Полная версия
Магический голос респектабельного профессора, капитана первого ранга, так завораживающий его раньше, звучал как бы из подземелья, мысли путались, он не мог концентрироваться на задании, перед глазами то и дело зияло перекошенное лицо отвратительного недоноска, Мухи.
Безумию человека нет границ, и Муха еще одно тому доказательство.
После отбоя в кубрик постучали.
Посланник передал на словах, что Муха ждет его у себя в дежурном помещении.
Одевшись в спортивный костюм, Бронька пошел по длинному коридору, с отвращением думая о предстоящей встрече.
– Ну как, так будешь извиняться или что?
– Слушай, Муха, чего ты хочешь?
– Я хочу, чтобы ты не ходил по училищу как главный павлин.
– Ну так ходи ты, у меня нету ничего против.
– Ах, сукин сын, ты у меня еще попляшешь.
И он в тот же момент подло нанес резкий удар открытой ладонью, попадая Броньке точно по кадыку – выступу гортани.
Неожиданная атака в этом случае выбила землю у него из-под ног, полная асфиксия, кругом вдруг все поплыло, он с трудом удержался на ногах, упершись левым плечом о стену. Пару десятков секунд, не менее, он сражался за один вдох, а когда смог набрать полную грудь, то с первым же выдохом выбросил правую руку в хорошо отработанный апперкот, который пришелся противнику в подбородок.
Муха уже как бы праздновал победу и был весьма удивлен, когда тело вдруг перестало его слушать, явный нокдаун, он медленно сползал по стене, а Бронька и не думал остановиться на достигнутом, снова и снова он с наслаждением крушил лицо ублюдка, прекрасно понимая, что это конец его морскому делу, из-за одного недоноска, которого замучила зависть, глядя на успешного, великолепно развитого молодого человека.
Ведь он, никого не трогая, делал свое дело, отлично учился, приветливо помогал товарищам, занимался спортом и строил планы о будущих путешествиях на белоснежных лайнерах, которыми надеялся однажды управлять, стоя за штурвалом.
Из небытия его вырвал вахтенный, подоспевший на дракой поднятый шум.
– Опомнись, братуха, ты убьешь этого ублюдка, – ребята удерживали его уже вдвоем, они сами рисковали получить под шумок, так как Бронька рвался в бой, обезумевший от жажды мести, он понимал, что это первая и последняя его схватка здесь, в любимой мореходке, и от этой мысли хотелось выть, растоптать эту недостойную мразь в обличье моряка.
Муха отхаркивался кровью вперемешку с соплями, он с трудом приходил в себя, не веря в позорное поражение, но гонору не убавилось, подлец еще шепелявил сквозь щели выбитых зубов.
– Ну теперь тебе конец, щенок.
Хлесткий удар ногой в голову его вернул в исходное положение, лежа ничком в луже своей собственной крови, и, похоже, больше добавок ему уже не требовалось, горе-мастер Муха был в глубоком нокауте.
Наутро Бронька подал рапорт об отчислении из училища, ему предложили самому, так сказать, по собственному желанию… и теперь в его анкете, что ушла в определенную госслужбу, появилась не очень-то лестная для молодого человека лаконичная, но в то же время весьма исчерпывающая запись: «Морально неустойчив и склонен к нападению».
Муха, зализывая раны, обдумывал план своей очередной подлости, но уже не в стенах мореходки, а при статусе поверженного мастера, так что о дальнейшей его судьбе нам ничего не известно, да стоит ли вообще вспоминать таких тварей, но, видимо, и они нужны на этом свете, раз уж все таки имеют место тут быть…
До новогодних каникул оставалась всего неделя, когда он постучал в двери Инны, ее счастью не было преград.
– Вот так, ну надо же, какой поворот судьбы, а я, загадывая желание, всегда молилась, чтобы ты не стал моряком дальнего плавания.
– Значит, твои молитвы были услышаны, все вы, женщины, немного колдунки и ведьмы.
– Что будешь делать дальше?
– По вашему желанию, мадам, буду целовать эти нежные губки.
И под защитой неписаных законов любви они слились в одно целое, то есть в долгий поцелуй, плавно переходящий в бурный половой акт…
Ей еще не исполнилось шестнадцать, школьница, он всего на год старше, а уже с грузом недоброго опыта жизни за плечами.
