Демон из Стеклянной Башни

– Конечно, господин комиссар, всегда к вашим услугам – прокричал в ответ Нюнсберг, не отрываясь от своих дел. – До свидания!

Уходя, Майку пришлось снова пройти через цех готовой продукции. В воротах снова стоял тягач с прицепом, но это был уже другой автомобиль. А картина, между тем, нисколько не изменилась – также сновали люди и автокары, загружая товар, перекрикивались и ругались рабочие и между собой, и с пришлыми водителями тягача, и с их экспедиторами. В центре всей композиции располагалась миссис Диксон, то и дело отдавая команды направо и налево, и ужасно матерясь по поводу и без такового. Ее кучерявые волосы, казалось, вообще встали дыбом от напряжения.

Проходя мимо, комиссар Стэмп не стал подходить к начальнице цеха, издалека выкрикнув прощальные слова. Но, видимо, миссис Диксон так была увлечена своей работой, что пропустила его слова мимо ушей и вообще, даже не обратила на него никакого внимания. Скажем прямо, это обстоятельство нисколько не огорчило Майка и он, погрузившись в свои размышления, быстро скользнул через массивные железные ворота и был таков, направившись к своему автомобилю-монстру.

На проходной машину Майка уже встречали все те же хмурые охранники. Они-то как раз не только заметили приближение громадины комиссара, но и на прощание, вразнобой, кивнули ему, и он, не опуская стекла, коротко кивнул им в ответ. Когда комиссар подъехал вплотную к выходу, входные ворота, как по мановению волшебной палочки, открылись, выпуская урчащего монстра наружу. Майк резко нажал на педаль акселератора, обдав охранников густыми клубами дыма, и удалился прочь в морозное субботнее утро.

…

На стоянке перед полицейским участком было уже полным полно машин. Майк едва нашел место, чтобы припарковать своего грохочущего монстра. Ко всему прочему по пути от стоянки до участка Стэмп два раза попал в лужи, образовавшиеся на солнышке после ночного морозца, замочив при этом ноги.

Когда комиссар добрался до участка, ночная смена дежуривших полицейских уже ушла по домам на отдых, и Майк обрадовался, что ему не придется встречаться с этим нахальным и хамоватым Харрисом. Ух, до чего же он не любил, если не сказать ненавидел, этого молокососа в погонах. До чего же ему, иногда, хотелось съездить по его рыжей физиономии, да так, чтобы зубы разлетелись по разным углам. И только должностное положение комиссара не позволяло Майку опуститься до такого унижения и охлаждало его пыл.

В кабинете инспекторов собралась уже вся его группа, которая живо что-то обсуждала. Долгожданное весеннее солнышко, проникающее сквозь огромное во всю стену окно, наполняло помещение ярким светом и мягким теплом. Столы, за которыми в служебное время восседали инспектора, размещались почти как в школе – вдоль длинных стен по три с каждой стороны с проходом посредине. Один стол пустовал. И Майк, при проведении своих совещаний пользовался рабочим столом Редлиффа, так как тот стоял в самом конце кабинета, так, что столы остальных сотрудников отдела оставались позади него. Это было удобно комиссару, который во время совещаний переносил кресло Дика на другую сторону стола и оказывался при этом лицом ко всем своим сотрудникам. Во время, так называемых летучек, сам Редлифф занимал пустующий стол в самом конце кабинета, почти у выхода. Кабинет был образцом чистоты и порядка. Прекрасного качества крашеные обои кремового цвета были подобраны в тон натяжному потолку, оснащенному превеликим множеством светодиодных лампочек со встроенным изменением гаммы цветов. В кабинете присутствовала даже школьная доска. Правда, никто уже не мог вспомнить, для чего она вообще предназначалась изначально. Сейчас же ребята, в основном, использовали ее для развлечения – чертили на ней всевозможные карикатуры друг на друга, либо просто рисовали для снятия нервного напряжения. И самой большой загадкой для Майка было то, откуда берется мел для письма. Каждый раз, когда Стэмп специально забирал какой-нибудь очередной кусок мела, на следующий день на полочке под этой самой доской снова лежал новый мелок. После некоторых подобных фокусов Майк все же сдался и оставил и доску, и прилежащий к ней кусок мела в покое. Все инспектора сидели по своим местам, кроме Редлиффа, разместившегося возле стола младшего инспектора юстиции Йенса на маленьком стульчике для посетителей. Больше всех говорил Редлифф, и это было неудивительно для Майка. Ведь с самого поступления юнца Дика на службу в полицию, Майк сразу же почувствовал в нем стержень, способный превратить зеленого сопляка-очкарика, коим и являлся сейчас Редлифф, в толкового старшего инспектора, а может быть, в дальнейшем, и самого комиссара юстиции или добротного окружного шерифа. При появлении комиссара Дик тут же уселся за свободный стол, готовый слушать начальника и записывать все необходимое в свой блокнот.

