Обречённый на одиночество. Том 1

Ташта посмотрел на притихшего Муоцу.

– Но так будет не всегда, Муоца. Нет, не всегда так будет. Скоро, очень скоро время начнет свою зловещую игру. Добро и зло, правда и ложь перемешаются, переплетутся в запутанный клубок. Невозможно будет отделить светлое от темного, чистое от смрадного. Народы, не сумевшие сохранить кровь свою в чистоте, нарушившие запреты мудрых предков, накличут на себя великие бедствия. Вся земля на несколько столетий превратится в одно сплошное поле битвы. Малые народы растворятся в больших, большие же народы будут без конца воевать друг с другом. Древние законы, испытанные временем обычаи и устоявшиеся в сознании людей традиции объявят устаревшими и изжившими свой век, их будут подменять новыми законами и правилами, сочиненными властолюбцами в угоду самим себе. В душах людей возобладает все низменное и рабское, благородство же, верность и честь будут изгнаны и осмеяны. Человека будут заставлять почитать как Бога такого же, как он, человека, воспротивившегося этому отправят на плаху, и топор палача опустится на его шею, отсекая от тела мятежную голову… Страшные грядут времена… страшные времена…

Старец снова затих. Слабый ветерок, проникавший в пещеру, слегка шевелил его бороду. Лицо, изборожденное вдоль и поперек проржавевшим плугом неумолимого времени, с каким-то обреченным, но стоическим достоинством повернулось навстречу дуновению. Глаза, потускневшие от печали и старческой немощи, придавленные их тяжелой и непреклонной печатью, медленно прошлись по висящим на стене доспехам и оружию. Казалось, этот металл, когда-то обнимавший тела к,онахов и мехкарий, познавший силу их рук и отвагу их сердец, что-то рассказывал старцу. И не было сомнения в том, что тот прекрасно понимал этот немой язык.

«Да, да, – кивал головой Ташта. – Говорить должен тот, кому есть что сказать… Помню, все помню… Не пропадет, ничего не пропадет зря. Ничего не забудется… И пусть для каждого наступает час, когда к жизни земной приходится повернуться спиной, легкие перестают вдыхать живительный воздух и тело просится в свое первозданное естество. Пусть! Смерть не в силах перечеркнуть все. Смерть – еще не конец!»…

Взгляд Ташты остановился на старинных письменах, выведенных на стенах пещеры. Его глаза, еще мгновение назад напоминавшие пасмурное осеннее небо, стали медленно проясняться, густые брови грозно насупились, иссохшая, но все еще достаточно крепкая рука сжала рукоятку короткого меча.

– Слушай меня, сын благородного Акты, внимательно слушай! Помни эту пещеру, бывай здесь… хотя бы раз в году. Это сердце земли твоих отцов, негаснущий очаг души твоего народа! Дорога любого к,онаха, через какие бы далекие земли и страны она не пролегала, непременно должна приводить его к Туш-Ламу. Нет и не может быть для истинного сына славного племени нахов пути мимо этой священной горы! Не может! Иначе – все! Иначе – конец всякому порядку! Иначе все напрасно – и слова, и дела! Иначе – рухнет мир… Когда наступят времена великих потрясений и огромные волны ужасных бедствий станут одна за другой накатывать на землю нахов; когда враг, не сумевший извести наше племя, станет разрушать его духовные крепости, наполняя души и сознание потомков наших ложью и скверной – зашатаются основы жизни. Война, которая будет длиться долгие века, лишит их возможности хоть на короткое время отложить оружие и заняться созидательным трудом. Племя нахов будет сокращаться, вместо того чтобы расти и процветать; города, крепости и селения превратятся в руины… Великое зло… страшным мором пронесется оно по этой земле. Города уменьшатся до башен, селения превратятся в хутора; погаснут тысячи очагов, и сотня сожмется до десяти; цветущие сады зарастут бесплодным кустарником, в заброшенных хлевах поселятся дикие звери… И племя нахов дойдет до крайней черты, за которой только пустота и тлен…Но нет! Небо никогда не сольется с землей, реки никогда не потекут вспять и семя Турпал Нохчо тоже не переведется на этом свете! Оно будет жить! Вопреки всему!.. Когда враг загонит его в тесный угол, когда старинные обычаи и законы станут отступать под натиском ложных новшеств, когда начнут одна за другой рушиться духовные крепости, немногие оставшиеся в живых к,онахи с последней надеждой обратят свой взор в сторону Туш-Лама. Эти славные юноши и девушки, благородные потомки великих предков, ступят на дорогу, ведущую к пещере, в которой мы с тобой находимся. Здесь они найдут ту опору, которую все эти годы искали, здесь обретут ту силу, с помощью которой остановят разгулявшееся воинство зла…

Ачакан Ташта встал, выпрямил сгорбившуюся спину и расправил сутулые плечи.