Они рановато начали активную половую жизнь, а возможно, и нет, может, и в самый раз, кто знает, эти двое, как знать, просто пользовались лимитированным временем, данным для их счастья.
Ее родители их отношениям возражать не стали, видимо, у них был свой опыт, они приняли Броньку как сына, а домой, к своим, он так и не вернулся, хотя разделяло их всего-то пятнадцатикилометровое расстояние между поселками.
Не только потому, что было стыдно за неоконченную учебу, отчасти, может, и так, но больше по той причине, что в том небольшом отцовском домике и без него было тесно, а тут еще плюс Инка под боком… ну как он мог ее оставить одну.
Глава 4
Наутро он пошел в колхозную контору поинтересоваться о возможности получить какую-либо работенку.
Директор принял его в кабинете и, внимательно выслушав, по-отцовски изрек:
– Молодец, но больше не дерись, а работу мы тебе подыщем. Будешь слесарить, пока суть да дело, изучишь технику, а за это время сдашь экзамены на права, в семнадцать получишь тракторные, через год отправим на курсы шофера, а там и в армию пойти настанет пора.
Программа грядущей жизни малолетки, неудавшегося морячка, была составлена в мгновение ока, а чего там задумываться, все просто, по шаблону Советского Союза.
– Тебе и жилье, наверно, уж нужно, так-так, иди пока в отдел кадров оформляйся, а потом заходи, ключи заберешь, есть у нас одна квартирка в запасе.
Через полчаса у Броньки уже была работа, ключ от крошечной, но квартиры и аванс на руках, вот такой вот был зря проклятый Советский Союз, где безработных не знали, а голодных да бездомных так и подавно…
То ли случай, то ли то, что Инны отец и директор колхоза были двоюродными братьями, квартирку – одну комнатку с печным отоплением Бронька получил на первом этаже барака, а как раз над ним, на втором, жила она с родителями в двухкомнатной.
Словно ручьем потекло их время, хоть и был ее родителями установлен лимит, «в десять вечера она должна была быть дома», но каждый день они все равно достаточно долго были вместе, по утрам она уходила в школу, а он в то же время шел на работу.
Еще в ту самую зиму сдал он на права, ну и на первое время ему дали гусеничный трактор, и, как в сказке, по заснеженным полям, они целой бригадой, из шести тракторов, в связке таскали волокушей скирды соломы, таким вот весьма продвинутым механизацией способом, с дальних полей доставляя корм на фермы крупного рогатого скота.
Однажды, сквозь метель возвращаясь из дальнего коровника, куда волоком на специальном зимнем прицепе-санях, сконструированных из здоровенного листа железа, расфасованный в мешки по шестьдесят килограмм, привез он трактором корм фураж для скотины.
Тонн шесть в одиночку разгрузивши, уставший, на обратном пути, при расстоянии десяти километров от ближайшего населенного пункта, в тотально белоснежной пустыне, благодаря пурге, что замела след, сбившись с дороги и забуксовав в двухметровом снегу, он, было, чуть не замерз.
Как выяснилось потом, природа-матушка замела ложбину, а когда гусеничный трактор ложится на брюхо в снегу, он становится беспомощным, как, например, машина без колес или перепивший человеческой кровушки клоп, который лежит на брюхе, ножки двигает, но они до поверхности подушки не достают, ну надо же так вот нажраться…
Вовсе не чудом, а по неписаному закону на тракторе такого рода, как старый добрый ХТЗ-74, всегда с собой возили толстый трос, метров в пять-шесть, он же использовался при связке, когда волокли скирды соломы, да и на всякий случай, чтобы всегда мог помочь другому, если тот забуксовал, или даже и сам себе подсобить, а для примера, вот как…
Осмотревшись вокруг, он понял, что помощи ждать тут неоткуда, солярки, конечно, хватит на несколько часов, если все хорошо, а потом, не дай Бог, заглохнет мотор…
Мороз около тридцати ниже нуля, а к ночи наверняка упадет и еще, в кабине имелся топор, тоже одна из очень нужных вещей в таких условиях севера, взяв сей в руках русского мужика нестареющий инструмент, он отправился в сторону леса.
Метрах в ста пятидесяти сквозь снегом запорошенные кусты просматривались небольшие елки, Бронька, выбрав одну толщиной около двадцати сантиметров в диаметре, не раздумывая стал рубить, ночь надвигалась большими шагами, в зимнее время на тех широтах темнеет вскоре после полудня.
