Первая раса. Высоко над радугой

Анастасия Флейтинг-Данн

Первая раса. Высоко над радугой

When I'm lyin' in my bed at night

1.

Завуч католической школы-интерната летела по коридору, расталкивая учеников своим массивным телом. Дети сочувственно смотрели на девочку с сиреневыми кудряшками, которую едва ли не волоком тащила за собой страшная тётка.

– За десять лет моей работы ещё ни один ребёнок себя так не вёл! – шипела женщина, постоянно одёргивая виновную.

Её, кажется, совершенно не заботило, что девочка вынуждена была перескакивать через ступеньки, лишь бы только не споткнуться и пересчитать коленками их количество. Ослеплённая праведным гневом завуч даже не заметила, что девочка ударилась локтем о перила, и теперь шла, морщась от боли. Тучная женщина с необычайной для неё скоростью влетела по лестнице на самый верх, туда, где в мансарде располагался кабинет школьного психолога.

– В последний раз спрашиваю, – она ещё раз встряхнула девочку за руку. – Ты извинишься или нет?

Малышка упрямо сжала губы. Ноздри завуча широко раздулись, совсем как у гориллы. Женщина несколько раз трахнула кулаком по двери и, не дожидаясь ответа, вошла.

– Фрау Рюгге… это ещё что такое? – она с разбега влетела в висящие перед дверью ветряные колокольчики – всё вокруг заполнило нестройное бряцанье. – Это тут ещё откуда? Фрау Рюгге!

Завуч кое-как отмахнулась от назойливых трубочек, грубо потянула за собой девочку и прошла в кабинет.

– Фрау Рюгге! – даже гам от потревоженных колокольчиков не был таким противным, как визгливое восклицание. – Что вы тут устроили? С каких пор в кабинете…

Сидящий за рабочим столом мужчина поднял голову, обращая к завучу внимательный взгляд. Женщина опешила, даже хватку ненадолго ослабила.

– Вы кто? Где фрау Рюгге?

– Фрау Рюгге срочно отбыла. Что-то случилось в семье. Не то кто-то рожает, не то умер, – мужчина сцепил пальцы в замок. – Я её замещаю. Зовут меня Райер.

– Кто? – скривилась завуч.

– Райер, – терпеливо повторил мужчина. – Это фамилия.

Повисла тишина. За это время завуч успела сообразить, кого отчитать за то, что не доложили об отъезде фрау Рюгге. Девочка под шумок попыталась вырваться из капкана пальцев женщины, но та лишь сильнее сжала руку.

– Вы с чем пожаловали? – наконец спросил мужчина и, увидев на лице массивной гостьи растерянность, перефразировал: – Чем могу помочь?

– Вот эта фурия, – завуч опомнилась и толкнула малышку к столу, – устроила драку. Избила мальчика, отказывается приносить извинения, грубит…

– Маленькая девочка избила мальчика? – переспросил герр Райер. – Чем же можно было довести этого мышонка до такого состояния?

Девочка наморщила носик, и теперь вместо мышонка на психолога смотрел сердитый медвежонок.

– Я считаю, что необходимо временно изолировать её от коллектива, – женщина пропустила вышесказанное мимо ушей. – Но для этого необходимо ваше освидетельствование.

– А у неё есть имя?

– Простите?

Герр Райер не ответил и лишь подмигнул девочке. Медвежонок отступила было на шаг, но её вновь тряхнули. Малышка с неприкрытой злостью зыркнула на завуча, но в очередной раз промолчала.

– Вот что, – наконец изрёк герр Райер, внимательно наблюдавший за девочкой. – Оставьте нас наедине.

– Я бы тоже хотела присутствовать!

Медвежонок даже не успела сообразить, что произошло, да только мужчина каким-то едва уловимым движением буквально вырвал её из рук завуча, отгораживая своим телом.

– В кабинете психолога все разговоры проходят с глазу на глаз. Личная тайна, – напомнил он. – Я сообщу, когда мы будем готов.

