Выжигая души

Каждая девушка находилась одна в отдельной комнате, под круглосуточным прицелом камеры и для каждой выделялся отдельный экран в президентских покоях. Так, что глава государства мог в любую секунду любоваться каждой из них. Также, девушка обязана была явиться к руководителю по первому же зову, либо выполнять все его команды, находясь по ту сторону экрана, дабы ублажить своего господина.

Когда президент выбирал одну из девушек, то все экраны подключались к одной линии, выключая изображения остальных. Мониторы переключались на данную жрицу, увеличивая ее изображение во всю стену.

Вот и сейчас, находясь в своих апартаментах, президент заканчивал обсуждение текущих дел со своим заместителем. При этом его взгляд уже нетерпеливо скользил по экранам, где девушки без устали старались привлечь его внимание к себе. Он уже вовсю предвкушал яркий и теплый вечер с одной из них. Он уже представлял, как будет с ней развлекаться. А может и не с ней одной. Он уже раздумывал, сколько же жриц любви ему все-таки на сегодня хочется. Но погрузиться полностью в приятные для него размышления ему не давала его заместитель. То и дело осыпая вопросами и различными своими размышлениями, и советами по будущим действиям руководителя.

Это была стройная худощавого телосложения женщина со светлыми аккуратно стриженными волосами, лет тридцати. У нее было худое лицо с впалыми щеками. Губы ее были похожи на тонкие ниточки, а глаза сужались в хитром прищуре, каждый раз, когда она говорила.

Президент, конечно же, время от времени вслушивался в то, что она говорит, лишь урывками улавливая некоторые ее фразы. Но дальше снова, делая вид, что внимательно слушает, погружался мысленно в свои фантазии. Моментами, поддакивая ей, не открывая рта.

Помощница не унималась и продолжала говорить, приводя разные доводы:

– Ну, что ж, я считаю, что мы все-таки делаем все правильно. Конечно, есть еще некоторые элементы, которые пытаются стоять на своем. Но таких, в считанные дни останется единицы. Я думаю, что мы их скоро тоже изловим и они будут, как все, либо просто ликвидируем. Лишняя огласка и паника нам тоже не нужны. Так, что на данный момент мы в только в плюсе. И, чтобы не терять своего положения, я думаю в скором времени усилить посты и число наемников. Но, если все-таки останутся не согласные с нами и будут противостоять нам или прятаться, то мы обшарим все углы и подвалы, каждую щелочку. Все равно им деваться уже некуда. Это просто лишь вопрос времени, – подытожила помощница на твердой уверенной ноте.

Тот же, в свою очередь, стоя к ней в пол-оборота, скрестив руки на груди, в очередной раз еле слышно поддакнул ей в ответ, при этом половину ее речи пропустив мимо ушей.

– Все равно будет, как задумано, – протянул он, задержавшись взглядом на жгучей брюнетке лет шестнадцати, извивающейся в танце, демонстрируя кошачью гибкость своего тела. – Так, как запланировано. Ведь у меня есть Вы.

Уже более твердо и громко закончил он и взглянул на свою помощницу.

– Конечно, – улыбнулась она ему в ответ дежурной улыбкой, понимая, что президент полностью на нее полагается.

Одной фразой он дал ей понять, что полностью ей доверяет и надеется, что она его не подведет. Одной фразой он похвалил ее за все старания безграничную преданность и верность своему руководителю.

– На этом, пожалуй, все, – поторопился он быстрее закончить этот деловой и утомительный для него разговор. – Делайте так, как считаете нужным, – поставил он окончательную точку в их беседе.

Помощница, скоро попрощавшись, вышла из личных апартаментов президента. Уже стоя в холле перед зеркалом и поправляя себе прическу и макияж, она мысленно улыбалась сама себе, что отражалось легкой улыбкой на ее губах. Какая же она молодец и первый человек в государстве, обладающий такой безграничной властью над всем, ценит ее и считается с ее мнением.

Помощница осталась очень довольна собой. Довольна состоявшейся беседой и отношением к ней руководителя. Он доверяет именно ей и полагается на нее во всем, а этого много стоит. Довольная собой, окинув взглядом еще раз свое отражение в зеркале, она уже повернулась, чтобы выйти из здания. Но вдруг сверху стали доноситься непонятные звуки.

