Неокантианство. Первый том. Первая часть. Сборник статей, текстов книг немецких мыслителей второй половины XIX – начала XX веков

Доказательство его объективной истинности заключается в том, что без него опыт вообще невозможен. «Априорность означает не хронологическое, а логическое отношение между понятиями» (т. 2/2, с. 76). Логические категории не предшествуют опыту, а конституируют его. В своей теории «Я» Риель приближается к эмпириокритицизму. Для него противопоставление субъекта и объекта, Я и не-Я не является изначальным. Первоначальное сознание остается индифферентным (т. II, с. 65f). Предметом исследования, согласно Риелю, всегда является общее, он ищет классы и законы. Только исторические науки занимают особое положение, но в отличие от Виндельбанда и Риккерта, Риель подчеркивает, что они тоже ищут причинно-следственные связи. Без них они были бы только «историографией», а не исторической наукой. Подлинно идеографических наук не существует. Но объяснительный метод истории не является механическим. Он не является единственным, удовлетворяющим нашу потребность в знании (т. 2/2, с. 356). Риель отвергает телеологическое объяснение еще более решительно, чем Кант. Психофизическую проблему Риель решает способом, характерным для его строго позитивного образа мышления, в смысле частичного параллелизма. Панпсихизм – это чистая спекуляция, фактически «фетишистская вера» (т. 2/2, с. 192f). Только определенные органические процессы сопровождаются процессами сознания. Многочисленные физические, а особенно химические опыты делают атомистическую структуру материальной реальности неопровержимой. – По сравнению с «Философской критикой» в «Философии современности» наблюдаются отдельные эпистемологические изменения мировоззрения, например, в отношении веры в реальность внешнего мира, которая теперь уже не кажется Риелю производной от ощущений.

Если Риель, таким образом, ограничивает научную философию рассмотрением эпистемологических проблем, то тем не менее он признает, что «мировая идея» философии еще не выполнена. Он создает для нее пространство в виде практического «учения о мудрости» (и уже в «Критике» т. 2/2, стр. 20f). Правда, метафизика не может снова стать философией, но остается проблема положительной ценности (более подробно рассматриваемая в «Философии настоящего»). Как чистая наука, философия безразлична ко всем ценностям, она описывает ценностную жизнь людей, но сама не выносит ценностных суждений. Но даже позитивные ценностные суждения не являются недостойными философа. Сократ и Ницше, видевшие в философе учителя культуры, являются образцовыми типами такого философствования. Это тоже познание, ибо Риель убежден, что существуют абсолютные ценности; но это не чистое познание, ибо только через творческий процесс ценности приходят в сознание. Открытие ценностей означает одновременно переживание ценностей, создание ценностей заново в самом себе. По этой причине философия ценностей больше не является чистой наукой, это нечто большее, нечто иное, чем наука: искусство направлять разум.

Учеником Риеля является Рихард Хёнигсвальд (родился в 1875 году, профессор в Бреслау), который также обращался в основном к эпистемологии точных наук.

В «Основах психологии мышления» Хёнигсвальд стремится показать, что судьбу психологии как методологически самостоятельной науки должны решить проблемы психологии и что психология мышления, независимо от ее отношения к «фактам», является философским сообществом принципов; сами философские задачи неизбежно наталкивают на психологические проблемы. Тем не менее, Хёнигсвальд отвергает поворот к психологизму.

Несмотря на экспериментальную методологию, психология не является естественной наукой, поскольку объект психологии «должен быть способен знать, он должен быть способен сказать Я самому себе, он должен быть субъектом» (стр. 224). Психология без души также должна облекать свои выводы в содержательную форму. Без содержательного понятия души нельзя говорить о развитии, реакции и т. п. Математика применима к психологии лишь в той мере, в какой психическое имеет порядок. «Психология также является наукой о действительности, а именно наукой о Я-отношении, которое реализуется в каждом притязании на действительность». Психология не только является объектом философии, как и другие науки, но и сама является философией.

