Неокантианство. Первый том. Первая часть. Сборник статей, текстов книг немецких мыслителей второй половины XIX – начала XX веков

Особое влияние Ланге оказал на Вайхингера. В метафизике к нему также относится Адикес.

Здесь также следует упомянуть физиолога К. Рокитансика, А. Классена, «Физиология чувства зрения», впервые основанная на «Теории опыта Канта», Брауншвейг 1877, «Как мы ориентируемся в пространстве с помощью чувства зрения? J. Stelling, «Psychologie der Gesichtsvorstellungen nach Kant’s Theorie der Erfahrung», Berlin 1901. «Оценка кантовской философии» проявляется также в работах физика Хейнриха Герца (1857—94, ученик Гельмгольца, последний профессор в Бонне). «Принципы механики». В первой книге он отмечает, что она основана не на опыте, а полностью на пропозициях внутреннего восприятия и формах мышления. Согласно Герцу, мы создаем для себя символы или иллюзорные образы внешних объектов таким образом, что из изображенных объектов вытекают логические следствия, из чего следует, что между природой и нашим разумом должно существовать определенное соответствие. Для того чтобы быть правильными, понятия не должны противоречить опыту.

Фриц Шульце, под влиянием Дарвина, также первоначально исповедовал неокантианство в смысле критического эмпиризма, и заслужил заслуги за психологию примитивных народов (1846 – 1908, профессор Технического университета в Дрездене). «Фетишизм», Лейпциг 1871 г. «Философия естествознания», 2 тома, Лейпциг 1881г. «Сравнительная психология I», Лейпциг 1894 г. «Психология примитивных народов», Лейпциг 1900 г. Шульце стремился соединить критицизм с биологией. Априори понимается им как врожденная функция. Критицизм примиряет противоположности между наукой, религией и этикой. Позже Шульце через критицизм перешел к дуалистической метафизике.

Биолого-психологическую интерпретацию априори отстаивает также Юлиус Шульц (родился в 1862 году в Геттингене, профессор гимназии в Берлине). «Психология аксиом», Геттинген 1899 г. «Картины материи», Геттинген 1905 г. «Три мира эпистемологии», Геттинген 1907 г. Шульц выводит всеобщность принципов и мышления из унаследованных ассоциативных привычек. Категории развиваются в мире явлений. Шульц различает три мира: 1. очищенный чувственный мир исследователя, 2. механический мир атомов, построенный на его основе, 3. мир как «опыт переживания самого себя, психический момент, содержание каждого момента» (см. также ниже). «Der Grundfaktor der Biologie», Berlin 1920. «Die Philosophie am Scheidewege», Leipzig 1922. «Leib und Seele», Berlin 1922. – ALFRED DIPPE, «Naturphilosophie», Munich 1907.

II. метафизическое направление

Его представляет Отто Либманн (1840 – 1912). Он придерживается точки зрения, исключающей вещь-в-себе, но не полностью отказывается от реалистической и психофизической интерпретации Канта. Он считает возможной критическую метафизику. Такого же убеждения придерживается и Фолькельт, который безоговорочно отдает дань реализму. Волькельт имеет большое значение для эстетики.

Возможность метафизики как эмпирико-гипотетического познания вещей как таковых отстаивал в своих работах Эдуард Целлер, родившийся в 1814 году в Кляйнботваре, к северу от Штутгарта, последовательно профессор в Берне, Марбурге, Гейдельберге, Берлине (с 1872 года), назначенный в 1895 году, умерший в Штутгарте в 1908 году, начавший с теологии, добился успеха прежде всего как историк философии, особенно греческой. Он был одним из тех, кто требовал возвращения к Канту и положил начало эпистемологическому повороту в философии, поскольку название эпистемология, как говорят, также восходит к нему, хотя мне это не кажется достоверным. (Это слово уже использовалось в 1847 году И. Х. Фихте «Grundsätze für die Philosophie der Zukunft», Stuttgart 1847, стр. 21). Подробнее о нем в более ранних изданиях этого Grundrisse. «Über Bedeutung und Aufgabe der Erkenntnistheorie», Heidelberg 1862. «Über Metaphysik als Erfahrungswissenschaft», Archiv für systematische Philosophie, vol. 1, 1895 a. o. Лекции и трактаты, Leipzig 1865.

