
Полная версия
Не фига себе! Размышления о жизни
Однажды она озаботилась одним из них… Сергей Михалков! Ему стукнуло 95 !. Викторию охватила дикая жажда – приехать к нему поговорить по Душам… «Отбросит коньки и я не успею… Надо срочно к нему рвануть…»
Она позвонила Михалкову. Он обрадовался, скрипучим голосом выразил согласие на встречу с ней. Виктория приехала… Позвонила в дверь. Услышала -
– Заходи, дорогуша! Дверь открыта! Для таких, как ты – всегда!
Она вошла.
– Садись, дорогуша, в это кресло. Я специально его притащил из другой комнаты для тебя. Ты – Королева!
Улыбаясь, она вежливо уклонилась от кресла:
– Я присяду у тебя на кухне, на обычный стул. Из такого кресла будет трудно мне вставать – комплекция такая, сам видишь…
– Да, да, конечно. Как пожелаешь… Я сейчас чайку поставлю.
– Спасибо, Сережа… Я пока журнальчик полистаю…
– Читай, голубушка, читай…
Чайник закипел… Михалков заварил его цейлонским чаем. Налил в две красивые чашки с рисунками «Три богатыря» – себе и ей… Поставил перед ней большую изящную тарелку, наполненную печеньем…
– Кушай, дорогуша, печенье. Моё любимое… Печенье-Друг Человека! Пей чаёк, цейлонский, мой любимый…
Они стали молча попивать…
Михалков украдкой глядел на неё, она, с улыбкой, на него…
Тягостное молчание…
– Ну что, дорогуша, молчишь?– не выдержал писатель – Ты же обещала Важный Разговор по Душам…
Она поставила чашку на стол. Смотрит на Михалкова…
– Ну что томишь? Ну давай, что-нибудь скажи… И он услышал!
– Тебе жить не надоело?
Даже стул, на котором сидел Михалков, от такого неожиданного вопроса покачнулся… Но писатель усидел на нём, не упал…
Он вздрогнул… Из дрожащей руки выскользнула чашка с чаем… Она упала на пол и разлетелась вдребезги…
Цейлонский чай разлился вокруг Михалкова. Он сидел посреди чайной лужи…
Токарева с улыбкой наблюдала за ним … Она кайфовала …
После некоторого замешательства писатель прошипел…
– Ты с ума сошла…
Он смотрел на неё помутневшими глазами…
Она среагировала легко и непринуждённо:
– Почему? Нормальный вопрос…
– Ты что, для этого ко мне приехала, чтобы задать этот вопрос?
– А почему бы и нет? Нормальный вопрос….
– Нет, не надоело!!!! – дребезжаще, во всю мочь, крикнул писатель.
Он машинально схватил за ручку объемный портфель, в котором лежали рукописи и замахнулся им в сторону Токаревой.
– Сейчас я этим портфелем огрею тебя по башке! Мало не покажется!!!
Но, к сожалению, портфель оказался слишком тяжёл для его ослабленного тела…
Виктория спокойно, с улыбкой произнесла:
– Вот видишь, даже портфель не можешь поднять… Значит я правильный вопрос задала. Нормальный…
– Иди отсюда!!! Иначе – я за себя не ручаюсь….
– А что ты можешь сделать, глупый…
Она грациозно встала, стряхнула с нового бежевого пальто капельки Михалковского чая и с неизменной улыбкой произнесла:
– Покедова, Сергуня… И скрылась за дверью.
«Шлюха!» – свирепо произнёс про себя писатель…
… Через небольшое время Сергей Михалков действительно – «отбросил коньки»…
11 марта 2019г. г.Москва С.А.
