Демон из Стеклянной Башни

Дик взял небольшую паузу, оглядел присутствующих в кабинете, немного задержался взглядом на комиссаре, а затем выдохнул.

– У меня все.

Майк внимательно выслушал доклад своего напарника и, в целом, был доволен речью Редлиффа. Но осталась какая-то горчинка, еле уловимая, но от этого не менее чувствительна. Стэмпа зацепило то обстоятельство, что Дик не полностью доверился ему, своему напарнику, своему начальнику, в конце-то концов, и самостоятельно передопросил Сару Милтон. А, может быть, и не в этом дело? Может быть, это простая ревность? Но Майк тут же отмахнулся от этой идеи как от назойливой мухи. Ну не может, не может он ревновать какую-то очередную свидетельницу по очередному делу, да еще к кому – к своему напарнику, человеку, которому он всецело доверяет и прочит его на свой пост как одного из самых успешных и талантливых своих сотрудников. Нет, но все же ему не понравилась перепроверка Редлиффа и точка. Но факт остается фактом, Дик передопросил Сару Милтон и это пришлось не по душе Майку и точка. Вслух же он своим обычно томным голосом спросил.

– У кого-нибудь есть вопросы к младшему инспектору? – и внимательно поглядел на Редлиффа. А тот, будто нутром почуяв что-то неладное, отвел взгляд в сторону.

Оказалось, что вопрос оказался только один, у Линды Саммервуд.

«Вот чертовка! – гневно подумал Стэмп. – Что она все лезет, чего ей все неймется?».

Тем не менее, Майк дал ей слово, вставив при этом колкую шуточку про «новую прическу младшего инспектора Саммервуд, с которой ей прямая дорога на мировой модельный подиум». В кабинете раздался грохот смеха. Смеялись все, за исключением, конечно же, самой Саммервуд. Обстановка в отделе немного разрядилась, что сделало возможным продолжить работу по продуктивному расследованию этого запутанного дельца.

– А где работает Филипп? – спросила Линда.

– А тебе зачем? Неужели хочешь хоть кого-нибудь затащить к себе в постель? – едко заметил Йенс, уколов девушку в самое сокровенное, ибо в последнее время все мысли Саммервуд были заняты вопросом обустройства личной жизни и об этом в отделе знали все, не упуская при этом момента при каждом удобном случае задеть девушку побольнее. В кабинете снова гулким эхом пронесся раскат громогласного хохота. Линда совсем смутилась, даже прикрыла лицо ладонями.

Между тем, Редлифф, хорошенько отсмеявшись и прокашлявшись в кулак, ответил на поставленный коллегой вопрос.

– Филипп Милтон работает на том же мусороперерабатывающем комбинате, где работал и его отец. Только в цехе по первичной переплавке металла. А какое, собственно, значение это имеет для расследования настоящего дела?

– Нет, Дик, ты не прав – вмешался в разговор комиссар. – В данном деле все детали, даже не заметные на первый взгляд, могут сыграть важную роль. Есть еще какие-либо вопросы?

Больше вопросов не оказалось и Майк, выдержав нужную в данной ситуации паузу, продолжил.

– Я искренне благодарю младшего инспектора Редлиффа за его подробный доклад и введение всех в курс дела. Теперь настал мой черед изложить свою точку зрения по данному делу, в частности, по вопросам, которые у меня возникли при допросе Сары Милтон – тут Майк снова принялся неспешно поглаживать свои усики-щетки. Воспоминания о красавице-свидетельнице вновь накатили на комиссара.

– Так вот, при допросе свидетельницы я так и не смог выяснить два момента, которые могут оказать влияние на ход расследования: во-первых, мисс Милтон мне так и не смогла раскрыть причину переезда их семьи в Вурджвилль. Во-вторых, она не ответила на мой вопрос по поводу ее ухажера в настоящее время. Я считаю, что ответы на данные вопросы необходимо выяснить в ближайшее время.

– Я, конечно, понимаю, как может повлиять вопрос об ухажере на ход расследования – снова без спроса встрял в доклад Ван Гистон. – Но какое значение может иметь установление причин их переезда с семьей в наш город?