Завуч одарила жгучим взглядом сначала его, затем девочку и, круто развернувшись, пошла к двери. Звон колокольчиков, яростное шипение и грохот двери ознаменовали её уход.

– Ну что ж, – произнёс герр Райер, когда всё стихло, и отпустил девочку, – присаживайся. Деваться нам с тобой некуда.

Девочка продолжала хмуриться, но всё же опустилась в кресло у стола.

– Давай-ка для начала познакомимся, – психолог сел напротив. – Моё имя ты уже знаешь. Я герр Райер. А как тебя зовут?

Девочка тряхнула гривой сиреневых волос, шмыгнула носом и как-то зло бросила:

– Риса Ильтис.

– Прекрасно, мне очень приятно. Ну, Риса Ильтис…

– Не надо с фамилией! – буркнула девочка. – Просто Риса!

– Хорошо, ПростоРиса…

Малышка скрипнула зубами.

– Не сердись, – мужчина примирительно поднял руки. – Риса, я хочу, чтобы ты понимала: здесь никто не желает тебе зла.

– Нас здесь всего двое, – Риса нахмурилась, и к её удивлению улыбка герра Райера стала ещё шире. – Что будете делать? Отчитывать меня?

– Даже не собирался. Я лишь хочу поговорить с тобой.

– Здорово. О моём поведении?

– О тебе, – герр Райер расслабленно откинулся в кресле. – Ты злишься. Расскажешь почему? Что именно тебя злит? Огорчает, расстраивает?

Риса сжала похолодевшие ладони в кулачки. Посмотрела в окно, только тогда заметив, какое оно огромное – круглое, до самого потолка. А потолок не то, что рукой не достать – высоко, будто ещё один этаж.

– Риса? – позвал психолог.

В другой раз она, может быть, и удивилась бы его разным глазам – тёмно-лиловому и серому, – но не сейчас. Что её злит? Да всё! Абсолютно!

– Меня бесит лакрица, – внезапно выпалила она. – Кто вообще это ест? Редкостная дрянь. Особенно злит, когда в пачке с нормальными жвачками попадается.

– Так, – мужчина удивился, но отнюдь не растерялся. – А что ещё?

– Не люблю Татти, – девочка покачала головой. – Это собака герра Флаушига. Зачем он вообще берёт его с собой? У Татти когти, и он всегда больно царапается, когда прыгает.

– Понятно. Знаешь, что? – мужчина потянулся за блокнотом на столе. – Можно, я всё это сейчас запишу? По пунктам? Обещаю, я никому про это не расскажу.

Риса в ответ пожала плечами.

– Так, лакрица, Татти… что ещё?

И тут малышку как прорвало.

– Меня злит, что тут всё несправедливо, – затараторила она. – Это нечестно. Почему должна быть наказана я, а не Маркус? Я защищала другую девочку, в чём моя вина?

Герр Райер записывал, а сам украдкой поглядывал на Рису. Щёки малышки вспыхнули, грудь высоко вздымалась – вот уж точно фурия!

– Почему я вообще должна извиняться перед ним? За что? – Риса принялась яростно раскачивать ногой. – Потому что назвала его жирдяем? Никто ведь не заставил Маркуса извиниться за то, что он назвал меня… сучкой.

Герр Райер выпрямился в кресле:

– Он в самом деле так сказал?

– Представьте себе! – чуть ли не выкрикнула Риса. – Почему он не должен извиниться? Почему учителя выставляют меня виноватой, а его – невиновным? Потому что я здесь всего неделю, и вообще никто? Меня это бесит! А ещё бесит, что это я должна сидеть здесь, а не он!

Выплеснув обиду, девочка замолчала и отвернулась к окну. Герр Райер записал что-то ещё и отложил блокнот в сторону. Он отчётливо слышал, как девочка несколько раз шмыгнула носом. Мужчина сделал глубокий вдох, снял очки и произнёс:

– Это очень важно – говорить о том, что заставляет тебя злиться.

