Квестер

Оставив в покое «товарищей по несчастью», Тестер обратил внимание на стены. Они сплошь были покрыты рисунками и надписями на разных языках. Преобладали почему-то русские: пресловутое «здесь был Вася», растиражированное в десятках вариантов и имён, соседствовало с другими перлами, типа «Спартак – чимпион», «Дебальцево зажигает», «Превед, медвед!»…, а так же сотнями ругательных слов. Среди всей этой «наскальщины» Тестер высмотрел и такое: «Абитель – ацтой, Влодыко – выпий йаду!» «Однако! – удивился он, вспомнив, что Владыкой Ильич назвал хозяина этой непонятной «больнички», называемой Обителью. – Оказывается, и в Последнем Пристанище есть богохульники!»

Медленно передвигаясь вдоль стены и читая надписи, Тестер добрался до второго выхода из помещения. Здесь тоже стоял охранник…, кстати, о-о-очень похожий на известного певца. Питая некоторое уважение к этому артисту, Тестер рискнул подойти к нему с вопросом, надеясь, что человек, написавший и спевший столько хороших песен, не сможет обругать только что умершего гражданина, к тому же – земляка, но… он даже не успел договорить вежливого «извините», как «певец» двинул Тестера в живот стволом автоматической винтовки, да так, что тот со всего маху грохнулся на пол.

– Пшёл на койку! – прошипел «звездун», даже и не посмотрев в сторону корчащегося от боли Тестера.

С трудом поднявшись, страшно злой и так и не понявший ничего Тестер, еле добрался до ближайшей пустовавшей койки.

Сел и задумался. Что-то не похоже было это ни на рай, ни на ад. Ни чертей со сковородками, ни ангелов с арфами нигде не наблюдалось. «Всё-таки, наверное, это то самое место, где люди ждут Страшного Суда, – решил Тестер. – Приемник-распределитель, твою мать, предбанник перед чистилищем! Вон и трон какой-то стоит. Никак, для какого-нибудь архангела? А может, для Бога?»

Действительно, невдалеке на возвышении стояло большое кресло. Пустое. А рядом – охранник. Предположение о Страшном Суде по-прежнему казалось самым логичным, и оно вновь успокоило Тестера. И тут к нему подошёл высокий охранник в офицерской форме, с пистолетом в кобуре. Он чётким жестом вытащил из кармана блокнот, карандаш и скомандовал:

– Ну, рассказывай, братец! Кто такой? Имя, фамилия? Род занятий?

Глава третья

1

Первым объектом всепоглощающей страсти городского паренька Артема Бардина стали отнюдь не компьютеры и сотовые телефоны: и того, и другого тогда ещё не было и в помине. Его первым увлечением стала… музыка. Артем закончил музыкальную школу, а затем – и училище по классу аккордеона, попутно весьма сносно освоив несколько других инструментов. Но лишь только отгремел туш и отзвенели бокалы училищного выпускного вечера, Артем задвинул футляр с аккордеоном на самую дальнюю полку в кладовке и больше никогда о нем не вспоминал. Музыкантом он считал себя только тогда, когда играл в школьном ансамбле (а потом и в училищной группе) на клавишных инструментах. А аккордеон был только «прикрытием». Для родителей.

«Юность» – первая «клавиша» (или «ионика», как говорили тогда), на которой играл Артем в школе, считалась в те далёкие времена чуть ли не чудом техники. Однако в училище у него был уже двухмануальный гэдээровский «Фармейшн», к которой позже прибавилась стильная «Вермона-пиано-стрингс». А в армии… В армейской самодеятельности рядовой Бардин играл не на чем-нибудь, а на настоящем «Корге», потрясая приходивших на концерты и танцы окрестных парней и девчонок точным копированием клавишных «соляков» из «Пинк Флойд» и «Дип Перпл» (а также – из «Весёлых ребят», «Машины времени» и барыкинского «Карнавала»).