Отто Либманн, родившийся в 1840 году в Лёвенберге в Силезии, в 1872 году доцент в Страсбурге, в 1882 году полный профессор в Йене, где он умер в 1912 году, сочетал философское понимание проблем и поэтическую чувствительность к явлениям мира с глубоким знанием естественных наук, не заражаясь господствующим в них натурализмом. Его работы, состоящие из самостоятельных трактатов, занимают важное литературное место в немецкой философской литературе. В его развитии можно выделить три этапа, которые проходили без каких-либо серьезных изменений точки зрения: 1. полная остановка развития до 1876 г. 2. кульминация: «Анализ действительности» 3. формирование точки зрения, представленной им в «Мыслях и фактах».

Либманн начал борьбу против спекулятивных систем. В своей первой работе (1865) он хотел продемонстрировать их несостоятельность, показав, что все они используют понятие вещи-в-себе, в котором Либманн видит главную ошибку Канта. Хотя, по словам Гельмгольца, Либманн был первым среди неокантианцев по времени, он уже предвосхитил более возвышенные поздние толкования Канта, несмотря на то, что ему так и не удалось устранить «вещь-в-себе». Согласно приведенным им в «Объективном взгляде» и позже записанным положениям, за миром, как и за нашим телом, стоят еще неизвестные величины, из взаимосвязи которых возникают явления. «Это отношение между неизвестным (Y) и другим, столь же неизвестным (X), благодаря которому последнее представляется нам как наше тело, из которого в действительности возникают в нашем сознании те разумные качества, которые наш интеллект, согласно законам, данным априори, превращает в воспринимаемую природу, феномен материального внешнего мира». Это отношение между X и Y является тем, что Либманн называет «трансцендентальным фактором созерцания («Anschauung». Несмотря на утверждение Л. Льебманна об обратном, Y и X, очевидно, тесно связаны с «вещью-в-себе».

Точно так же, взгляд Либманна на Канта не полностью устранил физиологическую и, прежде всего, психологическую интерпретацию; таким образом, он все еще довольно близок к историческому Канту. От других неокантианцев он отличается также тем, что у него прослеживается явная тенденция к метафизике, точно так же, как в целом его можно назвать близким к идеализму по обширности его представлений о задачах философии. Для Либманна эпистемология – это только первая часть философии; над ней возвышаются две другие: Натурфилософия и психология, с одной стороны, этика и эстетика – с другой, первая – теория бытия, вторая – теория того, что должно быть. Если физика выводит отдельные события из законов, возможно, математически, то задача метафизики – сказать, почему то-то и то-то вообще происходит где-то и когда-то. Либманн считает, что она реализуется в виде «критической метафизики», то есть в форме гипотетических утверждений о сущности вещей («Gedanken und Tatsachen», т. 1, с. VII; т. 2, с. 163). Великим достижением Канта Либманн считает доказательство зависимости объектов от субъекта. Основная идея критического мировоззрения заключается в понимании того, что человек познает все только в среде человеческого сознания, что поэтому вся философия, как и вся наука, может двигаться только в сфере человеческих мыслей и человеческих идей и никогда, ни при каких обстоятельствах не может выйти за пределы этой сферы. Не мир, а наше сознание является исходным фактом. Что осталось бы, если бы сознание было упразднено, – это совершенно неизвестное, непостижимое нечто или ничто, абсолютная тьма.