– Неужели? – пробурчала Риса.

– Очень важно. Вот, например, – герр Райер закусил дужку очков, – в этой ситуации меня злит, что взрослые относятся к детям как к тем, кто не имеет права слова. Обращаются с ними не как с людьми, а как с вещами.

Риса глянула на мужчину, шмыгнув ещё раз.

– А ещё меня злит, – герр Райер тоже глянул в окно, – что на улице такая прекрасная погода, а я вынужден сидеть в этом душном кабинете, вести какие-то беседы. И это вместо того, чтобы заниматься своим садом. А ещё, кажется, – он несколько поморщился, – у меня врастает ноготь на ноге, да ещё и ботинки жмут. И постоянная боль выводит из себя.

Теперь Риса повернулась к нему всем телом, внимательно слушая, хотя и не особо понимая, что такого интересного в его словах.

– И левый глаз постоянно щиплет. Наверное, из-за компьютера, – герр Райер потёр глаз с бордовой радужкой. – И вообще, костюм этот – дурацкий. Я бы с удовольствием надел любимые джинсы и футболку, но вынужден постоянно поправлять галстук, который мне даже не нравится.

Девочка едва заметно кивнула. Если мужчина и не вызывал полного доверия, то чувство злости и отвращения, как толстая тётка-завуч, точно не порождал. Герр Райер замолчал, и через некоторое время Риса перехватила эстафету.

– Мне не нравится, что я нигде не могу побыть одна, – она глубже села в кресло. – Я устаю от того, что вокруг постоянно кто-то крутится, и мне часто хочется тишины. Ещё меня злит, что я чувствую себя одиноко.

– Но ты ведь хочешь бывать одной?

– Но ведь это разные вещи! – вспыхнула девочка. – Быть одной и быть одинокой – это не одно и то же! Как вы не понимаете?!

– Я тебя разозлил? – чуть виновато спросил герр Райер.

– Да, – призналась Риса и добавила чуть тише: – Я просто хочу знать, что я не одна. У меня пока нет друзей, и в толпе чужих чувствую себя очень тоскливо и неуютно. Потому и хочу быть одной. – В её голосе появились печальные нотки. – И вообще, тут все стараются доказать друг другу, что лучше других. Из кожи вон лезут. Это глупо и только раздражает. Поэтому так сложно найти друзей. Настоящих, верных, которых понимаешь с полуслова, и которые тебя понимают. И это тоже злит. А ещё, – она запнулась, – тут все какие-то… недобрые.

– Как это?

– Ну, мне кажется, здесь все как будто стараются быть холодными, – пояснила Риса. – Как будто если ты добренький, отзывчивый, то ты просто… – она задумалась, подбирая слово.

– Глупый? – подсказал психолог. – Никчёмный? ЧБД?

– Точно, – кивнула девочка.

– Охотно верю тебе. А знаешь, что меня особенно злит?

– Что?

– Что я не могу помочь своим близким, которые нуждаются в моей поддержке, ласковом слове, может, объятии. Но я слишком далеко от них. И ещё меня злит, что в некоторые моменты, когда нужно поддержать человека, я не могу найти правильных слов, потому что мне кажется, что всё будет звучать неискренне. А ещё, – герр Райер вздохнул, – что помочь человеку в принципе бывает сложно. И что очень сложно многие вещи не принимать близко к сердцу.

Риса не была уверена, что всё поняла, но она согласно кивнула.

– Меня очень злят мои сны, – добавила она.

– Какие сны? Расскажешь?

– Ничего особенного, – Риса пожала плечами. – Мне снится тёмный коридор. Там очень тихо и очень темно. И кто-то ждёт меня в глубине. Я не знаю, кто это, ни разу его не видела. Я иногда чувствую его рядом, пугаюсь и просыпаюсь. И от этого злюсь.