– Тептар! Священный Тептар Нахов! Именно в этой пещере хранили во все времена наши славные предки Тептар. Он и сейчас здесь. Наступит час и предводители нахов снова соберутся на Поляне Тептара, сядут в круг и будут держать совет, как это не раз бывало на протяжении веков и тысячелетий… Судьба своенравна, Муоца, таинственны и непредсказуемы ее пути. Никого она не одаривает непреходящим счастьем и никого не наказывает вечным горем – ни отдельного человека, ни целые народы. Всякое хорошее обязательно когда-нибудь кончается, есть свои пределы и у плохого. Когда время, сплетая в бесконечную веревку года и столетия, накручивает отведенные ему земные круги, все приходит в расстройство – и природа, и мысли человека. Уставший бык начинает мотать головой, сотрясая тяжелую ношу, волей Селы водруженную на его рога, будто пытаясь скинуть ее в бездонную черную пустоту. Моря начинают разливаться, горы извергаются пламенем. Навлекшие на себя гнев Небес города и селения уходят под землю. Один за другим начинают рушиться казавшиеся незыблемыми крепости на земле и в сердцах людей. Обычаи, чистые и благородные, как намытое в горной реке золото, начинают покрываться скверной сомнений и разочарований. Человек, вышедший за рамки древних канонов, становится жалким и презренным, как трус, упавший на колени перед врагом. Проходят дни, месяцы, годы, пока взбесившаяся жизнь не возвращается в свое обычное русло. Одни народы исчезают навсегда, другие, обессилевшие и обескровленные, превращаются в рабов. Разбойничьи шайки, отбившиеся от тех и других, объединяются и объявляют себя новым народом. Возникшие таким образом народы со временем приносят неисчислимые бедствия всему человечеству. Но недолгим бывает и их век. Не спасают их ни огромное войско, ни тучные земли, захваченные у других народов. Любое дело, начатое со злым умыслом, непременно и завершиться должно злом, а порядок, не основанный на благородстве, не есть порядок. Народ, у которого нет дня вчерашнего, не может рассчитывать на день завтрашний, ибо не может быть дерева без корней. Тишина не рождает эхо… Такое не раз происходило на этой земле до нас, Муоца, такое будет происходить и после нас… Чтобы семейство Турпал Нохчо смогло сохранить себя в День Определения, когда начнут отделять правду от лжи и добро от зла; чтобы сберечь устремленную в небо древнюю башню, возведенную всем народом, вокруг которой смогли бы вновь собраться нахи, рассеянные по лику земному; чтобы предводители нахов провожали год уходящий и встречали год наступающий вокруг Котла Согласия; чтобы потомки наши не отрывались от своих корней, у нас должна быть общая для всех духовная святыня. И тысячелетия назад, и на тысячелетия вперед эта святыня была, есть и будет только одна – Туш-Лам. В этой самой пещере, в которой мы с тобой сейчас находимся, и в лоне этой горы спрятали в стародавние времена предводители нашего племени Тептар Нахов. Наступит время, когда эти письмена раскроют, чтобы довести до всех людей на этой земле их истины. А до тех пор долг настоящих к,онахов – беречь тайну горы и пещеры. А к,онах, посвященный в эту тайну, непременно должен избрать последним своим приютом старинный склеп на склоне Туш-Лама. Такова воля предков. И потому, Муоца, когда и для тебя настанет тот час, который сегодня наступил для меня, ты должен быть уверен в человеке, который проводит тебя в склеп избранных…

