Путь Святозара. Том второй

Лишь только Святозар стал говорить, люди до этого голосившие и рыдавшие затихли в надежде, что наследник сможет их успокоить, а когда они услышали, что он идет на войну, и будет оберегать их близких своей магией, немедля утерли глаза и даже если где-то еще слышался всхлип, то успокоившиеся уже недовольно буркали и цыкали на такого.

– Вот другое дело, – добавил, довольный, Братиша. – Да еще бы и про Черномора сказал.

– Нет, нет, – раздраженно ответил Святозар. – Только не про Черномора.

Кузнец муторно вздохнул явно, не довольный, тем, что Святозар не сказал про Черномора, и напоследок пожав руку правителю и наследнику, поспешил вперед колонны. Как только Братиша занял положенное ему как старшему воину место, ратники подравнялись и устремили свои взгляды на правителя. Пешие вои были многочисленны и поделены на три части, каждая из которой была вооружена одинаково. Основное оружие в каждой части было свое, следом за Братишей стояли воины дюжие и крепкие под стать своему старшему вооруженные мечами. Сразу за ними выстроились воины вооруженные булавами, длинной чуть меньше аршина, которые представляли собой укрепленные на деревянной ручке, обернутой медным листом, кубические железные или бронзовые шишки с тремя-шестью шипами, заполненными внутри свинцом. Третья часть войска, была вооружена боевыми топорами, деревянное топорище аршином в длину, с укрепленным к нему мысиками, изогнутым к низу, не длинным лезвием, который дырочкой в лезвии пристегивался к кожаному чехлу на поясе. Эта часть воинов была также вооружена пиками, в сажень длинной, с мечевидными наконечниками на концах. Помимо этого у всех воев за плечами висел лук и колчан стрел, потому как все они были не только землепашцы, но и охотники. Воины, уходившие в поход, были жителями деревень престольного града, а также деревень, что лежали возле городов Новыград, Велесград, Кулебяки и Ковыль. Пешая часть воев выстроилась по дороге, правитель с наследником прошли вдоль строя, оглядев воинов, и остановившись посередке, на миг будто замерли, а потом правитель громко крикнул:

– Ратники! Сегодня выходите вы в поход. Помните, что вы идете защищать нашу горячо любимую землю, и наш славный и гордый народ! Будьте достойны своих предков! В добрый путь!

Правитель махнул рукой, а Братиша громко скомандовал: «Вертайсь!», и как только воины повернулись, старший шагнул вперед и повел за собой своих людей, сначала не быстро, но погодя все более и более ускоряя шаг, и постепенно перейдя на легкий бег, следом за воинами двинулись груженные провизией, щитами и разным скарбом сани и повозки.

– Эх, Братиша, – недовольно протянул правитель вслед убегающему войску. – Ведь просил же, времени много идите спокойно… Ну, ты погляди сын, он сызнова их бежать заставил. И ведь так бежать и будут до самого Лебедяня.

Святозар посмотрел на отца, усмехнулся и чуть слышно произнес:

– Ну, ничего отец, уж как– нибудь добегут, а мы с тобой, когда их догоним, излечим всех.

Правитель и наследник сели на лошадей, которых все это время придерживал за поводья Вячко прибывший вместе с ними, и поехали в Славград.

– Завтра или послезавтра должен приехать Велислав со своей дружиной, – заметил правитель, когда они вместе с наследником и следующим позади них верхом на лошади Вячко заехали в город. – Он не знает, что в поход не идет, я ему не писал об этом. Представляю себе, как он расстроится.

– Отец, а что ты будешь делать с его дружиной? – спросил Святозар.

– Как чего? Возьму с собой, ты ее и поведешь, – объяснил правитель, по-доброму улыбаясь и поглядывая на едущего подле сына.

