Атай-гул

Приглушенный ропот пробежался по мавзолею и вылетел наверх на улицу. Кто-то крикнул:

– Нашли! – Тимура нашли!

Народ, толпившийся на улице за ограждениями, заволновался.

Археологи продолжили доставать кости, в ногах у усопшего стояли три каменные фигурки.

Герасимов взял фигурку

– Сан Саныч! – А это здесь откуда.

Семёнов взял в руки фигурку то ли воина, то ли охотника с примитивно выцарапанным копьём в странном колпаке.

– Странно. – сказал он. – Похоже на поздний неолит. А почему из нефрита? Надо Плетневу показать.

Лёша поднялся на улицу, достал пачку «Казбека», выбил папиросу и закурил. Следом поднялся Малик. Он бережно убрал в футляр кинокамеру и сложил треногу.

– Главное отснял, – сказал Малик. – Они там описывают каждую косточку, это у них надолго. – Пойдём в чайхану чаю попьём, – позвал Малик Лёшу.

Они прошли три квартала вниз по узкой улочке. Достарханы были вынесены на улицу в тень низкорослых деревьев с густой кроной. Мальчик лет двенадцати в аккуратном белом фартуке принёс на подносе фарфоровый чайник и две пиалы. Лёша хотел заказать вина, но рабочий день ещё не кончился. А за питье на работе могли серьёзно наказать. Пришлось ограничиться чаем, свежей лепёшкой и фруктами.

К чайхане подошли двое пожилых путников, которые вели ишака. На ишаке сидел совсем дряхлый старик. Привязав ишака, троица села рядом с Лёшей и Маликом. Одетые в белые чалмы и потрёпанные халаты аксакалы с редкими длинными бородами, заказали чаю. Узбеки постарше признали в них дервишей – странствующих монахов, которых последний раз видели ещё до революции.

Удивлённый необычными гостями хозяин чайханы вышел сам и обратился к путникам.

– Что подать Ата? – Свежие лепёшки, горячая шурпа, палов будет готов через четверть часа.

Плату с дервишей не принято было брать. Старик покачал головой, двое других попросили немного фруктов. Вокруг начал собираться народ.

– Правда, что могилу Тимура открывают? – спросил старик чайханщика.

– Да Ата! – Ни чего святого у этих безбожников нет.

– Темнота вы! – сказал Малик – Это наука археология! Установят, что это точно Тимур и обратно зароют. А по черепу памятник точный сделают.

– Ты откуда знаешь? – спросил Малика чайханщик.

– Я у них главный, – с улыбкой ответил Малик.

– Нельзя открывать могилу большая беда, смерть приедет ко многим народам.

Отношение к старикам на востоке всегда был уважительным. А если о чем-то говорил пожилой мудрец, народ воспринимал это как непоколебимую истину. Народ зашептался и заволновался.

– Приведи старшего, – сказал старик Малику.

Малик почувствовал, что народ может взбунтоваться, пошёл к начальству.

– Не нужно волноваться правоверные, – обратился старец к присутствующим. – Как Аллах решил, так оно и будет. – Расходитесь, не делайте из нас возмутителей спокойствия.

Малик добежал до начальника экспедиции.

– Ташмухамед Ниязович! – Там народ волнуется, как бы ни взбунтовались? – Старики вас просят.

Начальник был готов к волнению. Рядом был расквартирована бригада войск НКВД, большинство бойцов в штатском находились в людской толпе. Но ему не хотелось омрачать важнейшие археологические открытия, стычками с местными жителями. Нужно было поговорить и объяснить людям цель экспедиции. Начальник направился в чайхану, с ним пошли востоковед Семёнов и писатель Айни. Они сели за достархан напротив аксакалов.

– Я Ташмухамед Ниязович Кары-Ниязов, начальник археологической экспедиции. – Что вы хотели уважаемые.

– Нельзя открывать могилу Тимура, – сказал старик. – Беда большая будет.