– А мне иногда снится, – устало улыбнулся герр Райер, – что у меня никого нет. Меня никто не замечает, всем на меня плевать. И тогда я злюсь прямо во сне: вот же я, глядите! Почему вы меня не видите?

Взгляд девочки понемногу смягчался, а в какой-то момент губы даже тронула улыбка.

– Немного легче? Это хорошо. Я рад, что ты смогла выговориться. Тяжело быть новенькой, да ещё в таком месте? – Герр Райер что-то чиркнул в блокноте, присвистнул: – У нас с тобой на двоих собралось двадцать четыре пункта. Неплохо. Надеюсь, со временем этот список сократится. Ты ведь придёшь ещё?

– Не знаю. Мне же нужно в изолятор. Ведь нужно? – и она выжидающе посмотрела на мужчину.

– Сложный вопрос, – задумался герр Райер. – Вот что: я отправлю тебя туда на одну ночь. Там ты сможешь побыть одна, отдохнуть. Может, – с лукавством в голосе добавил он, – и ещё что-нибудь. Идёт?

– Идёт, – согласилась Риса.

– Так что, придёшь ко мне ещё?

– Зачем?

– Ну, – пожал плечами герр Райер, – так делают друзья. Они ходят друг к другу.

Риса недоверчиво глянула на мужчину, и тот поспешно добавил:

– Я вовсе не навязываюсь. Просто хочу, чтобы ты знала: ко мне ты можешь обратиться в любое время, с любым вопросом. Я всегда тебе помогу. И вот ещё что, – он легонько щёлкнул её по носу. – Это уже личная просьба. Улыбайся. Всегда. Назло всем. Будь сильнее их всех, ладно?

Риса едва заметно кивнула. Герр Райер открыл ящик стола и вытащил из него розовую плюшевую игрушку.

– Будь добра, окажи мне маленькую услугу, – попросил он. – Вот этому пушистику очень нужен друг. Сможешь ему помочь?

– Это же… это лошадка Храброе сердце? – голосок Рисы дрогнул, но она тут же нахмурилась. – Вы что, мне его дарите? Почему?

– Ты разве не хочешь? Ну хорошо, тогда можешь просто присмотреть за ним?

Было видно, что Риса колебалась. Не привыкшая к подобным проявлениям доброты, она переводила взгляд с игрушки на герра Райера, и обратно. Мужчина ласково улыбнулся, кивнул.

– У него даже волосы как у тебя. Очень красивого, кстати, цвета.

Это рассеяло все сомнения, и Риса прижала игрушку к груди.

Когда массивная женщина-завуч забрала девочку и поволокла её в изолятор, герр Райер вздохнул и наконец-то ослабил галстук. Начертал в блокноте цифру «25», размашистым почерком приписал что-то и подкинул ручку в воздух.

– Как же меня злит, – пробормотал он, ловя ручку, – что об этом пункте я смогу рассказать лишь в самом конце.

2.

Ночь оказалась не таким тихим временем, как можно себе представить. Кто-то постоянно ходил по коридору, наверняка воспитатели. Их топот и шушуканье мешали спать, и Риса вот уже битый час ворочалась с боку на бок. Даже Храброе сердце – лошадка из «Заботливых мишек», – не помогала. Нет, ну сколько же можно бегать туда-сюда!

Не в силах уснуть девочка села, обхватив колени. В изоляторе не было ничего интересного кроме окна над кроватью. Недолго думая, Риса приподнялась на цыпочках и выглянула наружу.

Ночь была безлунной, но внутренний двор по периметру освещался светом фонарей. Риса поёжилась, вспоминая почти такой же вид из окна больничной палаты. Тогда всё смешалось в кучу: промозглая сырость, постоянные головные боли и необычная вялость от препаратов. От воспоминаний малышка автоматически потёрла сгиб руки, где всего несколько месяцев назад из вены торчал катетер капельницы. Нет, уж лучше сидеть здесь!