Преступный лейтенант, или Пятьдесят штук мата
Лет сорок назад я с громадным трудом, с моральными издержками и нервотрёпкой написал повесть «Преступный лейтенант». Полудокументальная повесть о лейтенанте милиции – преступнике…
В то время критика милиции беспощадно пресекалась. Публикации на эту тему были запрещены. Тем не менее я написал эту повесть. В неё было много колючей правды…
Отпечатала повесть на машинке сотрудница редакции союзного журнала «Кино». Отменно напечатала. И сказала: «Ваша повесть – готовый сценарий для фильма… » По глупости я не стал с этой повестью стучаться в двери киностудий… Позднее понял – зря…
Принёс своего «преступного лейтенанта» в издательство «Молодая гвардия», в отдел, занимающийся детективными и полудетективными вещами.
Полуобветшалое здание издательства кипело жизнью… Туда-сюда сновали редакторы, авторы… Все куда-то спешили. Их лица были предельно сосредоточены.
Я вошёл в открытый настежь кабинет…
– Принёс Вам рукопись… – волнуясь, промямлил я.
Заведующая отделом, тучная женщина средних лет кинула на меня свой снисходительный взгляд.
– Оставьте… Через два месяца зайдёте…
Ровно в срок я явился. В джинсовой рубашке (тогда это было модно).
– Я пришёл…
– Вижу, что пришли…
– Как моя, эта самая…
– Рукопись?
– Да.. – совсем растерялся я.
Редакторша прошерстила кучу рукописей на столе. Вытащила одну…
– Соколов?
– Да, я самый.
Заведующая медленно подняла лежащие на рукописи три листа белоснежной бумаги финского производства. На них убористо, плотно была отпечатана рецензия.
И стала читать…
По мере чтения щёки пышной дамы стали краснеть. Зрачки её глаз заметно расширились… Она положила на стол рецензию. Удивлённо посмотрела на меня и каким-то остервеневшим голосом произнесла:
– Что это?
– Что? – недоумённо вымолвил я.
– Я спрашиваю, что это?.. – она своим мясистым кулаком ударила по рецензии.
– А что… это? – испуганно откинулся я на спинку скрипучего стула.
– Да ваша повесть состоит из одного мата!
– Не понял… Что значит мата? – совершенно перепугался я.
– А вы не поняли?.. Как можно это писать?
– Что писать? – словно загнанный в угол волчонок, спросил я.
– Это! – она ткнула пальцем в рецензию.
– А что это?
– Читайте сами… – дама бросили мне на колени три листа рецензии.
Я впился в текст.
В так называемой рецензии не оказалось ни одного слова о содержании, художественном уровне… Не было совсем! Но вся «рецензия» была выткана из фраз, где был мат, скрытый за троеточиями…
Я ужаснулся. Я не верил своим глазам. Три полных листа с убористым печатным текстом состоял из этих фраз!
Я очумело посмотрел на редакторшу.
– Ну что, поняли? – она ехидно заулыбалась.
– Е… моё… – выдавил я.
– Вот те и е… моё… – заведующая расхохоталась – Я посчитала – в этой вашей, так называемой повести, пятьдесят троеточий, то есть мата! Как можно?
– Но в жизни это происходит… – стал я оправдываться – На каждом шагу… Во время написания я как-то не подсчитывал количество этих троеточий… Писалось естественно, в соответствии с сюжетом, сценами…
– Такие сцены нашему солидному, уважаемому издательству не нужны. Вот мой вам вердикт!
– Я понял… Но ведь ни одного слова о сюжете, содержании, ради которого я мучился, писал более года!
– И намучили 50 штук мата…
– Но вы же можете вымарать эти троеточия… Это нетрудно. Содержание нисколько не пострадает…
– Наша обязанность здесь не вымарывать и не редактировать. Мы этим не занимаемся… Всё – вопрос решён. Заберите свою рукопись и хорошенько подумайте.
– Да, да…
Мне было трудно понять – рецензент маниакально выписывала эти 50 фраз – не поленилась… Зачем ей это было нужно?