– Мы не воры и не грабители могил. – Все изучим и закроем обратно. – Ведь никто точно не знает, где похоронен великий полководец. Одни горят в Герате. Другие в Афганистане. Мы установим истину, узнаем, как выглядел Тимур, какого был роста, в каком возрасте умер. Мавзолей нуждается в реставрации. Да что мавзолей на территории республики тысячи памятников древней архитектуры мирового значения. Это только первый шаг. Советское государство собирается восстановить все памятники, которые будет возможно.

– Мы понимаем, – сказал старик. – Тимур и его потомки ценили науки. – Но дело в пророчестве. – Если могила хромого Тимура будет вскрыта, случиться война, какой не было с сотворения мира. Прольются реки крови. И если положить тела убитых, то во все пределы до горизонта все будет усеяно телами на несколько дней пути.

– Откуда такое пророчества, – спросил Семёнов.

– Из старой книги, – ответил старик.

– Можно посмотреть? – попросил Семенов.

– Ачилбай, принеси книгу.

Один из сопровождавших старца, немногим моложе его пошёл к ишаку и достал древний увесистый фолиант. Старик раскрыл книгу и начал нараспев читать по-арабски, водя пальцем с права на лево. Семёнов встал рядом и смотрел в раскрытую книгу.

– Понимаете? – спросил он у начальника. Нет на востоке человека, который не поверит этой книге.

Семёнов на древнем арабском диалекте сказал, что видит и не верит своим глазам и что слышит и верит своим ушам. Чем вызвал удивление и искреннее уважение у старца.

– Ты и верно большой учёный, и мудрец, – сказал старик.

Семёнов попросил прощения у аксакалов и отвёл в сторонку Начальника

– Эта книга, настоящая легенда, открытие, по сути, в разы важнее, чем останки Тимура. – Нужно любыми путями взять её у стариков. – Это всемирная бесценная реликвия.

– Нужно по-тихому, когда они уйдут, за городом аккуратно изъять. – Если сейчас сунемся, народ нас на клочки разорвёт. – Я сейчас оперативникам распоряжусь, – ответил начальник.

Они вернулись за достархан, но тот аксакал, которого звали Ачилбай, исчез, вместе с ним пропала и книга. Старики словно в воду глядели.

– Могила уже открыта, – сказал начальник. – И этого уже не исправить. – Посмотрим на сколько права ваша книга, время покажет.

Старики склонили головы. Тяжёлая скорбь темнела в их глазах. Они как будто постарели на десяток лет. Аксакалы, молча, вышли. Им не о чем было больше говорить. Старец сел на ишака, а второй не спеша повёл серого прочь. Старики скрылись за углом. Подоспевший оперативник кинулся за аксакалами, но за углом, никого не было. Дервиши как сквозь землю провалились.

На следующий день в четыре часа утра немецкие войска перешли границу СССР.

***

После разговора со стариками, к концу рабочего дня Лёшу вызвал к себе начальник экспедиции академик Ташмухамед Ниязович Кары-Ниязов.

– На западном берегу Арала, работает экспедиция профессора Плетнева, они там раскопали древнеарийский храмовый комплекс, а под ним поселение первобытное, эпохи позднего неолита. – Нужно отвезти эти предметы Плетневу.

Ниязов достал из портфеля три каменные фигурки

– Может он подскажет, какая связь между этими примитивными фигурками и Тимуридами. – Освещения нам пока не нужно и электрик не к чему. Послать кроме тебя некого. Поедешь на моей машине до Муйнака, до самого Аральского моря, от Муйнака к экспедиции периодически ходит катер. Вот тебе письмо Плетневу.

Он завернул фигурки в газету, уложил в перекидную узбекскую сумку, которую удобно носит через плечо или накидывать на ишака, и протянул её Мамину.