Помощница несколько секунд стояла в растерянности, прислушиваясь к звукам, не зная, как ей поступить. Все еще в недоумении и сомневаясь в правильности своих действий она стала подниматься по лестнице. Звук нарастал все сильнее и было ощущение, что он множился с каждой секундой. Поднявшись на второй этаж и отворив двери, она вошла в апартаменты президента. Перед ней предстала просто страшная картина…

Охранники, прислонившись к дверным косякам, скрючившись лежали на полу, обхватив руками головы и стонали от невыносимой боли. Все чаще их стоны переходили в рычание и крики.

Помощница провела взглядом по помещению и страх полностью сковал ее. На всех экранах девушки кричали, стонали, корчились от неописуемой боли. Их лица искажали ужасные гримасы. Они метались по свои комнатам, не видя перед собой уже ничего, натыкаясь на разные предметы. Падали, рвали на себе одежду в клочья. Кто-то от нестерпимой боли рвал на себе волосы и бился головой о стену.

И везде, везде стоял один гул, оглушающий все пространство, состоящий из душераздирающих криков и стонов.

Помощница глянула вниз. На полу и дивана, стоящего посередине помещения, крючился, рыча от боли и извиваясь всем телом, как змея, лежал президент. Обхватив голову руками, он катался по полу, захлебываясь собственными хрипами от страшной боли. Он то закрывал глаза, зажмуривая их сильно то снова широко раскрывал. В эти моменты, в его глазах читалось такое страшное безумие, такая ужасная боль, что от всего увиденного у помощницы по спине бежали мурашки. Она стояла, как вкопанная, не зная, что ей делать.

Из непонятного оцепенения ее вывел крик одной из девушек на экране. Он был настолько дикий, что помощница невольно вздрогнула. Девушка на экране уже не металась по комнате, а просто стояла посередине ее, не в силах даже двинуться и в глазах стоял такой ужас, что даже перехватывало дыхание. Ее тело просто начало распадаться на части. Сначала стала растекаться кожа с лица, затем стали отваливаться нос, уши, грудь. Следом отпали конечности и остатки ее тела просто рухнули на пол и начали тлеть.

Помощница смотрела на мониторы не моргая. В них одна девушка за другой распадались на части и тлели. Она еще раз посмотрела на президента, но его постигла такая же участь. Ей хотелось бежать отсюда, как можно быстрее и дальше. Но ноги не слушались и вместо того, чтобы мчаться отсюда, она еле их передвигала. Она шла, пошатываясь в разные стороны. Выйдя из здания, все еще придерживаясь руками о стены, она направилась по улице. Не помня себя от страха, она то и дело спотыкалась о падающие тела и сталкивалась, с мечущимися в разные стороны существами. Все еще вяло двигаясь, она вышла к центральному парку и все еще находясь в шоке, устало опустилась на скамейку у розовых кустов.

Что же это получается? Все, что она делала и хотела еще сделать, все было напрасно? Все это было неправильно, только во вред людям? Сколько боли и горя она принесла людям, следуя за своими идеалами, не оглядываясь ни на кого! И что же, никакого идеального общества, довольного и добродушного никогда не существовало? И никогда бы не было? Это же просто подмена идей. Ее просто использовали в своих личных целях и она, веря в то, что действует во благо народа, шла до конца, без каких-либо компромиссов, не оставляя никому ни единого шанса. И те, кто не были с ней согласны, оказывается наоборот, не врали. Наоборот, они были героями, пытающимися спасти людей от них же самих. От их пошлости и низменности. А она? Что же она? Как она могла этого не видеть, не замечать, не придавать этому значения? Веря в то, что творит добро и не понимая почему многие все же недовольны ее действиями? Она же старалась сеять только хорошее, как можно больше, заботясь о людях… А результат? Полное уничтожение человечества. В итоге, она разрушила все, все и всех… и даже саму себя. Теперь ей стало понятно все. Но стало понятно уже слишком поздно. Теперь понятно, почему многие так упорно сопротивлялись ее идеям. Какую же ошибку она допустила. Наверное, это все уже неважно. Все кончено! Ну почему она не замечала этого раньше, не задумывалась об этом? Раньше, когда еще было время. Когда была возможность еще все исправить. Но раньше ей и размышлять об этом было некогда. Она просто шла вперед, твердо уверенная в своей правоте и совсем не замечала трещин в происходящем. Успешная, довольная, деловая, имеющая право голоса на самом верху. И что сейчас? Конечно же она не одна виновата во всем этом хаосе, который кружил вокруг нее. Но оправданий ей нет! Нет ни в чем! Она несомненно виновата! Прощения нет! Пути назад нет! Расплата за все неизбежна.

