Клауди

Егор ничего не ответил – полная тишина в ответ на любые вопросы, кто бы что не спрашивал. Светлана вздрогнула от такой реакции мужа.

– Егор?

Снова тишина. Тишина, нарушаемая только тяжелым сопением Егора, таким нервным как…, но она этого еще не заметила и заметит ли? Решившись, Света приподнялась и обняла мужа за плечи. Он отпрянул от нее, будто парировал чей-то удар, очень тяжелый и доставляющий боль.

Глаза Светы широко раскрылись. В изумлении и страхе она начинала припоминать (хоть и очень смутно) то, чего больше всего в жизни боялась, и сделала попытку его обнять, хотя это не сулило ей ничего хорошего (она это знала, но все равно сделала), потому что не могла по-другому разговорить эту живую статую.

Егор тотчас встал. Его тело было напряжено от странной злости.

– Отвали от меня, – прохрипел он, брызгая слюной из своих крепко сжатых от злобы зубов.

– Егор! Что с тобой?

– Я не Егор, и я хочу есть, – снова прохрипело тело Егора.

Сомнения вовсе исчезли, она теперь точно знала, кто это был. И в этом не было ничего хорошего ни для Егора, ни для кого-нибудь из них всех. Поначалу ей казалось, что это Клауди, этот ублюдок, который вселился в тело ее любимого мужа и теперь убьет их всех, но теперь она так не думала.

Это тиран, их семейный тиран, терроризировавший их семью на протяжении многих лет, и теперь он снова здесь, он вернулся, чтобы снова терроризировать и избивать ее.

– Егор…

– Я не Егор, – в мгновение ока обезумевшее тело вцепилось рукой в шею Светланы, сдавливая ладонь по мере возможности в кулак.

Он пытался ее задушить, и он сделает это, потому что Света не сможет сопротивляться, у нее просто не хватит сил. Она могла только издавать крики, которые выходили наружу лишь тихими хрипами. Ее глаза начали медленно и неумолимо выходить из орбит. Ей никто не мог помочь…

Хотя нет, мог, еще и как мог. Фост, ведь он с ними, он был тут. Она глянула, испытывая сильную боль, на пол, где устроился он, но огорчилась, увидев там только сено, скомканное после сна. А где же он? Куда он делся?

Света окончательно обессилила и некоторое время не дышала, чувствуя боль в легких и смерть… совсем рядом… в сантиметре от нее. Еще секунда и ее жизнь закончится, так и не раскрыв перед ней всех своих возможностей и замечательных перспектив. Света судорожно хватала губами воздух. Ее лицо стало бледным, а губы потемнели. И вдруг руки Егора резко разжались и плетью упали ей на колени. «Он снова играет, – промелькнуло у нее в голове, – как тогда, и так до бесконечности. Лучше бы погибла». Отец Егора всегда так делал и со своей женой, и со Светой, только Егор оставался в стороне. Он этого не видел, хотя знал, что отец избивает его мать и Свету. Но что он мог поделать? Чтобы он сделал отцу, которого любил больше своей жизни?

Отдышавшись, Света попыталась медленно поднять голову, боясь снова попасть в смертельную хватку. Взглянув на пол, она не поверила своим глазам. В этот момент они словно представляли собой отдельное тело, которое может мыслить.

Тело, которое несколько секунд назад пыталось ее задушить, теперь лежало на полу, из разбитого носа текла кровь.

Подняв глаза немного выше (она так боялась увидеть там Клауди), Светлана увидела, что перед ней стоял Фост с дубинкой в руках, точнее, с какой-то палкой, немного поросшей мхом, а в некоторых местах даже гниющей. Она обрадовалась настолько, что не заметила, как пробежала по телу по направлению к своему спасителю от верной смерти и вцепилась в него объятиями.

Фост немного отпрянул, но вскоре поддался и тоже обнял Свету.

В последний момент, когда Егор (или его тело) что-то выкрикнул, Фост открыл глаза и первое, что он увидел, был обезумевший и яростный Егор. Ему никогда не справиться с Егором, у него даже шансов нет ни при каких обстоятельствах. Он прекрасно это понимал, и от этого становилось только больно внутри. Ведь, если это убьет Свету, то потом и его ждет та же учесть. Он даже думал о том, чтобы лучше он не просыпался, и смерть казалась бы ему не такой мучительной и жестокой, но он проснулся, и лежать, осмысленно сознавая, что тебя убьют, даже он не мог.