– Корреспондент тут ещё французский навязался, чтоб он провалился, с тобой поедет. – Я бы не разрешил, да распоряжение Первого секретаря ЦК республики товарища Юсупова. – Езжай Лёша! Езжай прямо сейчас. И не волнуйся, я Верочке все объясню, куда ты делся «Ромео», – сказал академик и улыбнулся.

***

Начальник порта Муйнак, грузный лысый узбек, получивший телеграмму от партийного руководства республики, лично проводил Лёшу и француза до причала и посадил на катер с нежным названием «Лиза».

Капитаном, матросом и всей корабельной командой катера – был шестидесятилетний коренастый русский мужик, с лохматой рыжей бородой – Афанасий Поликарпович Лыков. Родом капитан был из осевших здесь казаков, и с шестнадцатилетнего возраста бороздил Арал и знал его как свои пять пальцев.

– Как звать? – спросил он и протянул огромную ладонь

– Лёша. Алексей.

– Поликарпыч! – Афанасий Поликарпович! Представился капитан.

– А этот глухой што ли?

– Француз, газетчик из Парижа, его Анри звать, – ответил Лёша. – По-русски плохо понимает.

– Понимает! С сильным акцентом ответил журналист. – Анри Топа, – представился он.

– Поднимайтесь на борт, хлопцы! – Погода благодать, до Плетнева быстро дойдём.

Поликарпыч отвязал швартовы, запустил двигатель. Выпустив вверх струю чёрного дыма малооборотистый дизель пару раз чихнул и уверенно басовито забормотал.

Каюты на катере не было, путники устроились на широком диване прямо в рубке. Капитан включил передачу и закрутил небольшим штурвалом. Волн не было только лёгкая рябь. Катер ринулся в свою стихию, словно пёс с поводка, разрезая форштевнем зелёную солёную воду.

Поликарпыч достал расшитый восточным орнаментом кисет, смачно лизнул белую ровно отрезанную бумагу, проворно скрутил цигарку и задымил крепким самосадом.

– Чего хлопцы, то жа копать едете? – спросил он.

– Да ну их, учёных этих, – поморщившись, сказал Лёша, вспомнив могильные кости. – Откапывают дрянь всякую. – Математика – вот наука, физика – наука, электротехника, а это копание ерунда какая-та. Я вообще электрик, а меня курьером послали. – А Анри у нас газетчик, статьи про наши раскопки писать будет.

– Электрик! – Да тебя мне бог послал! Удружи, носовой прожектор погас, в рубке и трюме то же света нет.

– Попробую.

Лёша спустился в машинное отделение, повесил сумку на крюк и занялся проводкой. В машинном отделении было темно и жарко. Пахло соляркой и машинным маслом. Света, проникавшего через приоткрытые люки, было мало. Вскоре глаза привыкли к этому сумраку, Лёша нашёл отвёртку и соорудил примитивную прозвонку из лампочки. Он прозвонил всю нехитрую плеть проводов, нашёл три обрыва и заменил предохранитель. Он возился полтора часа. Рубашка промокла насквозь, пальцы ныли от жёстких проводов, которые пришлось скручивать руками. Мамин выбрался на палубу, почти ничего не видя, от яркого солнца, он, щурясь на ощупь, добрался до рубки и уселся на диван.

Француз, надвинув шляпу на глаза, мирно посапывал. Поликарпыч подправлял штурвал и напивал старую казачью заунывную песню.

– Пробуй, – сказал Мамин.

– Долго ты возился, я уж думал, ты там заснул.

Поликарпыч стал щелкать тумблерами и нажимать кнопки. От шума проснулся Анри.

– Фонарь работает! – Подсветка! – Реле! – радостно кричал Поликарпыч. – Ну, Лёшка! Ну, кудесник! Удружил! Век не забуду!

На море поднимался встречный ветерок, загуляли небольшие волны. Солнце нещадно палило.

Лёша посмотрел на скучающего француза, на бескрайнее море и сказал.