Реабилитационный центр, откуда она попала в приют, куда лучше больницы. Пожалуй, там было даже хорошо. Как минимум потому, что там постоянно можно общаться с другими детьми, хоть и недолго: реабилитационный центр работал как большой конвейер.

Шумы за дверью постепенно стихли: персонал, работающий в ночную смену, разошёлся по постам. Риса опустилась на кровать и достала из-под подушки фотографию большой семьи. Мать, отец, старший брат и маленькая дочка – Риса. В уголке фото каллиграфическим почерком выведена фамилия: Ильтис.

«Где же вы теперь?»

Фотография семьи была одним из тех сокровищ, о которых никто не знал: за несколько месяцев реабилитации Риса усвоила, что есть вещи слишком сокровенные, чтобы делиться с ними даже с друзьями. Девочка долго всматривалась в изображение родных, гладила их тоненькими пальчиками.

Как же она их любит! Только вот никак не может вспомнить имена…

В замке повернулся ключ. Риса поспешно спрятала фото обратно под подушку, нырнула под одеяло. В полоске света от приоткрывшейся двери появилась детская фигурка – Риса видела её из-под полуприкрытых век.

– Эй, – позвала нежданная гостья. – Эй! Ты здесь?

Ответом послужила тишина. Девочка подошла ещё ближе, так что Риса смогла разглядеть короткие светлые волосы с розовыми прядями. Это была та, за которую она вступилась днём на школьном дворе. Что она здесь делает? Как она вообще смогла открыть дверь?

Девочка увидела, что Риса не спит, и улыбнулась. Отсутствие одного из передних зубов придавало её лицу шкодливое выражение.

– Так и знала, что ты просто притворяешься, – фыркнула она.

Риса промолчала, но девочку это не смутило. Она прыгнула на край кровати, так что панцирная сетка ходуном заходила.

– А я ведь не успела сказать тебе «спасибо». Так что спасибо тебе!

«Неужели не могло подождать до утра?»

– Я – Абигель, – девочка протянула ей руку. – Для друзей просто Аби. Так что и ты зови меня Аби, ладно?

Риса недоверчиво, осторожно ответила на рукопожатие. Девочка улыбнулась ещё шире.

– Тебе тут, наверное, жутко скучно, – заметила она. – Ты ведь не собиралась спать? Мы ведь тебе не помешаем?

«Ночью-то?»

Риса пожала плечами. Абигель обернулась и шикнула кому-то, кто ждал снаружи. Тут же внутрь, словно два ужа, скользнули ещё два посетителя.

– Это вот Энди, – Аби представила мальчика в очках. – А это – Хитоми.

Мальчик с фиолетовыми вихрами махнул Рисе.

– Ого, а это у тебя что? – Абигель обнаружила Храброе сердце. – Он твой?

Риса нахмурилась. Стоит ли рассказывать незнакомцам, что её попросили присмотреть за игрушкой?

– Мой, – твёрдо ответила она.

Аби тут же выпустила игрушку из рук, словно услышала кодовое слово, означающее запрет. Риса быстро сцапала лошадку и спрятала под одеяло, не заметив, как гостья непонимающе глянула на своих друзей.

– Ты не подумай, – заговорил Энди, почесав нос, – нам показалось, что тебе тут может быть одиноко, потому и пришли.

– Это я их позвала, – гордо выпятила грудь Абигель. – Мои друзья – твои друзья.

Риса не успела даже слова вымолвить: мальчики тоже уселись на кровать и устроили настоящий допрос. Им хотелось знать всё: откуда новая девочка и как попала в приют.

Первое время Риса отвечала односложно, несмело и неуверенно. Ей не верилось, что кто-то вот так захотел с ней подружиться. И в то же время сильно хотелось верить.

Чем дольше дети болтали, тем искренней становился смех Рисы. И куда только делась маленькая злючка, которая отлупила мальчишку на несколько лет старше её?

– А как вы сюда попали? Где ваши родители?

