Полная версия
Спящая в огне
Оставив подарок лежать на мешочке, молодая целительница сняла венок со своей головы, вдохнув аромат цветов и ягод, унося его на узкий подоконник, прежде чем вернуться к зеркалу, чтобы распустить волосы, которые успели слабо завиться от такой прически, густыми локонами падая на некрасивое лицо. Расчесав те гребнем и кинув на себя быстрый взгляд, Этна переоделась в свою ночную сорочку, благодаря наставницу за то, что перенесла все ее вещи в новую комнату.
Устроившись на своей кровати, она задула свечу, погружая комнату в густой мрак. Закрыла глаза и быстро погрузилась в сон.
Глава 7
Опаляющая боль. Быстрая, но горячая. Голоса. Множество голосов.
Этна.
Этна.
Делайте, что хотите.
Никто не должен узнать о ее рождении.
Все тело ноет. Болит. Жжет. Глаза крепко закрыты. Она спит. Крепко. Ни одну ночь. Ни один день. Спит, но слышит. Слышит, но не понимает. Горит, но не сгорает.
Что нам с ней делать?
Убить.
Мы не можем ее убить.
Она не должна узнать. Мы не скажем.
У б и т ь .
И проснется Спящая, дочь огня и той, что утаила ее рождение. И выпустит силу свою она на континент. И не будет пощады всем от огня ее и даже вода не сможет помешать ей возвратить Смерть в дом родной.
Маленькое дитя объято огнем. Спит спокойно в жарком пламене, оберегающем ее будто чрево матери. Спит не первый восход трех светил. Вокруг хлопочут люди. Множество людей. Часть из них носит волчьи маски, скрывающие лица. Они говорят. Много и долго. Они спорят. Громко и упрямо. Они действуют. Бесполезно и напрасно.
Ее огонь, ее защиту, пытаются потушить. Но вода бессильна против огня, оберегающего младенца. Она с шипением испаряется, встретившись с пламенем, который объял малышку, но не объял покрывальце, на котором она спала. Слышны молитвы. Тихие. Полные ужаса. Просящие защиты. Взывающие к Матери.
У б и т ь .
Этна!
Этна?
Много раз луны и солнца сменяли друг друга на небосводе. Маленькая девочка спала. Ни разу не открыв глаза. Ни разу не заплакав. Ни разу не поев и ни попив. Но она росла. Крепла. Будто что-то питало ее изнутри.
Но когда все утратили надежду, не зная, что делать с этим проклятьем, она распахнула лисьи глаза. Черная радужка сливалась с расширенным зрачком. Она видела все. Молодых и старых. Добрых и злых. С открытыми лицами и волчьими масками вместо них. И тогда она заплакала. Закричала. Жадно глотая воздух и всхлипывая. Дергая маленькими ручками и ножками. Смоляные волосы разметались по ее лицу. И тогда все заметили. И взмолились.
Милостивая Мать, защити, помоги.
Они болели. Жгли нежную кожу. Вереница отвратительных, розовых и воспаленных следов от огня. Они тянулись по всему телу, опутывая его, будто паутиной. Единственное напоминание об угасшем огне.
Убивать дитя было поздно.
Слишком поздно.
Все это понимали.
Глава 8
Этна в ужасе закричала, подрываясь на кровати и распахивая глаза, полные ужаса и горячих слез. Сердце бешено билось за решеткой ребер, волосы и ночная сорочка были влажными от холодного пота. Сжимая пальцами одеяло, она пыталась осознать, что это был за ужасный сон, полный разных голосов, странных и далеких, но, кажется, до боли знакомых людей. А еще там был он… Тот странный текст, что она прочла на пергаменте. Что ее заставили прочесть. Тот странный незнакомец, из-за которого внутри все будто бы тормозилось вечером.
Теперь, пытаясь привести мысли в порядок после кошмара, молодая целительница постаралась переключиться на странного пришельца и на то, что вчера случилось. Он навевал страх, но при этом не был ужасен. Но то, что она вчера видела… яркое свечение, ореол… так странно. И пугающе. Поэтому она солгала Калисто, слишком была напугана, чтобы рассказывать о незапланированной встрече и о том, как буквально потеряла над собой контроль, повинуясь лишь чужим приказам. А еще она будто была в каком-то коматозе вчера, не могла мыслить здраво и это было еще одной причиной ее лжи. Но наставница тоже была напугана, не меньше нее, когда увидела пергамент. Что ее так испугало? Вряд ли невинная древняя шутка про соню. Такие вещи не пугают. Но почему она не призналась, почему промолчала и солгала в ответ?