«И эта вертихвостка здесь! – гневно подумал Майк, увидев в комнате Линду Саммервуд – Чего ей дома в законный выходной-то не сидится? Все чего-то доказывает, все чего-то жилы рвет. А кому это нужно? Кому? Мне? Да ни черта мне не надо ни ее стараний, ни ее умений. Да и, вообще, я бы с удовольствием обменял ее сейчас на толкового малого в брюках, а не в юбке. Ведь все равно я уверен, что не место женщинам в полиции. Грязная это работа, а женщина должна украшать мир, а не копаться в грязи».

И тут же Стэмп неожиданно для самого себя вспомнил Сару Милтон. Он был очень обескуражен этим обстоятельством. В памяти всплыли благородные черты девушки, ее безупречную точеную фигурку и, конечно же, просто по-царски грациозные движения. Майк постарался прогнать мысли о девушке.

«Вот что значит долгое отсутствие женской ласки – уже и на подозреваемых кидаюсь. Надо позвонить Элеоноре и договориться с ней о встрече, а то это просто так не пройдет».

Войдя в кабинет инспекторов (предусмотрительно оставив кожаный плащ и шляпу в своем кабинете), Майк принял максимально суровый вид, на который только был способен, дабы показать своим подчиненным всю степень значимости, которой наделен их начальник, и весь груз ответственности, которая на него возложена. Сухо кивнув присутствующим и что-то пробормотав себе под нос, Майк тяжелой походкой прошлепал за самый дальний стол, принадлежавший Редлиффу, который в это время сидел за соседним столом вместе с Николасом Йенсом, тоже младшим инспектором юстиции, но в отличие от Редлиффа, не обладающего особыми талантами в сыске и не выказывающего особых рвений по службе. Пройдя за стол, Стэмп также тяжело плюхнулся в черное канцелярское кресло, поскрипывающее при каждом неловком движении седока, положил руки на стол, сложил ладони в замок и обвел подчиненных испытывающим взглядом прежде, чем начать «летучку». При виде своего начальника, да еще такого особенно грозного, каким был Майк сегодняшним утром, все собравшиеся немного приутихли, только Йенс по-прежнему продолжал что-то тараторить прямо в ухо Винстону, который, в свою очередь, полностью сконцентрировал свое внимание на комиссаре.

– Доброе утро, если, конечно, его можно назвать добрым, учитывая тот факт, что все мы собрались здесь, в свои выходные дни, по служебной необходимости – поздоровался Майк с присутствующими в кабинете инспекторами юстиции, внимательно уставившись при этом на младшего инспектора Йенса, который, заметив его пристальный взгляд, опустил глаза вниз и принялся разглядывать свои принадлежности. – Я собрал вас всех здесь по очень серьезному делу. Сегодняшней ночью у нас произошло весьма странное и, вместе с тем особо тяжкое преступление – похищение трупа. Я думаю, младший инспектор Редлифф успел ввести вас немного в курс дела. Так вот, похищен труп некоего Теодора Милтона, рядового учетчика мусороперерабатывающего комбината. Мы вместе с инспектором Редлиффом успели подсобрать кое-какую информацию относительно расследования данного дела. Сейчас нам необходимо обобщить ее и выдвинуть рабочие версии. Если есть какие-нибудь вопросы до начала, милости прошу, задавайте.

«Тишина гробовая» – подумал Майк, хотя ему сейчас вовсе не хотелось использовать именно это сравнение, но ничего другого в голову не приходило.

Выдержав театральную паузу, Стэмп продолжил.

– Если у вас нет ко мне вопросов, тогда давайте обсудим сложившуюся ситуацию. Утром я побывал на рабочем месте Милтона и нашел там одну очень интересную вещицу, но об этом позже. Сейчас я хочу дать слово младшему инспектору юстиции Редлиффу, чтобы он полностью доложил о материалах дела и сообщил о выполнении моего поручения.