Благо однажды он краем уха слыхал о выходе из подобной ситуации, и данный опыт, хоть он чужой, но пришелся очень и очень тут кстати.
Оставалось не более получаса до полной темноты, когда он, неся бревно длиной в четыре метра, подбредал к трактору по глубокому снегу.
Сани пришлось отцепить и оставить на месте, а потом, расположив ствол срубленной елки поперек спереди своего железного коня, он тросом привязал его к гусеницам, включив первую скорость, пополз, забираясь на бревно и продвигаясь вперед, ровно на длину трактора, пока спасительный обрубок дерева оказался сзади, это означало, что четыре метра пройдены.
А теперь спасающая ситуацию деревяшка отвязывается и переносится вперед, где заново привязывается – да-да, и так повторяется эта операция несколько раз, пока тяжелая техника не выбирается до места, где гусеницы уже справляются с толщиной снежного покрова.
Это адский труд, но и единственный способ, как не замерзнуть, застряв в сугробе снега в февральскую метель.
Несмотря на лютый мороз, весь мокрый от пота и снега, он в последний раз отвязал бревно, но не оставил его на месте, а, прицепив волоком к трактору тросом, включил шестую скорость и на полном газу, фарами разрезая метель, чуть ли не наугад, помчался по направлению домой. Был десятый час ночи, когда он подъехал к воротам тракторного парка возле мастерской.
Сторож открыл, как отец сыну постучав по плечу.
– А ты, брат, молодец.
Старик увидел тросом изрезанные руки и волочащееся бревно сзади трактора, вместо прицепа-саней…
– Шутки плохи, иди, надо промыть раны, да и согреешься, у меня в вагончике буржуйка шипит.
Опытный ветеран налил по сто грамм из своих запасов.
– Ну, давай промоем.
Они разом махнули водку и, присев возле печки, закурили «Приму».
С кем поведешься, от того и наберешься, Бронька уже покуривал, да и выпивал как все… не будешь же белой вороной…
– Ладно, отец, уж надо идти, пока добреду, гляди, и полночь ходики пробьют.
– А воду-то слил ты с мотора?
– Слил, а то как же. – Бронька уверенно зашагал в сторону дома, там его ждала она, любимая Инка, самая красивая на свете девчонка, и не только телом одним…
Так шло, тикало их время, оно, в отличие от всего, не имеет усталости, оно просто идет.
Весной пахали поля, сеяли, а осенью снимали урожай, зимовали и вновь на поля.
Однозначно есть красота и в этой работе, в образе жизни земледельца, ведь хлеб растить тоже кто-то должен, в конце-то концов.
Он, конечно, жалел о том, что его бывшие сокурсники уже выходили на практику в море на «Крузенштерне», но без него, что же, знать, не судьба.
Ну, конечно, обидно до слез, досадно, да ладно, что делать, раз уж не сумел сладить с Мухой, будь он неладен… а как с ним было надо разбираться, черт его побери?
Не было у него корабля, зато была большая любовь, моря полей, что тоже волнуются, на ветру склоняясь под грузом спеющего зерна, и к тому же Броньку Климова ожидали другие весьма захватывающие приключения, совершенно другие, их масса… да такая, что запросто не разгребешь.
Глава 5
Весной, когда ему уже было за семнадцать и оставался неполный год до его совершеннолетия, со срочной службы в Советской армии вернулся брат Инны, шустрый парень по имени Жора.
Этот молодец удалой, стало быть, отбарабанил своих положенных в те годы двадцать четыре месяца в войсках связи, ну и уж очень этим гордился. Был он старше Броньки аж на целых четыре года, почти такой же высокий, но по ширине плеч все-таки уступал более молодому другу своей сестры.
К тому времени Бронька уже продал свой мотоцикл «Восход» и, оформив кредит на один год, прикупил новый Иж-Планета с 350 см³ – одноцилиндровым мотором, по тем временам один-единственный более или менее надежный железный конь этого класса среди производившихся в Союзе.
Жора, сидя на завалинке и с нескрытой завистью разглядывая хромированную покупку своего будущего свояка, сплюнув сквозь зубы, небрежно выронил:
– Ерунда, я куплю себе Иж-Спорта, вот тогда-то посмотрим, кто из нас круче. – И пошел клянчить денег у своего родителя.
