Ловец духов

Джонника стояла рядом, прижавшись округлым плечиком. Глубины моих переживаний с лихвой хватало на нас двоих. Она ощущала восхищение так же живо, как я сам. Это нравилось ей безмерно.

В какой-то миг мне показалось, что и я способен настроиться на её эмоциональный поток. Мы будто стали одним существом, будто слились во что-то общее, тотальное, что теперь неслось неудержимо по волнам экстатического упоения. Это было больше, чем блаженство, это был катарсис! Это было единение душ.

Тем временем первые уставшие, но счастливые труженики уже спешили по своим норкам. Суетливый бег растраченных судеб. Беспечная погоня за смертью.

Ужинать в общественном месте не хотелось: опять заговорщицки шептаться, скрывая беседу с призраком, ловить на себе косые взгляды официантов и посетителей – всё это было совершенно ни к чему, пускай и беспокоили подобные вещи меня отныне исключительно формально. Вечер решено было провести у меня дома. Скромно, зато уютно и без посторонних глаз.

Забавно, что, оберегая людей от нежити, я стал на удивление нелюдим. К тому располагал образ жизни, круг общения. Да и хотел ли я чего-либо другого? Постоянно опасаться за родных и близких, искать правдоподобные объяснения необъяснимым вещам, что происходят вокруг. Нет, одиночество – удел охотника. Святое одиночество. О, как же всё-таки оно осточертело!

– Жаль, что никто так и не додумался делать консервы для призраков, – наиграно печально констатировала Джонника. Она рассматривала яркие этикетки в супермаркете, пока я выбирал продукты.

– Например, маринованный ужас или хотя бы вяленое отчаянье, – мечтательно прикидывала она.

– Ты не дашь мне грустить, и тогда я с радостью накормлю тебя отменным «десертом», – шутливо пообещал я.

Женщина, стоявшая рядом, испуганно обернулась и уставилась на меня округлившимися глазами. Видимо, в моём взгляде ей что-то откровенно не понравилось, поэтому она отпустила звонкую пощёчину и поспешила удалиться. Я подождал, пока она скроется за поворотом, и громко расхохотался.

Джонника не замедлила этим воспользоваться. Она устремилась вслед за женщиной. Вскоре я услышал звук бьющегося стекла и растерянный вскрик. Было интересно посмотреть, что же натворила моя бесплотная безобразница.

Подумать только, я потворствовал и даже более того, провоцировал призрака! Самое время растолкать где-нибудь в закоулках души задремавшую совесть, предаться самобичеванию и позаботиться о наборе для сеппуку.

На шум примчался широкоплечий охранник. Стоит ли говорить, что женщина сразу же обвинила меня в собственной нерасторопности.

– Не имею ни малейшего понятия, о чем она говорит, – парировал я, но, судя по всему, было уже поздно. Женщина наотрез отказывалась оплатить испорченный товар, мне же делать это не хотелось принципиально. Охранник предложил единственно приемлемый в таком случае вариант – пройти в дежурную комнату до выяснения обстоятельств происшествия.

Выходило как-то чрезвычайно глупо. Я практически никогда не вступал в подобные перепалки и вообще среди коллег по работе, «в миру», слыл человеком тихим и безобидным. Но сейчас уступить значило признать вину, а отвечать за проделки призрака хотелось меньше всего.

– Вот так, солнышко, такой чудесный вечер себе испортили! – сказал я в сердцах.

Охранник, недоумевая, посмотрел на меня, а женщина – чтоб её! – снова приняла всё на собственный счёт. Какой скандал тут разразился! Любо-дорого было посмотреть на Джоннику.

Понимая, что без её помощи мне так просто не выкрутиться, она запустила руки за шиворот женщине и охраннику. В тот же миг стало тихо. Их лица застыли в оцепенении, а волосы по всему телу поднялись дыбом. До конца жизни останется тайной, что они тогда обо мне подумали. Тем не менее, вечность длиться это не могло, потому я вежливо поинтересовался, всё ли в порядке и могу ли идти, и, получив положительный кивок в ответ, быстро засеменил прочь.