А в это время мимо меня в сторону заведующей почти на цыпочках, сгорбившись, вереницей шли какие-то неизвестные личности, по всей видимости, авторы, постоянно печатающиеся в этом издательстве (не без помощи этой заведующей… ) Они молча раскланивались перед ней, молча ложили ей на стол большие красивые коробки с шоколадными конфетами…. И молча, тихо уплывали назад, за раскрытую настежь дверь… Заведующая на эти подношения почти не реагировала. Слабо, почти равнодушно, еле слышно молвила – «Спасибочки, спасибочки… » Привычное для неё дело. Накатанное…
Я хотел было забрать свою рукопись. И вдруг увидел, что моя, развороченная в кучу рукопись, лежит в какой-то старой, ободранной папке мышиного цвета…
Это была не моя папка….
Моя зелёная папка была новая.
Мне стало до слёз обидно. Автор «рецензии» оказалась элементарной воровкой….
Гневный бес вселился в меня… И я громогласно, на весь отдел крикнул:
– Если вы сейчас же не вернёте мне мою новую зелёную папку, я напишу заявление на имя главного редактора издательства! Он вас за это по головке не погладит!
Несмотря на свою пышность, редакторша быстро вскочила со стула:
– Уважаемый автор… Сейчас я мигом, мигом верну вам вашу папочку. Не волнуйтесь, не расстраивайтесь…. Сейчас, сейчас, я мигом….
Она решительно вошла в одну комнату. Её дверь осталась не плотно закрытой… И я отчетливо услышал диалог. Ухо резануло:
– Какого хуя ты это сделала?!
– Что сделала?
– Блядь, не прикидывайся! Ты спиздила новую папку автора Соколова! Зеленую! А ему подсунула рваную хуйню! Автор в ступоре! Страшно недоволен!
– Какую папку? – девица вытаращила глаза – Не знаю никакой зелёной папки… (она не хотела расставаться с моей новенькой папкой)
– Слушай, Зинуля – пиздюля! Ты спиздила эту папку! Автор в гневе! Ты же писала эту ёбаную рецензию….
– Да не знаю я никакой зеленой папки….
– Слушай, разъеба! Если сейчас же не отдашь мне её, я тебя, ебанутая, выебну из издательства ко всем хуям! Понятно, сучка?
– Понятно… – Зинуля нашла мою папку и нехотя сунула ее в руки заведующей – Я просто забыла…
– Ещё раз так забудешь, выебну из издательства! Пойдешь на Тверскую блядью пахать!…
– Поняла….
Заведующая вернулась.
– Вот вам, уважаемый автор, ваша папочка. Целая и невредимая….
Она торжественно положила её на мои колени…
Через месяц своего «Преступного лейтенанта» (естественно без этих 50 троеточий) я решил отнести в журнал «Москва» на Арбате.
Вечером, уставший от суеты, я решил её по некоторой причине на ночь оставить в ручной камере хранения на Киевском вокзале. А утром, думал я – сразу же в «Москву». (Ту недалеко.) Рукопись лежала в сумке – 3 экземпляра. И черновик тоже…. (совершил ужасную глупость – не надо было черновую рукопись оставлять в камере… )
Утром прихожу…. Показываю номерок, квитанцию. Кладовщик посмотрел на квитанцию, затем перевёл взгляд на меня и развел растеряно руками:
– А ваша сумочка с рукописью – Тю-тю…
– Что значит тю-тю?.. – не поверил я. Холод пробежал по моему телу.
– А так…. Улетучилась ваша рукопись…
– Что значит – улетучилась?! – вскрикнул в ужасе я.
– А так… Я, как и положено, сообщил кегебешникам, что в сумке какая-то рукопись… Они пришли в полночь.
– Ну?