По кабинету пошли тихие перешептывания между инспекторами. В отделе уже многие догадывались об истинном отношении шефа к Дику Редлиффу, но вслух эти домыслы высказывал всего один человек – старший инспектор юстиции Рубен Ван Гистон, метивший на место Стэмпа и терпеливо ожидавший своей очереди. И ему было совсем не по душе осознавать, что какой-то там молокосос, едва закончивший полицейскую академию, может бесцеремонно нарушить все его планы и сам занять место комиссара юстиции. Да и то, высказывался он только в очень узком кругу проверенных людей, стараясь, чтобы его слова не дошли до самого Стэмпа. Но мир всегда был не без добрых людей, и Майк хорошо знал об этих разговорах, стараясь ничем не выдавать своих знаний. Стэмпу, действительно, уже давно предлагали участие в выборах на должность окружного шерифа (а шансы их выиграть у Майка были хорошие) и многие в участке поговаривали, что долго комиссар не сможет сопротивляться этому давлению и в скором времени место комиссара юстиции станет вакантным. Вот этого момента и ждал Ван Гистон. Майк хорошо относился к старшему инспектору юстиции, даже в прошлом помог ему занять эту должность. Рубен неплохо справлялся со своими обязанностями, был очень исполнителен, имел хороший послужной список по раскрытым делам. Но не было у него чего-то, не дал Бог какой-то изюминки, живого мышления, чтобы занять пост комиссара. А у Редлиффа было. Но не было у Дика большого послужного списка, такого как у Ван Гистона, в силу своей молодости, не было и устоявшегося мнения начальства в участке. Поэтому Майк хотел в случае своего повышения по службе воспользоваться связями, чтобы комиссаром был назначен именно Редлифф, а не Ван Гистон. И потому сегодняшние перешептывания ему особо не понравились.

Дик немного помялся, прежде чем начать свой доклад, видимо, тоже поняв, о чем судачат его коллеги. Но потом все же приступил к описанию дела.

– Сегодняшней ночью, примерно в один час семь минут по местному времени в участок по телефону позвонила мисс Сара Милтон и сообщила о пропаже тела своего покойного отца – Теодора Милтона, 19.. года рождения, уроженца города Нью-Бетлехем, Пенсильвания, работавшего учетчиком готовой продукции на мусороперерабатывающем комбинате. В Вурджвилль семья Милтонов перебралась почти три года назад и с тех пор, ни в каких криминальных событиях замечены не были. Правда, у сына Милтона – Филиппа – было несколько приводов в полицию, но все они были за чрезмерное потребление спиртного. Связей с уголовниками Милтоны не имели. Только тот же самый Филипп Милтон некоторое время назад водил приятельские отношения с Джоном Драггером, известным в городе торговцем легкими наркотиками до момента их полной легализации, а теперь предпринимателем средней руки, снабжающим почти всё Восточное побережье и большую часть Среднего Запада марихуаной и изделиями на основе каннабиса.

Здесь Редлифф сделал остановку, чтобы перевести дыхание и ответить на вопросы, которые могли возникнуть у инспекторов. Но никто даже не сделал попытки открыть рот, один только Йенс, будучи до конца верен себе, что-то бормотал в ухо теперь уже инспектору юстиции первого класса Винстону, сидевшему позади него. Поэтому Дик продолжил.

– Так вот, как я уже говорил, труп Милтона предположительно пропал около часа ночи. Никто ничего не видел.

– А может быть, просто посмотреть записи с видеокамер – с пренебрежением выкрикнул с места Ван Гистон, не выдержав напыщенности, которую, по его сугубо личному мнению, демонстрировал сейчас Редлифф, зачитывая свой доклад. Старший инспектор юстиции Рубен Ван Гистон был невысокого роста, крепкого телосложения и весьма широкоплеч. Лицо его не было ничем примечательным, хотя женским вниманием Рубен обделен не был никогда, в основном, благодаря своему отменному чувству юмора и какой-то сокровенной, одному ему присущей сексуальности, почти животной. Он менял женщин, как говорят в таких случаях, словно перчатки, никогда не задерживаясь на одной, стараясь держать их всех на расстоянии. Именно поэтому к своим тридцати пяти годам был холост, ни разу не связав себя брачными узами. Да и детей не имел тоже, даже внебрачных. Характер у Ван Гистона был ему под стать, ужасно колюч. В отношениях с коллегами Рубен никогда не отличался особо теплыми чувствами, всегда и во всем тянул одеяло на себя, всякий раз стараясь доказать всем свою правоту и беспрекословность своего и только своего мнения. В общем, человеком он был совсем не простым, если не сказать жестче, хотя всегда был у начальства на особом счету с прицелом на скорый карьерный рост.