Она взглянула на выбитый на запястье руки штрих-код и такой тяжелый камень вдруг придавил ее душу, что слезы невольно покатились из глаз. Она перевела взгляд на небо, которое все плотнее закрывали сгустки тьмы.

– Господи, прости меня за все. За всех людей, которых я погубила, за их души. Даруй им свое прощение и царствие небесное. Господи прости.

Это были уже последние мысли полного покаяния и мольбы, застывшие навечно в ее глазах. В этих глазах не отражался больше страх и ужас. Лишь чувство вины о содеянном. Только раскаяние в глазах, к сожалению, уже запоздалого, устремленных еще в тот чистый светлый кусочек неба, который уменьшался с каждой минутой. В глазах, единственных, что остались целыми, не растекшимися в тлеющих остатках тела.

ГЛАВА 16

Ночь казалась нескончаемой. Небо было все черное и из-за расплывающейся во все стороны черной массы, похожей на туман, совсем не было видно звезд. Анна смотрела по сторонам и не могла поверить, что город всего за каких-то два дня, стал неузнаваемый совсем. Оказалось, все что она видела недавно и что ее еще тогда повергло в шок, были просто цветочки. Тогда еще люди были похожи на людей, еще что-то человеческое читалось в их лицах и была хоть какая-то надежда. Но сейчас, сразу бросалось в глаза – ничего человеческого не осталось. Существа вели себя хуже животных и уже больше походили на ужасных монстров. Грязь, вонь, брошенные прямо на улицах, разлагающиеся трупы, агрессия, озлобленность и непрекращающееся чувство голода, которое постоянно точило изнутри и которое уже невозможно было ничем утолить. Это все, что осталось в удел этим созданиям.

Анна шла по краю тротуара, опустив глаза и глядя прямо перед собой. Она старалась двигаться, также, как они и ничем не отличаться. Как и в прошлый раз, она старалась никого не разглядывать. Страх внутри зарождался с новой силой.

Вокруг нее, сплошным хаотичным потоком бесновались эти ужасные существа. Ее слух постоянно ловил душераздирающие звуки. Рев, рычание, крики, скрежет, стоны, похожие на скуление побитой бездомной собаки, какие-то хлопки, удары, треск – все это сливалось в один непереносимый гул, который накрывал весь город, пронизывая своим воем все пространство насквозь, до самых дальних улочек.

Анна старалась избегать больших скоплений этих существ. И каждый раз, едва приметив группу беснующихся монстров, сворачивала на другую улицу. Продвигаясь вперед, путем такого лабиринта, Анна неожиданно сама для себя попала на главную площадь. Сразу же метнувшись в сторону дальнего глухого тупика, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, спряталась за кованную колонну, которую когда-то обвивали, лаская своей нежностью клематисы и настурции. Она стояла замерев, боясь даже пошевелиться и настороженно озиралась вокруг. Перед ней встала ни с чем несравнимая картина ужаса, страха и безрассудства.

Площадь со всех сторон ярко освещали прожектора, а посередине ее возвышалась сцена, на которой музыканты играли что-то вроде тяжелого рока. Они так сильно сотрясали инструментами, что у гитариста даже начали рваться струны, а у ударника лопаться покрытие барабанов. При этом они синхронно трясли головами, словно кивая, так ритмично, что могло показаться, что те вот-вот отвалятся. При этом в такт их музыки стали двигаться все существа, которые находились на площади, а пространство площади все время пополнялось приходящими постоянным потоком со всех уголков города, новыми существами. Площадь была уже настолько плотно наполнена ими, что многие из них то и дело задевали друг друга. Из-за этого постоянно местами вспыхивали драки, но быстро прекращались, т.к. соперники под воздействием лившейся музыки, вставали и начинали дальше, вместе с остальными двигаться в такт.