– Полистали, почитали и заявили – Рукопись очень нам интересна… Антисоветчины в ней нет. Задерживать автора не будем… Но в ней очень много того, что будет нам полезно…. Тут много для нашей работы любопытного… Для внутреннего пользования… Мы забираем эту сумку с рукописью…. И пусть автор не пытается её искать, вернуть… Это невозможно, бесполезно… – Кладовщик закончил вещать, развел руками:
– Селяви…
Словно пришибленный, я медленно удалялся от вокзала и со слезами на глазах думал:
«Даже черновик не оставили…. Блядское КГБ… »
Соколов Анатолий Александрович
г.Москва 2020г.
СКОЛЬКО СТОИТ МАТ?
Сложный вопрос.
С одной стороны – Шнур со сцен на всю Россию посылает. И никаких наказаний. Даже в Госдуму приглашают. За тот же мат, где-нибудь с небольшой театральной сцены, можно получить огромный штраф и даже – посадку…
Понять невозможно.
Я написал книгу. Небольшую, страниц двести… Принёс в одно издательство. Рукопись рассмотрели. Усмотрели два нецензурных слова. Издали 18+ и запаковали эти слова в плёнку. Попробуй – сорви плёнку, не заплатив за книгу – заметут, оштрафуют…
Через полгода принёс ту же рукопись в другое издательство, дополнив её двадцатью рассказами с тридцатью нецензурными словами (жизнь такая… ) Издатели мне в пику – с таким обилием запретных слов печатать книжку не будем. Даже в плёнке! Не хотим из-за вас нарываться на неприятности.
– И что мне делать?
– Глупый вопрос. Уберите все матерные слова.
– Но содержание без них улетучивается, страдает… Такая жизнь – как без мата?
– Если ваш мат – главная опора содержанию – ухмыльнулась редакторша – оплатите стоимость тиража, всю издательскую работу. Напечатаем, упакуем, продадим. За милую душу…
– То есть для вас главное вовсе не содержание, а мат? И сколько я должен заплатить за свой мат? Чтобы сохранить содержание…
– В данном случае, вы правы, для нас мат – всему голова…
– Хотите на этом мате заработать?
– Вы правильно поняли.
– И сколько?
– За весь тираж…. на хорошей бумаге, в твёрдой обложке. Плюс – оплата работы редакторов… Двести пятьдесят тысяч! Плюс, подчёркиваем, обязательная оплата за каждый мат! Это отдельная статья платежа!
– У вас как в аптеке. Всё по полочкам…
– А как же… Мы на этом не одну собаку съели. Сами понимаете – всё подорожало… Жизнь такая… И кушать хочется….
– Я вас хорошо понимаю, сострадаю… Про двести пятьдесят ясно… А сколько стоит мат в отдельности?
– У нас тарифная сетка. Каждый мат мы оцениваем по-разному. Существует шкала ценностей.
– У мата?
– Ну да. В нашем издательстве эта шкала разделена на три части.
– На три части? – заикаясь, произнёс я.
– А как же. Мы пионеры этого движения. Эта матовая движуха нам позволяет сравнительно полноценно жить.
– Припеваючи?
– Не ёрничайте. И так – мат у нас разделён на три степени крепости…
– Убойности? – съязвил я.
– Пусть будет так…. Каждый мат слабой убойности оценивается в пять тысяч!
У меня от неожиданности отвисла челюсть:
– Что вы, вы гово, говорите… – продолжил я заикаться – а, а средней уб… уб… убойности?
– Десять – равнодушно произнесла редакторша.
– А в… высшей?
– Двадцать. Но вам со скидкой. Вы постоянный наш клиент.
– Сколько?!!
– Пятнадцать – равнодушно, нехотя произнесла редакторша.
– А в целом?!?
– У вас в рукописи тридцать две штуки мата.
– Тридцать две штуки…. – машинально пролепетал я.
– Мы оценили: из тридцати двух – десять самых убойных. Пятнадцать – средней убойности и…
– Семь слабой… – промямлил я.
– Вы неплохой математик. В целом ваша оплата только за мат составляет – редакторша прищурила лисьи глазки, поправила свои рыжие волосы – десять на пятнадцать. Получаем сто пятьдесят. Дальше – пятнадцать на десять – сто пятьдесят. И ещё семь на пять – тридцать пять. Итого – 335.