Комиссар, будучи человеком широких взглядов, всегда допускал дискуссии с подчиненными при изложении обстоятельств дел по поводу определения версий, которые необходимо отработать и их очередность, мотивов преступления, причин, способствовавших совершению преступления и так далее. Но сегодня вклинивания старшего инспектора юстиции просто раздражали Стэмпа. Вот и сейчас, нелепый вопрос Ван Гистона, да еще заданный без разрешения, вызвали в нем шквал негодования. Внутри у Майка все кипело и бурлило, но он, как истинный начальник, не подал вида и спокойно ответил на этот вопрос.

– Честно признаться, я понятия не имею, каким образом ответы на эти вопросы могут повлиять на ход, а самое главное, на результат расследования. Но я точно знаю, что что-то в этом есть.

Он помолчал, дав своим подчиненным успокоиться. Во время его диалога с Ван Гистоном в кабинете совершенно неожиданно пошел тихий гул. Все что-то с кем-то обсуждали, даже Редлифф. Обсуждали ли они какие-то свои версии по поводу настоящего дела либо просто сплетничали о последних новостях в участке, Майк не знал. Особенно здесь упорствовал, как всегда младший инспектор юстиции Йенс, втолковывавший какую-то очередную свою ахинею инспектору юстиции первого класса Винстону и активно при этом жестикулируя, разбрасывая свои тощие руки во все стороны. Когда присутствующие в кабинете поняли, что комиссар и старший инспектор уже давно молчат и ждут, когда все собравшиеся успокоятся, гул закончился сам собой также неожиданно, как и начался. Стэмп продолжил.

– У меня все. Если есть еще какие-то вопросы, то милости прошу.

– А действительно ли было похищение трупа? – впервые за все время «летучки» подал голос Джек Винстон, инспектор юстиции первого класса. Голос его был могуч, да и сам его обладатель выделялся своими незаурядными габаритами. Высокий, широкоплечий, с густыми черными бровями и шевелюрой на голове, и вечно небритыми щеками, доставшимися ему по наследству от матери – итальянки. А большая квадратная челюсть выдавала в нем тяжелый характер и могучую волю. По большей части Винстон был молчалив до такой степени, что все другие сотрудники отдела уголовного преследования считали его слушателем от бога и каждый раз, когда у кого-то из них возникала необходимость излить кому-нибудь душу, он неизменно обращался к Винстону. А сам Джек просто не мог им в этом отказать, садился и внимательно выслушивал каждого. Хотя, при этом, думал о совершенно других вещах, далеких от предмета разговора собеседника, поддакивая, тем не менее, всегда в нужных местах. По службе он продвигался со скрипом, считался очень медлительным не только в делах. Многие в руководстве полицейского участка считали его тугодумом, что в действительности было не так. Винстон был довольно сообразителен, быстро схватывал информацию и мог проанализировать ее в два счета, поэтому мог бы свободно посостязаться в этом умении с Редлиффом, но, в отличие от последнего, инспектор юстиции первого класса Винстон никогда не выпячивал этого своего качества напоказ, особенно перед начальством. Иногда позволял себе слегка отлынивать от исполнения должностных обязанностей, поэтому комиссар ценил его, но целиком на него положиться не мог и не поручал ответственных заданий. А без них далеко по служебной лестнице не продвинешься. А Винстон и не хотел по ней двигаться, его вполне устраивало текущее положение дел, а взваливать на себя тяжелый груз ответственности за подчиненных было вообще выше его сил.

– Может быть, это была просто инсценировка? – продолжал басить Винстон. – Если никто не видел, как выносили труп, то кто тогда может дать гарантию, что похищение было на самом деле?

Все были немного обескуражены таким поворотом событий. В особенности негодовал Редлифф, который потратил целое утро, сначала досматривая место происшествия, сбившись с ног и с полчаса уламывая охранников и консьержей соседних домов выдать ему видеозаписи с наружных камер слежения. Потом копаясь в бумажной рухляди нотариальной конторы, выслушивая нудятину городского нотариуса. А теперь, по мнению какого-то умника, выясняется, что все это было проведено впустую! Нервы Дика не выдержали и он, весь кипя от негодования и еле-еле сдерживая свои эмоции, отыскал-таки в глубине себя и выдавил некие слова, возможно, способные оправдать и его версию расследования преступления, и, вообще, само наличие события преступления.

– Но ведь труп Теодора Милтона был? Был. Это зафиксировано медицинской службой – Редлифф буквально при каждом слове теребил душку своих очков. – Когда мы прибыли на место его в квартире не было? Не было. И этот факт тоже зафиксирован уже нами по пришествии…

– А обыск в квартире проводили? – не унимался Винстон. – Может быть труп все это время находился и сейчас по-прежнему находится на своем месте, то есть в квартире Милтонов? Ведь, насколько я понял из всех речей, произнесенных здесь, обыска не было.