А кошмар? Со словами пророчества. С криками. С ненавистью. С ужасом. С мольбами о помощи. И все из-за младенца, объятого огнем? Кто этот ребенок? Конец сна она помнила ужасно плохо. Было слишком больно, как будто это она сама горела этим жарким огнем. Боль от его языков была нестерпимой и ужасной.
Ничего не понимая, Этна опустила босые ноги на холодный пол, взглянув в окно. Небо за ним окрашивалось в нежно-абрикосовый цвет, а низы деревьев, насколько было видно, золотились от пробуждающихся светил. На полотне небосвода лениво плыли воздушные облака, навевая безмятежность, вот только ей все еще было неспокойно. И из-за кошмара, и из-за того, что солгала Калисто. Она ведь никогда не лгала ей, всегда оставаясь честной и рассказывая абсолютно обо всем. Собственный поступок поражал и убивал.
Качая головой, целительница встала с кровати, заправляя её, и начала приводить себя в порядок. Сегодня ее первый день в качестве новоиспеченной целительницы и, по негласной традиции и по собственному желанию, она должна была сделать что-то для других целителей в знак благодарности и уважения к ним. Она не знала, проснутся ли остальные так же рано, как она сама, но решила не равняться на других. Это утро, да и день, должны пройти с пользой для всех.
Умываясь, Этна поглядывала на свое лицо в круглое зеркало и что-то упрямо не давало ей покоя. Это что-то словно находилось у нее под носом и дразнило своей доступностью, но она никак не могла понять, что именно. Что-то важное. Очень важное. И связанное со сном. Причесав волосы и решив надеть подарок наставницы, целительница собрала волосы в высокий хвост, снимая свои серьги, с которыми почти не расставалась, и вместо них надевая мягкие перья, щекочущие кожу. Надев и украшение на шею, отрегулировав кожаный шнурок, чтобы сильно не давил, Этна сменила сорочку на удобные свободные штаны бурого цвета и рубаху с длинным рукавом шафранового цвета. Обнажать руки было некомфортно из-за шрамов, но ткань была легкой, так что в ней не будет жарко в самый солнечный день. Завершив образ своими легкими перчатками, Этна вышла из своей новой комнаты, направляясь прямиком в столовую, решив заняться завтраком для всех.
Добравшись до столовой, Этна юркнула за неприметную дверь, оказываясь в просторной и светлой кухне. Судя по тому, что столы и лавки стояли на своих законных местах, а в раковине возвышалась внушительная гора грязной посуды, северяне не стали оставлять бардак на улице, прибравшись за собой, но вот сил на мытье посуды у них явно не хватило. Целительница не могла винить их в этом, учитывая, как сама вчера покинула торжество.
Решив позже разобраться с посудой, она приступила к приготовлению завтрака. У целителей не было четких правил, обязывающих кого-то определенного заниматься приготовлением пищи, уборкой или огородом. Все по не регулируемой очереди занимались этими делами и в том не было ничего зазорного, ведь это был их общий Дом и поддерживать в нем порядок было необходимо всем.
Нарезав оставшийся хлеб, Этна вооружилась ножом и сливочным маслом, решив сделать бутерброды с сыром и томатами, как в столовую вошли близнецы. Волосы Виолы были расчёсаны и аккуратно лежали на ее голове, в отличие от волос Валериана, который, кажется, в глаза не видел гребня.
– О, ранняя пташка, – лукавая улыбка тронула губы девушки, пока та с братом здоровались с целительницей. Этна сложила ладони в приветственном знаке в ответ, взглянув на сиблингов. – Даже не удивлена, что ты тут.
– А вот я удивлена, что вы двое так рано встали, – отозвалась она, отправляя ломти хлеба с маслом на тарелки, прежде чем взяться за заранее подготовленные другие ингредиенты.
– Лично я с удовольствием бы еще поспал, если бы не кое-кто, – фыркнул Валериан, показательно зевая перед лицом сестры и тут же получая от нее тычок в ребра. – Ай!