– Ты хочешь купить мотоцикл, а еще даже на работу не устроился, вон Бронька зарабатывает себе сам, будучи моложе тебя, иди трудись и собирай денежки, тогда-то, может, и узнаешь, почем стоит хлеб насущный, – ответил ему отец, продолжая чинить сенокосилку, так готовясь к летнему сезону уже рано весной. Он всю свою жизнь честно отработал на сельском хозяйстве и уж точно знал, как трудно дается доход хлеборобу.
– Если я начну работать хоть сей же час и копить деньги, то тысячу рублей на покупку мотоцикла мне удастся собрать, быть может, через год, а значит, это лето мне придется ходить пешком, но, отец, у тебя ведь есть деньги, да и разве ты хочешь, чтобы я сидел вот тут на лавочке и смотрел, как другие пацаны катают девчонок…
Жора, с детства разбалованный, единственный сынок, клянчил себе игрушку…
На следующее утро он рано стучал в дверь квартиры Броньки.
– Давай поехали в районный центр.
Он показывал в рулон свернутую тысячу рублей с такой гордостью, как будто он сам ее заработал за одну ночь, видимо, папа сжалился над сыночком, или сыночек выставил какой-то ультиматум, что, кстати, скорее всего…
Они поехали вдвоем за покупкой, но в районном магазине Иж-Спорта на продаже не оказалось.
– Давай погнали до областного центра, там-то уж точно найдем моего Зверя.
Жора своему будущему транспортному средству аж кличку придумать успел.
– А че, поехали, пару сотен километров не круг для бешеной собаки, – невесело пошутил Бронька, ударяя по кикстартеру, у него на душе словно кошки заскребли, что-то вроде зловещего предчувствия, что ли.
Предчувствие было, но ведь догадаться-то он не мог о том, что благодаря этому мотоциклу и его владельцу Жоре жизнь его изменится в очередной раз, и причем радикально.
Да, и на самом деле ведь многое в наших судьбах меняют даже нечаянные встречи с людьми, но эти встречи, они, походу, вовсе не случайны. Раз уж было надо так случиться, то, значит, и роптать-то нечего, то есть все, что происходит с нами, закономерно, то ли заранее кем-то спланировано, да как ни анализируй, а так получается…
Нет, найти ответы на эти вопросы нам, простым смертным из плоти и крови, попросту не под силу, и посему давайте вернемся-ка мы обратно к нашим героям.
И на самом деле мечта его свояка исполнилась в тот же день.
Спустя всего пару-тройку часов, что ушли на дорогу до областного центра, они уже перетягивали гайки новенького Иж-Спорта.
– Сразу гнать нельзя, – умничал Жора, – новую технику главное правильно обкатать, ты поезжай впереди и смотри мне, не спеша, а то я ведь вынужден двигаться медленно.
Так и поступили, Бронька поехал, как и всегда, не спеша, держа скорость около ста километров в час, а Жора, трепетно обкатывая своего Зверя, отстал на пару поворотов, так что уже не мелькал в зеркалах заднего вида монотонно поющей своим одноцилиндровым мотором Иж-Планеты.
Он, о чем-то задумавшись, вел свой мотоцикл хорошо знакомой, но все же грунтовой дорогой, тут в любой момент на пути могла быть яма или, еще хуже, песчаная лужа, камни, да и вообще любой сюрприз до боли родных российских дорог.
Эйфорию момента прервав, вдруг из-за поворота, догоняя его со страшным ревом, появился Жора на своем Звере, приближаясь со скоростью определенно двойной по отношению к той, на которой двигался Бронька.
По-видимому, Жоре надоело обкатывать своего Зверя, и он, немного обвыкшись с новой техникой, но все же не имея опыта езды, причем не отдавая себе отчета о том, куда летит, решил испытать нового коня на скоростные достоинства.
Явно не зря названный Иж-Спортом, мотоцикл на самом деле развил скорость, близкую к двумстам километрам в час, что никак не соответствовало ни дорожным условиям, ни опыту наездника, а уж тем более обкатке нового мотора.
Он уже приближался, дорога на том отрезке делала поворот влево, уходила под горку вниз. Вдруг навстречу в поле зрения Броньки появился медленно в гору ползущий и явно под завязку груженный молоковоз Газ-53.