В душе Майк был ужасно рад, что заразил своих подчиненных этим делом, и такие вот неудобные вопросы, ответы на которые могут быть неоднозначными, способны пролить больше света на это темное дело.

– Нет – упавшим голосом ответил Редлифф, не переставая теребить очки. – Обыск в квартире потерпевших, подчеркну еще раз, ПОТЕРПЕВШИХ, не проводился. Да и был ли в нем смысл, ведь никогда полиция не проводит обыск у потерпевших. В этом нет надобности. Ведь мы априори считаем людей, заявивших о преступлении в отношении себя или своих близких потерпевшими, и стараемся всеми законными способами и средствами защитить их нарушенные гражданские права. И уже потом, при наличии веских оснований, можем кого-либо из потерпевших перевести в категорию подозреваемых и тогда проводить весь комплекс мероприятий по розыску и фиксации следов преступления, улик и сбору доказательств причастности этого лица к совершению преступления. А сегодня утром у нас таких оснований не было. Быть может, сейчас, когда выяснены некоторые обстоятельства, указывающие на причастность сына покойного к совершению преступления – Редлифф многозначительно посмотрел на комиссара, а затем продолжил – Мы могли бы…

– Что мы могли бы? – продолжил свое нещадное разоблачение Винстон. – Провести обыск в квартире Филиппа Милтона, который проживает по другому адресу?

Майку эта перепалка начинала нравиться все больше и больше.

«А ведь действительно, почему мы сразу не предположили, что все это инсценировка. При таких обстоятельствах мы могли бы спокойно провести обыск по поводу возникновения оснований совершения преступления, классифицированного как умышленное сообщение о преступлении, которого в действительности не было. Даже у меня не возникло в этом сомнения, наверное, просто после сна. А ведь молодец Винстон! Ай молодец! Не зря я его держу в отделе. Может же ведь когда захочет».

На последние слова Редлифф не нашелся что ответить, стоял столбом и как рыба машинально открывал и закрывал рот. Майк решил взять на себя ответственность за дальнейший ход дискуссии.

– Мы тебя поняли, Джек. И в какой-то степени я даже согласен с твоими рассуждениями. Действительно, мы должны были еще утром провести обыск на квартире Милтонов. Но время уже ушло, заявление о преступлении зафиксировано в надлежащем порядке и по нему необходимо работать. Но если в ходе расследования мы выясним какие-нибудь обстоятельства, косвенно подтверждающие твои слова, обязательно проведем обыск в квартире Милтонов.

Инспектор юстиции первого класса Винстон хотя и получил ответ на свой вопрос, но было видно, что этот ответ ему не по душе. Он демонстративно отвернулся от Стэмпа и продолжил что-то бурчать себе под нос, ни к кому не обращаясь. А Майк продолжил совещание.

– Итак, подведем итоги нашего собрания. Что у нас имеется в активе? Мы имеем похищенное тело. По крайней мере, по документам – Стэмп внимательно поглядел на Винстона. – Также имеются два вопроса, ответы по которым не установлены при предварительном сборе данных. Имеется завещание, указывающее на Филиппа Милтона в качестве одного из главных подозреваемых. Ну, в общем-то, и все.

Про визитную карточку «РОБОЛЕНДА и Ко», найденную при осмотре рабочего места Теодора Милтона, Майк специально умолчал, дав тем самым себе возможность самому первоначально выяснить историю ее попадания на мусороперерабатывающий комбинат в личные вещи Теодора Милтона, а затем преподнести (если, конечно, будет что) своим подчиненным, дав им возможность обмозговать и эту деталь.

– Теперь мне бы хотелось выслушать ваше мнение по поводу рабочих версий, по которым необходимо проводить расследование. Наша с младшим инспектором юстиции Редлиффом версия вам только что была представлена и мы намерены дать ей самый полный ход. Я бы хотел услышать что-нибудь новенькое. С кого начнем? – Майк сделал небольшую паузу, хотя уже давно знал с кого будет начата экзекуция – Давай Рубен, вещай.