– Ты куда вчера запропастилась? Там тебя Аурея искала полвечера, – как бы невзначай проговорила Виола, подходя к каменной печи и начиная разжигать в ней огонь, намереваясь заняться приготовлением напитка. Валериан с тоской на лукавом лице взирал на беспорядок кухни, в основном на очаровательно большую гору грязной посуды, понимая, что с завтраком помогать не было смысла, но что-то делать нужно было.
– М… перепила медовухи и меня немного унесло.
Вторая ложь. Этна старалась быть честной не только по отношению к Калисто, но и в целом ко всем людям, с которыми имела дело. Но вот спустя несколько часов она вновь лжет. Впрочем, на это ведь есть причина, да? Не может же она взять и сказать, что видела чужака в Доме и что тот непонятно как подчинил ее своей воле, очень сильно напугав. Как минимум это бы звучало как бред. А как максимум ей бы никто не поверил. Не слишком ли много к себе привлекает внимания девушка с загадочными шрамами на лице и отсутствием родителей?
– А-а, – понимающе протянула близнец, набирая воду в кастрюлю и ставя ее в горнило печи. Ее брат тем временем с лицом самого несчастного человека на Земле принялся за мытье посуды. К сожалению, та никуда не делась даже после его испепеляюще-умоляющего взгляда.
Дальнейшее приготовление завтрака проходило в тишине, сопровождаемое тихими вздохами Валериана. Этна неспешно доделывала сытные бутерброды, намереваясь после взять ягод и смешать их со сливками в качестве десерта. Виола же в это время подготавливала травы и мед для чая. И в этот момент в помещение вошла неразлучная парочка – девушка, похожая на березу, и парень с некрасиво-серыми глазами. Приветствуя присутствующих, они оглядели кухню, видимо понимая, что все самые интересные занятия уже разобрали. Не считая занятия несчастного Валериана с мокрыми руками и посудой, которая, кажется, даже не думала убавляться.
– Ну и что нам делать? – недовольно поинтересовалась Августа. Словно другие целители были виноваты в том, что она встала почти позже всех.
– Сове хер приделать, – невинно посоветовала Виола, стараясь выглядеть мило, но в ее голубо-серых глазах плескались озорные искры.
– Сестра, зачем так грубо? – поинтересовался Валериан, развеселившись от подобного совета и даже оторвавшись от своего невероятного занятия. – Можете просто с Амосом навернуть несколько кружочков вокруг Дома голышом, развеселите взрослых и заодно покажете детям явное различие между мальчиком и девочкой.
– Пожалуй, я буду использовать ваши шутки вместо ножа, – усмехнулась Этна, которую всегда веселили высказывания близнецов, особенно теперь, когда они подтрунивали над влюбленной парочкой. Расхрабрившись, она взяла нож в оголенную ладонь, проводя пальцем по его острию, будто проверяя не затупился ли тот, после поднимая лисьи глаза на влюбленную парочку.
– Смотри осторожнее с такими высказываниями, с и р о т к а , – целительница, похожая на березу, сейчас больше походила на ядовитую гадюку, плюясь ядом. Что было странно, ведь Этна всего лишь похвалила остроумие близнецов, даже не упомянув и тем более не оскорбив Августу. – Ножи имеют свойство оставлять дырки в мягком.
Шутливая атмосфера испарилась, будто роса по утру с травы. Девушки буравили друг друга глазами. Этна упрямо не хотела отводить глаза, зная, что если опустит взгляд, то проиграет. Но ей не хотелось проигрывать. Не сейчас. Будто после прихода того ужасного человека в ней что-то изменилось. Нечто такое, заставляющее говорить и давать отпор. Так бывает, когда, получив удар, больше не желаешь быть побитым. В душе поднималась странная буря, заставляющая давать отпор. А огонь от слов Андерса лишь придавал ей уверенности в себе. Они прекрасны, словно благословение Гёдземы.
– Не стоит угрожать, Августа. Она тебя не стоит, – вмешался Амос, приобнимая девушку за талию, вперивая в Этну презрительный взгляд. Все чувствовали накал в воздухе, но, кажется, целитель не хотел, чтобы тот набирал силу. Или просто боялся, что в следующую секунду девушки вцепятся друг в друга.