В понятии субъекта Либманн колеблется между его трактовкой как индивидуального Я и предположением о надиндивидуальном трансцендентальном Я. Он находит глубочайшую истину критики разума в том, что высшие интеллектуальные законы в равной степени относятся как к акту познания субъекта, так и к познаваемому объекту (т.е. феноменальному миру) в том же смысле, в каком диоптрийные законы, действующие в глазу, имеют решающее значение как для акта зрения, так и для оптического качества видимого внешнего мира. – Фундаментальной предпосылкой всех реальных наук является принцип причинности: одна и та же причина a всегда связана с одним и тем же следствием b. Каждый естественный процесс предстает как логическое заключение, в котором закон природы образует верхнюю пропозицию, текущее состояние объекта – нижнюю пропозицию, а естественный процесс – последующую пропозицию. Можно даже проследить, как многие специальные законы природы восходят к нескольким общим. Это то, что Либманн называет логикой фактов. Все исследования природы, однако, всегда должны делать оговорку: «предполагая реальность эмпирической природы, предполагаем, следовательно, интеллект, в котором, согласно тем же интеллектуальным законам, возникает та же картина мира, что и во мне» («Analysis der Wirklichkeit», стр. 268f). Наиболее общие положения физики, такие как положения о сохранении вещества и постоянстве количества энергии, не рассматривались Либманном ни как априорные положения, ни как экспериментально доказанные. – В логике Либманн уже занимает вполне современную антипсихологическую позицию, но в философии ценности, эстетике и этике он исповедует сильно релятивистскую точку зрения. «Ничто по своей природе не является ни добрым, ни злым, ни красивым, ни безобразным. Это мысли и чувства человеческих существ делают их такими; и в объективном смысле нет ничего абсолютно ценного» («Анализ реальности», с. 581). Конечно, абсолютные тенденции в теории ценности не совсем чужды Либманну; существующие противоречия являются у него здесь, как и в других местах, симптомом глубокого осмысления проблем.

Критическую метафизику считает возможной также Иоганн Фолькельт (родился в 1848 году в Липнике, Галиция, профессор в Лейпциге с 1894 года, почетный доктор в 1921 году), он, отталкиваясь сначала от Гегеля, а затем под влиянием Шопенгауэра и Эдуарда фон Хартманна, дал наиболее объективный, чрезвычайно проницательный анализ различных тенденций, пересекающихся в эпистемологии Канта. Сам Фолькельт различает два типа достоверности. Первый – это чистый опыт, самоочевидность сознания, внутреннее бытие непосредственных фактов сознания, к которому Фолькельт причисляет и очевидность памяти. Этот чистый опыт – лишь нагромождение мимолетных содержаний сознания, брошенных вместе, лишенных какой-либо путеводной нити. Его дополняет вторая достоверность – «сознание необходимости мышления». Только свойственные мышлению функции, не данные опытом, делают научный опыт из простого содержания сознания, поскольку неэмпирические и потому априорные понятия необходимости, всеобщности, непрерывности, причинности, законности добавляются мышлением. Трансгрессия опыта совершенно неизбежна. Волькельт называет неизбежный минимум «транссубъективным минимумом». Она заключается в предположениях о 1. инобытии сознания, 2. непрерывном бытии транссубъективных сущностей, 3. их закономерной взаимосвязи, 4. единственности трансцендентного мира, соответствующего чувственным восприятиям различных лиц. С признанием транссубъективной обоснованности необходимости мышления метафизика одновременно признается необходимой и, в определенных пределах, реализуемой наукой. Фолькельт, однако, не считает, что метафизика ограничивается этим минимумом гипотез, но сами позитивные науки и логическая необходимость побуждают нас к обсуждению конечных проблем. За пределами чисто научной философии лежит область «философии жизни», ибо жизнь не может остановиться на одних лишь гипотетических возможностях, открываемых наукой, но требует безусловности. Правда, уверенность эта носит лишь интуитивный характер, т.е. веру, достаточную для науки. С другой стороны, жизнь и религиозность, которую Фолькельт понимает как сознание единства с мировым основанием, также требуют прояснения мысли, так что метафизика и религия оказываются вместе. Сам Фолькельт учит религии или метафизике абсолютного духа, что роднит его с позднейшими Фихте и Гегелем.