Но вот появились секвенсоры и японские «балаболки», и стало возможным заменить кучу музыкантов одним-единственным инструментом, возможности которого казались безграничными. Технический прогресс смел с эстрад и танцплощадок весёлые, непохожие друг на друга, но очень громоздкие (и дорогие) группы, усадив на их место скучноватую, но весьма экономичную пару «клавишник-вокалист»…(гм, и только лишь для того, чтобы всего через несколько лет сменить ее на ещё более скучного и ещё более экономичного вокалиста с «минусовкой» в кармане).

Для Артема же тот период стал поворотным: его увлекла не столько творческая, сколько техническая часть новой музыкальной эпохи. Секвенсоры и синтезаторы, ритм-боксы и другие разнообразные электронные «примочки» стали предметом его ежедневных многочасовых занятий. Артем прослыл в музыкальном мире города настоящим профессором электронно-аранжировочных наук, непревзойдённым знатоком формата «миди», и лучшие вокалисты считали предметом особой гордости иметь в своём архиве «минусовку от Бардина». Артем бесконечно совершенствовал свой арсенал и мечтал об универсальном музыкальном устройстве, способном сделать работу аранжировщика свободной от нудного прописывания «степом» инструментальных партий, бесконечного редактирования бесчисленного числа параметров и вообще, от всяческой подобной рутины.

Но именно тогда, когда в его квартире появился первый музыкальный компьютер «Атари», Артем окончательно свернул на дорогу, уводящую его всё дальше и дальше от музыкального творчества. Не прошло и года, как распроданные и раздаренные друзьям синтезаторы, секвенсор, драм-машина и прочие «прибамбасы» освободили место для «чуда чудесного» – персонального компьютера, на котором бывший музыкант Бардин и начал познавать премудрости новой для себя профессии.

К тому времени Артем повстречал Надежду, а года через два (Бардин ничего не делал наспех и все серьёзные дела скурпулёзно просчитывал) к ним присоединился грамотно спланированный и точно в срок появившийся Илюшка. К чести этой замечательной семьи, занимавшей крошечную часть жилфонда огромной страны, двери их небольшой квартирки всегда были открыты друзьям: и старым, «музыкальным» друзьям, и новым, «компьютерным», а иногда – и тем и другим сразу! Какие вечеринки там проходили, какие темы обсуждались там за рюмочкой коньяку, стопочкой водки, а, на худой карман, и за стаканом портвейна! «Полуторка» Бардиных стала местом, где любой думающий человек мог гарантированно встретить достойного собеседника, а то и единомышленника.

Вскорости Артем стал настоящим фанатом компьютерного дела, вовлекая в эту незнакомую ещё широким массам сферу своих менее опытных товарищей. Он легко вертел непонятными для них словами «хард», «софт», «монитор», «процессор», он пытался обучить этому абсолютно всех (причём, неизменно начиная с философии вопроса), но тщетно… Дальше управления игрушкой «Принц Персии» дело, как правило, не заходило.

Но права пословица: вода камень долбит. Артем в своих знаниях ушёл далеко вперёд, и по-прежнему витал в сферах, неведомых подавляющему большинству его друзей. Однако и компьютерная техника сделала солидный шаг по направлению к массовому пользователю (к «чайникам», проще говоря), и вскоре после появления 386 и 486 моделей каждый из той «могучей кучки» обзавёлся вначале служебным, а потом и личным компьютером. А кто их собирал и устанавливал на них программы? Конечно же Бардин! Чем, собственно, и начал понемногу прирабатывать на жизнь себе и своему немногочисленному семейству.

И вот пошли «Пентиумы»: первый, второй, третий, пошли новые программы, пошла дифференциация компьютерных пристрастий населения, появился доступный Интернет. И в недрах кучкующегося вокруг Артема интеллектуального сообщества всё чаще стали рождаться вопросы: а какие программы, какое «железо» из массы предлагаемых выбрать?

