Полная версия
Конечно, по приезду он рассказал о случившемся прошлой ночью, да вот оно, сиденье с крылом, так и лежало, закрепленное на багажнике.
Его рассказ крайне возбудил и явно заинтриговал свояка…
– Да ты знаешь, что от Иж-Юпитера вилка, приборы и руль подходят к моему Зверю, и тебе глушитель нужен тоже. Даже и не думай, это шанс, погнали посмотрим.
Жора был полон уверенности, и алчность огнями горела в его глазах.
– Слушай, да ведь где-то рядом должен быть хозяин, и вообще, как можно зариться на чужое?
– Броня, ты опять занялся нравоучением, а сам при этом сиденье с брызговичком-то все-таки прихватил.
Жора был уверен, что Бронька взял эти детали с целью наживы.
– Слушай, друг, я верну эти вещи хозяину, как только он объявится, но вместе с конкретным уроком дорожного движения плюс с занесением этих бесценных учений в личную его же физиономию – вот с какой целью я забрал то, что ты видишь, и без всяких там корыстных намерений, ясно?
Ты хоть понимаешь, что это мне просто не нужно как вещь?
Из-за какого-то идиота я с твоей сестрой, возвращаясь после танцулек домой, было чуть не разбились в кашу к чертям собачьим. Теперь, надеюсь, ты понял, что у человека могут быть и другие побуждения, помимо болезненной тяги к легкой наживе, баран ты.
Броньке так хотелось разбить ему рожу, но в этот раз он все же сдержался, и только потому, что его оппонент был практически одноногим в тот момент, его ушиб голени от вчерашнего полета оказался достаточно серьезным.
– Ну, конечно, посреди бела дня красть мы не станем, а всего лишь посмотрим.
– Да черт с тобой, поехали, только сиденье с крылом надо скинуть, пусть тут полежит, пока тот дебил найдется, вот его рожу я уж точно разворочу, идиоту, мать его, или я не Бронька Климов.
Когда парни прибыли на место, то объект их интереса уже исчез.
Жора был в бешенстве.
– Давай погнали в поселок, там пацаны наверняка знают, куда делся бесхозный Иж-Юпитер.
Так и случилось, каждый себя уважающий мальчишка уже знал о найденном, да притом весьма загадочном Иже с коляской, и то, что участковый милиционер с помощью своего служебного «Урала» да одного из пацанов, которого посадил за руль обнаруженного «им» транспортного средства, благополучно отбуксировали найденыша на зерновой склад колхоза, где, накрыв брезентом, оставили на хранение до выяснения личности владельца.
Как говорили ребята, мол, все, что блестит, уже обобрали за прошлую ночь, а сиденья с крылом и номером так и вовсе не было подавно, а значит, что определить, откуда появился чужой железный конь возле поселка, по—видимому, не удастся, а останется в тайне навеки.
Советский Союз бескрайний, и по номерам рамы или мотора найти владельца в те времена, когда база данных существовала лишь на бумаге, не представлялось возможным, да и кому это было надо.
– Значит, так, Бронька, тебе тоже надо идти на дело, ведь твоему «тихоходному» коню нужна новая выхлопная труба, а мне так и вообще полмотоцикла надо поменять, пока никто в поселке не знает, и я, кажется, в курсе, что из соседнего села один приятель ищет мотор для своего Юпитера, поехали к нему, там и потолкуем.
Жора хотел ковать железо, пока оно горячо.
Ну как откажешь другу, да почти уже и шурину, когда тот в беде.
Они поехали и договорились втроем слазить ночью на склад да и обобрать все, что им нужно для ремонта своих транспортных средств.
Под покровом темноты, а ночь и вправду удалась темной, весенний дождик как раз омывал свежие побеги садов, щедро разливая влагу по посевам и окрестным лугам.
В эту темную ночь трое молодых людей пошли на свое первое в жизни дело, даже не задумываясь о том, что это может изменить их биографии, и притом не в самую-то лучшую сторону.