В своей предпоследней работе «Gewissheit und Wahrheit» (Определенность и истина) Фолькельт дает зрелое заключение своей эпистемологии и соотносит ее с более поздними работами Наторпа, Виндельбанда, Риккерта, Ласка, Хуссерля, фон Майсснера, Вайхингера, Маха и многих других посредством глубокого, поучительного обсуждения. Свою точку зрения он называет «субъективистским транссубъективизмом». Мы можем довести истину до самопознания только в форме достоверности. Вся эпистемология есть самосозерцание смысла теоретического духа. Теперь Фолькельт признает, помимо двух форм определенности чистого опыта и необходимости мысли, «интуитивную определенность», которая состоит в «непосредственной убежденности транссубъективного». Это особый способ достоверности, который не может быть прослежен до какого-либо другого и является сверхлогичным по своей природе. Через него мы становимся уверенными в реальности внешнего мира, а также собственной жизни, а возможно, и в реальности других психических личностей, так что эти факты поднимаются над уровнем того, что обязательно требует мышление. Фолькельт противопоставляет себя неокантианству, которое запрещает критику естественных наук и математики («трансцендентальные предпосылки»); напротив, он требует беспредпосылочности эпистемологии. Эпистемология должна начинаться с размышления об источниках убежденности, с помощью которых мы претендуем на знание. Отправной точкой является до-логическая, внутрисубъектная психологическая самоопределенность сознания (ср. DRIESCH). Фолькельт также утверждает, что существует доказательство памяти.

Фолькельт не судит об отношениях эпистемологии с психологией совсем уж негативно, как это обычно делается из страха перед психологизмом, который он также отвергает. Однако все транссубъективное, природа и чужое Я, остается сомнительной вещью для чистого опыта. К его принятию нас подводит бессвязность чистого опыта. Шаги мысли определяются не законом тождества или противоречия, а «законом связи». «Как только связь становится очевидной для нас, „транссубъективное“ открылось нам вместе с ней». Истина – это синоним достоверности того, что необходимо для мышления. Это определяется Фолькельтом в смысле «теории образа», которую он защищает от недавних необоснованных упреков со стороны неокантианства. Согласно Фолькельту, бытие существует только внутри мыслящего сознания, и его предпосылкой является то, что существует бытие, в котором оно реализуется. Интуитивная достоверность, на которую претендует феноменологическое движение, кажется Фолькельту основанной лишь на непонимании и преувеличении «самоопределенности сознания». Это дает лишь эмпирическую достоверность сосуществования силы, высоты и тембра в звуке, привязка же этого тотального содержания к связности сущности, с другой стороны, развита, феноменология в действительности не предлагает ничего, кроме обычного эмпирико-психологического анализа.

В своей последней работе «„Достоверность чувства“» Фолькельт более подробно рассматривает интуитивную достоверность, а затем исследует различные виды так называемой «достоверности чувства». Только эмоциональная уверенность в ценности должна быть признана оригинальным явлением такого рода.

Фолькельт заслужил особые заслуги в области эстетики. Он предпринимает всесторонний синтез современного психоаналитического метода, который также является для него основным, с идейным образованием спекулятивной немецкой эстетики (Шиллер, Гегель, Ф. Т. Вишер); трансцендентальная эстетика современности, как она развивалась в марбургской и баденской школах, отвергается им в подробном обсуждении. В конце концов, Фолькельт изобретательно перетекает из эстетики в метафизику, не без частичного контакта с эстетикой спекулятивного теизма («Вейссе»), которая обычно глубоко недооценивается в настоящее время. Основой всего бытия является абсолютная ценность. Ценности, в которых она реализуется в человеческом мире, – это четыре ценности: научное знание, нравственная воля, религиозное чувство, эстетическое видение. Наиболее близкой к абсолютной ценности является любовь. Возможно, это реализующееся бесконечное стремление к любви. Соответствие природы условиям эстетического наслаждения (естественная красота) объясняется мировой гармонией, проистекающей из абсолюта.

Кроме того, он стоит на реалистической позиции, поскольку внешний опыт как идеи требует объяснения со стороны внесознательного объекта, и не прочь заняться метафизикой: Доктор Отто Шнейдер (швейцарец, живет в Люцерне), «Grundriß zu Vorlesungen über mein System der Philosophie», Люцерн 1915. «Welt und Wirken», Цюрих 1915. «Grundzüge einer Philosophie der Musik», Фрауэнфельд 1915. С помощью нового метода, который он называет «центробежно-центростремительным», Шнейдер считает, что создал новую философскую систему с совершенно новыми результатами. К теоретической и практической философии он добавил третью, теоретико-практическую философию, «которая содержит универсальную критику данного через данное». Он называет свою точку зрения «позитивизмом в имманентном отношении, агностицизмом в трансцендентном отношении и мистицизмом в трансцендентном отношении». Это «этический и эстетический идеализм и универсализм», синтез пессимизма и оптимизма. Бессознательное нечто, стоящее за опытом, неизвестно строгому знанию, но мы можем и вправе облечь его в метафизические фантазии. Последнее слово религиозной критики тоже просто: никакой определенности. Но не: полная неопределенность. От неопределенных рассуждений о бессмертии души Шнайдер, однако, переходит к данному миру и его задачам. Этически идеальное требование звучит так: «Утверждай мир и формируй его в соответствии с идеей, в себе и в других».