К кому обращаться: конечно же, к Артему: он протестирует, подскажет, посоветует. И вот, Артем Бардин уже почти стал Тестером.

Но по-настоящему Тестером он стал чуть позже, когда появились более-менее совершенные сотовые телефоны. Такие, которые можно было перепрограммировать («перепрошивать»), закачивать в них, кроме дубовых заводских рингтонов милые сердцу свои «звоночки», а ещё – любимые игры, любимую музыку, видеоклипы, картинки, книги…, а знатокам – и кой-чего посложнее: лингпаки, скины и прочую набивку. Это стало третьей, самой сильной страстью Артема, вобравшей дремавшую доселе в нем энергию первых двух увлечений. Наличие широких технических возможностей позволило в полной мере проявиться не только дарованиям Артема Бардина, но и его фанатичному стремлению к приобщению ближайшего окружения к объекту своей страсти.

Он не просто расширил свою «компьютерную» клиентуру за счёт «мобильных» услуг, он создал собственный сайт под в котором предлагал результаты своих тестирований всем желающим. Сайт моментально стал популярным: и в родном городе Бардина, и в стране, и далеко за её пределами. И на этом сайте, как некогда в бардинской «полуторке», каждый думающий человек мог гарантированно найти себе достойного собеседника, а уж единомышленника – и подавно…

А Артем Бардин стал для всех посетителей сайта просто Тестером. Вскоре так его стали называть не только друзья, но и жена с сыном, и даже тёща…

2

Тестер, пока рассказывал о себе офицеру, ухватил краем глаза у ближайшей стены какое-то едва заметное движение. Осторожно и быстро (пока офицер записывал в свой блокнот информацию о нем) Тестер посмотрел в ту сторону и увидел, что в стене имеется ниша, а в эту нишу забился давешний старикашка и с диким страхом в глазах смотрел на офицера. «Сумасшедший! – решил Тестер. – Что задумал, придурок? Сбежать со Страшного Суда?»

– Жалобы есть? – вдруг спросил офицер, не отрывая взгляда от блокнота.

– А? Что? Ах, да, есть. Тело плохо слушается! – ответил Тестер. – А скажите, я, правда, умер?

Офицер поглядел на него как-то странно: так дети смотрят через стеклянную бутылку на солнце. Улыбнулся:

– Ты, парень, ещё не привык. Вот привыкнешь – всё будет нормально! – он ещё раз посмотрел в свои записи, а Тестер – в сторону ниши со стариком. Тот замер и только хлопал глазами.

– А к чему привыкать-то? – запоздало спросил Тестер, но офицер уже ушёл.

Новый взгляд в сторону ниши. Дед оживился и теперь взмахами руки активно подзывал Тестера к себе. Достаточно долго игнорируя эти призывы, Тестер, однако, немало удивился дедовой настойчивости: от истекающего час назад слезами и соплями «синенького» старикашки такой прыти он явно не ожидал – дед просто из кожи вон лез, чтобы заставить Тестера подойти к занятой им нише. Наконец, Тестер не выдержал: оглядевшись, медленно, стараясь не привлекать внимания, он поднялся с койки и побрёл в сторону неугомонного старика. Подошёл. Стал – к нише спиной, чтоб охранники чего не подумали. Собрался было спросить: «Какого хрена тебе надо, дедуля?», как вдруг откуда-то из-за задницы послышался скрипучий голос:

– Уходить тебе надо, паря! Тикать, значить! Пропадёшь ты тут, ага!

– А ты, прям, всё знаешь тут, да? Ты-то сам кто? – вопросом на вопрос ответил Тестер.

– Я хто? Я – Дед Пихто! Как-то раз назвалси Пихтом, так по сиху пору Пихтом и кличуть! – старикашка сделал паузу, набрал воздуха. – Знаю я одну лазейку скрытную, ага! Да одному мне не сладить! Силов, боюсь, не хватит! Айда со мною!