Видимо, сам Ван Гистон тоже был морально готов к тому, что первым получит слово, когда дело дойдет до выдвижения рабочих версий. Он нехотя встал, тщательно оправил свой китель, окинул взглядом всех собравшихся и начал свой монолог.

– Я уже высказался по поводу рабочей версии Редлиффа – он специально выделил, что версия, только что озвученная комиссаром, с Филиппом Милтоном в качестве главного подозреваемого, принадлежит именно перу младшего инспектора юстиции. Рубен снова посмотрел в сторону Дика.

– Все это туфта! Кстати, если рассуждать трезво, то в словах Джека есть здравое зерно. В самом начале надо было бы провести обыск в квартире потерпевших и покончить с этим вопросом раз и навсегда. Но коль заявление уже зарегистрировано и по нему надлежит провести проверку, то я полагаю, что здесь в качестве основной версии можно рассматривать деятельность неких местных, а может и заезжих трансплантологов или что-нибудь в этом роде. Видимо, кому-то из их клиентов понадобилась какая-нибудь «запчасть» бедного Милтона и они воспользовались случаем отсутствия в доме мужчин, чтобы безнаказанно вынести труп.

«Пошел по пути наименьшего сопротивления, выдвигает версию, лежащую на самой поверхности. Никакой живости ума нет и в помине. Жаль. Но, с другой стороны, ведь именно такая твердолобость и позволила ему добиться должности старшего инспектора юстиции с надеждой на пост комиссара и всеобщее уважение со стороны руководства. Ну что ж, и эта версия жизнеспособна».

– У кого-то есть вопросы к выступающему? – задал вопрос к собравшимся Майк, теперь уже ни на кого не смотря. Для него было очевидно, что вопросов не будет, версия более чем понятна. Но он ошибся.

– Да, комиссар – со своего места поднялся Дик. – У меня есть один очень важный вопрос.

– Слушаю тебя – комиссар не ждал ничего хорошего от Редлиффа, приготовившись к очередной словесной перебранке подчиненных.

– Рубен, а как ты думаешь, много ли в Вурджвилле практикующих трансплантологов, как местных, так и заезжих?

Ван Гистон пожал плечами. Он понятия не имел, есть ли в городе вообще люди с медицинским образованием в области трансплантологии, не то чтобы еще и действующие.

– Нет, не знаю. Не изучал вопрос досконально, но если задаться целью, то к вечеру, наверное, смогу.

– Так вот – не унимался Редлифф, почуявший запах крови противника. – По моим сведениям, достаточно точным, в Вурджвилле есть только два человека, имеющих специальное медицинское образование и наличие медицинской практики. Это Крис Монтье – нынешний патологоанатом и Джон Ватерсон, его предшественник. Ни тот, ни другой в каких-либо криминальных наклонностях, да и вообще, связях с преступностью до настоящего времени замечены не были.

– Ну и что – Ван Гистон, зарядившись отрицательными эмоциями Редлиффа, теперь был готов отстаивать свою версию и перед Редлиффом и перед самим комиссаром.

– Ты сейчас сам сказал, что они не были замечены именно до последнего времени. А что, если кому-то из них срочно понадобились деньги или еще что-то заставило их свернуть с пути праведного. А тут как раз и заказик нарисовался. Да к тому же почему это сделали именно они? Может кто-то из заезжих? Мало ли.

– За последнее время в город не приезжали люди с медицинским образованием.

– А может быть кто-то уже давно приехал к нам, а проявил себя только сейчас? А может быть это вовсе не врачи?

– А кто же тогда? – вопросом на вопрос ответил Редлифф. Его лицо пылало от негодования и ярости, неожиданно возникших в этой короткой стычке с Ван Гистоном.

– Ветеринары – также яростно парировал Рубен – А может быть, вообще, какие-нибудь генные инженеры или, скажем, опытники, приехавшие на очередной симпозиум.

И тут Редлифф поутих. Сразу было заметно, что такой поворот событий он не обдумывал.

«Молодость. Отсутствие большого опыта и практики. Ничего, это как раз поправимо. Но каков Ван Гистон. Проиграв один раунд словесной дуэли, он не отчаялся и выдал сразу целую серию доводов. Весьма интересно. Нелегко придется Дику, если он займет мое кресло. Ой, как нелегко!»

Тем не менее, Майк решил прекратить эту перепалку.

– Мы поняли, старший инспектор Ван Гистон, суть вашей рабочей версии и причины, по которым необходимо ее проверить. Присаживайтесь. Следующим выступит младший инспектор Йенс. Прошу, Николас.