– Ты прав. Не стоит тратить на такую свои силы. Она лишь пыль под моими ногами, – девушка высокомерно улыбнулась, переводя глаза на Амоса, целуя его в щеку, а после беря за руку. Кажется, ее накал заметно спал под словами возлюбленного. – Пойдем приготовим посуду для завтрака, раз нам тут не рады.
Произнеся эти слова, ядовитая парочка покинула кухню, но атмосфера все еще оставалась напряженной. Если бы не дерзкие слова Этны, то комментарии близнецов восприняли бы с привычной иронией, но не в этот раз. Целительница посмела дать отпор, посмела вставить свое слово, возомнила себя храброй. Или, возможно, просто устала от вечных шпиняний со стороны других. Сколько можно их слушать?
***
Больше этим утром не произошло ни единой стычки. Августа намеренно не замечала Этну и даже за большим столом целителей держалась подальше от нее. Впрочем, молодую целительницу это более чем устраивало. Она не без удовольствия уплетала свой завтрак, ведя беседы с другими целителями и старейшинами, поглядывая на пустующий ученический стол. Он, ровно, как и ученический дом, будет пустовать еще целый год, прежде чем дети, которые решат стать целителями, займут его.
Калисто делала вид, будто между ней и бывшей ученицей не произошло ничего странного вчера. Будто и не было никакого странного пергамента, древних слов и недомолвок. Ей было сложно и неприятно от того, что она обманывает девушку, к которой привязалась и искренне полюбила ее, но был ли у нее выбор? Не было, только если она не намеревалась нарушить свою клятву, а этого нельзя было допустить.
После сытного завтрака новоиспеченные целители решили прибраться. Валериан всеми силами отнекивался от грязной посуды, но под напором сестры сдался, принимая поражение, а с ней и очередную гору, которую предстояло помыть. Она и в этот раз никуда не исчезла под его умоляющим взглядом. А жаль.
День был теплым, но не жарким – три солнца попеременно прятались за мягкими облаками, заполонившими небо, а где-то вдалеке даже виднелись темные тучи. Возможно, ближе к вечеру пойдет дождь, но пока небосклон обещал быть ясным. Вырвавшись из плена уборки, Этна решила пополнить запасы лесных ягод – последние она израсходовала для завтрака, а дети, обычно не разговаривающие с ней из-за страха, с трепетом попросили сделать в обед еще один десерт с ягодами и сливками. Молодая целительница не могла отказать детям в такой просьбе и теперь шагала по знакомой тропинке сквозь сень высоких деревьев.
Оставшись одна, она не могла не начать думать о странном незнакомце и об ужасном сне. Обычно она очень редко запоминала сны, но в основном те были не страшными и связаны с ней или близкими людьми, а тут… такое с ней произошло впервые. И, что самое странное, именно после появления странного юноши. Как он смог проникнуть в Дом незамеченным? Что за странный пергамент дал прочесть и зачем? Почему сказал, что долго ждал ее? И что за неведомые вещи творились с ней, пока сам пришелец светился, как одна огромная звезда, и полностью владел ее разумом? Слишком много вопросов. Ни одного вразумительного ответа.
Этна могла бы предположить, что явившийся был пришельцем с Запада – только там люди владели магией, оставшейся им после того, как Жизнь вышел из воды. Но, насколько знала она сама, возможности магии у морского народа были крайне ограниченными – они могли менять свой облик на русалочий, наблюдать за ходом времени в течении небольшого промежутка и насылать галлюцинации в качестве защиты, что всегда казалось странным целительнице. Впрочем, может из-за того, что она понятия не имела, как работает защита подобного рода? Поэтому предположение могло быть правдивым лишь на определенную часть. Но кто это мог быть еще – она не имела понятия. И это, пожалуй, пугало даже больше, чем чужие возможности.
Сбор ягод проходил без суеты и тишины, но та была привычна и приятна. Лес никогда не молчал. Был полон шорохов, звуков и голосов, которые перекликались друг с другом. Вдалеке журчал ручей, еще дальше слышались отголоски жизни шаманов. В корзине уже лежали горсти мелкой земляники, княженики, похожей на малину, но имеющую ярко-алый цвет (эту ягоду Этна собирала недалеко от болота и весьма торопливо), дикого крыжовника, а сейчас это разнообразие разбавляли темные ягоды водяники, напоминающие чернику, но с кислым вкусом. Перчатки лежали на бортике плетенной корзинки, а пальцы были перепачканы в соках ягод.