– Да погоди ты! – громко прошептал Тестер, – Куда бежать-то, знаешь? Мы вообще – где?

– Сам толком не знаю! – прошипел дед Пихто. – А то, что знаю, опосля…, опосля расскажу… Ежли выберемси! – дед немного помолчал и вновь прошипел из-за тестеровой задницы: – Ну, идёшь?

Тестер замялся: уж как бы не было бы хуже…, хотя – куда уж хуже!

– Ну, чо задумалси? А-а! Молодежь! – дед сплюнул с досады и замолчал. Из ниши слышалось только его раздражённое сопение. Тестер всё колебался, хотя что-то внутри него говорило: надо бежать.

– Охранники смотрят! Я к тебе полезу, а они – за мной! И далеко мы так убежим? – наконец поведал Тестер Пихту о своих сомнениях.

– Об охранниках ты не беспокойси! Енто я беру на себя! Едешь или нет, мать твою итить? – Пихто аж подпрыгнул в своей тесной нише и, видимо, больно ударился головой, потому что сразу затих и некоторое время Тестер, кроме приглушённого мата, ничего не слышал.

– Погоди, а как ты с охранниками-то справишься, старикашка? Перебьёшь всех одной левой?

– А вона как! – с этими словами Пихто что-то дёрнул в глубине ниши и через секунду в противоположной стороне ангара раздался страшный грохот, словно там упала груда алюминиевых горшков. Кто-то громко закричал, а охранники – все как один – бросились на звук – наводить порядок. Вслед за этим Пихто сильно потянул Тестера за ногу, тот упал и был втащен стариком в нишу. Силёнок, однако, у дедка оказалось предостаточно! Таким образом старикашка не оставил Тестеру вариантов, насильно сделав его своим соучастником и это разозлило Тестера, не привыкшего, чтобы им управляли. Но предпринимать что-то иное уже было поздно: их безумный побег начался. Выбив ударом ноги какую-то фанерку, Пихто вылез наружу и помог выбраться Тестеру.

Снаружи был лес, и было солнце. Тестер стал было отряхиваться и озираться по сторонам, да старикашка и здесь не дал ему времени: схватил за локоть и потащил прочь от Обители. Долго вслед за дедом кондыбал Тестер на своих непослушных ногах, прячась за какими-то трубами, штабелями брёвен, свалками всякой всячины, перепрыгивая ямы и обходя кучи мусора, пока не увидел перед собой высокий частокол, ограждающий территорию. Здесь они остановились перевести дух.

– Вот здесь-то твоя подмога и нужна, паря! – сказал Пихто. – Копать надо-ть! Подкоп рыть. Как во городе было, во Казане, ага!

Но в голове у Тестера уже возникла идея получше. Он взял валявшуюся здесь же здоровенную доску, наклонно положил её на забор, и, разбежавшись хорошенько, перемахнул препятствие в один скачок. Правда, с приземлением малость не повезло (мягкие места – они не всегда мягкие!), но, слава Богу, ничего не сломал, не вывихнул. И то хорошо!

– Эй! Паря! А я-то как? – кричал в той стороны дед Пихто. – Я так-то, на манер горного козла, прыгать не умею-та! Ага?

Тестер замялся. Подбежал к забору, подпрыгнул, подтянулся…. Дед пытался на карачках ползти по доске. Выглядел он жалко.

– Верёвка есть? – спросил Тестер.

– Дык откудова? – еле держась на доске, ответил Пихто. – Была бы, верно повесился бы давно уж! Ага! Вы-ы-тащи меня, соколик, христом богом прошу…!