Если бы Фост накинулся на Егора, то первым бы погиб он, а после Света, поэтому он сразу откинул эту мысль. Это была очень глупая и необдуманная мысль, которую не стоит реализовывать ни в коем случае. Он напрягся, напряг все извилины, думая, что ему делать дальше. В голову приходили мысли совсем глупые, которые в первые секунды лишили своего родителя жизни. Возможно, только по воле случая ему удалось спасти и себя, и Свету.

Фост видел, как оно бросилось и вцепилось ей в глотку, но еще он видел свое спасение, стоящее у двери. Обычная старая палка, некогда бывшая дубинкой, но которую сейчас назвать таковой было невозможно. Шансов было мало. Она была довольно старая и могла рассыпаться в труху в любой момент, не то, чтобы побороться за жизнь человека.

Он подскочил с кровати, словно мышь, и в мгновение ока схватил палку, изо всех сил ударив тело Егора в районе затылка. Он услышал хруст. Очень мерзкий и противный хруст. Шейный позвонок? Нет! Он знает, как они хрустят, он был в этом уверен, но откуда он это знал? Во всяком случае, это был не позвонок, это хрустнула палка, там он даже увидел трещину, хоть и не большую, но трещину, которая, по его мнению, уже свидетельствовала о том, что он труп в ближайшие минуты.

Тело Егора не шевелилось, ему даже показалось, что рука на шее Светы сжимается все сильнее и сильнее, как будто оно и не почувствовало никакого удара, но в ближайшие пару секунд оно с грохотом повалилось на пол. Фост прямо запрыгал от радости, как маленький ребенок.

Света продолжала обнимать Фоста. Казалось, что это будет продолжаться вечно, и он не то чтобы грубо, легонько оттолкнул ее от себя, намекая, что обнимания ему уже надоели.

Эмоции переполняли ее, ведь он спас ей жизнь, даже спустя некоторое время она не могла избавиться от эмоций, потому что знала, что, будь Егор (ее муж), любивший ее очень сильно, на месте Фоста, он бы, скорее всего, даже рукой не пошевелил ради ее спасения, потому что это был его отец. А Фост вступился, он вступился, он спас ее. Возможно, он сделал это ради себя, а ни ради нее, но он сделал это.

Она поняла его намек и немного отошла, как бы сохраняя дистанцию.

– Что это было? – спросил Фост с ужасом в глазах.

– Это был его отец! – уверенно ответила Светлана. – Это наш семейный тиран, который уже давно как не жилец.

Фост вздрогнул от ее слов. Его лицо передавало одновременно задумчивость, удивление и восхищение.

– Это возможно?

– После вашего городка я готова поверить во все, что угодно.

– Все же это странно, не находишь?

– Немного, это меня пугает. Сильно пугает. Я обеспокоена и так сильно боялась, что Егор будет таким-же… как и его отец… но нет… это и есть его отец. Все еще хуже, чем я могла себе когда-нибудь представить, все намного хуже, – Светлана вздрогнула, кожа покрылась пупырышками, и она заплакала. Постояв так некоторое время, она все же успокоилась и снова заговорила, немного всхлипывая, – …нам нужно его привязать, пока он не проснулся.

Фост ничего не сказал, он понимал всю серьезность ситуации, с которой они столкнулись, и в ответ только кивнул.

Обыскав все ящики, он нашел небольшой кусок веревки, немного поношенной, которая должна была выдержать Егора. Фост чуть приподнял тяжелое тело и подтащил к столбцу, к нему Светлана вскоре привязала его неуправляемое тело. Фост тщательно проверил узлы, ведь одна неточность, и, возможно, следующего шанса у них побороться за свое существование в этом мире им уже не представится.

11

Оля приподнялась настолько тихо, насколько было возможно, чтобы не разбудить Артема. Он сопел и иногда дергался, все время что-то проговаривая во сне.

«Видать последние события сильно сказались на нем», – подумала она.

Он продолжал крепко спать, совсем не замечая солнца, падающего ему на глаза яркими лучами, и стуки ящиков, в которых копошилась Оля. Не найдя ничего, она спустилась в темный подвал, в котором уж точно должно было хоть что-то сохраниться.

Открыв до конца дверцу, Оля впустила в подвал несколько солнечных лучей, немного осветивших его темноту, и пошарила по полкам.