Редакторша пронзила меня взглядом.
– Тысяч… – глаза мои помутнели.
– Естественно…. 335 за мат, 250 за издательский труд…. В целом, будьте любезны – 585!
– Уважаемый редактор – я взял себя в руки – не откроете ли вы мне тайну – каким образом вы оцениваете убойности мата?
Редакторша удивлённо на меня посмотрела:
– Уважаемый, неужели непонятно? Вы же мужчина… Если мы, женщины, знаем, а вы… Вы меня поражаете. В вашей рукописи тридцать два мата. Вы же должны эту степень улавливать!
– Улавливать? – недоумённо произнёс я – Каким образом улавливать? Мат произносится в эмоциях, в гневе… Степень убойности абсолютно одинаковая. Какая разница…
– Разница огромная! – воспалённо воскликнула редакторша. – Вот возьмём, к примеру, ваш пенис.
– Ой, не надо брать мой пенис…. Оставьте его в покое…. – изумлённо вскрикнул я.
– Помолчите…. Я к примеру….
– И к примеру не надо!
– Надо! Слушайте внимательно. Слово пенис – вполне цензурное слово. Его можно произносить в книге, в театре, в кино, на улице… Никто вас за это слово не будет наказывать. Максимум – одёрнут и всё. А вот если появляется в книге, театре, кино, извините, слово хер… Уже нецензурное, запретное! За него полагается как минимум штраф тысяч пятьдесят…. А то и статья… Но не уголовная, а административная.
– И какая степень убойности у этого слова? Если я кого-то на него послал….
– Средняя. А вот если вы кого-то послали, извините, на хуй. Это высшая убойность! И наказывается уже не административно, а уголовно!
– Какая разница?! – взревел я – это же одно и тоже – пенис! А почему степень убойности разная, наказание разное?! Я этого не понимаю!!!
– Успокойтесь, прекратите дискутировать. Гоните 585 и мы быстренько состряпаем вашу книгу с вашими тридцатью двумя штуками мата.
– А можно по частям? – растерянно проговорил я – сейчас переведу вам триста, а завтра остальные…
– Можно! Вы наш любимый автор!! Мы вас любим!!!
Соколов Анатолий Алекс.
г.Москва, 30 июля 2022г.
ЧЕМ БОЛЬШЕ МАТА – ТЕМ ЧИЩЕ ОБЩЕСТВО, господа!
Уважаемые Дамы и Господа!
Позвольте мне изящно из’ясниться перед Вами по поводу площадного и не очень Мата.
Известный писатель Михаил Алексеев когда-то назвал свой роман: «Хлеб – имя существительное». Он был прав – для того времени… Но время изменилось. Изменились люди. Особенно – их Мораль. В какую сторону катится наша Мораль?
Скажу прямо – современная Мораль сильно контужена. Наша Мораль, приспосабливаясь ко всякому, извините, Дерьму, превратилась в заурядную Проститутку!
Господа, надо исправлять положение, надо приводить эту Мораль в Сознание, в чувство!
Как? – спросите Вы.
Очень просто. Да, да, господа – проще пареной репы сделать нашу Мораль крепкой, устойчивой и непоколебимой.
Её спаситель – Мат!
Мат – единственный крепкий способ спасти лежащую ниже плинтуса, современную мораль.
Да, Да, не удивляйтесь, господа!
Именно Мат – имя существительное!
Как Вы знаете, господа – аморальный человек в угоду всем и вся старается в основном обходится без мата… Изящно, исподтишка… Ласково, не матерясь, тихой сапой, загребают, воруют… Не стучат кулаком по столу, не посылают на несколько букв. И преступные, незаработанные деньги льются им в карман рекой… Моральные устои таким не нужны.
А ласковым словом требовать от воров и подхалимов не воровать – дело безнадёжное. Добро должно быть с кулаками! То есть – с Матом!