Да, видать, не судьба была деду перелезть забор. Тестер краем глаза увидел приближающегося слева охранника и, крикнув Пихту «атас!», спрыгнул с забора и юркнул в кусты. Пихто оглянулся, тоже увидел фигуру в камуфляже, но уже было слишком поздно. В последней отчаянной попытке старик кое-как поднялся на ноги и, шатаясь, пошёл вверх по доске. Уже и голова его показалась над частоколом…

Спрятавшийся в кустах Тестер слышал, как зашёлся автомат в руках охранника, увидел, как пули в четырёх или пяти местах разорвали дедовский халат, и как рухнул Пихто вместе с доской на землю…

За частоколом поднялся гомон: видимо, подбежали другие солдаты, стали кричать и ругаться, перебивая друг друга, а затем, как понял Тестер по доносящимся звукам, схватили Пихту за ноги и потащили в ангар. Вскоре всё стихло.

3

Сидящий в кустах Тестер, остолбеневший от произошедшего, долго, очень долго не решался даже шелохнуться. Его била дрожь. Ему казалось, что там, за частоколом кто-то сидит и внимательно наблюдает за кустами, готовый выстрелить на малейший шорох. Но, вместе с тем он понимал, что оставаться здесь не менее опасно: рано или поздно его начнут искать, а… что тут искать: вон – забор, а вот – кусты. А, может быть, его уже ищут, и сейчас люди в камуфляже вернутся, и прямо здесь, как Пихту, изрешетят пулями. А вдруг у них есть собаки, и они спустят на него собак?

Ведь, как он теперь знал, здесь мёртвого человека можно ещё раз убить.

Несчастный, так толком ничего не понявший Тестер, чья душа разрывалась на части страхом быстрой смерти с одной стороны и страхом смерти отложенной – с другой, никак не мог принять решения. Наконец, на его счастье, начало темнеть, Тестер вылез из кустов и медленно побрёл прочь от частокола, ежесекундно ожидая от спрятавшегося в засаде снайпера выстрела в спину. Болела голова – от бесконечных безответных вопросов, болела задница, на которую он не совсем удачно приземлился, перепрыгивая ограждение…, но самой сильной болью отдавалась смерть этого старичка, деда Пихты, кровавым пятном расплывшаяся на его совести. Всё ещё дрожа от пережитого и переживаемого страха (адреналин бурлил в его жилах и никак не хотел угомониться), Тестер, словно располневший циркуль, кондыляя на негнущихся ногах, вышел на поляну, посреди которой рос огромный одинокий дуб. Идти дальше не имело смысла, так как всё равно уже было почти ничего не видно, и Тестер решил, что под густой кроной этого лесного исполина, или в самой его кроне наверняка есть подходящее место, где мог бы переночевать одинокий компьютерщик. Адреналин кипел в крови, тело не слушалось, настроение было препоганейшее.

Дуб был знатный: настоящий великан, ветви которого, казалось, уходили в глубокий космос. Тестер оглядел дерево, а затем уселся на землю, привалясь спиной к огромному стволу. Как-то быстро стала проходить боль, и страх постепенно отпускал разум, возвращая ему способность мыслить.

Тестер подвёл неутешительный итог дня: он так и не понял, куда его занесло. Слова «Обитель» и «Великий Владыка», оброненные Лениным в «дурдоме», пока не давали практически никакой понятной информации. Дед Пихто, насильно, вопреки желанию Тестера, «выпихнувший» его за пределы этой самой «Обители», и обещавший «опосля» всё рассказать, погиб от пуль охранника. А вопросы остались.

Вопросы, вопросы, вопросы…. Вот эти охранники: зачем они? Если все, находящиеся здесь, умерли, то зачем убивать их повторно? Шум и крики за деревянной перегородкой в ангаре, куда его не пустил амбал с автоматом: что это было? Офицер, записывающий данные: зачем записывал? Надо ждать, когда кто-то позовёт и надо к чему-то привыкать: кто позовёт и куда, к чему привыкать и зачем? И главное: как это друг с другом сочетается, как склеивается? И самое главное: что ещё, какие ещё неожиданности уготованы Тестеру здесь? Вдруг это место населено какими-нибудь ползучими тварями? Тогда лучше провести ночь на ветвях дуба. А если твари – летающие, тогда где? У Тестера голова шла кругом.