– Как же я ее поведу, у меня старший Стоян, а у дружины дядюхи старший Бажай. Кому же они подчиняться будут, я своего Стояна ни на кого не поменяю, – тревожно произнес Святозар. И резко придержал своего коня, так как проезжая по одной из извилистых улочек города увидел внезапно выскочившего на дорогу малыша, – ох! да куда ж ты выскочил, – гулко прикрикнул он на мальца. – Видишь же, всадники едут.

Следом за малышом из распахнутых настежь ворот дома выбежала молодая дева. Она остановилась около дитя, глянула на Святозара, зарделась вся, и, подхватив мальчонку на руки, все также торопливо поспешила вспять к воротам. Однако прямо подле них сызнова остановилась, обернулась и посмотрела долгим взглядом на наследника.

– Ишь, ты, – удовлетворенно заметил отец. – Видал, каким она тебя взглядом одарила, наверно ты ей по сердцу пришелся.

– Чего? – будто не слыша правителя, и все еще находясь в своих переживаниях, поспрашал Святозар.

– Чего, чего, деве понравился ты, – усмехнувшись, ответил отец. – Что ты все время себя изводишь мыслями сынок. Ты бы хоть оглянулся кругом, девы молодые смотрят на тебя, глаз не отведут, такой ты статный, да пригожий юноша.

– Отец, ну право ты даешь, – недовольно протянул Святозар и распахнул кунтыш. – Я тебе о войне, да дружине, а ты мне о девах… Вот нужны они мне, скажи. Нужны сейчас, когда я не знаю, что с Бажаем делать.

Правитель громко засмеялся, и жизнерадостно зыркнув на наследника, молвил:

– Ну, ты сын и даешь… Тебе, что Бажай дороже девы пригожей…

– Отец, ну, что ты в самом деле… – все больше горячась проронил Святозар и возбужденно покачал головой. – Не до дев мне сейчас, и потом ты же знаешь, на какую бы деву я сейчас посмотрел… На Любаву, а она больно далеко, так, что и не стоит на других глазеть.

– Ну, это ты зря, – все еще улыбаясь, сказал отец, когда они въехали на дворцовую площадь. – На дев, чего бы и не посмотреть, коли они так красотой и пышут. Ну, а насчет Бажай, порешим так… Раз он старший Велислава, так значит останется в Славграде вместе с ним, все равно часть дружины брата придется оставить в престольном граде, мало ли, что может случится.

Когда правитель и наследник спешились и передали коней Вячко, да на чуток застыли подле парадных дверей во дворец, отец спросил:

– Ты, сынок, сейчас на Ратный двор к Храбру пойдешь?

– Нет, отец, я займусь сейчас щитом, – ответил Святозар, снял с себя шапку и принялся ласково поглаживать густой мех на ней. – Ты слышал, что Братиша сказал, насчет того кто ему огонь раздувал.

– Это ты насчет Бога Семаргла? – переспросил правитель, и, протянув руку, оправил на голове наследника взлохмаченные дуновением ветра волосы.

– Помнишь, на празднике, я тебе сказал, что знаю, чей это щит, и кто мне его дарит, – поднимая глаза на правителя, произнес Святозар.

– Ты хочешь сказать…, – начал, было, отец, но замолчал.

– Да, я хочу сказать, что этот щит я видел у Бога Семаргла, когда он бился с войском Сатэги… А до этого я видел его еще раньше… раньше в другой битве… ну, да сейчас не о том… – Святозар покачал головой и беспокойно отер лицо, – Семаргл дарит мне этот щит… Эх, отец, разве я заслуживаю такой любви от Богов.

– Богам, сынок, виднее, – негромко заметил правитель. – Люди все ошибаются, они не Боги. Но раз сам Семаргл пришел раздувать огонь в кузницу Братиши. Если он подарил тебе этот щит и заговор, значит Бог, верит, что его дар защитит и поможет тебе. И наверняка, он считает тебя достойным этого дара, иначе бы он тебе его не принес.