В области педагогики Хёнигсвальд старается тщательно зафиксировать понятие педагогики и ее специфические проблемы, в результате чего она имеет право на существование там только как философский предмет. Да, согласно Хёнигсвальду, вся педагогика – это образование для философии и через философию, потому что вся педагогика – это передача «действительных ценностей» культуры (науки, искусства, морали, права, религии).

Позитивистские и кантианские элементы смешиваются также в работах Вильгельма Коппельманна «Untersuchungen zur Logik der Gegenwart», Берлин 1913 г. «Weltanschauungsfragen», Берлин 1920 г. «Was wissen wir von der menschlichen Seele?», Билефельд 1922 г. Вильгельм Коппельманн (родился в 1860 г. в Шютторфе, старший преподаватель в Мюнстере) также представляет неокантианскую точку зрения, но в довольно грубой форме.

Он отвергает марбургскую точку зрения и видит в данных смыслах некие конечные реальности, которые не могут быть далее разрешены в мысли. С другой стороны, он также подчеркивает важность мышления для развития реальности и исходит из априорных принципов.

По его мнению, логика делится на эпистемологию и формальную логику, которую он рассматривает как «учение о средствах и законах обмена мыслями». Эта точка зрения последовательно проводится, и для этого логические принципы также своеобразно переосмысливаются. Принцип тождества получает следующую формулировку: «При обмене мыслями значения, которые участники связывают со словами или идеографическими знаками или с привычными языковыми или идеографическими формулировками, должны быть и оставаться идентичными». Аналогичным образом, предложения исключенного третьего лица и достаточного основания становятся, по мнению Коппельманна, просто нормами интеллектуального общения. Далее, Коппельманн рассматривает в формальной логике «основные классы значений слов», сначала «слова для категорий». Следует различать категории ощущения и категории понимания. Последние (цвет, запах и т.д.) чисто субъективны, тогда как первые (положение, длительность, причина и т.д.) строят картину мира на основе сенсорной данности. В отношении проблемы понятий Коппельманн также допускает «смешанные значения слов» или «полупонятия, которые должны стоять посередине между чувственными представлениями и понятиями». Цель концептуализации описывается как просто «мышление-экономика». Из практических соображений реальность должна стать «исчислимой». – В теории познания Коппельманн отвергает мнение, «что связи и отношения нашей реальности имеют свою причину вне нас, что они существуют без нашего вмешательства, что они должны быть признаны нашим разумом как данные сами по себе». С другой стороны, он также утверждает, в противовес Когену и Наторпу, «что воспринимаемое или порядок восприятия есть нечто данное, неизменное и не зависящее в своем существовании от мысли». Но эта данность «совершенно отлична от объективного факта, реального, который может быть установлен только мышлением». Задача эпистемологии – установить принципы построения, в соответствии с которыми мы конструируем реальность. В результате получаются законы, которым реальность никогда не может противоречить, поскольку они повсеместно являются основой этого построения. Это относится как к пространственному, так и к временному построению реальности. В обоих случаях Коппельманн стремится раскрыть определенные априорные законы построения. В органическом мире учет цели является неотъемлемым принципом исследования. – Исследования Коппельманна часто отличаются своей тщательностью и рассмотрением многочисленных научных областей. Смешение неокантианского и позитивистско-прагматического подходов является своеобразным. – Коппельманн также предпринимает попытки дальнейшего развития кантовской этики в этической сфере. Согласно Коппельманну, этическим принципом является истина как условие всякого сообщества.

В своей книге «Weltanschauungsfragen» Коппельманн делает попытку получить мировоззренческий синтез (ср. Остеррейх, Джеллинек и др.) Результат таков: Из естественных наук, несмотря на все их достижения в деталях, нельзя получить ясности о сущности внешнего мира. Все остается гипотезами и теориями, которые постоянно меняются. Нигде нет твердых результатов. Философия так же не способна дать сведения о сущности внешнего мира. Но она «приблизительно» открывается нашему чувству, когда мы смотрим на природу. Судьба человека, то есть цель, соответствующая его внутренней сущности, – это высшее благо, то есть «состояние разумных существ, в котором на основе высшей нравственности расцветает высшее счастье». Нравственность является также основой, из которой возникает единственная религиозная уверенность, которую человек получает как дар и не может создать себе произвольно. – В недавнее время Коппельманн обратился к философии политики.