Адреналин в его крови немного угомонился, и тут же налетела тяжёлая волна усталости. Тестера начало клонить в сон и перед лицом этой приятной во всех отношениях необходимости, он начал быстрее искать решение проблемы обустройства ночлега. В конце концов, придя к выводу, что неожиданности – они на то и неожиданности, чтобы их не нужно было ожидать, и что ползучие твари гораздо неприятнее летающих, Тестер решил провести ночь в ветвях дуба. Слипающимися от сна глазами, он ещё раз оглядел великана. Да, лазить по деревьям, конечно, не совсем обычное занятие для сорокалетнего (и, в общем-то, не худенького) мужика, но, как говориться, решение принято.

Тужась и кряхтя, кое-как управляя своим непослушным телом, Тестер полез наверх. В целом, это оказалось не очень сложным делом – ветви дуба росли более чем удобно – и через пару минут он уже сидел на широком разветвлении и смотрел по сторонам. Недалеко горело огнями странное сооружение, из которого он чудом выбрался, с других сторон надвигалась абсолютно чёрная тьма.

«Ну, что, старик, – сказал себе Тестер, засыпая, – жив, и – слава Богу! Хотя, всё-таки, странно, что умершие «там» могут умереть ещё раз «здесь». И, раз я не умер второй раз, значит, по местным меркам, я ещё жив. Вот понять бы: где именно жив, в какой чужбине…, и для чего…. А может быть и нет смерти никакой вообще?”

Он вздохнул.

«Ну, да ладно: утро вечера мудренее, завтра мож чего и узнаем!» С этими мыслями смертельно уставший Тестер, неожиданно удобно устроившийся на ветвях дуба, мгновенно заснул.

Глава четвёртая

1

А в Обители не спали…. Впрочем, там никогда не спали. Охранники стояли в шеренгу в большой белой комнате, наполовину забитой всякой ерундой: стульями, столами, какими-то ящиками… Виноватые взоры охранников были устремлены в пол. С краю шеренги стоял Ленин и говорил сбивчиво, картавя и заикаясь больше обычного:

– Влад-дыка, он ведь совег’шенно н-невоспитанный молодой ч-человек! Я говог’ил ему: «у-успокойтесь, сейчас стаг'ший пг’идет!» А… а он и с-слушать не стал! Удаг’ил м-меня, инстг’умент отобг’ал! Пг’осто антисоциальный, а-антипаг’тийный элемент, товаг’ищи! Такие не н-нужны нашей г’еволюции! Я…

– Хорош Картавого строить, не в театре! – прервал его властный голос. – Это на Красной Площади за это тебе лавэ платили, а здесь хрена тебе чего будет!

– Простите, Владыка, привык, трудно отвыкнуть! – извинился «Ленин» совсем другим голосом, без грассирования. Да, в «той жизни» он действительно изображал Ильича на Красной Площади в Москве, имел за это неплохие «бабки», из-за чего, собственно, и попал сюда, в Обитель… Но об этом «Ленин», разумеется, распространяться не стал, так как знал, что Владыка не любит пустозвонства…

– Почему бородатого не догнали? – обратился Владыка к охранникам. – Кто в приёмнике дежурил?