Для вора нету ничего сподручней, чем ненастная погода: шанс стать замеченным снижается до нуля, ну кто же пойдет гулять по улицам колхозной промзоны ночью, да плюс к тому еще и под дождем, кроме другого вора…
Ворота склада были в таком состоянии, что под ними можно было не только запросто пролезть, а то и целый мотор протащить без проблем, в общем, ребята, ловко пользуясь гаечными ключами и фонариками, за пару десятков минут разобрали весь мотоцикл, оставляя лишь раму да коляску на месте.
Вот таким образом были все опять на колесах, да еще и куча запасных частей бережно припасена, ну, дескать, на черный день.
А черный день скоро настал…
Стрелой прошли, пролетели месяцы веселого лета, и уже пожелтела листва, одевая тайгу в пестрый плащ осенних расцветок, и потянулись покрытые пеленой надоевшего в грязь дождя унылые недели второй половины сентября.
События прошедшей весны казались забыты, да плотно поросшие мхом времени, но в один прекрасный день бабьего лета, когда солнышко вновь ласкало природу прощальными лучами, перед тем как полностью сдать позиции сырой осени, все в одночасье вывернулось впрямь наизнанку.
К тому времени Жора, имевший удостоверение водителя, работал в том же родном колхозе шофером грузовика.
Его карьерный ЗИЛ-130 летал по поселку в предыдущую ночь на всех скоростях, как потом комментировали очевидцы, сбивая при поворотах узких улочек почтовые ящики, а местами даже заборы. Перед рассветом, в окончательно пьяном виде, он заснул прямо в машине, подъехав к своему сараю-гаражу, где и стоял его Зверь.
Наутро к спящему гонщику подошел участковый милиционер и, настойчивым стуком в дверь ЗИЛа разбудив его, стал выяснять обстоятельства ночного заезда сольного ралли.
Очухавшись, Жора предложил стражу порядка зайти в гараж для удобства заполнения протокола и, видно совершенно потеряв рассудок от выпитой водки, исподтишка нанес удар по скуле милиционера, при этом сбивая с него форменную фуражку.
Разумеется, тот не стал терпеть таких действий пьяного дебошира и, ловко надев на него наручники, заполнил протокол о том, что шофер в нетрезвом состоянии, на всех газах рассекая по поселку, наворотил не только заборов, а и других немалых чудес.
Дело вроде бы прошлое, но внимание милиционера привлек мотоцикл и масса битых запасных частей, что были разбросаны невежей-хозяином по всему сараю.
На самом-то деле именно краденого там ничего не находилось, кроме того что было монтировано на самого Зверя, но от глаза профессионала это не ускользнуло, тут-то и к колдунке не ходи, а участковому с нюхом собаки было ясно, кто был тот весной не пойманный вор.
За атакование стража порядка при исполнении, если захотеть, то можно было и посадить, но, во-первых, не было свидетелей, да и чести мундира такое происшествие вовсе не делало, а во-вторых, тут дело запахло раскрытием кражи, что, конечно же, лейтенанту милиции обещало честь и славу, а там кто знает, может, и четвертую звезду на погонах да карьерный рост с последующим переводом в районный центр. А там как знать… может, через каких-то пару годков и большим начальником вырасти вполне возможно…
Молодой милиционер аж вспотел на радостях таких головокружительных перспектив и, не теряя ни минуты теперь уже драгоценного времени, повез все еще пьяного Жору в районный отдел милиции, где его тут же допросили как подозреваемого по существу былой кражи, не исключено, конечно, что с небольшим пристрастием за счет сбитой в гараже фуражки, и, уж наверное, без особых моральных угрызений или физических усилий сопротивления истязаниям тот выложил всю истину как на духу в обмен на подписку о невыезде.
Обещание следователем ему же, доносчику, как максимум условного срока на суде за сдачу организованной группы воров и главаря, то есть лучезарная перспектива в получении поощрения в виде скачухи с реального срока на условный за активное содействие со следствием, Жоре развязало язык, и перед страхом тюремного заключения он сдал всех да вся во всех тонкостях деталей.
Расследование висяка было закончено за считаные часы, и к тому времени уже протрезвевший молодой человек с «чистой совестью» вышел на свободу.
А ведь на самом-то деле он и был тот, кто организовал всю эту кашу.