Непоседливый Йенс по комичному, как бы по частям, поднялся со своего места, чуть не опрокинув кресло. Несколько раз что-то поправил на столе перед собой, при этом перекинулся парой фраз с Винстоном, прежде чем начать. Наметанным глазом профессионала Майк сразу увидел, что и здесь не будет особого креатива со стороны подчиненного, но ошибся.

– У меня будет пара вопросов, прежде чем начать – Йенс продолжал мяться, переступая с ноги на ногу. – Дик… А ты не мог бы сказать, путешествовал ли наш покойничек куда-нибудь в последние недели или месяцы? Ну… Скажем за границу? Или просто по штатам?

Редлифф поднялся со своего места, прямо скажем, обескураженный таким поворотом событий. Он смотрел на комиссара и видел такую же рассеянность на лице начальника.

– Знаешь, Ник. Я сейчас загляну в свой блокнот. Кажется, я что-то в этом духе спрашивал у миссис Милтон. А к чему тебе это знать? – Редлифф вновь полез во внутренний карман пиджака за своим блокнотом.

– Ну… У меня есть свое мнение по этому поводу… – Йенс мялся, шевырял бумаги на столе, постоянно крутил головой, словно ища поддержку у собравшихся.

– Я думаю, что тело могли бы похитить контрабандисты, воспользовавшиеся услугами Теодора Милтона еще при его жизни, но не получившие по каким-то одним им известным причинам своего товара, перевезенного Милтоном через границу – продолжил Йенс.

– Ах, вот оно что! – сказал Редлифф – Да, действительно, Теодор Милтон два раза за последние полгода ездил к себе на Родину, в Пенсильванию.

И обратившись к Майку, извиняющимся тоном добавил.

– Я ради интереса спросил миссис Милтон по этому поводу, хотел нащупать хоть какие-нибудь новые знакомства, связи и дополнительные зацепки для расследования.

– Да, Йенс – забурчали окружающие. – Ну ты и дал маху. Что там можно привезти из Пенсильвании? Ты не скажешь? Может горстку снега или значок хоккейного клуба «Пингвинз»!

В кабинете раздался грохот всеобщего смеха.

– Да, брат Йенс, это слишком!

– Ну, ты и фантазер, старик!

Даже Ван Гистон и комиссар смеялись от души над незадачливым положением младшего инспектора юстиции Йенса, который окончательно впал в краску, даже прилично оттопыренные уши Николаса стали пурпурно-красными. Теперь он тупо уставился в стол, не обращая внимания на окружающих и продолжая теребить какие-то бумаги на столе.

Хорошенько отсмеявшись, Майк, тем не менее, заметил в рассуждениях своего подчиненного здравое зерно.

– А кто-нибудь знает, какие вещи запрещены у нас, но, одновременно, которые можно достать в Пенсильвании?

Полицейские понемногу тоже успокоились, и до них потихоньку стал доходить смысл слов комиссара, воспринявшего весь бред Йенса за чистую монету. И это было для них настоящим откровением, потому что никто, включая даже робкую Саммервуд, от всего сердца хохотавшую сейчас над неудачей своего коллеги, не посчитал рабочую версию младшего инспектора юстиции Йенса хоть сколь-нибудь стоящей и подлежащей проверке. Но, оказывается, все они ошибались. Никто из собравшихся так и не смог на память назвать комиссару хотя бы несколько вещей, запрещенных в Вурджвилле, но одновременно разрешенных в Пенсильвании, поскольку просто их не знали, если такие вообще имели место быть.

Майк продолжил развивать идею Йенса, добавляя ей объем и наполняя ее смыслом.

– Надо бы прояснить этот вопрос – сказал Стэмп. – Ведь я думаю, что есть же предметы, изъятые у нас из гражданского оборота, но которые можно достать в Нью-Бетлехеме. Кроме того, Милтон мог бы привезти из Пенсильвании что-то запрещенное на всей территории США, предварительно завезенное в нашу страну еще кем-то. Надо бы выяснить с кем в Нью-Бетлехеме встречался Милтон. Это крайне важно.

Комиссар пробежался глазами по всем подчиненным и остановил свой взгляд на Йенсе, продолжавшем неуклюже стоять, как школьник у школьной доски, и сверлить глазами стол под собой. Он, кажется, даже не заметил, что Майк не только всецело поддержал его рабочую версию, но и немало развил ее и дал все шансы на полноценное ее расследование.