Охранники все, как один посмотрели на того самого амбала, которого Тестер повстречал у бревенчатой перегородки. Тот помялся немного, но потом, собравшись с духом, выпалил:

– Учитель! Дед Пихто не сразу раскололся, только когда пообещали, что, мол, слово перед Владыкой замолвим…ну, чтоб не казнить.… Тогда он и сказал, что их двое было. А мы-то думали – один дед, бородатого-то не видели! Вот и не стали догонять…

Вновь тишина. Тот, к кому они обращались, стоял к ним спиной, глядя в черноту ночи за окном. Выражения лица его они не видели, поэтому страх не убавлялся, а рос с каждой минутой тишины. Кто-то из охранников толкнул локтем амбала, мол, говори, говори.… Но тот только взглянул в ответ обречённо (бесполезно, мол!) и, вздохнув, снова уставился глазами в пол. Тишина росла, вместе с ней нарастал и страх неизвестности. Наконец тот, кого называли Владыкой и Учителем, не поворачивая головы, медленно произнёс:

– Слушайте сюда, ханурики! За то, что облажались, вам – предупреждение! Последнее предупреждение! При повторе с каждым будет вот так!

И Владыка, быстро развернувшись, нажал что-то, что было в его руке. Амбал, лишь успев коротко вскрикнуть, словно вспыхнул странным жёлтым пламенем и… исчез. Остальные, в их числе и Ленин, отпрянули назад, в ужасе прячась друг за друга.

– Что трётесь, плесень! А ну, быстро по местам! И помните: этот косяк у вас всех – последний в жизни! Сказал – и отвернулся к окну.

Толкаясь и чуть не сбивая друг друга с ног, охранники поспешили исчезнуть из комнаты. Но Владыка недолго оставался один: в дверь без стука зашёл здоровый бритый мужик с длинной чёрной бородой и наколками на обеих руках. Владыка, не поворачиваясь, обратился к нему:

– Слыш, Шамиль, ты своих бойцов собери, да завтра этого хрена бородатого излови! Компьютерщик он – не то, что этот сброд! А потому нужен мне здесь! А вдали от нас он может много худого принести! Чую я …

– Понял, Пахан, да! Найдём парня, можешь нэ сомневаться! Ты меня знаешь!

Владыка повёл плечами:

– Да всех я вас знаю, уроды лагерные!

Шамиль как-то недобро засмеялся, но Владыка жестом остановил его и прислушался. Вдали что-то угрожающе загудело. Через минуту пол у них под ногами задрожал и все предметы, находившиеся в комнате Владыки, отозвались стуком и звоном.

– Трясучка идёт, – негромко сказал Владыка. – Опять она, зараза…

– Эрунда! – небрежно бросил Шамиль. – Нэ сильный трясучка. Нэ опасный!

– Вроде того,– задумчиво согласился Владыка и повернулся к чеченцу. – Ну, ладно, иди пока покемарь…

2

То, что в Обители пренебрежительно называли «трясучкой», а для Тестера явилось очередной непонятностью этого мира, случилось глубокой ночью. Тестеру снился какой-то дикий сон: плывёт он на своём диване по бушующему океану, кругом акулы, диван сильно качает, а акулы пытаются перевернуть его и откусить ему, Тестеру, ноги.

Проснувшись в холодном поту, он увидел, что нет никакого дивана и нет вокруг никакого океана, но дуб, на котором он так удобно устроился на ночлег, неслабо раскачивался, будто хотел сбросить Тестера наземь.

Ветра, однако, не было.

«Так отчего же качается дуб?» – не понял Тестер, изо всей силы пытаясь удержаться на ветвях, но тут же сообразил, что, находясь на земле, думать об этом будет безопаснее: дерево разошлось не на шутку, и правильнее было бы добровольно помочь старику-дубу, не дожидаясь, пока он достигнет желаемого и шмякнет Тестера с десятиметровой высоты о сыру землю. И – быстрее, быстрее, быстрее…

Кое-как, цепляясь за ветки и царапаясь, Тестер спустился с дерева, отбежал от него шагов на десять-пятнадцать, остановился и… обомлел: вокруг всё ходило ходуном! Земля под ногами вздыбливалась и опадала, так, что трудно было стоять – как будто это была никакая не земная твердь, а волны морские! Землетрясение? Да нет, при землетрясении такого, вроде, не бывает (и внутренний голос тут же съязвил: «Ну, ты, конечно, видел землетрясения, и знаешь, как бывает!»)