Но лившийся по площади звук, Анна никак не могла назвать музыкой. Скорее это походило на смесь звуков электрического треска и работающего отбойного молотка, разбавленных непонятными криками. Этот звук окутывал не только площадь. Он проникал во все уголки города, застревая где-то глубоко в подсознании. И от него спрятаться было уже просто невозможно.

Анне очень хотелось закрыть ладонями уши и бежать отсюда, как можно скорее. Все равно куда, лишь бы подальше от этого кошмарного места. Машинально, она продвинулась в дальний угол, который образовывали соединяющиеся между собой стены зданий и куда свет прожекторов не проникал. Она медленно отошла в самый угол, пока стеной не почувствовала холод бетонной стены. Отсюда, как из засады, она уже могла более тщательно рассмотреть двигающихся существ, синхронно сотрясающихся в такт летящим звукам. Площадь уже больше напоминала собой какую-то массивную бурлящую массу. Доносившиеся звуки становились все нестерпимее, и все больше резали слух, так что уже начинали болеть уши. Эти звуки все больше походили уже на лязганье и дребезжание. Анна оглядела находившихся рядом существ. Остановив взгляд на одном из них, она видела, как он уже уставший изможденный продолжал подпрыгивать. Но так, как у него уже не оставалось сил, то он просто словно пружинил, но на полусогнутых ногах, руки его беспомощно висели, словно истощенные плети, но все еще, раз за разом взмывали вверх. Голова обессиленно повисла и моталась из стороны в сторону, как маятник. Это существо уже не двигалось так энергично, как в самом начале, но и остановиться уже не могло, словно у него не хватало сил, чтобы совладать с собственным телом. И так, с опущенными плечами и повисшими головой и руками, уже даже не двигалось, а просто хаотично сотрясалось.

На площади становилось все теснее. Существа, которые совсем недавно были людьми, шли на эту площадь со всех сторон, гонимые непонятным зовом, вливаясь в общую массу. И она, пульсирующая этими созданиями, становилось все гуще. Через какое-то время их собралось уже столько, что они уже стояли плотно к друг другу, толкались, друг друга задевая, но все еще продолжали дергаться в непонятных конвульсиях.

Анна от страха вжималась в стену все плотнее. Создавалось ощущение, что на площади начинало происходить еще что-то, что-то непонятное, которое она никак не могла определить.

Она переводила взгляд от одного существа к другому. Все они, стоя на одном месте, продолжали дергаться в невообразимых конвульсиях, но как-то уже синхронно. При чем некоторые из них сотрясались уже из последних сил. Их словно сотрясала какая-то невиданная сила. Они уже не общались между собой. Даже все конфликты стихли и уже не вспыхивали новые. Вся площадь уже напоминала не бурлящую, а колышущуюся массу.

Все! Люди окончательно и бесповоротно потеряли себя. Утратили не только человеческий облик, чувства, которыми были наделены от природы, но и разум, которым сверху их наградил Господь. Не осталось ничего. Сплошная пустота, черная дыра, выдавившая все эмоции. А главное, убившая саму сущность человека – его душу.

Анна видела эти пустые глаза, словно черные дыры, не выражавшие ничего. Пустые и безжизненные, смотрящие просто тупым мертвым не моргающим взглядом, только перед собой. Анна вглядывалась в эти лица. Но ни одной эмоции, никакой мимики, выражающей хотя бы боль или страдание, отвращение или брезгливость. Эти лица уже ничего не выражали. Безжизненные мертвые существа, словно ходячие трупы. На это было просто страшно смотреть. Еще больше безжизненности лицам придавали темные круги вокруг глаз, которые с каждой минутой, все более интенсивно и ярко проступали.

Анна не знала, что ей делать дальше. Она просто стояла в тени здания, прижавшись к стене и смотрела широко открытыми глазами от страха на этих существ. Но чем больше она их разглядывала, тем яснее понимала, что с ними стало что-то происходить. Все звуки и движения будто разом смолкли. И только душераздирающее лязганье, так называемых музыкантов, пронзало всю площадь и разносилось по всему ее пространству. Эти звуки становились все громче и интенсивнее, пока не слились в один непонятный щемящий душу гул. Этот гул не прекращался ни на секунду и лился сплошным потоком, накрыв полностью всю площадь и пронзая весь город.