На одной из них стоял бутыль с законсервированными огурцами и помидорами, на другой – кусочек вяленого мяса, который по ее меркам вытягивал на килограмм, рядом с ним нашла несколько корок хлеба и бутыль с вином – этого более чем достаточно для очень плотного завтрака, и, возможно, что-нибудь останется на обед.

Оля вынесла все потихоньку наверх и когда закрыла крышку, обратила внимание, что Артем уже не спит. Он сидел на сене, потирая глаза от недавнего сна. Она мягко улыбнулась и разложила все добытое ею добро на низенький небольшой стол, за которым можно было сидеть разве что на полу, как в Японии или Китае.

Оля пригласила его жестом руки за стол.

Поев, они еще немного посидели в полной тишине, после чего первым заговорил Артем:

– Что дальше?

– Я не знаю. Придумай что-нибудь, ты ж мужчина! – мягко ответила она.

– Из города никак не выйти? – Она ничего не ответила, только покачала головой. – Тогда давай найдем всех остальных и убьем Его.

– Ага, легко говорить.

– Я не говорю, я утверждаю. Если не убьем – погибнем, так что или так, или так – решать тебе.

– Тогда давай хоть попробуем побороться за свои жизни, – подбодрила она Артема.

12

Артур проснулся поздней ночью. Он хорошо выспался, так что заснуть заново он и не пытался. В путь, – подумал он. Ему нужно найти всех и выполнить свою клятву.

Он протер глаза. Немного постоял, будто в ожидании какого-то чуда. Не дождавшись событий, которые, как он считал, должны были сами руководить им, подталкивая его на правильный и более легкий путь, он подошел к ручью. Глядя в кристальную и холодную воду, он увидел в лунном свете свое расплывчатое, уставшее лицо. Оно было осунувшимся, как у старика, но это придавало его глазам только мудрости.

Он немного попил, после чего собрал все свои мысли (чего он не мог сделать вчера) в комок и выбросил из головы, как мячик, который случайно попал к нему в сад. Сейчас ему нужна была чистая голова без лишних мыслей. Он должен быть холодным и расчетливым, потому что то, что предстояло ему сделать (тем более в его годы), свело бы с ума многих взрослых людей, не говоря уже о детях его возраста.

Он посидел у ручья несколько минут, как показалось ему, о чем-то думая, но на самом деле его голова была абсолютно пуста.

Он поднялся на ноги и продолжил намеченный им еще вчера путь.

Артур шел медленно, прекрасно осознавая, что, может быть, он в иллюзии, возможно, они все в иллюзии, в мире, который создал Клауди для какой-то мести, не совсем понятной обычному человеку, но он не обычный человек, уже не обычный человек. Сейчас нельзя было тратить силы. Идти или бежать очень быстро не имело смысла. В данной ситуации этого делать вовсе не надо было. Он мог истратить много сил, чего нельзя делать ни при каких обстоятельствах, потому что бой между ним и этим порождением зла мог завязаться в любую секунду, а он даже и представления не имел, что ему нужно будет делать в битве, как ему убить это. Но сейчас это не важно, он справится!

Последнее время он не замечал того, что он ребенок, и у него есть родители. Он знал, что они у него есть, но ему было безразлично. Все дети и даже взрослые любят своих родителей в любом возрасте, ведь они им дали жизнь, но не Артур. У него есть Цель. Она заменила ему родителей и весь мир, и он идет к ней. Медленно, но идет.

Он шел довольно долго. Колени зудели, сердце билось в учащенном ритме, но Артур не обращал на это внимания, ему нужно идти.

Пейзаж вокруг него был немного однотонным. Деревья, кусты и трава менялись на другие, но все казалось прежним, будто он не идет, он как будто стоит на месте, одни деревья падают, а другие сразу же вырастают на их месте и все.

Такое уже было. Было, когда они все вместе искали поселок, этот маленький городок. Ведь тогда они не могли его найти, думая, что он рядом, все время рядом, но не видя его. Они вроде искали его, точно малину, заглядывая под каждый кустик и лист, но он так и не появился, только потом им удалось увидеть с пригорка городок, потом, когда…

Он вспомнил, он точно вспомнил. Тогда он забыл обо всем: о родителях, о городе, обо всем, и город показался им. Он разу же вырос перед ними. Но сейчас он не мог этого сделать, даже при сильном желании. Он хотел, но не мог. Ему что-то или кто-то не давал.