Рудольф Вайнманн, «Wirklichkeitsstandpunkt», Гамбург 1896, «Die Erkenntnistheoretische Stellung des Psychologen», Zeitschrift für Psychologie, Vol. 17, также придерживался реалистической точки зрения. Он считал пространство, время и причинность априорно привносимыми нами в представление о мире, но полагал, что они отражают объективный мир. Он уже требует «освобождения от Канта». – Людвиг Диллес (родился в 1870 году в Бьелице), «Weg zur Metaphysik als exakte Wissenschaft», 2 vols. Единственное, что абсолютно точно, – это наши ощущения, из них мы получаем абсолютное знание; они – «реальный кусочек вселенной», но не весь мир, а указание на нечто совершенно вне «я», по отношению к чему из них (ощущений) возможны определенные утверждения. На Диллеса особое влияние оказали Кант, Спиноза, Фейербах и другие.

IV. Логико-методологическое направление

Совершенно новый поворот в интерпретации Канта совершил Германн Коген, основатель так называемой Марбургской школы, где доминируют единые убеждения в своих решающих основаниях; помимо Когена, ее важнейшими представителями являются Наторп и Кассирер. Коген полностью устранил вещь-в-себе и дал критицизму интерпретацию, согласно которой все вещи как бы растворены в мысли. Самый существенный пункт, в котором Коген здесь идет дальше Канта, – это отказ от признания понятия созерцания (Anschauung) как разнородного источника знания равного ранга, вторичного по отношению к мышлению. Оно тоже является мышлением. Объект» как полностью определенное содержание мысли в пространстве и времени – лишь идеал, никогда не достижимая цель. Признавая эмпирическую обусловленность всякого знания о действительности, Коген ставит перед философией задачу выяснения его логических условий; при этом, как и у Канта, знание понимается им также односторонне в смысле математической физики, которая для него представляет идеал всякого знания. Коген резко противостоит всему эпистемологическому психологизму.

Как и в эпистемологии, Коген также развивал учение Канта в этике и эстетике. Он и Наторп являются главными философскими представителями социального движения последних десятилетий, содержание которого они понимают, идеализируя его, с точки зрения кантовской философии человеческого достоинства. Религиозность, также после предварения Канта, почти полностью растворилась в морали Марбургской школы. Важность Наторпа заключается, наряду с социальной этикой, от которой он перешел к социальной педагогике, также в эпистемологии математики и физики. Это относится и к Кассиреру, чьи эпистемологические достижения также лежат в области точных наук и который в то же время выделяется как историк проблемы знания.

Германн Коген, родился в Косвиге в 1842 году, приват-доцент в Марбурге в 1873 году, полный профессор в Марбурге в 1876 году, вышел в отставку в 1912 году, с тех пор жил в Берлине, умер в 1918 году, начал с исторических исследований, которые он, однако, с самого начала проводил с систематической точки зрения. Поэтому его публикации по истории философии являются одновременно систематическим обсуждением мыслей мыслителей, которыми он занимался. Историческая работа Когена простиралась в трех направлениях: во-первых, до Платона, во-вторых, до основателей бесконечно малого исчисления и, в-третьих, до Канта. Между всеми тремя направлениями работы существует внутренняя связь; он занимался выяснением возникновения идеализма (как его понимает Коген). Благодаря этим работам Коген стал основателем новой теории кантовской системы и, одновременно, ее дальнейшего развития; кроме того, он заложил основные черты новой реконструкции философии Платона, которую затем подхватил Наторп. Своей работой об исчислении бесконечно малых он первым открыл дискуссию об эпистемологических проблемах высшей математики.