Когда Звезда Двух Жизней Воина23 тридцать три раза пронесется по небесному своду, народы снова сойдутся в жестокой схватке. Истерзанную, измученную землю снова зальют человеческой кровью. Застонет от боли и страданий и земля нахов. Обрушившиеся на их Отчизну бедствия и собственное бессилие доведут до полного отчаяния к,онахов и мехкарий. Наступит День Определения… Вооруженный знаниями своего времени и обогащенный мудростью прошлых поколений, повидавший мир и не оторванный от своей земли, прекрасно разбирающийся в хитростях и коварстве врага, изучивший его законы и повадки сын племени нахов взойдет на священную гору. Он откроет эту медную дверь и чистым, понятным языком провозгласит потомкам Турпал Нохчо истинное Слово предков, их мудрые Заветы. Изведенные тяжелыми думами к,онахи примут Тептар как великий дар. Изможденные тела наполнятся силой, скорбные лица прояснятся! Народ, снова познавший свою истинную суть, возродится! Башни снова станут городами, хутора превратятся в большие селения; зажгутся тысячи новых очагов, и сотня снова станет сотней; сады опять зацветут, в хлевах будет плодиться скот…

Наблюдавший за Таштой Муоца видел, что тот мысленно переживал все то, о чем рассказывал. Внутреннее напряжение отчетливо читалось на его морщинистом лице. Казалось, тяжелые годы жизни и мрачные картины будущего навалились на него с новой силой, как бы пытаясь прогнуть это состарившееся тело и могучий дух.

Старец снова сел.

– До того, как покинуть мир живых, я должен был показать тебе эту пещеру и рассказать о ее тайне, – продолжил он после недолгого молчания. – Таково было решение Совета Страны. Но не думай, что ты получил от нас какой-то дар. Нет, сын Акты, это не дар. Это тяжкий груз, который тебе на протяжении всей жизни предстоит нести на своих плечах. Это твой долг, Муоца. Долг перед народом и предками. Священный долг перед прошлым и будущим! Оберегать пещеру и путь к ней отныне предстоит тебе. Об этом месте не должен знать ни враг, ни даже друг. Перед тем, как ты пойдешь той дорогой, по которой пойду сегодня я, выбери самого достойного, лучшего из лучших среди сынов нахов и приведи его сюда, как сделал это я. В свое время тот приведет следующего… – Ташта резво вскочил. – А теперь идем! Я выполнил свой долг. Проводи меня к Селе. Мое старое тело должно упокоиться в склепе Туш-Лама…

Переложив на Муоцу ответственность за пещеру и ее тайну, Ташта облегченно вздохнул, словно с плеч его свалилась тяжелая ноша. Он вышел из пещеры, сопровождаемый своим спутником, но дальше уже пошел не по той тропинке, по которой они шли сюда, а повернул на восток. Обогнув скалу, нависающую над входом в пещеру, Ташта начал спускаться по склону, покрытому огромными дубами в два, а то и в три обхвата. Листва на их густых кронах наполняла весь склон удивительно мягким, но вместе с тем до боли в сердце тоскливым шелестом. Притихли и обитатели леса, словно почувствовали торжественность происходящего на их глазах действа. Казалось, они в скорбной печали провожали старца, идущего держать ответ за свои земные дела перед главным Судьей. Только редкая птица лениво взмахивала крылом и тут же стыдливо затихала. Откуда-то со стороны доносился шум падающей на камень воды. Ташта сбавил шаг, прислушался и, еле заметно улыбнувшись, повернул на этот шум. С каждым шагом поступь его становилась тверже. Голова старца была гордо поднята, а широко открытые глаза уверенно смотрели вперед. Человеку, увидевшему старца в этот момент, и в голову не пришло бы, что тот идет к самому печальному из всех пристанищ, чтобы остаться там навсегда. Ачакан Ташта шел вперед с нетерпением юноши, боящегося опоздать на свидание с любимой, будто его и в самом деле впереди ждала какая-то радостная встреча, о которой он давно мечтал…

Ташта остановился перед устремленной вертикально вверх, словно стена боевой башни, гранитной скалой. Шедший следом Муоца не сразу увидел вход в пещеру, который был скрыт нависающими ветвями деревьев и густой растительностью. Молодой человек понял, что это за пещера. Он вдруг осознал, что увиденное и услышанное сегодня приговорило его быть погребенным не в родовом склепе, о чем мечтает каждый мужчина в этих горах, а именно здесь, в этой таинственной горе… И никто из его родных никогда не поклонится его останкам…