– А хорошо бы нам, Афанасий Поликарпыч, вина попить?!

Поликарпыч захохотал.

– Держи штурвал.

Лёша встал на мостик и положил руки на ручки.

– Правь по волне, чтоб не качало, – сказал капитан и нырнул в трюм.

Катер шёл по курсу, а когда он начинал уклоняться, Лёша небольшим движением штурвала ставил его обратно на курс. Теперь капитаном был Лёша. Стоя на мостике, он чувствовал каждое движение судна, лёгкую дрожь двигателя, каждый удар волны, еле заметным качком передавался через штурвал.

Наконец появился Поликарпыч, с двумя бутылками и протянул вино Мамину.

Лёша нехотя передал штурвал Афанасию.

–Холодные какие!

– У меня в трюме туша говяжья, льдом засыпана ну и вино сверху поставил. – Вино царское ещё! Игристое! Четыре мили на запад от Муйнака барк затонул ещё до революции. Я год назад на него наткнулся случайно, чуть борт не пробил. Вот два ящика нарыбачил.

Лёша открутил потемневшую проволоку, раскачал пробковую пробку и с лёгким хлопком открыл бутылку.

Увидев бутылку, француз оживился. Поликарпыч выдал мятую алюминиевую кружку. Лёша налил корреспонденту в кружку, а сам вышел на палубу, встал на носу, облокотился на ограждения и глотнул прямо из бутылки.

Холодное розовое газированное вино в меру кислое и в меру сладкое прекрасно освежало. Встречный ветер ерошил непослушные волосы. Внизу под килем пенились разрезанные волны. Впереди до самого горизонта расстилалась нескончаемая зелёно-голубая равнина, освещаемая жарким азиатским солнцем.

Мамин не спеша потягивал холодное игристое, наслаждаясь идиллией. Слегка захмелев, он долго всматривался вдаль, пытаясь разглядеть далёкий берег. Выкинув пустую бутылку за борт, он спустился в машинное отделение за папиросами. Он нащупал сумку, вытащил свёрток, сунул его в карман, чтоб не потерять в темноте, нащупал на дне сумки пачку. Лёша устроился на корме и закурил. Он развернул свёрток и достал фигурку. Воин с мрачным лицом в смешном колпаке, будто недовольно смотрел на него. Мутно-зеленоватый камень, из которого была изготовлена фигурка, был тёплым и светился изнутри. Вторая фигурка была похожа на первую, а третья, по-видимому, осталась в сумке. Лёша решил показать фигурки попутчикам.

Анри, сидевший на диване в рубке, посмотрел на часы. Он взял лежавший в углу массивный гаечный ключ, поднялся и ударил им по голове Поликарпыча. Ключ ударил плашмя прямо по капитанской фуражке. Капитан, молча кулём, рухнул на пол рубки.

Когда Лёшавошёл в рубку, Поликарпыч лежал на спине, по виску из-под фуражки текла кровь. Анри держал в руках ключ.

Мамин от неожиданности попятился назад. Анри бросил ключ, выхватил из кармана пистолет.

– Jungspund! GehFischefüttern! (–Молокосос! – Отправляйся кормить рыб!), – перешёл на немецкий француз.

Мамин как комсомолец и активист был наслышан о врагах революции, шпионах, врагах народа и прочей контре. От ненависти к врагу он заскрипел зубами и сильно сжал фигурки в руках. Невыносимая лютая злость как неведомая сила наполнила каждую клеточку его тела и медленно потекла к фигурке. Фигурки стали горячими, но Лёша не выпустил их из рук.

Анри отшатнулся, будто кто-то ударил его и выронил пистолет. Он закатил глаза, нелепо раскинув руки, попятился назад. Дойдя до ограждения борта, он упёрся в него, покачнулся, и перевалившись за борт, полетел в воду.

Мамин не понял, что произошло. Он сунул фигурки в карман и кинулся к Поликарпычу. Разорвав рубаху на полоски, Лёша перевязал голову капитану.