– Молодец, Николас. Крайне неожиданное предложение. Я, признаюсь, даже и не ожидал от тебя такой живости ума.

Йенс только сейчас заметил поддержку со стороны комиссара, и это придало ему уверенности в собственных силах. Он даже изменил свою позу и теперь стоял как-то по-особенному, широко расправив плечи, подняв голову и открыто смотря на своих коллег, продолжавших, тем не менее, исподтишка похихикивать над ним.

– Спасибо, комиссар. Я обязательно учту все ваши заметки и отработаю все вопросы, которые необходимо прояснить. Я постараюсь сделать это как можно скорее.

– Присаживайся, Ник – одобрительно произнес Майк. – Теперь твоя очередь, Саммервуд. Давай, Линда, выложи свой занимательный романчик на суд общественности. Удиви людей своими таинственными небылицами.

При этом Майк скорчил жуткую гримасу, будто бы ему только что вкололи самый больной в мире укол, который ко всему прочему вовсе и не помог избавиться от болезни.

Линда Саммервуд, «приободренная» напутственными словами комиссара, медленно встала со своего стула, ни жива, ни мертва. При этом она умудрилась опрокинуть довольно увесистый стол (никто так и не понял как у нее это получилось), обронив с него канцелярские принадлежности, тут же разлетевшиеся по всем углам в кабинете. Пучок волос у нее на макушке, нелепо нанизанный на длинную спицу, лихо подпрыгивал и трясся в такт движениям Линды и придавал ей еще более нелепый вид, когда она попыталась собрать рассыпавшиеся вещи и поднять тяжелый стол. Вовремя опомнившись, что от нее сейчас требуется не это, Линда косо застыла в смешной позе, что-то будто бы по стойке смирно только в полусогнутом положении.

«Что может выдать это подобие человека? – гневно думал Майк. – Да еще этот дурацкий пучок на голове. Вечно накрасится как чучело. Никогда она не сможет стать хорошим инспектором и уж тем более, у нее отсутствуют какие бы то ни было перспективы для продвижения по карьерной лестнице. Ну что ее здесь держит? Да и чьей-то женой стать перспектива туманная».

Линда стояла в этой неестественной позе и тупо смотрела на комиссара как крыса на удава перед его кормлением. У нее в голове роились тысячи, миллионы мыслей по поводу всего на свете, кроме выдвижения стоящей рабочей версии по делу о похищении трупа Милтона. Она честно силилась, напрягалась (и это было хорошо заметно по ее лицу), пытаясь прямо на ходу придумать хоть что-нибудь, какую-нибудь зачуханную идейку, чтобы не быть проглоченной этим ужасным удавом. Но, несмотря на все эти нечеловеческие усилия, ничего кроме «а как была накрашена Сара Милтон сегодня утром?», «а красива ли она?», «а чем сейчас занимается Филипп Милтон?» и так далее и тому подобное, не приходило ей на ум. Линда пыталась отогнать все эти мысли разом, чтобы освободить место для работы, но это получалось у нее слабо. Ведь сразу же освобожденное место занимали другие, не менее никчемные мысли, вроде «а как я сейчас выгляжу?», «сегодня нужно еще сделать пробежку», «опять эта ненормальная Сьюзи увела у меня парня», «что бы такого-эдакого приготовить вечером на ужин?». Но у нее начисто отсутствовали идеи по делу. Единственное, что Линда смогла выдавить из себя, было.

– Ну…. Это… Я думаю… Честно признаюсь…

Все эти слова сопровождались всевозможной мимикой, сопряженной с гримасой отчаяния, ведь Саммервуд так и смогла выдать даже тех версий, которые лежали на поверхности. Она сама это ясно понимала, но как ни старалась, не могла ничего с этим поделать.

Стэмп честно дал ей три минуты чтобы начать свой монолог, которые протянулись, казалось, целую вечность. Собравшиеся уже начинали потихоньку подтрунивать девушку, нашептывая ей самые разные абсурдные версии, типа «труп похитили инопланетяне», «тело растворили в растворе серной кислоты» и тому подобное. Никто не отказал себе в этом удовольствии. По столам пробежали смешки. Наконец, Майк решился покончить с этими бессмысленными муками Саммервуд, чтобы самому поскорее завершить затянувшееся совещание.