Вдруг привычный и понятный голос леса прервали тяжелые шаги и хруст веток под ними. Этна встрепенулась, подобно птице на ветке, безошибочно устремив взгляд туда, откуда доносился шум. Почему-то после вчерашнего ей было не по себе от подозрительных шорохов и сейчас она была готова действовать. Нет, отнюдь не драться, но бежать.
Сердце пропускало гулкие удары, пока сама целительница почти не моргая смотрела в сторону доносящихся шагов, держа в пальцах темную ягодку. Правда совсем скоро ее сердце забилось еще быстрее, но уже не от страха. Из-за деревьев показалась знакомая пшеничного цвета макушка. Выделяясь на фоне зеленых деревьев в своем сером одеянии показался Андерс. Следом за ним показалась девушка, которая была значительно ниже своего спутника, но в силе, заметной в ее отточенном тренировками теле, она явно ему не уступала. Ее голубые глаза были подведены чем-то серым и непонятным, но это добавляло ей странной дикости и воинственности. Каштановые волосы были собраны в высокий хвост, в ушах виднелись крупные темные перья, а за спиной висел лук и колчан со стрелами. Оба горных воителя были одеты в рубахи, заправленные в кожаные штаны, короткие сапоги и стальные плащи на обычной застежке.
– Андерс! – целительница выпрямилась во весь свой рост, не без улыбки смотря на давнего знакомого и дружелюбно улыбаясь незнакомке. Впрочем, на лицах восточных людей не промелькнуло никаких эмоций, не считая узнавания на лице Андерса.
– Этна. Здравствуй, – проговорил воитель и, вспомнив приветствие северян, соединил указательные и большие пальцы, остальные сжав и прижимая ладони к груди, склоняя голову. Воительница молча наблюдала за этим странным обрядом, храня молчание. – Рад тебя видеть.
Последнее было сомнительным, учитывая, что радости на лице юноши не было. Но Этна не стала строго судить того, у кого эмоциональный диапазон приравнивался камню.
– Я тоже очень рада, Андерс. Что привело тебя на Север? Точнее вас.
– Моя победа в поединке, – наконец подала голос незнакомка, изучая дикими глазами шрамы на чужом лице и видя, как на нем отображается недоумение, искажая светло-телесные полосы.
– Это Гвиневра. Она одолела меня в поединке, – Андерс не пролил света на произошедшее, отчего недоумение на лице целительницы стало лишь сильнее. Воителю, видимо, было лень говорить, поэтому он сократил расстояние между ними с северянкой, заметно хромая на правую ногу. Этна, до которой наконец дошло, что ей пытались сказать, устремила глаза на хромую ногу, только сейчас замечая, что штанина на ней пропитана кровью.
– Почему ваш целитель тебя не принял? – поинтересовалась она, не понимая, как с такой ногой можно было тащиться с самого Востока. Впрочем, это же воители, им никакая боль не страшна. Точнее, не ощутима. Но все равно как целитель мог отпустить его с такой раной в такой далекий путь… Этна даже на миг усомнилась в его благоразумности.
– Ему и без того хватает работы, – ответила за него Гвиневра, вперив глаза в черные очи целительницы. – Ты поможешь?
– Разумеется.
Путь до Дома проделали без разговоров. Этна, как обычно, шагала тихо. Под ее сапогами не скрипнула ни одна ветка, не зашелестела ни одна травинка. В отличие от воителей, шагавшими так громко, будто были неповоротливыми барсуками. Под их ногами хрустели сучки и с шорохом мялась трава, а все лесные зверьки уже давно спрятались в своих укрытиях, услышав звуки их шагов. Молодая целительница пребывала в раздумьях и иногда поглядывала на Гвиневру. Девушка, которая избрала путь воительницы по своей воле. Которая умела обращаться с оружием, была сильна и бесчувственна. Которая прошла испытание болью и теперь твердо шагала рядом. Откровенно говоря, Этна никогда не могла похвастать особой смелостью и храбростью и не без восхищения смотрела на воительницу, у которой двух этих качеств явно было в избытке еще до самого испытания. Отважная. Сильная. Непоколебимая. Хотела бы она быть такой же прекрасной и свирепой, как Гвиневра.