Майк внимательно посмотрел на старшего инспектора юстиции. Его взгляд выражал немой укор в адрес подчиненного, но он промолчал. А Редлифф нет.

– Мы с комиссаром сразу же нашли записи со всех камер, расположенных в нескольких кварталах вокруг дома Милтонов, но на них ничего не оказалось. Вернее сказать, на них было все, кроме того момента, когда предполагаемые преступники могли бы попасть в зону видимости камер. В это самое время на всех, без исключения, записях начинается рябь, которая заканчивается через пару минут. Мы предполагаем, что злоумышленники орудовали специальными приборами, способными воздействовать на записывающие устройства – Дик мельком взглянул на Стэмпа и тут же в упор посмотрел на Ван Гистона. – Так что видеозаписи не самое полезное доказательство в этом деле, Рубен. Предвещая твой следующий вопрос, отвечаю – мы также опросили соседей и возможных свидетелей, но никто ничего не видел и не может ответить даже на такой, казалось бы, простой вопрос – на каком автомобиле были преступники, и сколько их было.

Дик продолжал пристально смотреть на Ван Гистона, не отводя от него глаз, словно бы испытывая своего собеседника на прочность. Старший инспектор юстиции первым отвел взгляд, сделав вид, что ему нужно срочно что-то сказать впереди сидящему Винстону. Редлифф буквально всем нутром почувствовал остроту момента и радость от того, что вышел победителем из этого короткого поединка взглядов. В полной мере насладившись своей маленькой победой, младший инспектор юстиции Редлифф продолжил зачитывать свой доклад.

– Так вот, сегодняшней ночью, при посещении места преступления мы с комиссаром Стэмпом пришли к выводу, что к преступлению могут быть причастны члены семьи Теодора Милтона. В таком случае необходимо было выяснить, кому из них выгодно исчезновение трупа главы семейства. Ведь по нынешним законам до церемонии нейтрализации, пока автомат не выдаст свидетельства о смерти, человек считается живым, наследство не открывается и наследникам невозможно вступить в право наследования. Поэтому утром, по заданию комиссара, я посетил городскую нотариальную контору, где и обнаружил, что покойный Милтон еще при жизни составил завещание по распоряжению своим имуществом на случай его смерти – в это время Дик остановился и снова поглядел на Майка. Он был ужасно недоволен тем, что комиссар пришел в участок прямо перед самой «летучкой» и не дал Редлиффу возможности доложить о своей находке и обсудить с ним, как следует ситуацию. Именно поэтому сейчас он немного мялся, прежде чем продолжить.

– Ну не томи душу – выкрикнул неуемный Йенс. – Давай уж побыстрее версии выдвигать, а то развел здесь мыльную оперу с театральными паузами.

– Прекратить разговорчики – прикрикнул Стэмп и даже ударил ладошкой по столу, но не сильно, больше для проформа, а потом, обращаясь к Редлиффу сказал. – Действительно, Дик, не перегибай палку, выкладывай поскорее всю свою информацию.

– Хорошо, хорошо, комиссар – поспешно отрапортовал Редлифф и продолжил свой доклад. – В завещании единственным наследником всего имущества Милтона является Сара Милтон, дочь усопшего Теодора Милтона.

– Так, так – протянул Стэмп. – Очень интересный факт. А ты полностью уверен, что жена и сын ничего не получают по завещанию, Дик?

– Абсолютно, комиссар. У меня на руках копия этого завещания. Я попросил разрешения у миссис Хьюстон сделать копию, чтобы у нас были хоть какие-то зацепки.

– Молодец, Редлифф, – похвалил его Майк, искренне радуясь в душе, что у него есть такой смышленый напарник, которого, в отличие от остальных его подчиненных, вовсе не надо контролировать в работе. – Дай-ка мне копию.

Редлифф подошел к своему столу, за которым сейчас восседал комиссар, и протянул Майку бумажную копию завещания Теодора Милтона.

– Господин комиссар, кроме всего прочего я распорядился, чтобы миссис Хьюстон пока повременила с оглашением этого документа и, вообще, не распространялась ни с кем на эту тему. По крайней мере, до понедельника.

Теперь Майка буквально распирало от гордости за своего подчиненного.