На этот раз Артуру казалось, что это точно не Клауди. Почему, он не мог объяснить даже себе, но это было так.

Он перестал делать попытки борьбы с этим и продолжил свой путь, помня о том, что должен был сделать что-то тут, не дойдя до города, на пути к нему. Он знал, что он должен, но даже представить не мог, что именно.

Он мог плюнуть на это все, крикнув: «Эй. Да ладно вам всем, я устал. Окей? Можно домой?», но он этого не сделал.

Если его влекло к этому, значит оно нужно ему, значит, оно поможет ему избавить мир от зла, поселившегося в ни в чем не повинном городке. Он идет, чтобы извлечь это. Он идет.

Он шел довольно медленно, чтобы услышать звук Этого, того, что он искал. Но это оказалось не в том виде, в котором он ожидал увидеть.

Невдалеке от себя он увидел еле горящий огонек.

«Вот оно что!» – он обдумал дальнейшие свои действия и, не найдя более лучшей идеи, пошел на свет огонька. Крадучись он подошел как можно ближе и стал за деревом, в трех шагах от костра и сидящих рядом с ним двоих мужчин. Артур до последнего момента не решался подойти ближе или хотя-бы намекнуть им на свое пребывание рядом, но что-то подсказывало, что он обязан к ним подойти.

Он вздохнул и вышел из своего ненадежного укрытия.

Там сидели двое. Они были одеты в черные мантии, и один из них почему-то отпугнул от себя Артура, а другой наоборот – звал его. Он подошел к ним поближе, не ощущая страха или опасности.

– Вы кто? – спросил совсем не вежливо Артур.

– А ты? – ответил вопросом на вопрос один из них.

– Я Артур.

– Хорошо, – человек, так сладостно звавший к себе Артура, улыбнулся и продолжил свою, очевидно, долгую речь. – Я Валерий, а это –Виктор. – Он улыбнулся, радостно поприветствовав Артура. – Дело в том, что тут такое произошло. М-м-м… Как бы это сказать? Ну, в общем, так… я – священник, а это – колдун, ведьмак, без разницы, – Артур залился смехом.

– А почему без бороды? – он продолжал смеяться, пока не почувствовал на себе очень тяжелый и мощный взгляд, после которого Артуру уже было не до смеха.

– Я молод, мне только 25, и священник я по наследству, от своего отца.

– Ну а я, как уже сказал Валера, колдун или маг.

У Артура прямо мурашки пробежали по коже – два человека, которые никогда не должны были встретиться, ни по интересам, ни как-либо иначе. Они абсолютно противоположны, но в данный момент почему-то кажется, что они друзья, или еще хуже – братья, они, как минимум, должны были поубивать друг друга, хотя священнику – Сыну Божиему, даже думать об этом запрещено. Как так?

– И как же вас угораздило?

– Что угораздило? – уточнил священник.

– Ну, это… вместе тут оказаться.

– Это долгая история, очень долгая.

– Вся ночь впереди, а вам, как, в общем, и мне, как я вижу, спать ну никак не хочется.

– В этом ты прав. Но где мы и почему?

– О-о-о, это уже я скажу после вас.

– Ладно, так и быть, – согласился священник. – Мы братья, но так получилось… судьба, так сказать. В общем, мы давно не виделись. Очень давно. Может быть двадцать, а то и больше лет.

– А почему?

– Ну… В общем, как я уже и говорил, мой отец и его отец, и так далее – священники, святоши. Я принял это от своего отца, а он от своего, и так было всегда, насколько я знаю нашу семейную историю. Мы близнецы, родились с разницей в несколько минут, и вот тут все началось. У нас было село небольшое, может, людей эдак в четыреста. Все были знакомы, и поэтому уже через час сбежалось все село посмотреть на дар божий. Говорят, рождение сыновей у батюшки – это знак, что все будет замечательно, а нас тут еще и двое, причем мальчики. Я родился первым, и, возможно, поэтому все пошло не так гладко, как хотелось. Дело в том, что все от отца переходит его наследнику, причем старшему. По крайней мере, у нас в селе так было, ведь мы жили по древним христианским обычаям, которые сложились задолго до нашего появления. Мне отец передал абсолютно все, еще с самого рождения он уделял мне больше внимания, чем кому-либо из нашей семьи. Он часами напролет сидел и разговаривал со мной на разные темы. Витя же рос сам по себе. Его любил отец, я это знал, но не той любовью, которой должны любить отцы своих сыновей. Я был наследником, поэтому отец как-бы не замечал Витю. Его для отца будто не было.