Бронька в то время работал на колесном тракторе Т-40 АМ и занимался тем, что собирал солому на полях, после того как комбайны смолотили урожай. Целыми днями толкая стоги задом наперед к месту, где стогомет складывал это добро в скирды огромных размеров, чтобы потом, зимой, их тем же, вам уже известным способом, волоком по снегу, доставлять на дальние фермы в качестве корма для парнокопытных.
Отработав свой долгий день и доехав до мастерской, где и жил неподалеку, оставил трактор да, растирая за день затекшую шею, шел домой, ничего не подозревая о том, что уже готова машина-воронок для его доставки в районный отдел внутренних дел, а отпираться тут смысла уже попросту не было ну никакого, поскольку все уже было записано и подписано.
Возле дверей квартиры его и встретили, и забраслетили, и без объяснения повезли.
Он, бедолага, никак догадаться-то не мог, в чем дело, а о том, что из всего краденого поимел лишь один глушитель, который в магазине новый-то стоит всего тринадцать рублей, и то, что это преступление совершилось с подачи уважаемого братца Инны, которую он любил, – такими мелочами тут никто и интересоваться даже не стал бы.
– Был пойман злостный нарушитель советских законов, хладнокровный вор, организатор группы лиц, которые по предварительному сговору, дальновидно выждав ночь ненастной погоды, с целью легкой наживы, попирая ногами уголовный кодекс и моральные устои Советского общества, дерзко обокрали колхозный склад.
В результате чего из закрытого, заметьте, на амбарный замок, помещения пропали запчасти, а да чего уж там, ведь можно считать, что целый, почти новый мотоцикл, чей владелец так и не найден пока, а раму они не унесли лишь за недостатком физических сил или, и что скорее всего, были спугнуты кем-то прохожим мимо злосчастного склада в ту роковую дождливую ночь, что злодеи, видимо, не случайно выбрали для воплощения в жизнь своих корыстных намерений.
Чего же можно ожидать в дальнейшем от него, столь еще юного парнишки, раз уж он прям с первого раза стал организатором групповой кражи, да тут же явно видно, что это преступление должно быть отнесено к крупным размерам, а то есть причислено к особо тяжким нарушениям закона организованной группой лиц, и тут без лишения свободы уж вряд ли обойдется, и только чистосердечное раскаяние может смягчить вину, а следовательно, и облегчить участь несчастного воришки, – причитал ловкий следователь, явно имеющий немалый опыт по запугиванию не искушенной пока что в таких делах неопытной молодежи.
В общем, Броня отпираться тоже не стал, а подмахнул все, что ему дали подписать, и тоже вышел под подписку на волю, чтобы обнять свою любимую подругу и сообщить ей сею прискорбную новость.
Жоры дома не оказалось, а то, кто знает, как и где он закончил бы тот роковой вечер.
Ясно было одно, уголовное дело на них заведено, и суда уже не избежать, ему в то время до восемнадцати лет оставалось еще несколько месяцев, то есть есть малолетка, хотя был он, кажись, самый выдающийся ростом и силой из молодежи в ближайшей известной округе.
Третий из их компании был моряком, ходил на сухогрузах по странам мира и дома появлялся хорошо что раз в полгода, а то и раз в год, так что теперь стали ждать его прихода в родную гавань, где и было решено повязать злоумышленника, а пока наши герои жили прежней жизнью, но в ожидании гуманного советского суда…
После раздумий о содеянном Бронька не стал обвинять никого, ведь за руку-то его никто не тянул, мог бы, но ведь не стал отказываться от предложения ради поддержки друзей, солидарность, как учили везде в Союзе, один за всех и все за одного… короче, сам виноват, и точка.
Тем временем в колхоз пришла командировка на Одессу.
Исходя из ситуации нехватки рабочих рук на производстве, был брошен клич на весь Союз, где «предлагалось» по одному человеку из каждого района в обязательном порядке полгода отработать на заводе по выпуску сельскохозяйственной техники, ну а затем, разумеется, труженик гордо вернется, везя за собой целый вагон им же произведенного дефицитного продукта, в виде плугов, сеялок и культиваторов, которые должны прослужить долгие годы на плодородных нивах его родного колхоза.
Вот такая организация труда была в Советском Союзе.