– Я останусь здесь, Муоца, а ты уходи. Перед тем, как вернуться к себе домой, предстань перед Советом Страны. Они расскажут тебе еще много того, что ты как хранитель тайны должен знать… У нас принято, чтобы тот, кто спускается в темноту, оставлял назидательное слово тому, кто остается под солнцем. Мое завещание будет коротким, – голос старца окреп и напоминал сейчас рычащий звон булата. – Народ, покинувший землю предков, перестает быть народом. Он не возродится до скончания света. И край нахов – всего лишь обычная земля, если сами нахи не живут в нем. Я завещаю к,онахам беречь и землю, и народ. Мечом и словом, духом и мыслью… Кто предпочел чужие обычаи и нравы своим, уже наполовину предал. Такой не должен обладать ни правом слова, ни правом руки. Да не изберут предводителем даже над тремя нахами того, чей корень не питался из недр этой земли, и да не достанется право возглавить народ тому, кто желает и добивается этого. Да не вырастут ни в одной нахской семье сыны, которые отделяют свое счастье от счастья народа. И да не осквернят никогда эту священную землю потом несчастного раба… Да останется земля нахов и впредь щедрой на доблестных мужчин и благородных женщин!

Положив свою руку, достойно послужившую Отечеству, на рукоятку меча, расправив плечи, с горделивым взором состарившегося орла, камнем падающего с небесной выси вниз, чтобы разбить о скалы свое уже бессильное тело, не желая влачить жалкое существование презренного падальшика, Ташта твердым шагом вошел в пещеру – последнее свое пристанище…

Муоца долго стоял, не сходя с того самого места, где с ним попрощался легендарный Ташта. Увиденное и услышанное не породило в его голове печальных мыслей. И на похоронах Ташты он себя тоже не чувствовал. Все его сознание, сердце и душа полнились гордостью за свой народ и к,онахов, которых он рождал. И в последний день своей земной жизни Ташта показал пример крепости духа и преданности двум великим святыням – народу своему и Отчизне! Муоца уже знал, что он не зря жил на этом свете, ибо имел честь лицезреть и слушать таких к,онахов, как Ачакан Ташта…

………………………………………….

Настало время, когда и Муоцу избрали членом Совета Страны… Пришел и он к пещере Туш-Лама, ведя за собой возмужавшего Болата. Срезая кусты и ломая стебли папоротника, освободили вход в пещеру. Как когда-то Ачакан Ташта, Муоца поведал и показал все, что должен был поведать и показать, завещая хранить и беречь тайну Туш-Лама следующему за ним посвященному. Потом обогнул скалу, спустился по склону, покрытому дубовой рощей, и стал перед гранитной стеной. Бросил последний взгляд на белый свет…

Вернулся и Муоцин Болат, проводив своего отца, Актин Муоцу, в склеп к,онахов…

…………………………………………………..

Снова я увидел своих пращуров уже через несколько столетий…

Мир оставался все таким же – жестоким и коварным… бессмысленно жестоким и коварным! Человек продолжал враждовать с человеком… будто главный смысл его пребывания на земле заключался только в том, чтобы убить или быть убитым… будто и замысел Создателя, заселившего эту землю бессчетным многообразием жизни, сводился лишь к одному – торжеству зла над добром, лжи над истиной и жестокости над милосердием…

Равнодушное и неумолимое время неслось по очередному кругу…

…Далеко на западе, вокруг города, заложенного вскормленными волчицей братьями, возникло огромное и сильное государство. Оттуда приходили вести, которые восхищали и вместе с тем удивляли нахов. О богатстве и могуществе этой страны, красоте его городов и воинском мастерстве полководцев ходили легенды. Нахи, сами великолепные воины и не менее искусные строители, воздвигавшие башни и крепости на неприступных вершинах гор, умели ценить и уважать доблесть и трудолюбие, в ком бы они ни проявлялись. И каждый раз при упоминании народа Рима они не скупились на самые возвышенные эпитеты. Наряду с этим там творились и мерзкие вещи. Настолько уродливые, что к,онахи, несмотря на все свое богатое воображение, не могли даже представить их себе. Еще более удивительным было то, что такие постыдные дела не считались недостойными. И уж вовсе поражало, что эти гадости стали обычным делом не только среди рабов, но и в обществе якобы благородных людей. К,онахам, привыкшим ценить честь человека (и женщины, и мужчины) выше всяких святынь, было трудно поверить, что такие нравы никем не осуждались и даже стали нормой жизни. Однако, судя по всему, о далекой стране говорили правду – не могли же все купцы, посещавшие города Кавказа, сговориться между собой и просто из праздности обманывать нахов, оказывавших им гостеприимство и обеспечивавших на своих землях безопасность их караванам.