Наследник надсадно вздохнул и пошел следом за отцом во дворец. Зайдя вовнутрь, они увидели спешащего к ним навстречу Сенича. Правитель снял шапку и кунтыш, отдал слуге, а тот с невыразимой мягкостью в голосе, словно говорил с возлюбленными своими детьми, сказал:

– Ваша светлость, сын кузнеца Братиши, Годиша, привез щит для наследника, я велел его пока отнести в гридницу. Да, и еще прибыл гонец от воеводы Доброгнева, – и Сенич развернулся и показал вглубь дворца, где около тронного зала прогуливался воин. – Куды его отвести?

– Сынок, – обратился к Святозару отец.– Забери щит из гридницы. Я пойду, переоденусь, а то весь вымок пока доехал, а ты Сенич проводи гонца в общий зал, пусть там меня обождет, – правитель закончил говорить и направил торопливую поступь к себе в покои.

Святозар посмотрел вслед отцу, а после также как и Сенич принялся исполнять повеления правителя, да, открыв двери, вошел в гридницу. На столе посередине общего зала лежал завернутый в ткань щит. «Разверну в светлой комнате», – волнуясь, сам себе сказал наследник, и, взяв щит, поспешил к выходу. Открыв дверь, он нос в нос столкнулся с гонцом Доброгнева, невысоким, худым юношей с пшеничными волосами и карими глазами. Гонец, увидев наследника, низко поклонился, пропуская его, а Святозар на миг замешкался, решая, может все же остаться и узнать вести от Доброгнева, но посем передумал и отправился в светлую комнату, так как его распирало от желания, поскорее узреть щит и наложить на него заговор.

Подходя к светлой комнате, он увидел Борща, спускающегося с лестницы, и окликнул его:

– Борщ, возьми теплую одежу, – слуга по первому зову подскочил к наследнику, придержал щит. А Святозар меж тем снял кунтыш и шапку, и, отдав слуге, молвил, – отнеси в покои, и ты пока свободен.

Борщ поклонился и вновь побежал вверх по лестнице в опочивальню наследника. А Святозар направился к светлой комнате, открыл дверь в нее и вошел вовнутрь. Прямо посередине комнаты стоял большой прямоугольный стол, на котором лежала Вед, но теперь книга была обернута не в бурую, потертую от времени кожу, а сияла белизной новой волохи. Наследник бережно отодвинул книгу на край, и, развернув ткань, положил рядом с Вед щит. И восторженно выдохнул, обращаясь к книге: «Ах, ты! Вед погляди, какая красота!» Щит был и вправду искусно выполнен, он был небольшим, круглым и выпуклой формы, да выкован из бронзового листа. С обратной стороны щита находились две кожаные петли в середине и ременная петля позволяющая носить его на спине. Наследник положил щит так, чтобы он был обращен к нему внешней выпуклой стороной, и залюбовался им. В Восурии в основном изготавливали длинные каплевидные и прямоугольные щиты, а круглыми никто, никогда, не пользовался. Святозар стоял, молча, осматривая щит, когда внезапно прямо на столе появился доброжил. Погруженный в свои мысли, и не ожидающий прихода старичка наследник испуганно вскрикнул, и натужно вздохнув, сказал:

– Ох, доброжил, ну и напугал ты меня, еще бы мгновение и сердце остановилось.

– Кхе… кхе… кхе, – засмеялся довольный собой старичок и погладил свою длинную бороду. – Здравствуй хозяин, гляжу не рад ты меня видеть?

– Да ты, что, доброжил, – успокаиваясь и поклонившись старичку, добавил Святозар. – Как я могу быть не рад твоему приходу. Я просто испугался, видишь, мне щит изготовили, и привезли. Ну, я стоял, задумавшись, и любовался им.

– Странный какой-то щит, – заметил доброжил, и, поднявшись на ножки, обошел его по кругу. – Я еще такой никогда не видел. У восуров, таких нет, он какой-то круглый и маленький, странный, странный щит.