– Ты говорила, касание призрака бодрит, – проворчал я, потирая затылок, – а они словно окаменели.

– Честно говоря, это я так, сама придумала, – пожалуй, больше всего на свете она любила оригинальные спонтанные решения и маленькие ситуационные постановки. Это у неё здорово получалось – лучше, чем у многих жить.

Джонника вошла во вкус. Истинный демон, равно как и любой другой призрак, стоит ему почувствовать свободу, очень быстро входит в кураж. Так произошло и на этот раз. Но мне было всё равно. Всё равно – по большому счёту. Наверное, я слишком долго был правильным и теперь, на собственной шкуре почувствовав наждак изнаночной стороны реальности, позволил себе стать чуточку лояльнее. Лояльнее к маленьким шалостям, которые, возможно, заставят опамятоваться на мгновение хоть кого-нибудь из сомнамбул, в избытке топчущих землю этого мира. В конечном итоге, все мы действительно заслужили наказание нежитью. Ибо они не что иное, как наша собственная тень, тень человечества, тьма…

– Ладно, Джонника, заканчивай дурачиться, – сказал я, наблюдая как она, вихрем несётся вдоль стеллажей и скидывает на пол пёстрые упаковки товаров. Несомненно, для прочих свидетелей сего безобразия происходящее выглядело куда более эффектно. – Нам из этого супермаркета ещё выйти предстоит.

– Не кручинься, добрый молодец, ложись спать – утро вечера мудрее.

Даже если бы я захотел, остановить это теперь было уже крайне затруднительно. Возможно, скоро я пожалею об этом, но сейчас почему-то в голове роились совсем иные мысли, вовсе недостойные ловца духов.

Джонника выпорхнула на центр торгового зала и принялась методично кружиться на одном месте. Сперва подул слабенький ветерок, потом, словно воздух вдруг отовсюду устремился внутрь супермаркета, ветер стал крепчать.

Кажется, я догадался, чем грозила закончиться подобная шалость, но меня будто бешеная муха укусила. Я бросился, как был, с корзинкой к выходу. Посетители и обслуживающий персонал не обратили на меня никакого внимания. Это было мгновение до паники, когда все замерли, завороженные трёхметровым смерчем, возникшим из ниоткуда посреди заведения.

Все-таки Джонника была чрезвычайно сильна, очень-очень сильна. И это зачаровывало безмерно!

Отбежав метров на пятьдесят, я, словно заговорщик, спустился в полумрак под каменный мост через давно пересохшую речушку и принялся набивать карманы содержимым корзины. От всего этого действа потягивало не только несвойственным мне мальчишеством, но и откровенной уголовщиной. Тем не менее, в тот момент подобное поведение казалось чем-то вполне уместным и допустимым.

«Полшага до того, чтобы начать промышлять своим талантом», – подумал я. Почему раньше мне никогда не приходило в голову приручить парочку призраков для сугубо личных целей? Чтобы стать, скажем, гениальным фокусником или безоружным грабителем, которому люди просто так отдавали бы честно заработанное и кровно нажитое добро.

Мне стало стыдно. Я с отвращением отогнал от себя назойливые эгоистичные думы. После них в голове было как-то грязно и неопрятно. Вообще произошедшее запятнало меня изнутри, и теперь я чувствовал себя осквернённым, нечистым. Отвратительное ощущение собственной низменности. Пора было заканчивать весь этот балаган, который вдруг перестал казаться невинным и вполне забавным.

Я оставил продукты под мостом – пускай их заберут те, кому они нужнее – и направился обратно к супермаркету. Прошло не больше десяти минут, а тут уже были представители закона. Не обошлось и без праздных зевак. Они оцепили здание и заворожено наблюдали за эвакуацией людей – благо тех было не очень много. Насколько позволяла судить атмосфера вокруг, всё уже закончилось, место осталось только сплетням да пустым домыслам.

Джонники в толпе видно не было, поэтому я справедливо решил, что она воспользовалась запасным выходом. В принципе, пользоваться дверью было делом привычки, а для призрака её уровня и вовсе трогательной причудой, но это придавало действиям милый сентиментальный шарм человечности.