Без мата, господа, уже не обойтись! Крепкое слово, словно нокаут – отрезвляет. Только с Матом можно построить справедливое, честное общество!
Да здравствует великий, могучий русский Мат, мат народный и беспощадный!
ДОЛОЙ ТРОЕТОЧИЯ!
МАТ и справедливость едины и неразделимы!
Если когда-то говорили – Быть или не Быть? То сейчас пришло время выбора – Мат или не Мат! Эту бессмысленную дискуссию пора закончить.
Мат не только имя существительное, но и всему Голова! Мат – великое достояние российского народа! И прятать его за троеточиями просто недопустимо!
Мат – это ЦЕМЕНТ, который укрепляет моральные устои! И только с этими устоями мы сможем построить СПРАВЕДЛИВЫЙ МИР.
СВОБОДУ МАТУ!
Мат цементирует, укрепляет наши надежды на светлую жизнь. Ведь мы о светлом будущем всегда мечтали….
Возьмём же, господа, за ДЕЛО! Разрубим Матом, словно мечом, ПРЕСТУПНЫЕ ПУТЫ, которые пеленают, мешают нам свободно двигаться к лучшей жизни!
ЧЕМ БОЛЬШЕ МАТА – ТЕМ ЧИЩЕ ОБЩЕСТВО, ГОСПОДА!
Ф И Л И Н
Я, Николка, проводил своё детство в живописнейшем месте Вологодчины.
Наш небольшой, уютный поселок Любомирово, где я жил, располагался около чудодейственного по красоте парка… Его возвёл на свет божий, лелейно вырастил и обиходил когда-то, в давние времена, прекраснейший, с возвышенной Душой Человек! На своей барской усадьбе…. Этот хозяин-барин навсегда останется в истории. Он памятник себе воздвиг в виде этого невиданного по своему размаху и природному изяществу парка!
Ожерельем парка служили многокилометровые липовые аллеи в два ряда. Высоченные, со стволами в два обхвата… А внутри этого липового кольца гордые, могучие кедры высотой до тридцати метров. Рядом с кедрами величественные, сильные дубы… А вокруг хороводили клёны, ивы, акации… Невероятная Гармония Природы!
Дополнением к этому природному великолепию была речка, которая ласково окаймляла парк, нежно поглаживала его строение своими мирным течением…
С утра до вечера я купался в ней. Нырял и, надолго задерживая дыхание, любовался её обитателями… А по утрам… ловил удочкой сорожек и окуней…. Их всегда хватало для крепкого, бесподобного завтрака всей нашей семье…
Посреди парка этот удивительный, прозорливый барин отвёл площадку для отдыха. В основном – для детей….
И мы, пацаны посёлка Любомирово, постоянно оккупировали эту зеленую площадку. С наслаждением и упоением играли в разные игры.
…. Тот день был ясным, солнечным. Ни одного облачка на небе. Всё располагало к лучшему….
В этот чудесный день мы играли в «салки». Нас было человек пять. Тринадцати-пятнадцати лет….
В этой группе я был физически неудачником, почти инвалидом. Однажды на мою ногу на большой скорости колесом велосипеда наехал какой-то пьяный взрослый дядя и поломал её в нескольких местах…. После операции, лечения нога в итоге стала короче… И я стал пожизненно хромым… Тем не менее я играл с пацанами. Быть наравне с ними оказалось непросто…. Но сжав зубы, собрав свою волю, я старался не выпадать из подростковой обоймы.
В тот день с нами играл в «салки» Лёнька Безуглов. Этот долговязый, гибкий, с острым лицом и колючими глазами пацан, был известен всем жителям Любомирово, как злобный и хитрый… В подростковом кругу он являлся лидером. Его боялись. Не в шутку называли – волчий глаз…. Он любил издеваться над пацанами, получая от этого удовольствие… Боль другого вызывала у него радость. Мог без всяких причин подлететь к какому-либо подростку и, усмехнувшись, выпалить: «Я сегодня не ел, голодный и потому злой!» И хрясь! Кулаком в глаз. И сбегал, хохоча….