Катер, потеряв управление, вилял, поставляя волнам то правый, то левый борт. Судно болтало из стороны в сторону. Ещё десять минут назад Поликарпыч слегка изменил курс, направив катер на юго-восток, чтобы обогнуть гряду подводных скал. Сейчас катер шёл прямо на них.

Мамин нашёл бутыль с пресной водой и плеснул Поликарпычу в лицо. Поликарпыч замычал и открыл глаза. Его мутный взгляд скользнул по потолку и остановился на Лёше.

– Чего это. ааа?

– Француз это тебя, Афанасий Поликарпыч, гаечным ключом по башке приложил. – За бортом эта контра, рыб кормит.

В этот момент раздался удар. Судно налетело на подводную скалу. Катер тряхнуло, и он завалился на бок. В трюм хлынула вода. Дизель заглох.

– За борт, прохрипел Поликарпыч. – А то засосёт.

Мамин сдёрнул со стены рубки спасательный круг, размахнулся и кинул за борт. Он с трудом помог Поликарпычу подняться, перевалив его через ограждения, толкнул капитана за борт и прыгнул туда сам.

Капитан, не смотря на рану, отлично плавал. Ухватившись за круг, они поплыли прочь от катера.

Судно зафыркало, выпуская пузыри воздуха и пошло на дно. На воде в этом месте образовалась воронка, которая засасывала в себя плавающий вокруг мусор и обломки.

Поликарпыч и Лёша уже отплыли на безопасное расстояние. Когда вода успокоилась, Лёша выловил ещё один круг. На востоке проглядывалась тонкая полоска земли.

– Туда, – указал Поликарпыч и поплыл к земле.

«Лиза» покоилась на дне, вместе с говяжьей тушей, третьей фигуркой воина, и ящиком дореволюционного игристого. О последнем Мамин сожалел больше всего.

В гостях у Аральского Посейдона пребывал французский корреспондент Анри Топа.

Настоящее имя Анри было Вальтер Штрейхер, он носил звание гауптштурмфюрера СС и был одним из основателей Аненербе. Его целью было похищение «арийских стражей» – мистических статуэток, с помощью которых, по легенде, потомок пророка Мухаммеда суфийский мудрец Мир Саид Барак, помог Тамерлану выиграть битву с ханом Тохтамышем.

Неизвестный в научных кругах, древний пергамент, на арабском языке содержащий сведения о битве Тамерлана и Тохтамыша попал в Аненербе случайно из музея в Неаполе, где числился как сура из Корана, пока местный профессор не перевёл его. А когда сведения о раскопках могилы Тамерлана достигли Берлина, Аненербе незамедлительно отправила на место раскопок своего адепта.

Лёше и Поликарпычу, истории былых времён были до лампочки, единственной их целью было доплыть до берега, до которого оставалось не более морской мили. Ветер стих, и незаметное подводное течение невольно помогало им плыть к цели.

***

В городском управлении милиции, небольшого приморского городка Казалинска, капитан НКВД Иван Фёдорович Ломов, третий час допрашивал потерпевших с потонувшего катера «Лиза».

Вчера вечером рыбаки подобрали на берегу, в семнадцати километрах южнее Казалинска двух обессиливших граждан, в одном из которых опознали капитана катера «Лиза» – Афанасия Поликарповича Лыкова. У второго из документов имелся изрядно вымоченный морской водой, но вполне читаемый студенческий билет на имя Алексея Мамина, студента 4 курса мехмата МГУ.

Ивана Фёдоровича очень заинтересовал шпион Анри Топа. Вся эта история не нравилась ему, что-то не сходилось, но это было дело отдела контрразведки. Он тщательно запротоколировал показания потерпевших, приложил телеграммы из Самарканда и Муйнака подтверждающие их показания. И собирался направить дело в Москву.