Собственная система Когена представляет собой возобновление и последовательное развитие кантовского мира идей в том виде, в каком он предстает перед ним. «С самого начала я был озабочен дальнейшим развитием системы Канта. Исторический Кант был для меня краеугольным камнем, в направлении которого должно было вестись дальнейшее строительство». Как и Кант, Коген также исходит из научного опыта в том виде, в каком он существует в современном математическом естествознании, которое для него является единственной истинной наукой. Этот научный опыт дан, и задача философии состоит в том, чтобы выяснить, каковы имманентные логические условия этого опыта (= «трансцендентальный метод» философии). Это не означает исследования того, как возникают познания индивида; это было бы задачей психологии. Философия имеет дело только с чисто логическим вопросом о том, какие понятийные предпосылки составляют условие sine qua non [основное условие – wp] математической физики. Основным инструментом чистого естествознания является исчисление бесконечно малых, центральным понятием которого является понятие бесконечного. Этот метод исчисления еще не нашел места в логике. Поэтому, по мнению Когена, логика упустила свою реальную задачу и до сих пор не поняла новую проблему, которую наука ставила перед ней в течение 200 лет. Тут даже Кант сбился с пути.

Вторая ошибка Канта, по мнению Когена, заключается в том, что он позволил чувственности предшествовать мышлению. Третий главный пункт, в котором Коген идет дальше Канта, – это полный отказ от понятия «вещь в себе». Коген даже утверждает, что Кант никогда не имел в виду это понятие в реалистическом смысле. Он придерживается тех отрывков «Пролегомены», в которых Кант называет вещь-в-себе предельным понятием.

Философия Когена резко контрастирует с любой реалистической теорией, которая рассматривает вещи как par excellence данные и просто приемлемые для нас. По мнению Когена, вещи не даны нам независимо от нашего мышления, но только благодаря тому, что они мыслятся, они вообще существуют для нас, и поэтому эпистемология также должна начинаться с мышления. Необходима самокритика мышления, «диалектика», как говорит Платон; сам Коген называет эту работу «логикой». Но во всех трудах Когена-Наторпа следует отметить, что под этим словом следует понимать его логическое содержание. Вся их философия относится не к мышлению как психологическому процессу, а к содержанию мышления, к мысли. Эту особенность их терминологии, которая, несомненно, затрудняет понимание, нельзя оставлять без внимания. Таким образом, прогресс мысли, движение мысли и т. д. почти всегда означают «прогресс», «движение» самих понятий и поэтому должны пониматься образно. – С противопоставлением Когена всякому реализму вытекает, что для него познавательное мышление – это нечто творческое. Поэтому он заменяет кантовское выражение синтеза выражением порождения, поскольку синтез все равно остается синтезом. «Все неделимое содержание мышления должно быть продуктом мышления.

Коген называет проблему мышления в целом «проблемой происхождения», и благодаря позиции, которую он отводит мышлению именно как порождающему, вся его логика становится «логикой происхождения». Все суждения движутся в определенных направлениях, которые называются «категориями». Это не врожденные понятия, а основные направления, по которым движутся суждения – еще один пункт, в котором Коген идет дальше Канта. Коген также отвергает кантовское выведение категорий из типов суждений, поскольку предположение о соответствии каждой категории каждому типу суждения несостоятельно. Сам Коген выделяет 12 классов суждений: I. суждения законов мышления: 1. суждение происхождения, 2. тождества, 3. противоречия; II. суждения математики: 1. суждение действительности, 2. большинства, 3. всеединства; III. суждения математического естествознания: 1. суждение субстанции, 2. закона, 3. понятия; IV. суждения методологии: 1. суждение возможности, 2. действительности, 3. необходимости. Коген намерен показать, что все категориальные функции мышления требуют друг друга и не могут существовать друг без друга. – Во главе всего ряда стоит суждение о происхождении. Оно присутствует, когда что-то описывается как «данное». Математический знак x, который означает не неопределенность, а детерминированность, говорит именно о том, что имеет в виду Коген, говоря о «данном». Откуда берется эта данность, это нечто? Коген отвечает: «В дивергенции небытия суждение представляет собой происхождение чего-то». Для Когена это «нечто» – «не-ничто», поскольку он имеет в виду бесконечное суждение, которое несправедливо оттесняется новой логикой; через него возникают понятия атома, необусловленного, бессмертия и т. д. Второе суждение, требующее объяснения, – это суждение о реальности. Под реальностью Коген здесь подразумевает не «действительность»; это вопрос ощущений, которые, со своей стороны, не являются законным источником знания. Реальными, можно сказать, в понимании Когена, являются также минералы в недрах земли, хотя мы их не видим. В общем, реально все, что больше нуля в математическом естествознании. Минимум, так сказать, реального – это бесконечно малое. «Бесконечно малое есть бытие». Коген ссылается здесь на Пифагораса, учение которого о том, что число есть бытие, только не было «понято в соответствии с его научной серьезностью». Однако Коген считает реальностью не только положительные, но и мнимые и отрицательные числа.