«Ведь ничего и говорить не надо, сам все понимает, а самое главное, сам принимает единственно правильные в конкретных ситуациях решения и претворяет их в жизнь. Золото, а не подчиненный!» – подумал Стэмп и даже немного покраснел (благо он был темнокожим и этого никто не заметил). Правда, в это самое время Майк принялся поглаживать свои усики-щетки – а это выдавало в нем особое волнение, о чем все его подчиненные, без исключения, хорошо знали. Опомнившись, комиссар прямо-таки заставил себя убрать руки от усов и продолжить совещание.

– Правильно, Дик. Не надо знать пока никому об этом завещании, а тем более о его содержании.

Приняв копию завещания, Майк бегло пробежал документ глазами, заострив свое внимание на той его части, где указывались данные наследников или наследника как в данном случае, и убедился в правоте слов своего напарника. Убедился, в общем-то, без особого восторга, потому что всецело ему доверял.

– Итак – подытожил комиссар, отложив листки бумаги копии завещания на стол в сторону. – Наличие этого документа означает, что единственным членом семьи Милтонов, кому категорически не выгодно исчезновение трупа, является его дочь – Сара Милтон. Ибо в результате проведения процедуры нейтрализации она бы получила свидетельство о смерти отца и стала бы полноценной наследницей всего его имущества.

В душе Стэмп был ужасно рад, что Сара не причастна к этому преступлению. Даже счастлив, что его предчувствие сыщика на этот раз его подвело и что не нужно терзаться угрызениями совести по её поводу. Гора сошла с плеч комиссара, и он буквально всем нутром, всем телом и рассудком почувствовал томительно приятное облегчение.

– А много ли там наследовать? – поинтересовался неуемный младший инспектор Йенс со своего места. – Может там и наследовать-то особо нечего.

– Да, Дик, резонный вопрос – обратился Майк к Редлиффу. – Каково богатство усопшего? Но судя по современному ремонту в квартирке, в которой он проживал, и по обстановочке в ней, деньжата действительно водились в их семье.

– К сожалению, я еще не успел навести справки по этому поводу, но этот вопрос действительно надо бы прояснить. А то, если нет имущества, способного вызвать к нему интерес, это завещание – он указал на листки бумаги, лежащие у него на столе – пустышка, ложный след.

И тут же добавил:

– Сегодня же я все выясню насчет имущества Милтона.

Редлиффу было ужасно стыдно, что он не выполнил поручения комиссара по поводу имущества, принадлежавшего Милтону, но он так торопился в участок, чтобы доложить о неожиданно найденном завещании, что напрочь позабыл об этом поручении. И только придя в участок, Дик с ужасом понял, что не выполнил задания шефа полностью, но было уже поздно – пропускать совещание было бы еще хуже. Во-первых, комиссар очень не любил, когда на его «летучках» отсутствуют подчиненные, даже когда те были где-нибудь на выезде с опергруппой. Во-вторых, ведь именно ему, младшему инспектору юстиции Редлиффу, выпала честь довести всю имеющуюся информацию по этому делу до сведения отдела, а этой возможности Дик никак не хотел упускать.

Между тем, комиссар Стэмп был полностью согласен с Редлиффом, но в спор снова вмешался Ван Гистон. Все время после их словесной дуэли с Редлиффом, он сидел молча, внимательно слушая младшего инспектора юстиции с видом человека, дозволившего никчемному человечишке высказать свою бредовую идею, и теперь, когда вся бессмысленность этой затеи раскрыта, пришло и его время для её развенчания.

– Ерунда все это – густым басом негромко высказался старший инспектор юстиции Ван Гистон и с насмешкой поглядел на Дика. – С какой стати члены семьи усопшего вместо того, чтобы достойно провести процедуру нейтрализации и пристроить очередную табличку с именем Теодора Милтона к Стене Памяти, будут выносить тело из дома, тайком, да так, чтобы никто ничего не заметил. При этом у них еще должно быть оборудование для создания помех видеокамерам. Полный бред! Не там ищешь, Редлифф.