Я обошел здание вокруг и свернул в захламлённый проулок.

Крик возник не сразу. Он нарастал откуда-то из глубин естества, постепенно поглощая издававший его организм. Вопль сорвался на хрипотцу, но от этого стал только пронзительнее. Он цеплял за живое, словно сама смерть тянула потроха из утробы несчастного.

На лбу выступила испарина. Я с трудом двинулся с места. О, как бы сейчас хотелось, чтобы асфальт поглотил мои ноги и не дал им бежать!

– Джонника, что же ты наделала! – взревел я, когда подбежал на расстояние прямой видимости и собственными глазами увидел то, чего не желал даже представлять.

Грянул ослепительный разряд молнии, навсегда впечатавший в память безымянный проулок и жуткое зрелище, драму, развернувшуюся в нём. Если бы я не знал этого её облика, то, возможно, уже сейчас трясся от ужаса рядом со случайным бездомным, попавшим под горячую руку призрака.

Уголки наших глаз пересеклись… и она поняла, что будет дальше! Джонника бросилась вдоль проулка, засыпая мусором дорогу за собой.

– Стой! – орал я в погоне, пытаясь перекричать шум дождя, потоком хлынувшего с небес, но это никак не могло задержать обезумевшего истинного демона. Она знала, что в конечном итоге у неё нет шансов, а я понимал, что должен буду… О нет, тогда я просто старался не думать о том, что свершу!

Погоня была на удивление короткой. Может быть, Джонника сама решила сделать её такой, кто знает. Однако на пляже, недалеко от лестницы, она как-то неловко замешкалась, словно налетела на стену, и я настиг её, повалил на песок и набросился сверху. Для приличия она ещё некоторое время сопротивлялась. Помнится, я слышал о том, что призраки не могут долго противостоять ловцам, быстро слабеют в их руках, но это было что-то другое… Загадочное «нечто».

– Зачем? Зачем ты сделала это?! – повторял я сквозь холодную небесную воду, которая непрерывными струями катила по лицу. Или, быть может, это были слёзы, редкие гостьи иссушенной пустыни сердца?

Я остервенело тряс Джоннику за плечи. Волосы разметались по лицу, а где-то там среди них пылали два испуганных зверька глаз. Их-то я и должен буду выпить сейчас.

– Я потратила слишком много энергии… должна была возместить… Я делала это только ради тебя!

– Ради кого ты это делала? Мне не нужно ничего такого! Мне не нужно ничего от тебя! Однако теперь тебе придётся заплатить!!! – я схватил её за подбородок, сгрёб волосы и уставился в глаза.

«О, Господи! Умоляю Тебя, не допусти сделать то, что я задумал. Не допусти свершить то, о чём буду жалеть всю свою оставшуюся жизнь. Даруй ей силы превозмочь меня!»

Однако ничего не произошло…

Я сильно зажмурился, потом смахнул свободной рукой мокрую пелену и взглянул ей в глаза снова.

У неё были очаровательные изумрудно-малахитовые глаза. Я прежде никогда не видел, насколько прекрасны её зелёные глаза. Я вообще никогда не видел их, не позволял себе смотреть. Как всё-таки страшно устроен мир: впервые взглянуть в глаза любимой и тем самым убить её. Какое коварство!

Тем не менее, ничего так и не происходило.

Тело Джонники перестало дрожать, взор прояснился. От этого глаза её стали ещё восхитительнее. Они наполнились смущением, любопытством и даже какой-то толикой разочарования. Она звонко рассмеялась. Первый раз я проассоциировал её смех не с какой-нибудь дикой выходкой, а с живостью блеска глаз.

– Ты утратил свой дар, ловец, или как там тебя теперь величать?

Я грузно опустился на мокрый песок.

– Это не могло произойти, – промямлил я, а потом настойчиво добавил: – Я должен попробовать ещё раз!

– Ни за что! – игриво отмахнулась Джонника. Она перекатилась на живот и принялась болтать ногами. Благо, не унимавшаяся стихия не сильно докучала ей.