Следуя Канту в основных пунктах, также считает метафизику в значительной степени возможной Франц Эбергардт (р. 1864, профессор в Ростоке), «Kritik an der kantischen Antinomienlehre», Лейпциг 1888. «Mechanismus und Teleologie», Лейпциг 1890. «Der Satz vom Grund als Prinzip des Schließens» (Теорема разума как принцип заключения), Лейпциг 1891 г. «Метафизика», т. 1 (Эпистемология), Лейпциг 1894 г. Хотя идеальность пространства и времени должна быть признана, реальность психических процессов, которая должна быть обязательно принята, должна быть объединена с идеальностью последних. Эбергардт отвергает теорию категорий Канта; в отношении субстанциальности и причинного принципа он занимает как бы среднюю позицию между эмпиризмом и априоризмом: последний относится именно к вещам в себе, а не к видимостям, и ведет к познанию вещей в себе. Абсолютно реальный мир должен рассматриваться как система нематериальных сил, непространственных элементов. Метафизика должна исходить из опыта, но может выходить за его пределы, как и другие науки.

В разрешении конфликта между знанием и верой в пользу реабилитации последней как практического убеждения, которое начинается там, где заканчивается знание, главную культурную заслугу Канта видел Фридрих Паульсен, который в своей книге о Канте пытался показать, что тот был не агностиком, а всецело метафизиком, мнение, вызвавшее многочисленные опровержения, например, Людвига Гольдшмидта, «Kantkritik oder Kantstudium? "Гольдшмидт, (родился в 1853 году, математик по страхованию жизни в Готе) противоречит всему дальнейшему образованию Канта и требует принятия его философии, интерпретированной им в более старой форме до мельчайших деталей. Историк Канта Эмиль Арнольдт (1828 – 1905, жил в Кёнигсберге) и Аксель Вернике (профессор в Брауншвейге), «Kant und kein Ende?» (Кант и никакого конца?), Брауншвейг 1894, отдают дань строгому следованию Канту.

Здесь также следует упомянуть глухого и слепого поэта Ландесманна (Иероним Лорм, родился в 1821 году в Никольсбурге, умер в 1902 году в Брюнне). Он видит в «Критике чистого разума», из-за ее учения о непознаваемости вещи-в-себе, «основу научного пессимизма», что вопросы о происхождении и цели существования неразрешимы. Ландесманн представляет радостный «беспочвенный оптимизм» в отношении этого результата понимания, поскольку вопросы о происхождении и цели существования неразрешимы. Ландесманн выступает за радостный «беспочвенный оптимизм» в отношении этого результата понимания, что конечное сталкивается с бесконечным, даже если только в виде тоски.

III Реалистическое направление

Отвергая всю метафизику как чисто субъективную сущность в духе глубокого позитивизма, Алоис Риль считает, что философия как наука возможна только в качестве теории познания, и ставит своей задачей эпистемологию точных наук. Он придерживается реалистической интерпретации Канта и допущения вещей самих по себе, но подчеркивает важность участия мысли во всем познании. Только арифметические отношения мира явлений обладают объективной достоверностью. Помимо эпистемологии, Риель все больше признает значение философии как наднаучного культурного фактора, создающего ценностные идеалы. – Коппельманн также демонстрирует позитивистские элементы.