На поляне играли дети. Иногда на них деланно строго покрикивал Велес, греющий старые кости на широкой лавке и укрыв свои ноги темно-зеленым плащом. Стоило троице показаться на поляне, как маленькие северяне прекратили свою игру в догоняшки, не слишком культурно таращась на горных людей. И на их оружие. На рукоять тяжелого меча, висящего в ножнах на бедре юноши. На лук и колчан стрел за спиной девушки.
– Ты же ходила за ягодами, девочка, – проговорил старейшина, устремляя выцветшие глаза на гостей, но с лавки не поднимаясь. Дети все также глазели на молодых людей. Одна девочка, расхрабрившись, подошла поближе, с открытым ртом рассматривая меч, который был чуть меньше в длину, чем она сама. – Августа тоже сегодня впервые помогает сама. Пришла женщина с Запада, вот только не рассмотрел, что за беда была у нее.
– Ну, я и ягоды принесла, – пожала плечами Этна, не без легкой улыбки на губах наблюдая за чужой любознательностью и не отвечая на слова про Августу. Воителей это не слишком впечатлило. Или все же впечатлило… Мать их разберет… В любом случае они не шевелились, наблюдая в ответ и не мешая чужой любознательности. – Грета, прекращай таращиться на гостей. Забери ягоды.
Грета, смутившись, отвела любопытный взгляд от огромного меча, забирая у Этны корзинку с ягодами и торопливо убегая в Дом. Молодая целительница взглянула на горных людей и тоже двинулась к Дому Белой Волчицы. Гвиневре, кажется, было не очень уютно расставаться со своей обувью, но она следовала примеру Андерса, который на этот раз отказался от помощи, но весьма долго провозился с сапогами. Эта заминка позволила Этне рассмотреть чужие бледные пальцы, которые отказывались гнутся и выполнять привычные действия. Видимо, рана на ноге была не единственным увечьем.
– Тебе не нужно позвать… Калисто? – поинтересовался Андерс, следуя за Этной по уже знакомому коридору в левое крыло, ужасно хромая, но при этом даже не морщась. Боль не отзывалась в каждой клетке его тела при ходьбе.
– Нет, я вчера прошла испытание и стала полноправной целительницей, – Этна улыбнулась, взглянув на Андерса, прежде чем отворить одну из одинаковых дверей в одинаковую комнату и впустить обоих горных людей внутрь. Еще вчера она проделывала те же действия в качестве ученицы, а уже сегодня – в качестве целительницы.
– Прими мои искренние поздравления, Этна, – произнес воин, устраиваясь на кровати и кладя рядом с собой перевязь с мечом, в то время как молчаливая Гвиневра устроилась на стуле рядом, осматривая комнату и, видимо, не горя особым желанием принимать участие в диалоге. Она сняла со своего плеча колчан и лук, устраивая их на полу и разминая плечи.
– Спасибо. Как твои старые раны? Они хорошо зажили? – целительница отошла к тазу, снимая свои перчатки, обнажая кисти, покрытые шрамами и засохшими пятнышками от ягод.
– Да, – последовал ответ без особых раздумий. Этна, вымыв руки, подошла к Андерсу, требовательно посмотрев на его грудь, отчего ее обладатель лишь пожал сильными плечами, начав стягивать с себя одежду. В этот раз, как заметила юная целительница, ни на нем, ни на его спутнице не было доспехов. Она взглянула на оголенную грудь, где на ране виднелся лишь ступ. Швов не было, да и кожа вокруг раны не была покрасневшей и воспаленной, значит процесс заживления шел как надо. С раной на голове тоже все было отлично – она и вовсе почти зажила, правда, на ее месте может остаться шрам, но это не проблема для того, кто считает шрамы благословлением Гёдземы.
Глаза задержались на розовом шраме на сильной груди. Напоминании об испытании болью. Скользнули к отточенным и сильным мышцам. Ей вспомнился русал. Его тело ведь тоже было сильным. Но, в отличие от тела воителя, его тело не было образцом усердия. Скорее произведением искусства, отточенным умелой рукой мастера. Но, Белая Волчица, оно было таким же прекрасным, как и это.
– Что с ногой и пальцами?
– Проткнула мечом и обрушила щит на его руку, – последовал ответ от Гвиневры, которая все это время не сводила глаз с целительницы. Похоже, она старалась лишний раз подчеркнуть то, что смогла одолеть Андерса. Или ей просто нравилось отвечать за него.