Жора на своем Звере, приближаясь как ветер, уже собравшись, словно стоячего, обогнать Броньку, в последний момент заметив молоковоз и поняв, что в случае обгона его путь лежит прямо в лоб оного, попытался принять вправо, надеясь проскочить между грузовиком и мотоциклом своего будущего шурина, но не рассчитал своих возможностей…
Все свершилось в доли секунды.
С разницей в скорости около ста километров в час таранив мотоцикл Броньки в конец левой выхлопной трубы вилкой переднего колеса новенького Зверя, Жора дал себе шанс миновать лобового удара с молоковозом, после чего с инерцией набранной им скорости, сделав двойное сальто-мортале в воздухе, вместе с мотоциклом изящно улетел в левую канаву, где его ожидало еще и хаотичное падение вниз по откосу метров этак около десяти.
Бронька, после неожиданного удара сзади перелетев через руль своего мотоцикла, странно, но каким-то чудом приземлившись прямо на ноги да переставляя их со скоростью неправдоподобной для человека, пробежав несколько шагов, но так и не потеряв равновесия, остановился в метрах тридцати от места, где валялся его Иж-Планета в оседающей пыли родной до боли в суставах грунтовой дороги.
Отделавшись легким испугом, но будучи все-таки шокирован от неожиданного происшествия, Бронька как в бреду бросился под откос, чтобы осмотреть состояние Жоры, а тот уже выкарабкивался из оврага – цел и невредим. Наверно, в рубашке родился.
– Надо же, черт тебя послал, не можешь ездить, не высовывайся на путь другим, из-за тебя я разбил новый мотоцикл, и как теперь дома покажусь?
Жора был более чем уверен в своей правоте.
– А не ты ли врезался в меня сзади, мать твою так, совсем, что ли, сдурел?
Тем временем Бронька стаскивал свой мотоцикл с проезжей части.
– Сейчас посмотрим, кто здесь виновен.
Почти уверенный в себе, Жора, сжимая кулаки, готовился взять Броньку на испуг, но опять же недорассчитал свои силенки.
После получения прямого хлесткого удара в грудную клетку пыл его тут же сменился покорностью.
– Ты что, полный баран, что ли, сам совершил аварию и еще петушишься, да мы оба могли тут остаться на дороге, раздавленные этим грузовиком, радуйся, что отделались легким испугом, а железо можно и починить.
Бронька разъяснял ситуацию в популярной форме, с чем трудно было не согласиться.
– Давай вытаскивать твоего Зверя да посмотрим, что с него можно спасти после столь выдающейся обкатки, ну ты болван, Жорка, наверно, в доблестной армии твои мозги отбили, ты дома не был, когда их делили, или же по натуре урод.
– Сейчас я тебе, салага, покажу, кто тут урод, – Жора уверенно пошел в атаку, ведь он в сапогах семьсот тридцать дней уже отслужил, в отличие от Броньки, и, конечно же, чувствовал себя как бы главным, туда-сюда…
Не растерявшись, Броня зарядил хлесткий боковой с ноги разбушевавшемуся своячку по левой ноге выше колена, так что Жоре пришлось-таки покорчиться в спазме непонятной, но очень сильной боли, поскольку удар пришелся как раз по болевой зоне бедра, по артерии короче, а это и вправду ну очень болезненно.
Видно, не зря тренер бокса показал-таки пару ударов из тогда нелегального в Советском Союзе карате.
– Ну как теперь, вояка, может, в конце-то концов, делом займемся?
– Да ладно, твоя взяла, давай уже Зверя вытаскивать.
Жора, кажется, понял, что с Бронькой шутить не стоит, и больше не допускал даже мысли о физической разборке «своего полета».
Молча забрал предложенный трос у шофера и спустился в овраг за своим Зверем.
Пожилой водитель молоковоза, не смевший вмешиваться в выяснение отношений двух молодых парней, гигантского роста, с искренней радостью помог в этом деле, зацепив тросом, аккуратно, не спеша грузовиком вытащил разбитый, но все-таки новый мотоцикл на дорогу.
Картина была не из приятных, но тот факт, что физически никто особо не пострадал, вдруг вселил во всех троих веселую нотку.
Подшучивая друг над другом, они принялись растягивать скрученную переднюю вилку Иж-Спорта, руль, фара, поворотники и все приборные панели были вдребезги.