По весне очередной восточный караван пересек Каспийское море и высадился на землю нахов. В пограничном тупе24 хозяева каравана сообщили, что они намерены добраться до Рима, чтобы продать там дорогие ткани и приправы, которые везут из далеких восточных земель. Узнав об этом, двое молодых людей, уже больше месяца дожидавшиеся каравана именно в Рим, примкнули к купцам, намереваясь дойти с ними до столицы империи и своими глазами увидеть чудеса, которые ему приписывали. Караванщики с радостью приняли молодых людей. Путь был неблизкий и довольно опасный, а двое молодых, крепких и, по всей видимости, искусных в ратных делах защитников, вдобавок к тем воинам, которые сопровождали караван, им никак не помешали бы. В мужестве же этих людей сомневаться не приходилось. Блеск в глазах и суровые, несмотря на молодость, черты говорили о многом, особенно караванщикам, чей промысел обязывал обладать умением разбираться в людях с первого взгляда. На караванном пути не раз случались схватки с шайками разбойников, подстерегавших добычу в самых неожиданных местах. Хотя правители земель и брали с караванов дань за безопасность на своей территории, в нужный момент эти защитники редко оказывались рядом. Поэтому дорогие товары караванщиков, да и жизни их тоже, оставались под защитой одних только небольших отрядов, нанятых перед выходом в далекий путь. Прекрасно зная об этой опасности, никто из купцов не был против того, чтобы их охрана усилилась еще двумя воинами. А если к тому же они из нахов, тем более. О доблести свободных горцев им не раз доводилось слышать не только от их друзей, но и от врагов.

– Что за дела ведут вас в далекий Рим? – спросил на чистом нахском наречии один из караванщиков, довольно моложавого вида старик лет шестидесяти, пристраиваясь к молодым людям, которые ехали немного в стороне. Судя по всему, этот человек был в караване за главного. Смуглая кожа лица, совершенно лысая голова с редкими волосинками на темени, огромный красный нос, блестящий от выступающего из всех пор жира, и редкая, но длинная белая борода… Нет, нельзя было назвать его симпатичным человеком, не согрешив при этом против истины. – Там человек очень легко может потеряться. Правда, есть в этой стране и красивые города, и увеселительных мест тоже предостаточно, но зла и жестокости еще больше. Ваш свободный Кавказ не та страна, которую можно променять на порочный Рим.

– А мы никогда и не считали, что Рим, со всеми его красотами и величием, лучше Кавказа, и ни за что не променяем родную землю ни на какую другую, – ответил один из молодых людей, тот, что сидел на сером коне. Хотя он и казался немного старше своего спутника, но ехал по левую руку от него. Купец, прекрасно знакомый с обычаями нахов, тут же определил, что ему ответил младший из двоих. – Мы не собираемся задерживаться надолго в Риме, не намерены мы и поселиться там. Ни там, ни где-либо еще. Мы покидаем эти горы ненадолго. Ровно настолько, чтобы повидать мир, узнать новые народы, ну и себя немного испытать. И не намерены вернуться до тех пор, пока у нас не будет что рассказать тем самодовольным юнцам, которые думают, будто дальше гор, которые они видят с крыш своих башен, и земли-то никакой нет.

– Ну что ж, неплохое желание, совсем неплохое. Желаю удачи. Если вам удастся вернуться живыми и здоровыми, можете не сомневаться, вам будет что рассказать не только юношам, но и бывалым старикам тоже. Этот мир огромен, немало в нем удивительных вещей. Много чудес римляне собрали у себя. Меня зовут Самайл. Долгие караванные пути не первый раз ведут меня в Рим. Мне хорошо известны нравы римлян и их законы. Когда мы доберемся туда, я покажу вам много интересных мест, познакомлю с известными и влиятельными людьми. Для тех, у кого там нет друзей или знакомых, Рим довольно опасный город.

– Спасибо тебе, старик. Я Астамаран Бага, а это – мой двоюродный брат Оздамаран Буга. Мы рады, что нашим попутчиком оказался человек, который знает Рим. Для таких неопытных людей, как мы, это большая удача. С удовольствием проделаем этот путь в вашем обществе. И советы ваши примем с большой благодарностью.

Караван медленно поднялся на хребет. Самайл придержал коня, глубоко вдохнул удивительно ароматный воздух и окинул взглядом открывшийся с высоты хребта простор.