– Бедненький, – сочувственно проговорила она, пытаясь совладать с чувствами, ещё не вполне стихнувшими после давешней погони. – Что же теперь ты станешь делать?

– Да чёрт с ним, с этим даром! Не нужен он мне и не был нужен никогда. Господи, забирай его! Довольно, натешился, – я подскочил, со злобой уставившись в небо.

– Не грози небесам, помяни добрый совет, – пролепетал призрак, накручивая на палец каштановый локон.

Я сник и сел рядом. Не беда, что у Джонники не было тела, зато я чувствовал тепло, исходившее от неё. Так струилась энергия. В полумраке ливня она светилась прекраснее, чем когда-либо прежде.

– Знаешь, а ведь мне искренне не хотелось развоплощать тебя, – признался я. Признался не для того, чтобы оправдаться или получить в ответ благодарность, а просто потому, что стоило порадоваться тому, что, возможно, впервые в жизни всё произошло так, как я желал, пускай и не так, как надо.

– Я всё видела, – с укором.

– Ты сердишься?

– Это будет слишком глупо звучать, если я скажу, что нет?

Несмотря на дождь, погодя сменившийся гадливой моросью, несмотря на одежду, промокшую насквозь и ставшую тяжёлой и холодной, я продолжал сидеть рядом, чувствуя такое надреальное, но в то же время столь искреннее тепло призрака, что вполне мог бы назвать себя самым счастливым человеком в этой части Вселенной. Казалось, сама вечность у наших ног, вечность для нас двоих. И ничего не было, кроме нас: кроме меня и Джонники, да ещё, быть может, света её бесподобных изумрудных глаз.

Если бы только не одно обстоятельство.

– А ведь ваши попытаются избавиться от меня, не так ли? – спросил я безучастно-идиллическим тоном.

– С одной стороны, зачем ты им теперь, а с другой…

Мне почему-то было совсем не страшно:

– И что самое забавное, я ничего не смогу противопоставить им, верно?

– Да, пожалуй. Однажды они таки достанут тебя – рано или поздно.

– Неужто я был такой уж невыносимой задницей?

– Не то слово!

Она обняла меня сзади и коснулась щекой щеки. В этом касании было столько любви, столько преданности, сколько, пожалуй, я за всю свою предшествующую жизнь вместе взятую не испытывал. Впервые я в полной мере осознал, насколько тёплые чувства возможны для призраков, насколько они изощрённее и чище, чем наши, человеческие. Кто мы после этого, как не живые мертвецы, слепые богачи, которые не ведают о собственном богатстве.

– Я буду защищать тебя от других, – с материнской заботой сказала Джонника. В её голосе нежность смешалась с латентной угрозой по отношению ко всем потенциальным недругам, и это было бесподобно.

Я усмехнулся. Ещё и получаса не прошло, как я хотел убить её, а теперь она предлагала мне своё покровительство, даже не предлагала – просто констатировала факт. Причём нисколько при этом не жеманничая, совершенно искренне и без задней мысли. Я переживал чувства призрака так же ярко, как если бы сам был нежитью, и потому нисколько не сомневался в подлинности намерений Джонники.

– Сколько у нас времени? – спросил я, разыскивая затерявшийся в полумраке горизонт. Не знаю почему, но мне безумно хотелось уцепиться за него взглядом. Возможно, для того, чтобы поверить в то, что внешний мир не обрушился, словно карточный домик, также как мой внутренний. Хотелось верить, что в нём хоть что-то осталось прежним, незыблемым.

– Немного. Надо полагать, дня два или три. Потом всё станет слишком очевидно.

– Это больше, чем может показаться.

– Для того, чтобы извести друг друга сожалениями о несбывшемся, вполне, но не для того, что я чувствую по отношению к тебе!

Это напоминало мгновение перед прыжком в бездну, которое словно застывает, но потом нещадное время толкает тебя в спину, и чьи-то глаза навсегда остаются позади, чтобы смотреть на удаляющийся стан милого.