– Товарищ Лыков! – сказал капитан, Поликарпычу. – Утром отправитесь в Муйнак, вас уже ждут. – А вы товарищ Мамин, прямо сейчас отправитесь в Военный Комиссариат. Объявлена всеобщая мобилизация. Война!

***

В Москву Младший Сержант артиллерии Алексей Мамин попал только через полтора месяца после учёбой. Их часть перебросили под Москву.

Сегодня он выпросил увольнительную на 12 часов. Дверь в родную коммуналку открыла соседка, мама была на работе. Лёша, не снимая сапог, прямо в шинели, прошёл и сел свой письменный стол. Он вытащил из кармана две нефритовые фигурки, третья фигурка стража покоился на дне Аральского моря, и поставил их на книжную полку рядом с книгами по физике и математике. Время было мало. Вечером он должен быть в части, а ему обязательно надо было увидеть Верочку…

***

Сергей дремал на пассажирском сидении. Саша крутил баранку объезжая многочисленные валуны. Они уже давно проехали дно высохшего Аральского моря. Впереди на горизонте проглядывался горный хребет. Слева от хребта играло марево жаркого пустынного воздуха. Пустыня готовила новый сюрприз.

– Серёга! – Гляди! Саша толкнул спящего товарища в плечо.

Сергей открыл глаза и непонимающим взглядом посмотрел вперёд. По зелёно-голубым волнам под белым парусом почти не касаясь волн, летело парусное судно. Сергей потёр глаза. Парусник и море не исчезали.

– Красиво, -изрёк Сергей и зевнул, различного рода видения, и привидения дано стали частью его жизни. – Только морского воздуха не чувствуется. – А хочется подышать им о не сухой пыльной пустыней.

– К сожалению, мираж даёт только картинку. – Ни чего, скоро въедем в предгорье, там воздух посвежее.

Вскоре они выехали на асфальтированную дорогу. Старый асфальт растрескался и был в ужасном состоянии, дорогой не пользовались десятки лет. Но ехать по дороге было в разы лучше. Местами дорогу замело песком, но через какое-то время она снова появлялась из песка. Кое-где остались следы от дорожной разметки.

Солнце как в кино прямо на глазах закатывалось за жёлтые пески, даря на прощанье потоки лилового света. Край светила, какое время был виден из-за дюн, за тем исчез. Пустыню накрыла ночь и пришлось включить фары. Через несколько километров чуть в стороне от дороги замаячил свет. Красные всполохи то исчезали, то снова появлялись.

– Что это? – спросил Сергей.

– Дарваза. – Врата в ад.

– Тут им самое место.

Всполохи открытого огня взлетали из-под земли на десятки метров вверх. В воздухе висел запах гари и серы. На какое-то время огонь затихал, за тем гигантские «саламандры» продолжали свой феерический танец.

Когда они подъехали ближе, стал виден, гигантский, метров сто в диаметре, кратер.

По склонам кратера бегал огонь небольшими красно –жёлтыми петушиными хвостами, за тем вырывался большой поток, и пламя взвивалось до небес.

– Геологи здесь бурили, наткнулись случайно на газ. Бур об камень скребанул. Газ загорелся. С начала огненным фонтаном бил. Потом газ взорвался, и такая ямища получилась. Геологи убежать успели, а буровая ушла в низ, в преисподнюю. Так и горит уже лет сорок. В пустыне ещё одна Дарваза есть, в Туркмении в Каракумах, но наша, побольше будет.

Саша крутанулся возле кратера, проехав в паре мерах от края.

– Полегче на поворотах! – Я в ад пока не собираюсь, – проворчал Сергей.

Сделав круг вокруг Дарвазы, Саша покатил дальше. Через полчаса они остановились у КПП бывшей военной части №ВЧ-7687Э. В сумерках проглядывалось одноэтажное здание контрольно- пропускного пункта и железных покосившихся ворот. Саша заглушил машину.