– Кажется мне, молодые люди, что природа, наряжавшая землю, дошла до вашего Кавказа в момент наивысшего вдохновения. Она вволю порезвилась в этих краях. Чудесные места, просто чудесные! И люди все благородные, красивые и стройные, как и сам этот край. Обильный край, словно улей на опушке липовой рощи. Леса, полные дичи, кишащие рыбой реки, сочные пастбища. Человеку, желающему наслаждаться настоящей жизнью, следует жить только здесь. Но… людям, владеющим этими землями, надо все время быть начеку, оберегая их от чужих глаз и рук, как молодую жену старого мужа! Ну да нахам ли с этим не справиться?! Расскажите, молодцы, что нового в ваших краях, на таинственной земле нахов? Много ли произошло изменений с тех пор, как я проезжал здесь в последний раз? Кажется, это было лет десять назад… Да, десять лет… Как время-то летит!..

– Не знаю, Самайл, что вы увидели десять лет назад и насколько хорошо изучили нас и наши земли, – ответил Астамаран Бага. – Десять лет назад мы были еще юнцами. Наш возраст не позволял нам сидеть в кругу к,онахов во время обсуждения ими важных дел. Мы тогда всего лишь слушали рассказы стариков, уже отошедших от дел и повесивших оружие на стену у очага. Но могу сказать, с тех самых пор, как мы с братом помним себя, в наших горах мало что изменилось.

– Когда-то я провел здесь два года. В ваших городах и селениях у меня было достаточно знакомых и друзей. Благородные люди и щедрые хозяева для гостей! Некоторых из них уже нет в живых, – печально добавил Самайл. – Да и от других давно уже не было вестей. Я уж столько раз давал себе слово свидеться с ними, провести хотя бы несколько дней в их обществе. Но все никак не получалось. И годы все прошли в какой-то спешке, все время в дороге, все время с этой вереницей верблюдов и мулов. Так и промотал свое время, как беспечный гуляка наследство отца. Думал, успею еще пообщаться с этими к,онахами, насладиться их мудрыми речами… Получилось, что сам себя обманул… А сейчас уже и поздно, состарился, а старому телу какой покой в чужом доме… Продолжу волочить свой век, пока не сойду в могилу где-нибудь на обочине караванного пути.

Бага попытался немного приободрить, поникшего было, старика.

– И не поздно вовсе, Самайл. Все вы успеете. О какой такой старости речь? Да вы выглядите моложе нас! И времени потребуется не так уж много. Устроим на отдых ваших товарищей и в течение какого-то месяца проведем вас по городам и селениям нахов. Посетите старых друзей, а заодно и новых заведете. В наших суровых горах и на просторных равнинах немало к,онахов, которые почтут за честь услужить чужеземному гостю.

– Благодарю вас, молодые люди. Спасибо… Ничуть не сомневаюсь, что вы сделали бы это… Я очень хорошо знаю нахов… И эти благодатные земли, которые не дают покоя алчным заморским правителям. Знаю, с какой завистью смотрят на Кавказ народы, находящиеся под гнетом тиранов… Свободная земля, свободные люди… Вы достойны такой жизни!

Перевалив за хребет Бёма25, устремленный с самой макушки гор на север, караван подошел к небольшой речке с мутными желтыми водами. Взору путников открылась роскошная долина. Она не раз упоминалась в древних нахских текстах и легендах. Много писали и говорили о ней мудрецы и ученые Востока и Запада. С юга долину окаймляли горы, с востока границу ее прочерчивал покрытый густым лесом Бёма, с севера одинокий горный отрог закрывал ее от холодных ветров и только на запад открывался ничем не ограниченный простор. Долина была не очень большой, в два-три дня караванного пути. С юга на север ее прорезали несколько рек и речушек. Самая большая из них, Орга26, была еще далеко впереди. Вскоре путники подошли к плотной стене дремучего букового леса. Нахи называли его запретным лесом. Никто не имел права здесь хозяйничать, даже просеку нельзя было прорубить без дозволения Совета Страны. В суровую военную пору леса эти становились для захватчиков неприступной крепостью. Сыны гор, как никто другой владевшие искусством лесного боя, даже незначительным количеством воинов сдерживали во много раз превосходящего по численности врага. Они умело использовали этот надежный щит из вековых исполинов, которые не поддавались ни топору, ни огню.