Алоис Риель, родившийся в Больцано в 1844 году, сначала работавший учителем в гимназии в Клагенфурте, в 1877 году доцент, в 1878 году полный профессор в Граце, в 1882 году назначенный во Фрайбург, в 1895 году в Киль, в 1898 году в Галле, в 1905 году в Берлин, ныне почетный профессор, подчеркивает реалистические и антиметафизические моменты кантовской системы. В прошлом его часто называли позитивистом. Эта точка зрения несостоятельна. От позитивизма его отличает уже то, что он признает априорность некоторых принципов физики. Определенная позитивистская черта, безусловно, присуща Риелю, поскольку он разделяет сильное эмоциональное отвращение позитивизма ко всей метафизике и требует ее замены позитивными науками. Поскольку Кант доказал невозможность всякой метафизики, то от других наук у философии осталась только теория и самокритика познания. Только как эпистемология возможна научная философия, все остальное – ненаучно. Главным достижением самого Риля является теория научного познания. Эпистемология заключается не просто в описании методов познания, а в том, чтобы сказать, при каких условиях то же самое имеет реальное значение. Это исследование обоснованности познания тождественно ему по своему психологическому происхождению. – Несмотря на свое отвращение к метафизическим спекуляциям в целом, Риель все же занимает эпистемологическую позицию на стороне реализма, и он также рассматривает процессы души, поскольку они протекают во времени, как простые явления трансцендентного мира.

Риель рассматривает вещь в себе как неразрывный компонент критицизма, имеющий существенную природу. Любая другая теория, кроме реалистической, превратила бы познание в простую игру ума. Гарантия реальности внешнего мира уже содержится в каждом ощущении, поскольку оно включает в себя отношение к чему-то вне его. «Чувства иннервации [нервные импульсы – wp], приводимые в действие ощущениями, составляют единственную основу нашего убеждения в реальности вещей, и позволительно сказать, что, говоря физиологически, вера возникает из взаимодействия ощущений и чувств иннервации («Критика», т. 2, с. 45). Существование ближних также не просто предполагается. Вера в это основана на инстинктивном сопереживании им, а затем альтруистические чувства формируют доказательство существования ближних. Риель считает это социальное доказательство реальности внешнего мира даже более важным, чем доказательство из ощущений («Критика», т. 2, с. 169f). Как и Гельмгольц, Риель называет ощущения знаками, а не образами вещей (т. 2, с. 50). Однако он не разделяет учение Юханеса Мюллера и Гельмгольца о специфическом качестве ощущений. Только арифметическая и логическая части пространственного восприятия имеют реальное значение. Вещи, явления которых являются нашими пространственными восприятиями, сосуществуют таким образом, что образуют троекратно расширенную множественность, в которой действуют простейшие законы связи в том, что касается отношения элемента к элементу (т. 2, с. 182). В своей качественной природе реальное совершенно неизвестно нам; мы знаем только, что оно есть и влияет на нас. Оно так же стоит за ощущениями, как и за внутренней жизнью души, которую Риель, поскольку она протекает во времени, также рассматривает лишь как явление. Из-за этой единой обусловленности как физического, так и духовного мира явлений посредством самих вещей, Риель называет свою точку зрения монизмом.

Ощущения – единственное, что дает материальную определенность познанию; законы мышления дают только формальную определенность. Поэтому в конечном счете не существует познания, которое не должно быть подтверждено ощущениями, за исключением математики, где вещь и понятие – одно и то же; но даже утверждение, что пространство имеет три измерения, является аксиомой опыта (т. 2, с. 173). Однако одни лишь ощущения не дают познания. Только добавление интеллекта делает опыт из восприятий. Опыт – это осмысленное, понятое восприятие. Наше мышление предполагает более далекую связь между предметами, чем субстанция, которую мы находим в вещах, и причинная связь, которую мы предполагаем между ними – и то и другое не воспринимается, а только мыслится. Обработка простых восприятий (ощущений) происходит в социальности. «Опыт есть социальное, а не индивидуальное психологическое понятие» (т. 2, с. 64). Риель ярко полемизирует против вымысла о родовом сознании человека, которое якобы существует отдельно от нас, над сознанием отдельных человеческих существ (т. 2, с. 162f). Трансцендентное, родовое сознание – это не более чем «интеллектуальная система координат, с которой, как мне кажется, связано все познание»; это просто мысль. Везде познание направляется определенными общими убеждениями, которые берут начало в чистом рассудке и поэтому были известны уже грекам. Среди них – утверждения о сохранении материи и всеобщей причинности всех событий. Заслуга Канта состоит в том, что он показал, как эти исходные посылки рассудка могут и должны быть априорными и при этом объективно достоверными.