– О, Боже, что это?

Теперь гул становился с каждой секундой все громче и резче. Существа, которые двигались синхронно, вдруг начали так дергаться, как будто их каждого подсоединили к высоковольтной линии. Многие начали в каком-то безумстве метаться по площади, сталкиваясь друг с другом. Падали, наступали друг на друга. Внезапно, в их глазах что-то прояснилось. Они словно очнулись от какого-то гипноза. На лице появилась такая боль, которую уже было не стерпеть. Они так кричали, что сердце готово было разорваться на части. Никогда бы этого не слышать.

Анна словно вросла в стену. Растерявшись от увиденного, она стояла, будто парализованная. Она смотрела на все это, находясь словно в каком-то страшном сне, не зная, что же ей делать. Слезы непроизвольно навернулись на глаза. Она все еще смотрела на этих существ, словно чего-то ожидая. Она чувствовала, что в этой агонии, где-то в глубине себя, эти существа все осознавали и понимали, но сделать уже ничего не могли. Назад дороги уже нет. Это был конец.

Музыканты на сцене все еще продолжали играть. На какое-то время, задержав на них взгляд, Анна сквозь слезы увидела, что вместо инструментов, они играли на человеческих частях тела. У гитариста, вместо гитары было тело человека, без рук и ног, а вместо грифа, человеческая голова с оголенными позвонками. Ударник вместо барабанов играл на человеческих головах. При чем головы представляли собой не оголенные черепа, а полностью были сохранены кожа, волосы, глаза. Они были совсем разные, по размеру и цвету. Они были и мужские, и женские, и детские. Из безжизненных глаз текли струйки крови. А, когда барабанщик ударял с неистовой силой по ним ударными палочками, сделанными из детских ручек, то в разные стороны брызгами разлетались светлые нежные мозги. Саксофонист держал инструмент, сделанный из девичьего тела, молодого гибкого позвоночника и головы. При звуках, выходивших через нос и рот, при каждом нажатии на один из позвонков, открывались небесного цвета глаза. А украшала все это длинная блестящая коса.

Анна все еще не могла поверить, что это происходит действительно, наяву. Это был словно сон, страшный сон, тот самый, который она когда-то видела. Но это было, кажется так давно.

Она видела, как прямо перед люди начали падать и крича, извиваться от нестерпимой боли. Музыканты на сцене, сбросили свои маски, и Анна увидела самых настоящих чудовищ, пришедших словно из самой преисподней. Они все еще продолжали играть на человеческих останках. Звуки, уже несравнимые ни с чем, просто раздирали тело и душу на части. От них можно было просто сойти с ума.

Анна видела, как у существ тела начинали заживо разваливаться. Сами по себе отпадали конечности, отваливались головы, которые остальные все еще мечущиеся в агонии создания, задевали ногами и пинали, словно мячи. Прожектора один за другим начинали сбавлять яркость и гаснуть.

Нет, здесь больше оставаться невозможно. Нельзя вот так просто стоять и ждать чего-то неизвестного. Надо что-то делать. Но что?

Сплошная черная масса надвигалась со всех сторон, поглощая собой все пространство вокруг. Вот одна из голов, подкатилась Анне прямо под ноги. Вскрикнув от неожиданности, она бросилась в сторону. Прочь отсюда, быстрее. Она бежала, не разбирая дороги, то и дело сталкиваясь с этими существами. Расталкивая их, она бежала, уже ничего перед собой не замечая. Лишь бы вырваться из этого хаоса. Только не останавливаться. Сколько она бежала, она не знала, не понимала сколько уже времени. Созданий на пути теперь попадалось все меньше.

Анна остановилась. Кровь пульсировала в висках, сердце бешено колотилось. Она не понимала, где находится и где можно укрыться. В голове один вопрос: «Что же дальше?». Оглядевшись вокруг и оценив всю безысходность своего положения, она устало присела на бордюр лужайки у входа в городской парк, внутри которого был оборудован сад с декоративными редкими растениями.

Внутри все дрожало. Но частичка надежды еще оставалась, что такое происходит не везде. Но сил больше не оставалось и слезы с новой силой брызнули из глаз. Тело уже все болело, душу раздирало чувство, что с ней может случиться тоже самое, что происходит сейчас с другими созданиями. Идти некуда. Спасения нет. Она обречена.