Железную руду брали на Урале, плуги с лемехами делались в Одессе, отовсюду, даже из Владивостока, за тридевять земель командированными рабочими со всей страны советов, а потом готовую продукцию везли обратно в тот же регион, откуда и брался исходный материал, в общем, так, туда, сюда, обратно, обоим нам приятно…
Но зато не было безработных, если делать нечего, то перекладывай кирпичи с места на место и будешь занят всегда… а главное, за это еще и платили длинным рублем.
Поскольку ни один из пожилых мужиков не был в восторге от такого предложения, ехать на край света, а молодых не пускали, кого подруги, кого и тем серьезней, жены или мамы, а у некоторых просто кишка тонка, то командирован был Броня, хотя и находящийся под подпиской о невыезде, и несмотря на то, что пока еще он был официально малолетний, но ему на вид уже смело давали двадцать один и водку в магазине, да и не боялся он ни черта, и так как этих достоинств, по мнению директора колхоза, было вполне достаточно, то ему и прописали эту ответственную и полную комсомольской гордости миссию.
Он с удовольствием согласился, вовсе не ради комсомола, а ведь с детства мечтал о дальних странствиях и, миллионом поцелуев Инны покрытый, полон гордости за себя, улетел в город-герой Одессу-маму…
Опять начался период писем и ожиданий… трепетной любви.
В Одессе все шло как по маслу, вместо обещанного общежития, из отдела кадров его послали в частный дом за Пересыпский мост, видимо, там и в те суровые времена, когда частный бизнес был полностью запрещен, а я вам говорю, самые шустрые одесситы так-таки умудрялись подзаработать на стороне, несмотря на строгие законы о неурочных доходах, что посрамляло честь и совесть советского гражданина, оставляя клеймо в паспорте на всю оставшуюся жизнь – не дай Бог судим… да еще и за спекуляцию… ну страшное дело.
Ну и ничего страшного, по прибытии на адрес его встретили шумной компанией, где опять он был самым молодым и самым большим из семерых постояльцев.
Там, в отличие от севера, откуда он приехал, над двором висел спелый виноград – ешь не хочу, хозяин привозил помидоры с полей целыми прицепами на своем старом «москвиче», и, засоленные, они стояли прямо в бочках, домашнее вино почти за бесценок было доступно днем и ночью, благо он этим особо не увлекался, но все ж в компании взрослых дядек уже попивал, так что жизнь удалась там аж вот на славу.
На заводе трудиться легче, чем на тракторе солому толкать, пока шеей не повернешь, и зарплаты две платили сразу, одна собиралась на депозит в родном колхозе, а вторую, и тоже немалую, давал завод, так что Бронислав в первый раз в жизни почувствовал себя достойным мужчиной, у которого и проблемы должны быть по ходу дела, и денежки водиться, а главное, женщина дома верно ждать, то есть полный букет удовольствий…
Прошло полугодовое время командировки, и он, вернувшись, обнял свою невесту, которой еще полтора года надо было учиться до окончания средней школы, ну ничего, они были счастливы, и, может, даже больше, чем раньше.
По мнению молодежи, разлука проверяет и даже укрепляет их чувства, да, это, скорее всего, так, но она не должна быть слишком длительной, а то забываются глаза даже самого близкого человека.
Так вот что доказывает его величество время – если уже не помнишь любимых ты глаз, то значит, что чувства ушли… но пока что мы не об этом, не о самом страшном, оно, мой дорогой читатель, у них еще впереди.
Давай наберись совсем немного терпения, ведь скоро жизнь нашего героя будет бурлить как неутомимый гейзер, и кто знает, быть может, заинтригует тебя и повлечет за собой, как русалка в пучину, что, говорят, порой случалось даже с закаленными в штормах всех океанов морскими волками.
Простите за беспардонную фамильярность, но почему-то мне кажется, что нам пора переходить на упрощенную форму общения, ведь мы уже достаточно знакомы, для того чтобы сбросить с себя путы никому из нас не нужной тут субординации, а давайте быть равными, хотя бы на то время, пока мы следим за нашим героем, а пройти за ним, конечно, если вы захотите, нам придется по разным местам, и в основном по таким, где не говорят в уважительных формах, привычных высшему обществу, и посему давайте быть проще, как говорят в русском народе, и люди к нам сами потянутся.
