аби приняла у Рисы фото, с интересом взглянула на изображённых людей.
– Ого, это что, ты? А это твои родители? Ничего себе, так ты тоже богатенькая, как и Хитоми? Откуда это у тебя?
– Не знаю, – призналась Риса, забирая фото. – Нашла среди своих вещей в больнице.
Абигель молчала, внимательно слушая. Риса же поспешно спрятала фотографию в дневник, застегнула застёжки рюкзака.
– У меня тоже есть мечта, – наконец сказала она. – Я хочу найти свою семью.
Подруга издала звук, выражающий не то удивление, не то разочарование.
– Но Риса, если ты здесь, значит, – девочка запнулась. – Значит…
– Да, мне ещё в реабилитационке сказали, что никто не знает, откуда я. Но это ведь не значит, что моей семьи больше нет.
Абигель снова достала контейнер с манго, отпихнув рукой хобот назойливого слона. Протянула Рисе кусочек фрукта.
– А что, если они вообще не отсюда? Если они живут в другой стране? – задумчиво спросила она.
– Это не имеет значения, – отозвалась Риса, вонзая зубки в сахарный кусочек плода. – Я всё равно найду их. Где бы они ни были.
– Тебе плохо с нами?
Риса подняла глаза на подругу. Неужели её слова расстроили Аби? Даже если так, девочка не выглядела огорчённой. Ей просто было интересно.
– Мне не плохо, – неуверенно произнесла Риса, – совсем нет. Просто… ты, наверное, и сама понимаешь: всем хочется семью.
– Мне не хочется, – пожала плечами Абигель. – Меня всё устраивает. Но я тебя не отговариваю, не подумай. Наоборот, я буду рада, если твоя мечта исполнится.
Приставучий хобот дотянулся-таки до контейнера, сгребая оставшиеся кусочки фруктов. Ловким движением слон закинул угощение в рот, лукаво глядя на подруг.
– А ты наглый, не так ли? – заметила Абигель.
Слон издал рокочущий звук и замотал головой. Девочки засмеялись, и Риса незаметно накрыла ладонь Аби своей.
– А я буду рада приехать к тебе в Берлин, – сказала она. – Если ты пригласишь меня, конечно.
Глаза Абигель просияли.
– Тебе даже приглашение не нужно, – заверила она. – Я всегда буду тебя ждать.
Nothing ever seems to turn out right
5.
– Основой половых отношений является любовь, взаимное влечение друг к другу. О любви сложено множество стихотворений и поэм, романов и повестей, серьёзных музыкальных произведений. Многие художники оставили нам портреты своих возлюбленных…
Фрау Хольм, классный руководитель, стояла перед рядами учеников, и щёки её медленно приобретали розоватый оттенок. Всё-таки тяжело затрагивать такую тему перед толпой четвероклашек. Кто-то из девочек похихикивал. Более осведомлённые скучающе зевали. Некоторые сидели, сжав кулаки, напряжённо глядя на учительницу.
Риса растекалась по парте, подпирая голову рукой. Из-за непривычной жары ей плохо спалось ночью, и теперь глаза закрывались сами собой. В какой-то момент её рука начала соскальзывать.
– Плавно я хочу перейти к физиологической стороне любви и проблемам, которые возникают, когда любовь приходит в школьном возрасте, – фрау Хольм двинулась по ряду. – Ни для кого из вас, пожалуй, не будет секретом, что женское и мужское тело имеют ряд отличий…
– Эй, Энди! – шикнула Абигель сидящему неподалёку другу. – Разбуди её!
– Ри! – Энди потянулся к сидящей перед ним Рисе. – Ри, проснись! Фрау Хольм идёт! Ри!
Он аккуратно ткнул девочку между лопаток. Рука Рисы поехала, она уронила голову и ударилась лбом о парту.