– Дальше пешком, ехать на машине это самоубийство. – Пойдём утром пораньше. Ночью на Территорию лучше не входить.

Территория – слово как-то странно прозвучало, как будто Саша не сказал, а прорычал его.

– Территория, – невольно повторил Сергей.

Саша набрал в округе щепок и обломков досок от старого забора и мебели, разжёг костёр и подвесил котелок. Присев у костра Сергей закурил, морщась от горького дыма. Костёр прогорел, и небольшой ветерок раздувал угли, выдувая искры. Вода в котелке быстро вскипела, и Саша кинул в неё горсть заварки. Горько-пряный аромат зелёного чая пошёл из котелка. Звезды в предгорье были видны хуже, чем в пустыне, небо скрывала лёгкая дымка. У еле различимого, покосившегося забора части появилось бледное пятно. Мерцающая слабым сиянием прозрачная фигура приблизилась к костру. Саша сжал кулаки его начало слегка потрясывать.

Фигура приблизилась к костру. Это был фантом военного, в форме офицера с кожаной портупеей и планшеткой, в майорских погонах со знаками отличия инженерных войск.

– Присаживайся майор, и расскажи, чего бродишь по ночам, людей пугаешь? – спросил Сергей

Саша видимо с призраками не сталкивался и его колотило не по-детски. Сергей достал фляжку с коньяком и протянул приятелю.

– Саня расслабься, ну привидение, эка невидаль, мне надысь кобру твою двухочковую то же «очково» доить было.

Саша присосался к фляжке.

– Атай-гул, – сказал майор – Не признал.

– Богатым буду, – усмехнулся Сергей.

– Дождался значит. – Слава богу, – сказал майор. К баракам зоновским не ходи, а так должен пройти.

– Пройду. – А ты шёл бы к лешему, а то проводника мне заикой сделаешь.

Майор пожал плечами, отошёл и растворился во тьме.

– Завтра ночью увидимся, – издали донёсся его слабый голос.

Вскоре Саша пришёл в себя.

– Утром двинем на Территорию. Обратно можем не вернуться. Пока ты мне не расскажешь, что ты здесь делаешь, я и пальцем не пошевелю. Мне твои загадки вот уже где сидят, – сказал он.

– А мне, ты бы знал, где эти загадки сидят.

Сергей взял у товарища фляжку, кинул в костёр немного дров и под треск костра не спеша рассказал ему свою историю с момента появления его на заводе.

– Значит, ты Атай-гул и тебя уже лет тридцать каждую весну ждал дедушка Ачилбай.

– Значит я. -Но мне от этого, ни тепло, ни холодно. А Ачилбай мне сказал, что ждал семьдесят лет и лично был знаком с хромым Тимуром. Психически здоровые люди такая редкость в наше время. Давай спать. Утро вечера…

***

Сергей проснулся рано. Утренние сумерки таяли от слабого света ещё не взошедшего солнца. В обе стороны от КПП тянулись ограждения из колючей проволоки. Первая линия ограждения была ржавой и сооружена давно. На второй линии проволока кое-где ещё блестела серебристым цинковым покрытием. На ограждениях были установлены знаки радиации и на русском узбекском и английском языках, было написано «Проход запрещён, опасно для жизни, высокий уровень радиации.

Саша вылез из спальника и ворошил угли.

– Могли бы не строить новые ограждения, – сказал он. – Туда силой никого не заманишь. Первое время, после развала, местные лазили на Территорию, да только никто не возвращался. А единицы кому удалось вернуться, умирали в течении нескольких дней в страшных мучениях от лучевой болезни или ещё какой дряни. – Только Матвей туда ходил. Дык он там пятьдесят лет прожил. Там до сих пор несколько зеков живут. Матвей меня научил Территорию чувствовать, ловушки обходить и радиацию. Мы с ним одно время оружие и цветмет оттуда таскали, а потом змеями занялись. Змеиный яд выгодней добывать и в разы безопасней.