Глава 6
– Встать, суд идет, – эти слова прозвучали ударом плети, хлестко и отчетливо, зал встал и замер на несколько секунд, из шумного улья превратившись в безмолвную гробницу.
– Садитесь, – и началось рутинное течение судебного заседания. Повторение тех же вопросов, да, уже давно всем хорошо известных, в протоколы допросов пишущей машинкой следователя вбитых ответов.
По негласному договору между подсудимыми, Бронька как малолетка взял на себя груз организатора, а двое остальных как будто бы не знали о том, что он таким являлся, так как, судя по его росту да поведению, уж и в голову прийти-то не могло бы, что дело паровоза-организатора, свят, свят, свят, взял на себя несовершеннолетний пацан, ну талант уголовный и только…
Глядя на не очень уж толстый том содержания этого простейшего уголовного дела, государственный обвинитель-прокурор был очень и очень взволнован.
Но ведь именем закона, чего же можно ожидать от этакого малолетнего акселерата, что из него вырасти-то может через, скажем, еще несколько лет, если не пресечь его уголовные наклонности прямо теперь, на корню, в малолетстве, когда еще можно повлиять на развитие пошатнувшейся личности и моральный облик советского гражданина способом общественных начал, а то ведь необузданные амбиции теперешнего уголовничка-малолетки вполне реально могут конвертироваться в злодея несусветного. А посему его, пусть на недолго, скажем, хоть бы на годик, но надо бы закрыть в исправительную колонию, дабы повидал, чем там жизнь пахнет, иначе добра не ждите, граждане…
Чертило как в воду глядел… колдун этакий, ну надо же.
Броня, бедолага, подтвердил свои показания, и вскоре суд удалился на совещание для вынесения приговора.
По-видимому, вердикт был уже написан заранее, а само заседание суда – это понты для приезжих, ну чисто формальность, поскольку уважаемый судья вернулся в зал заседания спустя всего пять минут с якобы только что написанным решением принятых им мер наказаний на всех троих подсудимых.
Моряку выписан был срок на три года принудительных работ на вольном поселении, то есть море утеряно навсегда, и трудиться придется отныне где-то на северных «комсомольских» стройках под лозуногм «на свободу с чистой совестью», прокладывая шпалы для железнодорожных путей с целью освоения Уренгой-газа или, даже того интересней, валить вековые кедры где-то на Иртыше.
Жоре, безумному наезднику Зверя, щедро отвалили два года условно, как это и было обещано, учитывая его чистосердечное признание, глубочайшее раскаяние, да плюс ко всему еще и скорую женитьбу подсудимого, который, судя по всему еще даже не дождавшись справедливого суда, сам добровольно встал на путь исправления…
Заметьте, по совету адвоката он даже постарался забацать документально доказанную беременность, в соседней деревне добившись взаимной любви одной из девиц того разряда, кто особо-то не утруждают себя при выборе половых партнеров и посему за годы своей «бурной» молодости успевают познать многие премудрости извращений половой жизни, но, к сожалению, на склоне своих галопом прожитых лет особым уважением бывших ухажеров вовсе не пользуются.
Броня получил строго, но «честно, по заслугам» два года условно, удерживая двадцать процентов от заработной платы в пользу Советского государства, по-видимому в назидание другим, чтобы неповадно им было, и конфискацию мотоцикла, кстати, за который еще даже кредит не был полностью погашен… но эта немаловажная деталь уважаемым судом так и осталась незамеченной.
Вот такое вот вершилось правосудие, а скажи он правду, так Жора сидел бы за совращение малолетки на уголовное преступление, долго и далеко за Уралом валил бы деревья на благо Советской Родины… лет этак семь, быть может, тогда из его жизни хоть что-нибудь да получилось бы путное, а так и вправду жаль парня…
По какому-то роковому совпадению его призвали на ликвидацию последствий аварии Чернобыльской атомной электростанции, где за рулем КамАЗа-бетономешалки он подвозил раствор прямо к разрушенному реактору, который аж по швам трещал от излучаемой им радиации, там по военному приказу, не щадя жизней людских, в авральном режиме работ строился саркофаг, закрывающий взорвавшийся энергоблок.