– А, у меня не было родителей, – Аби принялась раскачиваться на месте. Из-за выпавшего зуба она говорила с присвистом, совсем как Суслик из Винни-Пуха! – Я с рождения в детском доме. Моим родителям я не очень была нужна.

– Может, у них просто не было другого выхода? – Риса обхватила себя руками.

– Ай, да плевать! – нарочито беспечно отозвалась Абигель. – Мне и без них неплохо.

Риса перевела взгляд на мальчиков. Те ничего не сказали, но по их лицам всё было понятно и без слов.

– А ты, Энди?

– Да, Энди, – Аби насупилась. – Расскажи о себе.

Мальчик поправил очки нажатием на мостик.

– Я здесь уже два года. Мой отец уехал в Америку, с новой подружкой. А мама…ну… – он замялся. – В общем, мама со мной не справилась.

– Говори как есть, – фыркнула Абигель. – Они сказали, его мать стала пить. И Энди забрали.

Мальчик зыркнул на Аби, но ничего не сказал и отвернулся.

– Молодец, Аби, – хмыкнул Хитоми. – Просто в яблочко.

Девочка надула щёки. Она, кажется, и сама понимала, что обидела друга, но извиниться гордость не позволяла.

Риса думала, что теперь второй мальчик точно ничего не расскажет, но тот спокойно произнёс:

– Моя мать умерла. Сразу после того как я родился. А у папы не было времени со мной нянчиться.

– И тебя отдали в приют?

– Нет, меня сбагрили к бабушке, – мальчик усмехнулся. – Отец работает и живёт в Японии, но он каждые полгода прилетал меня навестить.

– И что же случилось? – Риса не отрывала глаз от Хитоми.

– А ничего. Бабушка состарилась, и её отправили в дом престарелых.

– Почему же отец не забрал тебя?

– Работа, – уклончиво ответил мальчик. – Он приезжает раз в полгода, навещает, передаёт деньги.

– Ага, Хитоми у нас богатенький, – Аби подпёрла щёку рукой.

– Не понимаю, – растерялась Риса. – Твой отец сдал тебя в интернат, навещает, но к себе не заберёт… как же так? Почему взрослые так делают?

– Кто ж их разберёт, – пожала плечами Абигель. – Это же взрослые!

Дети замолчали, погрузившись в свои мысли и воспоминания. Риса, может быть, тоже бы сделала. Только вот похвастаться наличием хоть каких-то воспоминаний она не могла. Чтобы как-то разрядить обстановку, она спросила:

– Кстати, что не так с этим… Маркусом? Так, кажется, его зовут?

– Он здесь вроде бы с рождения, – пожала плечами Абигель. – Те, кто постарше, говорят, он раньше был нормальным. Ну, то есть обычным, как все. А потом связался со старшеклассниками.

– Он дружит со взрослыми? – удивилась Риса.

– Ну, не то чтобы дружит, – протянул Энди. – Друзья-то у него тоже были обычными. Но старшие переманили его к себе. Маркусу теперь их «угощения» важнее друзей.

– А за что он так с тобой, Аби?

Дети переглянулись.

– Понимаешь, – начал Энди, деловито поправляя очки, – Маркус покупает у старших сигареты и какие-то леденцы. А деньги он забирает у нас, младших.

– Почему же вы отдаёте?

– Попробуй не отдай, дурочка, – фыркнул Хитоми. – Он может запросто так поколотить, что своих не узнаешь!

– Тогда почему вы все не соберётесь и не дадите ему отпор?

– А что мы можем? – Аби пожала плечами. – Его все боятся, и никто не рискует с ним связываться.

– Ну, а я его не боюсь, – твёрдо заявила Риса. – И пусть только попробует хоть пальцем тронуть меня – пожалеет.

Носик Рисы снова наморщился, и весь её вид стал каким-то воинственным. Мальчики переглянулись. Аби же смотрела на новую подругу с нескрываемым восхищением.

– Знаете, что? – она вдруг ударила кулачком о ладонь. – Ри права. Почему мы должны его бояться? Особенно теперь, когда его побила девочка.