Странным образом колеса не пострадали, и с помощью одолженных у шоферюги инструментов, отогнув брызгозащитное крыло от переднего колеса, кое-как распрямив переднюю вилку и руль, Жора успешно завел своего Зверя.
Бронькина Иж-Планета словно чудом не имела других повреждений, кроме того что левый глушитель, по-видимому принявший на себя всю силу удара, был согнут в сторону от рамы аж на девяносто градусов, так что, положив мотоцикл на правый бок, мужики просто ногами отогнули выхлопную трубу назад на свое место, этим придав искореженной детали почти что заводскую форму.
Зверь Жоры выглядел весьма плачевно, но несмотря на это двигаться вперед они могли, только теперь уже на скорости старого велосипеда, поскольку вся бывшая прыть самоуверенного наездника махом ушла, словно теща под лед, на местном сленге говоря.
– Как теперь домой поеду, старый мне голову открутит – это уж точно.
– Давай погнали к моему предку, – предложил Бронька. – Он живет поближе, да и поможет заодно малость подровнять твоего Зверюгу.
Так и поступили, помаленьку добрались до места под вечер.
Ну, конечно, отец был рад визиту сына и будущего родственника. Затопили старую добрую баньку по-черному, а ремонт отложили на утро.
Была как раз пятница-развратница, и после баньки какой молодой человек может сидеть дома, да еще если его где-то ждет любимая девушка?
Договорились встретиться с утра, и наш герой поспешил на свидание к своей любимой.
У Жорки все-таки разболелся ушиб на правой ноге, да, наверно, и не только по этой причине… он остался ночевать, выпив самогону грамм этак по триста на каждого с Бронькиным отцом.
Чудом миновав встречи с родителями, а то ведь пришлось бы излагать истину, Бронька тихонько забрал Инну, и они поехали на танцы.
О да, в те времена в глубинке страны молодежь еще развлекалась под живую музыку со всеми из этого вытекающими последствиями, как антракты с драками между пацанами из соседних деревень или даже между своими из-за дележа девчонок. С выпивкой за углом с собой кем-то принесенного ликерчика с целью подпоить подруг и с этим легче добиться их согласия на более близкие отношения, в общем, было весело и тогда.
После вечеринки, посадив Инну сзади себя, Бронька поехал домой, счастлив от того, что сегодня в той глупой аварии остался в живых и свою девчонку везет сам, как и прежде.
Идиллию их счастья в тот вечер прервал за поворотом кем-то оставленный мотоцикл с коляской, тоже Иж, чуть было не определил их судьбу, и только благодаря тому, что скорость была приемлемой, Броньке удалось избежать столкновения, чудом увернувшись от страшной ловушки, а врежься он в эту груду металла, то вряд ли обошлось бы легкой формой увечий.
Ну представьте, на двухколесном транспортном средстве врезаться на скорости около восьмидесяти километров в час в стоящий мотоцикл с коляской.
В сердцах на безумного владельца брошенного транспортного средства, он, затормозив, поставил свой мотоцикл на подножку, пошел назад, снял сиденье вместе с задним крылом, которое, кстати, не имело государственного номерного знака, и, выключив со скорости, столкнул с дороги эту сверхопасную ловушку, в которую в каждый момент мог бы врезаться кто-либо другой.
Со временем ведь станет известно, кому принадлежит столь безответственно, да что говорить, преступно брошенное транспортное средство, вот тогда я и привезу ему сиденье с крылом да слегка проучу дебила.
Ведь на самом деле это полнейшее безумие – оставить на дороге ночью такую кучу железа без каких-либо опознавательных знаков-огней, да и с огнями-то все равно безумие, ведь ночь, спуск с горы да крутой поворот влево по ходу движения, а тут такое чудо стоит у тебя на пути…
Наутро, когда Бронька ехал по той же дороге назад к отцовскому дому, где его ждал безумный наездник нового, но уже искалеченного Зверя, его любезный швагер Жора, он заметил, что Иж-Юпитер с коляской все еще стоял там же, куда в сердцах столкнул он его прошлой ночью, но явно было точно, что и другие пацаны уже постарались утащить кое-что из блестящих мелочей, вроде поворотников, зеркал, бардачков, да и еще кое-каких деталей уже во множестве не хватало на брошенном кем-то коне.