Согласно Когену, этика – это учение о должном, и его условия должны быть исследованы, подобно тому, как логика чистого познания должна определить условия точной физики. В этой трактовке этики возникает противоречие с характером науки, задача которой состоит в исследовании бытия. Решение заключается в том, что бытие путают с сущим. Должное – это сущее, но не бытие. Этика также является социально-гуманитарной. Понятие человеческого достоинства является ее центральным понятием. Коген основательно подходит к социализму, но не к социалистической партии, эвдемонизм которой он отвергает, а к атеизму и революционным тенденциям. Сознательно следуя классической немецкой эпохе, он исповедует определенный космополитизм, хотя и хочет, чтобы сохранялось своеобразие национальностей. Государство – не самоцель, а лишь организация для морализации общества. – В области религиозной философии Коген исповедует чистую религию морали иудаизма с резким отрицанием всех мифологических элементов. Даже понятие Бога понимается лишь как идея совершенной нравственности; даже предикация Богом» бытия» отвергается вместе с Маймонидами как выходящая за пределы человеческого познания. Коген дает понять, что он считал свободную от метафизики иудейскую религиозность, как он сам ее представлял, превосходящей христианство. – Существенного изменения точки зрения, которое хотелось бы найти в последней работе Когена над «Понятием религии», на самом деле не произошло. Как и прежде, он отвергал все мистическое и делал упор на этическое. Общая позиция Когена в отношении философии религии была прямым результатом его крайне рационалистической натуры, которая, помимо познавательных и социальных ценностей, симпатизировала только эстетическому, но была совершенно недоступна для любого специфически религиозного опыта. К этому добавлялся горький личный опыт сострадания, который он как еврей пережил под давлением антисемитизма, что также заставило его найти фокус в моральном.

Коген также рассматривает эстетику как принадлежность философии и в принципе не отделимую от нее. Коген далек от эстетики Канта. Органом искусства является чувство, а именно «чистое чувство», под которым Коген понимает любовь человека во всей полноте его существа, включающего также и животные моменты. Написанная в стиле, чрезвычайно трудном для понимания, «Эстетика» богата духовным содержанием, но также богата произволом.

Еврей по происхождению и личным убеждениям, Коген, тем не менее, ощущал себя немцем до мозга костей и видел свою миссию в представлении культурной традиции немецкого классицизма. Он также активно выступал в качестве поборника интеллекта во время войны. В то время как типичная английская философия была сенсуалистической и эвдемонистической, Коген видел в немецкой философии законное продолжение Платона. Кант «довел этический дух германизма до совершенства». – 20 последователей Когена опубликовали «Философские трактаты», подаренные Герману Когену на его 70-летие, Берлин 1912.