Я любил и общался с Витей, но с детства так сложилось, что мы не ощущали между собой ничего связующего, как ощущают другие братья или сестры. Мы были разные, противоположные, и мы это ощущали. Я с самого малку проводил все время в храме, смотрел на отца, учился манерам и правилам. Иногда я не видел своего брата днями и не задумывался, как у него дела. Я нашел себя в богослужении, а он в другом деле, но, в отличие, от меня, не учился этому, может быть, потом, но не в то время, когда жил с нами.

В один из вечеров, когда мы ужинали, произошел инцидент, который перевернул все наши представления о жизни. Отец, в общем, как и всегда, беседовал и смотрел на меня, но ни разу не удостоил ни единым взглядом Витю.

И тут Виктор спросил у него: «Отец, почему все так?»

Отец взглянул на него, будто это его враг, и просто ответил: «Он мой сын, мой наследник, а ты… Я не знаю, кто ты!»

Я был ошеломлен таким ответом отца. Витя начал плакать, он не рыдал и не кричал, у него просто потекли слезы. Он злился, его лицо исказилось в гримасе боли и злобы на отца. Он, может быть, и не хотел, но по воле случая, сам того не ведая, он поднял весь стол, наш семейный огромный, деревянный стол, который весил больше трехсот килограмм. Можно было бы многое понять, но он даже не прикоснулся к нему руками, он поднял его мысленно и отшвырнул в другой угол комнаты. Повезло, что хоть на проходе никого не было. Мы все перепугались, отец тем более. Он тут же собрал всех, прочитал молитву и указал своим пальцем на дверь. Витя понял все без слов. Ему было не место в нашем доме, где любили и уважали храм. Может быть, и он уважал, но этого мне так и не удалось объяснить отцу. Он сказал, что это дьявол руководит им. На этом все наши семейные разговоры прекратились. Мы больше никогда не вспоминали о Вите, нам было запрещено это делать. Мы никогда не слышали больше о нем, знали только, что он ушел из села навсегда, и больше в него не вернется. Он закрыл для себя туда дорогу. И вот до сегодняшнего дня я его ни разу не видел и не вспоминал.

Я провел службу в храме, со спокойной душою лег спать, а меня что-то разбудило… вот здесь… у костра… Я оглянулся, а тут Витя. Его я, конечно, не сразу узнал, но после разговора мы поняли все и догадались, кто есть кто.

– Забавно все у вас получилось. А что касается тебя? – Обратился Артур к Вите.

– У меня все похуже обстоит, – вздохнул он.

– Знали бы вы, ребята, что тут за дела происходят, то до конца дней своих дома бы сидели или в храме грехи отмаливали.

– Ну, давай, начинай. Мне нужно все знать. Он мне так сказал.

– Кто он? – не понял маг.

Только Артур знал кто, но Валера, услышав слово «он», догадался.

– Бог, – ответил вместо Артура святоша.

– Ну так давай уже, не тяни резину.

– Я, когда из дому ушел, сразу в лес подался. Выбора у меня не было. Отец сказал, отец сделал. В жизни бы он меня больше в дом не пустил. В общем, я в лесу некоторое время жил – май и все лето. Потом холодновато стало, ягоды, да и животные уже не так заходили на обед, как раньше, так что я пошел дальше в путь.

Недолго я шел, может, денька три через леса и поля. Страшно было жуть, хотя уже знал о своих талантах, но пользоваться ими очень боялся, чтобы ни себе и никому другому не навредить. Тогда ведь дома все случайно получилось. Мне как бы вовсе не хотелось, но обида, огорчения, возможно и злость ослепили меня. Я и сам не знаю, как что-то вроде произнес, а потом все само… и, честно говоря, не очень все помню, так уж вышло. Все быстро забылось.

Я шел через лес. Он был необычным. Что-то в нем мне было сложно передвигаться, постоянно какие-то трудности, но я поначалу не замечал этого, шел себе и шел. В общем, за лесом деревенька была. Я как раз туда попал, когда люди огородные работы заканчивали. Они меня встретили и пригласили к себе.