– Это доброжил, дар, – объяснил Святозар и провел пальцами по словно лощенной поверхности щита. – Дар Бога Семаргла, я наложу на него заговор и ты увидишь каким он станет великолепным. А ты чего пришел, доброжил, что-то случилось?

– Ага, – проронил старичок, и, наклонившись, также легохонько погладил щит, своей волосатой ладошкой. Морг спустя он испрямился и гневливо изрек, – да, что ж пришел пожаловаться на твоего ученика…

– На моего ученика… – Вначале не поняв о ком идет речь повторил Святозар, а погодя догадавшись, поинтересовался, – это ты о Туре? И что же он опять учудил?

– А, я молчать не буду… кхе… кхе, – отозвался старичок и остановившись напротив наследника вонзился в него взглядом. – Все расскажу, так ему и передашь, когда ругать будешь. – Старичок замолчал, уткнул кулачки в бока и пояснил, – вчера вечером этот сорванец пришел в покои Малуши, пожелать ей доброго сна. И говорит няне Бажене: «Няня вы сегодня жаловались Сеничу, что который день не можете выспаться, так как сон к вам нейдет, и просили у него снадобья какого. Так вот, чтобы вы не пили никакого снадобья, я вам могу помочь и подарить крепкий сон». А она ему заулыбалась и говорит: «Ах, что же вы светик наш Турушечка, коли можете подарить мне сон, так уж подарите, а то я ночами – то плохо спать стала…» Ну, Тур ей велел сесть на ложе, которое там установлено для нянь, и давай над ней шептать… а Бажена только он дочитал заговор уронила голову на подушку, да и захрапела…Захрапела! да слышал бы ты хозяин как громко. Малуша закрыла уши ладошками и закричала Туру: «Разбуди, разбуди ее, как я при таком шуме спать буду». А разбудить то он еще и не умеет, – закончил старичок и осуждающе посмотрел на Святозара, потому как тот прямо упал на сиденье, громко хохоча. – И чего ты хозяин смеешься, не пойму. Разбудить то они ее вдвоем не смогли… как ни бились над ней, и пришлось Малуше идти в покои Тура ночевать, оно как няня и вправду так храпела… Что даже я убежал к своему брату винному жихарю, так как мне показалось, ее храп наполнил каждый уголок дворца.

– А почему… почему, – на миг, прекращая смеяться, поспрашал Святозар. – Ты, доброжил, ко мне не пришел?

– Да, потому не пришел, что ты уже спал, чего же я тебя будить буду, – ответил домовой и ласково воззрился на наследника.

– Она, еще спит? – прижимая руки к животу и подавляя смех, вопросил юноша.

– Спит, спит, – недовольно молвил старичок, и кивнув головой, перекосил свое маленькое личико. – Спит и храпит… Рада с утра пыталась ее разбудить, но никак… А Тур и Малуша слезно умоляли Раду ничего не говорить правителю и тебе, пообещав, что к вечеру окончательно выспавшаяся Бажена проснется.

– Доброжил, – нежданно резко переставая смеяться, и став серьезным произнес Святозар. – А почему, ты не запретил Туру читать этот заговор? И откуда все так подробно знаешь, будто сам там присутствовал и наблюдал, как твой баловень Туруша, такое с няней творит?

Выражение лица старичка мгновенно изменилось с недовольного на испуганное, его маленькие, черные глазки беспокойно забегали туды-сюды, он сызнова наклонился к щиту, погладил его поверхность и оробело протянул:

– Нет, все же красивый у тебя щит, мне понравился… Ну, я тогда пойду, пора мне.

– Нет… нет… нет, погоди теперь… Пойдет он. Ты мне чего не отвечаешь на вопрос? – молвил наследник, и, поднявшись, оперся на стол, да приблизил почти вплотную свое лицо к лицу старичка. – Это же ты Туру посоветовал испробовать магию на няне Бажене, правда? Так чего жаловаться пришел, тогда?