Глаза Ван Гистона хитро искрились, а уголки рта немного приподнялись в полуулыбочке. Он не обращал никакого внимания на Стэмпа, полностью сосредоточившись на своем прямом противнике. Майк сразу же постарался пресечь эту продолжавшуюся словесную дуэль между подчиненными, хотя отчетливо понимал, что это возможно сделать только на данную минуту. В дальнейшем это противостояние непременно продолжиться, и будет иметь весьма неприятный оттенок. Комиссар, как настоящий руководитель, знал, что конкуренция в отделе должна носить лишь конструктивный характер. Тогда и только тогда возможен поступательный рост каждого сотрудника как профессионала в своем деле. Она же помогает в работе, производя на свет Божий версии, выдерживающие любую критику, и помогая при этом в поиске действительно надежных улик. Конкуренция же, основанная на личной неприязни друг к другу и, прямо скажем, зависти, не сулит ничего хорошего кроме этой самой пресловутой конкуренции, сводящей всю работу всего отдела и все потуги подчиненных к нулю.

– Может быть, все может быть – задумчиво протянул Майк Стэмп, обращаясь сейчас к Ван Гистону. – Но в настоящее время я считаю эту версию самой перспективной. Но если ты, Рубен, считаешь по-иному – то вперед, действуй. Но, сперва, я хотел бы выслушать твою версию, со всеми раскладками и мотивами на основании озвученных здесь данных.

Ван Гистон молчал, теперь переведя свой взор на Стэмпа. В его глазах Майк отчетливо видел, что старший инспектор не может сейчас выдвинуть ни одной версии, способной выдержать хотя бы какую-то мало-мальски достойную критику, но все равно считает их совместную с Редлиффом версию абсурдной и не заслуживающей проверки. Наконец, Ван Гистон просто отвел взгляд, так ничего и не ответив.

– Я понял тебя, Рубен – прямо по-отечески произнес Майк. – Буду ждать от тебя стоящую версию с ее обоснованием, а пока продолжим обсуждать версию Редлиффа. У кого-нибудь еще есть возражения?

Ответом ему стала полная тишина. И тогда слово снова взял Дик.

– Кстати, я забыл еще одну вещь. При опросе вдовы Теодора Милтона – Виктории Д. Милтон – я выяснил, что между братом и сестрой, мягко говоря, не самые теплые отношения – при этих словах Дик извлек свою засаленную записную книжку из внутреннего кармана пиджака и открыл в необходимом ему месте.

– Вот – он ткнул пальцем в листок своей записной книжки. – На мой прямой вопрос, каковы отношения между Сарой и Филиппом, Виктория Милтон ответила, что их отношения не совсем хорошие, но открытой неприязни ни он, ни она друг к другу никогда не проявляли. При этом – Дик поднял вверх указательный палец правой руки, показывая, что произнесенное им в дальнейшем, действительно важно и заслуживает особого внимания. – Миссис Милтон не очень-то охотно ответила на этот, казалось бы, простой вопрос. Долго раздумывала над ответом, несколько раз при этом поправляла свою прическу и пару-тройку раз промокнула носовым платком высохшие слезы на щеках. На основе данных криминальной психологии и собственного опыта я сделал вывод, что Виктория Милтон либо что-то недоговаривает, либо откровенно лжет. И в том и в другом случае у меня есть все основания полагать, что взаимоотношения между братом и сестрой в семье были напряженными. Кроме того, в пользу этой версии выступает и тот факт, что Филипп не проживает со всей семьей, а снимает отдельную квартиру на Северной сорок второй улице. Учитывая площадь и планировку квартиры Теодора Милтона, Филипп вполне бы мог жить и вместе с родителями. Кроме того, я также бегло опросил Сару Милтон – Ричард искоса посмотрел на Майка и поспешно добавил – полный опрос провел комиссар Стэмп. Я же в свою очередь, досконально ознакомившись с протоколом ее допроса, задал ей несколько вопросов, которые, по моему мнению, могли бы быть немаловажны для проведения расследования. Так вот, на мой вопрос об их отношениях с братом, ответила также как и мать, добавив при этом (впрочем, довольно неубедительно), что она очень любит брата, который, по ее мнению, просто глубоко заблуждается и ее задача, как любящей сестры, наставить его на путь истинный. Но – тут Редлифф снова поднял указательный палец вверх – при ответе на вопрос мисс Милтон не смотрела на меня вообще, делала большие паузы между словами, очень нервничала (постоянно теребила свой носовой платок). Отсюда я сделал обоснованный вывод, что и мать и дочь откровенно лгут следствию по поводу взаимоотношений между Сарой и Филиппом Милтонами. Вкупе со всеми выше сказанными доводами считаю версию о причастности к исчезновению тела Теодора Милтона его сына Филиппа основной, в первую очередь подлежащей проверке.