Жора отбарабанил там три месяца, а когда вернулся оттуда серьезно облученным, жизнь его вскоре пошла под откос, он стал тонуть в алкоголе, утверждая, что спиртное якобы вымывает из тела радиацию, а спустя пару-тройку лет стало сдавать его здоровье, и закончил он свою дорожку мирскую на дне бутылки дешевого спирта, заливая горе душевных страданий и боли заживо разлагающегося тела.
А восторжествуй на том суде истина, и жизни их пошли бы другим путем, надо было сказать всю правду, но как мог Бронька так предательски поступить, ведь Жора же брат его невесты, а будущего родственничка надо было спасать.
По крайней мере, ему, Брониславу Климову, как настоящему товарищу, казалось, что в такой щекотливой ситуаци надо самопожертвоваться, но выручить, спасти от тюремного заключения своих подельничков, зато сам без мотоцикла остался, а кредит, за который выплачивать-таки пришлось еще чуть ли не полгода, и пятую часть от зарплаты два года отдавать государству.
При условном осуждении очередной годовой отпуск был не положен, ни тринадцатая зарплата тем более, и в рабочий стаж это время не учитывалось… вот сколько «благ» могло быть в одном приговоре, а вы о «сникерсе» скепсисом разбрасываетесь, там и шоколад, и орехи, консерванты и чего только нет… Да, чуть не забыл, до кучи еще и в армию не брали до конца срока условного, зато потом если даже возьмут, то в строительный батальон, куда попадали не самые лучшие представители из народа, для примера такие, кто с трудом считали до ста или ростом не вышли… такая компания чести не делала, пусть даже и бывшему, но все же курсанту весьма престижного мореходного училища.
Перспективы не из светлых, но все же лучше, чем тюрьма, а то ведь мог же судья взять, отмерить и дать пару годков за организаторские способности лишения свободы в колонии общего режима рабоче-воспитательного лагеря, где-нибудь с киркой пару годков помахать, да так, чтобы на долгую память.
Моряк вскоре уехал по «комсомольской» путевке куда-то на северо-восток отбывать свой срок вольного поселения, и дальнейшая судьба его нам осталась бы не известна… если бы некто однажды, правда уже не из первых уст, но все-таки передал, что он, мол, не глядя на весьма северные широты тех мест, поставив теплицу на приусадебном участке, серьезно занялся выращиванием помидоров и на этом якобы даже добился успеха, остался убежденным холостяком, а в моря так больше и не подался.
Жора, он после Чернобыля правда женился и тоже уехал счастья искать в некий неблизкий поселок глуши просторов Отчизны с той же, выступившей со справкой о беременности на заседании суда, молодой и многообещающей супругой, а там вскоре оба крепко подсели на стаканчик граненый… который и довел их до печального конца, но до того успели-таки родить себе сына, из которого впоследствии все же вырос приличный человек.
Броньке-Брониславу ничего не оставалось, как жить и работать там, где он был привязан любовью.
Мотоцикл судебные приставы увезли в неизвестном направлении, а платить-то было надо и кредит, и присужденные двадцать процентов, так что о новом железном коне пока что мечтать даже не стоило.
В следующем году Инна закончила среднюю школу и поступила в политехнический институт на факультет информатики и строения аппаратов.
Бронька тоже поехал в город, ну не мог же он оставаться в селе трактористом, да еще и без нее.
Он начал работать на автокомбинате слесарем, что означало мизерную зарплату, полностью в масле да саже, да так, что под конец рабочего дня только зубы блестели, а по вечерам, до бела отмывшись, учился на курсах шофера, и так шесть месяцев подряд, последних из своего условного срока, ни за что ни про что…
Всему есть начало и обязательно будет конец, лишь вот какая штука, смотря какой он, неизбежно грядущий финиш, ведь каждый из нас, да, и это вполне нормально, задумывался о нем хотя бы однажды, но никто не в силах предвидеть события, быть может, за исключением редких, избранных Богом, вроде бабы Ванги из Болгарии, кто, будучи полностью слепой, все же могла заглянуть за пределы дозволенного нам, простым обывателям… а значит, все-таки есть такие вот люди, кому дано значительно больше других, и посему мистику мы все же не смеем полностью прям отрицать.