– Чего жаловаться пришел чего…, – расстроено пояснил доброжил. – Да, потому как во дворце находится невозможно, кто же знал, что она так громко храпеть будет, – добавил старичок, и, взмахнув рукой, в мгновенье ока исчез со стола.

Доброжил так резко ушел, что у Святозара зарябило в глазах, и заплясали едва видимые серебристые искорки, все еще улыбаясь, он убрал руки со стола, и, испрямив стан, негромко досказал вслед старичку:

– Вот и пусть поспит Бажена, отдохнет немного, а ты доброжил, в следующий раз не будешь подбивать Тура на такие вещи. А я ему сорванцу вечером устрою, за то, что он магию использует не по делу. – И вновь засмеявшись, заметил,– хотя это как сказать, вроде бы и по делу.

Наследник вмале перестал смеяться, расстегнул и снял с себя кафтан, да положив его на подлокотник сиденья, подошел вплотную к столу. Он малеша медлил, разглядывая волоху Вед, а после принялся читать над ней заветные слова. Лишь только он открыл книгу, та, точно понимая, что от нее надо Святозару зашуршала листьями, сама переворачивая их, пока не остановилась на нужном, том самом, где был изображен щит и заговор.

Наследник посмотрел на слова заговора, положил левую руку в центр щита и тихо зашептал: «О, великий Бог огня Семаргл, ты очищающий от скверны, освещающий нашу землю, словно Солнце, услышь меня. Как когда-то ты вступил в бой с черным Змеем и победил его, так и ныне я ведун – Святозар, идущий на бой с черным Нуком, вершу то, что ты мне повелеваешь! Призываю тебя Семаргл Святозарый Огнебог, поезжай на своем златогривом коне с серебряной гривой, да на мой щит, и придай ему несокрушимую силу твоего щита, щита Бога Огня! Да, сойдет дар твой, на меня и защитит меня в бою! Именем твоим Семаргл, силой твоей Семаргл, да будет так!» Еще даже не дошептав слова заговора до конца, увидел Святозар, как рука его засветилась багряно-красным светом, и заметалась, точно ему не принадлежала, по щиту вправо-влево, вверх-вниз раскидывая цвет по его поверхности, а окрасив щит в темно-багряный цвет, потухла. Но мгновение спустя засветилась наново, уже огненно-желтым светом и снова заметалась по щиту, теперь раскидывая огненно-желтый цвет. И как только было сказано наследником последнее слово заговора, щит подпрыгнул на столе, а опустившись на него, выкинул вверх яркий столб огня, да обжег этим пламенем руку Святозара. Наследник отдернул руку, и посмотрел на ладонь, та покраснела, будто поврежденная огнем и дюже сильно заболела. Святозар еще не успел взглянуть на щит, как книга громко хлопнув, закрылась, выпустив и из себя оранжево-красные снежинки, которые упали на поверхность белой волохи, и, впитавшись в нее, окрасили ее в ярко-желтый цвет. Стремительно подув на руку, жгуче полыхающую, наследник перевел взгляд на новый желтоватый наряд книги, а позже уставился на щит. Теперь щит был окрашен в красный цвет, лишь край его был золотым, да в середине вырисовывался пригожий юноша на золотом коне, с серебряной гривой. Юноша восседал верхом на коне, одной рукой держась за его гриву, а в другой сжимал длинный золотой бич.

– Красота! – довольным голосом произнес наследник и снова подул на ладонь, а погодя приблизил к ней пальцы правой руки, и, водя по кругу, тихо зашептал заговор.

Но когда Святозар закончил шептать, ожог с руки не сошел, а ладонь и пальцы все также полыхали и болели. Наследник прошептал еще один заговор, засим другой, и вновь тот который шептал первым. Да тока ожог не сходил, и боль не унималась, и вскоре на коже уже вспучились кровавые громадные волдыри. Понимая, что заговор тут не поможет, Святозар схватил с сиденья кафтана, и, выскочив из комнаты, все еще продолжая дуть на больную руку и легонько встряхивая ее на ходу, направился в гридницу.