– Ага, Ри славно постаралась, – подхватил Хитоми. – Пока его вели в медпункт, он всё вопил, что она ему печёнку отбила!

– Не знаю насчёт печёнки, но нос она ему расквасила! – радостно вторил Энди.

– Так ему и нужно! – Аби на коленках заскакала на кровати так, что та ходуном пошла. – Я бы ещё оставила фонарей под глазами!

«Храбрая какая. А лёжа на земле не больно-то храбрилась».

– Точно! – обрадовались мальчишки.

– Нас никто больше не посмеет обидеть! Верно я говорю, Ри? Мы постоим друг за друга! Ведь друзья так делают, – беспечно щебетала Аби. – Разве нет?

Риса замерла. Личико её вытянулось, и она недоверчиво спросила:

– Мы теперь друзья?

– Конечно, почему бы и нет? Разве ты против?

Риса обвела всех взглядом. Наверное, они всё-таки хорошие. Нет, точно хорошие!

– Я не против, – негромко сказала девочка, заправив прядь волос за ухо.

***

– Потрудитесь объяснить, фрау Зиско, – нарочито спокойно потребовал герр Флаушиг, директор школы-интерната, – что здесь происходит.

Массивная женщина-завуч, красная от гнева, молча смотрела на детей, сбившихся в кучу на односпальной кровати. Все четверо мирно посапывали, даже не замечая, какая гроза готова разразиться над ними.

– Хотя бы постарайтесь придумать убедительное оправдание, как дети смогли стащить ключи у вахтенного и пробраться в изолятор.

Маленькая мальтийская болонка директора Флаушига, сидевшая возле его ног, заёрзала от нетерпения. Ей хотелось играть, а не слушать проповеди хозяина. Не то чтобы те были плохи, но слушать их интересно только после завтрака и прогулки.

– Я разберусь, герр Флаушиг, – тяжело выдохнула фрау Зиско.

Директор Флаушиг вытащил из кармана пиджака собачьи сухарики и бросил парочку Татти.

– Лучше позовите сюда фрау Рюгге.

– Фрау Рюгге, кажется, в декретном отпуске.

– Вот как? – искренне удивился мужчина. – Как-то из головы вылетело. Напомните, кто у нас теперь вместо неё?

– Как, и вы забыли? – пришёл черёд фрау Зиско изумляться. – Какой-то молодой специалист, не то Райфе, не то Райер.

Спящие дети, потревоженные голосами, зашевелились.

– Ладно, – несколько равнодушно отозвался директор. – Пригласите-ка этого вашего Райера. Посмотрим, что он за специалист.

3.

– Вы хотели меня видеть? – герр Райер заглянул в приоткрытую дверь изолятора, и к нему тут же устремились взгляды всех собравшихся. – А вас тут многовато. Не тесно?

– Значит, это вы герр…?

Директор Флаушиг протянул было руку для приветственного жеста. Но, потрясённый внешним видом школьного психолога, остановился. На молодом мужчине огнём пылала красная футболка, запястье закрывал не то напульсник, не то широкий плетёный браслет-фенечка.

– Райер. Доброе утро, – мужчина словно не заметил растерянности на лице герра Флаушига и крепко пожал ладонь директора. – И вам здравствуйте, фрау Зиско.

– Видимо, вы только что с пробежки и не успели переодеться?

– Да нет, – вопрос директора явно удивил герра Райера, – я в рабочем.

Челюсть герра Флаушига отвисла в изумлении, но мужчина тут же собрался и поспешно захлопнул рот.

– Я считаю, что сотруднику нашего учреждения непозволительно являться на работу в подобном виде, – произнёс он, поправляя галстук. – Есть правила, установлен дресс-код…

– Прошу прощения, – перебил герр Райер, нагло, но мягко, – я считаю иначе. По моему скромному мнению, специалист, работающий с формирующейся детской психикой, не должен выглядеть как надсмотрщик в колонии.