– Господи, неужели это и есть конец? – мысленно вопрошала она. – Неужели все так и закончится? Страшно и бессмысленно. Прошу, не допусти. Помоги мне пройти этот путь до конца. Дай терпения и сил преодолеть все это. Спаси и сохрани. Аминь!

Анна тихонько встала и не торопясь пошла в сад. Он все еще благоухал ароматами редких цветов и цветущих деревьев. Если и суждено, чтобы с ней случилось тоже самое, что с остальными созданиями, то пусть это случится здесь, среди живых растений.

Она вошла в сад, но вдруг впереди что-то блеснуло. Показалось? Анна пошла быстрее. Надежда с новой силой напомнила о себе. Не может быть. Это вертолет. Настоящий работающий вертолет. Он предназначался для экскурсий. На нем все желающие за определенную плату могли подняться в воздух и уже оттуда наслаждаться красотами местности.

Анна кинулась к нему, и спешно влез в кабину, устроилась на месте пилота. И что дальше? Вертолет есть, надежда на спасение велика, но она не умеет им управлять. Как же запустить эту машину?

– Так, спокойно, – мысленно утешала себя Анна. – Без паники.

На секунду закрыв глаза, глубоко выдохнула. Затем быстро и, как можно внимательней осмотрела панель управления. Вот. Нашла – кнопка пуска.

– А дальше? Дальше разберемся, – все еще продолжала она вести мысленно диалог с собой.

Радость внутри уже просто клокотала. Вертолет недовольно зарычал и лопасти двинулись по кругу, с каждым разом все сильнее набирая обороты.

– Так, что дальше? Рычаг? Может этот?

Анна потянула на себя рычаг до упора, и машина оторвалась от земли. Радости уже просто не было предела. Но вертолет начал заваливаться на бок и его стало непонятно словно потряхивать. Анна взяла рулевое управление, потянула на себя и вертолет ринулся вперед, да так резко, что Анну на какие-то секунды даже приковало к креслу.

Машина неслась вперед. Анна через стекло кабины осмотрелась по сторонам. Вдалеке она увидела проблеск белой полоски света, прорезающую насквозь густоту тьмы. Как тогда, в каморке, когда они с сыном прятались от наемников. Воспоминания о сыне были просто мучительны. Она даже думать не хотела, что его постигла такая же участь, как всех остальных существ. Анна просто отказывалась в это верить.

Яркая полоска света тянулась далеко, упираясь в какую– то гору, образовавшимся в конце углом. Другого варианта не было, и Анна мчалась к той горе, ведомая этим таинственным светом. Пролетая над городом, она видела улицы и ту самую площадь, будто усеянные человеческими трупами и распавшимися останками тел. Она видела, как черная масса, неторопливо и уверенно поглощает собой все, что попадалось ей на пути. Как под ней исчезал город и его окрестности. Как уже полу потухшие фонари и прожектора гасли уже навсегда, отступая перед непроглядной и безжалостной тьмой.

Анна сидела в кресле пилота, вцепившись в штурвал, как в последнюю спасительную соломинку. Теперь ее взгляд был направлен только вперед. Все ее существо стремилось только туда, где еще был яркий, озаряющий, пронизывающий тьму своим лучом божественный свет.

Машина с монотонным ревом неслась вперед. Оставалось совсем немного. Еще чуть-чуть. Вот она совсем скоро достигнет этого манящего спасительного света. Он был для нее надеждой не просто на спасение, но и на будущее. Это была надежда на дальнейшую жизнь, именно жизнь, а не тупое существование. На жизнь Человека, с его чувствами, с любовью и разочарованием, радостями и горестями, счастьем и сомнениями в себе. А главное, нескончаемой надеждой, на лучшее будущее, счастливую жизнь для своих детей.

Чем ближе Анна приближалась к свету, тем отчетливей видела представшую перед ней, словно светящуюся изнутри гору. Основную ее часть, действительно, составляла гора, вершину которой венчал храм с золотыми куполами и спасительным крестом на самом верху. От них то и исходил этот яркий свет, отражаясь далеко и пробивая собой непроницаемую тьму. С каждой секундой приближения куполов, вера внутри и сила души, становились все крепче.