Особенно от него доставалось мне…
В тот пригожий день у всех играющих были игровые палки и общий, упругий мячик…
В процессе игры Лёнька постоянно издевался надо мной:
– Эй, ты, Николкин-Калекин, быстрей беги за мячом!
И я бежал, спотыкаясь о траву.
В один момент, когда игра вовсю распалилась, Лёнька неожиданно подскочил ко мне, схватил мою палку и стал её вырывать:
– Дай твою палку, она лучше!
Я сжал её, не давая вырвать. Тогда Лёнька гневно и злобно, брызгая слюной, крикнул:
– Дай палку, зараза!! – он своей длинной ногой ударил по моей больной ноге. Я упал на колено, почувствовав нестерпимую боль. Он воспользовался этим и вырвал из руки мою палку. Затем, что есть силы ударил ею по лежащему рядом мячу и крикнул:
– Беги, беги за мячом, Калекин-Николкин!
От его удара мяч высоко взвился, приземлился и, делая огромные скачки, скрылся из виду….
Я, хромая, отправился его искать.
– Что тянешь, Калекин! – услышал я за спиной зычный голос Лёньки.
Я прибавил шаг, медленно ускоряясь. Кое-как добежал, с трудом нашёл мяч, затаившийся в высокой траве. Со слезами на глазах вырвал из травы, сжал его…. Мне было нестерпимо обидно и больно….
И тут я вдруг услышал истощенный Лёнькин вопль:
– Смотри сюда!! – он тыкал пальцем в сторону одной липы – Смотри, смотри, филин сидит!
Все тотчас, как по команде, сгрудились около этой липы. Я с мячом приблизился к ним. Взглянул вверх. И действительно, на липе высоко, метрах в двадцати от земли, на толстой ветке сидел филин….
Он смотрел на нас своими огромными глазами. Затем неожиданно повернул клювом на 180 градусов!
– Во!! – заорал Лёнька – Как башкой крутит!
Все неотрывно смотрели на филина.
Рядом с нами лежала какая-то куча гравия. Лёнька вожделенно, самодовольно вытащил из штанины рогатку. Из кучи выбрал подходящий, цветистый, острый камень. Заправил в рогатку. Поднял её, прицелился и выстрелил!
Птица вздрогнула. Но осталась сидеть, впившись когтями в ветку.
– О, чёрт! – выругался он и выстрелил новым камнем.
Филин вновь вздрогнул.
Но остался сидеть.
Третий выстрел! И опять филин остался на месте, пристально глядя на нас своими удивительными глазами.
– Вот, зараза!
Лёнька посмотрел на нас.
Пацаны, словно заколдованные, взирали на него.
– Вот зараза… – вновь повторил он – Сейчас сгоняю домой, возьму батино ружьё. Шарахну – перья полетят!
С победоносным видом он быстро скрылся.
Все молча, подавленно смотрели ему вслед….
«Сволочь, Лёнька, сволочь… !» – думал я, глядя на филина. Около его глаз я увидел небольшое тёмное пятнышко. Мне в этот момент казалось, что это от удара камнем…. Мне было неистово жаль птицу…
Все с нетерпением и испугом ждали Лёньку.
Минут через пять он появился. С ружьём в руках. Запыхавшись от бега, он судорожно вставил в него патрон. Воспалённое обронил:
– Шарахну – перья полетят…
Словно герой, кинул взгляд на нас.
Все застыли от напряжения. Молча следили за каждым его движением.
«Сволочь, Лёнька, сволочь… !» – чуть не плача, думал я. Моя рука потянулась за рогаткой, лежащей в моей штанине. Незаметно для других я взял из кучи гравия камень. Быстро зарядил.
А Лёнька уже поднял ружьё!