Глава двадцать первая

Святозар открыл двери и вошел в зал. За центральным столом гридницы сидел с угрюмым лицом правитель, тревожно потирая меж собой ладони, и о чем-то мучительно думал, однако узрев наследника, немедля встрепенувшись, просиял, и бодрым голосом поспрашал:

– Ну, что сын, заговор удался? Как твой щит?

Святозар подошел к столу, бросил кафтан на лавку, сел напротив Ярила, и, морщась от боли проронил:

– Знаешь, отец, мой щит выглядит намного лучше, чем я, – и медленно протянул руку навстречу правителю.

– Ох, – выдохнул правитель, и сотрясся всем телом. – Это, что ожог?

– Да, отец, и жутко, жутко болит, – добавил наследник, скривив губы.

– Так, что же ты мучаешься, – сказал правитель, сердито зыркая на наследника. – Гляди у тебя уже волдыри пошли. Сейчас же заговори.

– Попробуй, – пристраивая тыльной стороной ладони на столешнице руку, предложил Святозар.

Правитель осторожно взял руку сына в свою, и, водя правыми пальцами по кругу зашептал заговор, по первому один, погодя другой.

– Отец, – не выдержав бесплодных попыток правителя вылечить руку, откликнулся Святозар. – Ведь есть же какие-то снадобья. Ну, ты видишь, наша магия здесь бессильна, – и, уткнувшись лбом в стол, застонал, ощущая надрывистую дрожь в руке.

– Почему, почему наша магия бессильна? – удивленно спросил правитель и выпустил руку сына.

Святозар неспешно пристроил больную руку на стол и сквозь зубы процедил:

– Отец, мне так больно, избавь меня от мучений сначала, а потом и выспрашивай.

Ярил поспешно поднялся и быстрым шагом вышел из гридницы, даже не закрыв за собой дверь. Но некоторое время спустя вернулся, подошел к сыну сзади, и, взяв кафтан с лавки, расстегнув на нем застежки до конца, накинул его наследнику на плечи, и вновь вернувшись на прежнее место, сел, горестно молвив:

– Сейчас Сенич принесет снадобье, потерпи. Ты зачем кафтан снял? На дворе не лето, зима, а во дворце прохладно.

– Просто я отец, когда был в светлой комнате, снял его, потому как он меня сковывал. А надеть уже не смог, не до этого было, рука так горела, что я поспешил к тебе, зная, ты мне обязательно поможешь, – очень тихо ответил Святозар.

Слышно было, как муторно вздохнул правитель, наследник поднял голову, улыбнулся отцу и, чтобы поддержать его, пояснил:

– Я уже договорил заговор, а из щита вырвался столп огня и обжег мне руку. Ну, отец, скажи, не мог, что ли Семаргл дописать ниже предупреждение: «Прочитай Святозар заговор и убери руку, а то я ее тебе подпалю».

Ярил недовольно покачал головой и с такой жалостью посмотрел на сына, что Святозар и пожалел о своей шутке. В гридницу открылась дверь, и вошел Сенич, неся в руках небольшую мису, как большую важность прижимая ее к груди. Слуга медлительно приблизился к столу, опустил чашу на столешницу, с осторожностью взял руку наследника, и, участливым взором осмотрев ее, вопросил:

– А, что ваша светлость, заговорить не получается?

– Нет, Сенич, эта магия не наша, и излечить нам ее с наследником не удастся, – молвил правитель и лоб его исказили глубокие морщины.

– Что ж, тогда положите руку, ваша милость, в мису и потерпите… Потому что будет дюже больно… А я, сейчас принесу мазь, – произнес Сенич и отпустив руку наследника пошел вон из гридницы.

Святозар придвинул мису, в оной покачивалась вправо-влево какая-то вязкая, маслянистая, бурая жидкость и опустил больную руку в нее.