Пауль Наторп, родившийся в Дюссельдорфе в 1864 году, приват-доцент в Марбурге в 1881 году, доцент там же в 1885 году, описывает себя как находящегося в самых тесных рабочих отношениях с Марбургской школой под руководством ее лидера Германна Кохена, не считая поэтому ее философию окончательной и не способной к дальнейшему развитию. Если в работах Когена своеобразный мрачный стиль нередко затрудняет понимание, то изложение у Наторпа гораздо более легкое и плавное. Наторп также принимает эпистемологическое определение философии. Ее объектом является познание. Познание по своей внутренней сути всегда одно и то же: оно стремится к самодостаточной, законоподобной картине мира, подобной той, к которой стремится математическая физика. Если присмотреться к этому познанию, то можно обнаружить, что оно является мышлением. Даже всякое восприятие, которое так охотно противопоставляется мышлению, в конечном счете тоже является мышлением: о предмете сказано то, что он "определяется" в соответствии со временем, типом и т.д.. Всякое восприятие есть "мысль-определение". Восприятие "должно подчиняться законам количества, качества и отношения; любое содержание, которое выходило бы за рамки этой троичной процедуры мышления, никогда не могло бы быть дано даже через восприятие". С этой точки зрения, все, что мы называем фактами, является мыслью; вся реальность – это содержание мысли. Как и Коген, Наторп также подчеркивает, что поскольку все познание есть мышление, объект познания также находится только в мышлении, только в нем возникает.

Но так только кажется. Ведь не всякое мышление есть научное мышление, то есть познание. Всякое научное мышление характеризуется тем, что оно созвучно мышлению математического естествознания: оно стремится к строго законному мировоззрению. Наторп раскрывает неполноту нашего познания еще сильнее, чем Коген. "Трансцендентальный идеализм" с полным правом может называть себя "подлинным эмпиризмом" в той мере, в какой он не признает никакого абсолюта в опыте. "Факт в абсолютном смысле – это последнее, чего должно было бы достичь познание, по истине никогда не достигаемое; его вечное X".  В действительности фактичность всегда остается проблемой, всегда гипотезой, и суждение о том, что есть факт, должно быть открыто для корректировки в каждый момент. Наторп, конечно, не предполагает вещь-саму по себе в обычном смысле этого слова. По его мнению, вещь-сама по себе у Канта – это предмет, как он был бы определен par excellence. Его непознаваемость заключается в том, что наше познание никогда не приходит к заключению.

Задача философии состоит в том, чтобы подслушать мысль, как бы подсмотреть за ее работой, указать на те моменты в ней, которые обусловливают эту законную картину мира. Задача, однако, не должна пониматься психологически: речь идет не об определении отдельных психологических процессов, которые приводят к картине мира как индивидуальному опыту, а об установлении логических условий, без которых она не может существовать. (Психологический процесс познания протекает таким образом, что эти условия рассматриваются им как существующие, ибо картина мира строится из ощущений, признанных существующими, с соответствующим отбором; поскольку эти условия предполагаются и образуют исходную точку, не может произойти ничего, что выходило бы за рамки картины мира: то, что противоречило бы этим условиям, вообще не было бы признано существующим). Эти условия априорны по своей природе. Для Наторпа априори – это то, что является необходимым условием "возможности опыта", то есть однозначная детерминированность природных процессов. Понятие априори в смысле "непостижимых, инстинктивных условий, которые кто-то смело делает законом природы" совершенно ошибочно.

Философия должна исчерпывающе представить все эти условия единства в системе. Наторп называет философскую дисциплину, в которой это делается, "логикой".  Это употребление термина уже не имеет ничего общего с формальной логикой; слово скорее используется в смысле трансцендентальной логики Канта. Наторп также продолжил усилия Когена, сосредоточенные на эпистемологическом прояснении математики. В своих "Логических основаниях точных наук" он предпринимает чисто логическое априорное обоснование математики, следуя Канту, но не придерживаясь его смысла. С глубокой проницательностью и в обстоятельной дискуссии с Дирихле, Дедекиндом, Кронекером, Кантором и др. Наторп анализирует основные смыслообразующие свойства мира чисел. Математика берет свои понятия исключительно из основных отношений самого логического. "Между математикой и логикой нет внешнего различия областей, а есть только внутреннее различие направления постановки вопроса. Математика направлена на развитие логического, в частности, в логике на последнее, центральное единство, в которое все логическое, согласно своему понятию, должно в конце концов вернуться." Наторп согласен с тем, что число не предполагает понятия пространства и времени или того и другого. Математика может быть развита без необходимости говорить о пространстве.