– Так и есть, так и есть, Джонника… Я люблю тебя! Люблю, как не любил никого прежде. Люблю, хоть и понимаю, что ничего путного из этого не выйдет, что сама надежда пакует чемоданы. Увы, нам никогда не быть счастливыми вместе, но, знаешь, это и неважно, потому что я слишком сильно люблю тебя! – в порыве чувств я страстно обхватил её руки у себя на шее. Мои ладони беспрепятственно прошли сквозь них. Я испугался так сильно, что в оцепенении едва смог выдавить из себя: – Джонника, ты таешь!

Она пружиной отскочила в сторону и с ужасом уставилась на своё призрачное тело. Потом долго рассматривала собственные конечности и, наконец, медленно подняла глаза на меня. От неё повеяло растерянностью, затем тоской, а после и вовсе отчаянием. Она протянула руку, и я коснулся ладони кончиками пальцев. Я по-прежнему ощущал тепло, но пальцы проходили сквозь.

– У нас гораздо меньше времени, чем мы думали, – вместе со способностью развоплощать призраков, я постепенно терял возможность осязать и видеть их. Словно пытка, дар не пропал мгновенно. Капля за каплей, будто чары, которые таяли под утренним бризом…

– Когда знаешь, что такое вечность, – в сердцах сказала Джонника, – особенно сильно начинаешь ценить мгновения. Ибо нет у тебя ничего, кроме мгновения!

– Погоди, но ведь я всё равно ощущаю тебя, твои чувства, а такого никогда не было прежде.

– Это продлится недолго. Пока у меня хватит сил дарить себя. Прости, но призраки не слишком хорошо приспособлены для того, чтобы отдавать…

– Обещай, что ты не станешь тратиться ради меня!

– Я ничего не буду обещать.

Последний багряно-алый луч разрезал кайму горизонта там, где тучи оставили робкий зазор надежды. Он пробежал над морской гладью, взобрался по руке, отразился от глаз и ушёл высоко-высоко в небо, туда, где ангелы отходили ко сну. И никто уже не слышал наших молитв…

Впрочем, их было не так уж много. По большей части мы молчали, упиваясь последними минутами друг с другом. Было тяжело и в то же время неимоверно легко. Мы знали свою судьбу. Нам не на что было уповать. Пустые чаяния не терзали, заставляя пылать разум. Только покой и безмятежность…

Я сидел чуть впереди, Джонника – за моей спиной. Я не хотел видеть, как она окончательно растворится в вечернем сумраке. Что держало её рядом со мной, по сути, обречённым, теперь уже бесполезным и совершенно беспомощным? Что заставляло её идти против своей природы? Ответ был очевиден, и он наполнял смыслом каждый миг нашего существования.

Апофеоз глупости и величия Любви. Во истину, нет силы над ней! Только теперь я понял, к чему вёл меня жизненный путь, порою изрядно тернистый, с коварными поворотами, с бессмысленным топтанием на месте. Он вёл меня сюда, в этот вечер, на этот пляж… К ней.

Неужели все?

Неужели?

Все.

Напоследок Джонника коснулась моего плеча рукой, и я почувствовал это так, будто она была не призраком вовсе, а вполне реальным человеком из плоти и крови. Тогда я ещё не знал, насколько близок к истине, потому страшился обернуться, страшился увидеть у себя за спиной пугающую пустоту. Не претендуя на большее, мне достаточно было одного этого прикосновения…

– И всё–таки мне удалось обмануть вас, о безжалостные небеса! – неудержимо хохотал Малыш Эдди, стоя в двух шагах от влюбленной парочки: экс-ловца духов и экс-истинного демона. Он был абсолютно уверен в том, что ни один из них сейчас не услышит и не увидит его.

Как он и предполагал, чудо свершилось волею дарованной людям свободы выбора, и охотник променял свой дар на ревоплощение Джонники. Это произошло непроизвольно, в пылу страсти. Волшебство пришло само на гребне странной противоестественной любви. Увы, никто кроме Эдди пока не мог по достоинству насладиться этим величайшим из чудес.

Что ж, будет очень забавно понаблюдать за ними в тот момент, когда бывший ловец, наконец-то, осмелится обернуться, и они встретятся взглядами. Два самых обычных живых homo sapiens…