13

Он зашел в деревню каким-то не своим шагом, отягощенным, что-ли (уже несколько часов он шел очень тяжело, но усталость не чувствовась). Увидев людей, которых уже порядком четырех месяцев не видел, он одновременно был шокирован и испытал радость. До этого момента он считал себя единственным на земле, а тут вдруг еще и целая деревенька. Подойдя чуть ближе к поселению, он почувствовал какую-то робость у себя и (так ему показалось) у крестьян.

Они смотрели на него так, будто видели на этой земле впервые нового человека. Виктор был не очень рад этим взглядам, но ничего не мог с этим поделать, ну не убить же ему всех этих людей? – нет! Он этого не сделает никогда, он это точно знает.

Он шел по улице и чувствовал на себе взгляды, очень тяжелые, оценивающие, как будто они искали выгоду в нем или от него, но он шел дальше сквозь этот ужас и мрак. Не пройдя и двадцати метров, он почувствовал, что его ноги будто бы потихоньку начали увязать в этой земле, словно в зыбучих песках, но ноги его стояли крепко на твердой почве. Он посмотрел на них более пристально. Перед его глазами было две, потом три, четыре и шесть ног. Руки судорожно дрожали. Ноги потихоньку сгибались. Силы покидали его молодое и крепкое тело. Он увидел, как лица крестьян исказились в удивленной и озадаченной гримасе.

Падая, он произнес последние слова перед бескрайней темнотой: «Спасибо тебе, Господи». Он так и не знал, к чему он это сказал, хотя далекое подсознание подсказывало, что это сделал Всевышний. Он сделал это для него, потому что он (Виктор) не смог бы пройти это село, не сгорев от прожигающих насквозь взглядов жителей деревни.

Темнота перед ним пронеслась в несколько мгновений. Там он встречался с людьми, которые ему что-то рассказывали и показывали. Он чувствовал, что это были важные люди, как для него, так и для мира. Они были не совсем обычными, как и он, сын попа.

Придя в себя, он еще три дня совсем не говорил, жевать было очень трудно, но люди перед ним выезживались, как могли, в хорошем смысле этого слова.

Ему заваривали разные травы, пытаясь всячески помочь справиться с непонятным состоянием. Перед лицом мелькали разные лица, но одно он запомнил лучше всех. Этот человек показался ему знакомым, таким, как он. Виктор увидел в нем себя. Он был стар, но еще передвигался своим ходом и довольно проворно для своих лет.

Однажды Виктор хотел его о чем-то спросить, но выдавил только маленький и тихий писк, как мышонок и снова ушел глубоко в себя, в темноту.

Потом его начало понемногу попускать. Ему давали крепкие и вонючие отвары из трав и твердую еду в виде мяса или картошки, а не похлебки, как раньше. Еще через несколько дней он начал потихоньку разговаривать, а вскоре и ходить. Этот человек продолжал приходить к нему, как и раньше, и на одной из встреч Виктор не выдержал молчания и заговорил.

– Вы кто?

Человек глянул на него и улыбнулся.

– Я тот же, кто и ты.

– Кто?

– Тот же, кто и ты.

– А как это мне понять?

– А ты догадайся, – он улыбнулся во все зубы.

– Вы Виктор?

– Нет.

– Сын батюшки?

– Нет, ты не в том направлении.

Виктор сощурил глаза.

– Вы маг!

– Да, ты угадал.

– Только откуда вы знаете, что я тоже, как и вы?

– Нет же, это я, как ты!

– Глупости. Вы старше меня.

– Может быть, а может и не быть.

– Вы меня путаете.

– Ты сильнее меня. В сотни, а может и в тысячи раз, но ты не развиваешь свой дар, а отец твой, он просто не понимает этого и старается отшвырнуть все, и ты сам знаешь, почему.

– Знаю, потому что он батюшка. Так, а все-таки, как вы догадались?

– О, это было нетрудно. Ты и поднимал в комнате все, и сам поднимался над печкой. А иногда заходишь к тебе, а ты по комнате ходишь и чары страшной силы в руках тренируешь. Мне пришлось приложить много усилий, чтобы узнать, чем ты занимался, пока был в себе. Ты общался с великими магами и это великая честь, они тебя многому научили за это время.

– А сколько я здесь?

– Уже два года, – старик опять улыбнулся.

– Сколько? Два? Боже мой, что ж так долго то?