–Эм…эм, – застонал наследник, и лицо его тягостно передернулось. – Как же больно…

– Потерпи мальчик мой, потерпи, – ласково сказал правитель, и, приподнявшись с лавки, протянул через стол руку и поправил спавший с плеча сына кафтан.

– Это отец, магия Богов, она не доступна простому смертному, – негромко протянул Святозар, стараясь справиться с исказившимися чертами лица и возвращая себе прежнюю красоту. – Дар Семаргла, его огонь, наверно это необходимо, нужно зачем-то… Но знаешь так больно, что второй раз и не захочется получить такой щит.

В гридницу сызнова вошел Сенич и принес чистые тряпицы да пузыристую склянку с какой-то неприятно пахнущей желтоватой мазью, дух от которой мгновенно заполонил все помещение.

– Ваша милость, вытаскивайте руку из мисы, – указал Сенич, остановившись подле наследника. Святозар неторопко вынул руку из мисы, слуга же бережно взял ее за запястье, и вновь осмотрев, порывисто покачал головой, – охо…хо…! – добавил он погодя. – Поглядите, ваша светлость, правитель, до самого мяса ожог, плохо… это очень плохо… Надо знахаря позвать, ваша светлость, весьма дурной ожог. Уж такие шрамы останутся, такие… если и вообще заживет.

– Не надо Сенич никакого знахаря, помажь вон мазями и в тряпицу заверни, заживет, – морщась от боли, молвил Святозар.

Сенич бережно держал руку наследника и ждал повеления правителя, но так как Ярил колебался, заметил:

– Наследник, ваша светлость и руки может лишиться, поглядите сами, – и приблизил кровавое месиво к правителю.

– Не тревожь отца, Сенич, ничего я ни лишусь. Этот ожог послан самим Богом Семарглом, неужели ты думаешь, он может лишить меня руки? – спросил Святозар и чуть зримо дернул рукой.

Сенич испуганно воззрился на наследника, и тотчас заботливым движением положил его руку на столешницу. И более не ожидая повелений правителя, резво открыл пузыристую склянку, вытащив из ее изогнутого горлышка деревянную втулку. Расстелив тряпицу на столе, слуга выгреб из склянки мазь, да размазал ее по поверхности ткани, а после бережно возложил тряпицу с мазью на руку Святозара. Наследник опять едва слышно застонал, покривил губы, а Сенич перевязал руку так, чтобы тряпица с мазью не слезла, и, легонько погладив Святозара по волосам, поинтересовался:

– Может, ваша милость, вам сбитня принести, чтобы вы попили, и успокоилась ваша боль.

– Нет, Сенич не надо… Спасибо за все, – ответил Святозар и отрицательно мотнул головой.

Когда слуга, тяжело вздыхая и чего-то невнятное бурча себе под нос, покинул гридницу, наследник прижал больную руку к груди, и преодолевая боль, негромко сказал:

– Хорошо отец, что это левая рука, а не правая… Страшно даже подумать, что было бы с даром царя Альма, если бы перстень был надет на левую руку… Не было бы перстня, оно как золото расплавилось, а волшебный алмаз так и остался навеки сиять в моем пальце. И не смог бы я тогда никак передать его своим детям. Но зато, отец, как бы пугались моего пальца наши враги. Представляешь, у наследника престола в пальце сияет камень-алмаз.

– Ох, сынок, это злая шутка. Мне не смешно, – печально отметил правитель и жалостливо посмотрел на прижатую к груди руку Святозара. – Давай лучше я помогу надеть тебе кафтан, не хочу, чтобы ты еще и захворал.

Правитель поднялся, и, подойдя к сыну, каковой без задержу также встал, помог надеть ему кафтан, да застегнул на нем все застежки. Он трепетно оправил на наследнике одежу, и придерживая его за здоровую руку, вроде страшась выпустить, вопросил: