Эхо прошлого

– Влажная? – переспросил он, расплываясь в улыбке.

– Рыхло-влажная, – с достоинством ответила я, обхватив себя руками.

Джейми сжал губы, медленно выдохнул и, склонив голову набок, принялся меня разглядывать.

– Мне нравится, когда ты пухленькая, но я прекрасно знаю, что это не так, – сказал он. – Каждую ночь с конца января я обнимаю тебя и чувствую твои ребра. Что касается белизны – так ты всегда была белой, сколько я тебя знаю, меня этим не удивишь. А уж если говорить о влажности…

Он протянул руку и, шевельнув пальцами, поманил меня к себе.

– Думаю, мне это понравится.

Я хмыкнула, все еще неуверенно. Джейми вздохнул.

– Саксоночка, я не видел тебя без одежды целых четыре месяца. Значит, если ты сейчас снимешь рубашку, то будешь самым прекрасным зрелищем из всего, что я видел за эти четыре месяца. Не думаю, что в моем возрасте я вспомню, что было раньше.

Рассмеявшись, я без дальнейших возражений встала и потянула за тесемки на горловине сорочки, потом изогнулась, и она соскользнула, упав у моих ног.

Джейми закрыл глаза, глубоко вздохнул и снова открыл.

– Я ослеплен, – тихо сказал он, протягивая мне руку.

– Ослеплен, как лучами солнца, которые отражаются от снежной равнины? – спросила я с сомнением в голосе. – Или как если бы ты столкнулся лицом к лицу с Горгоной?

– От взгляда на Горгону превращаешься в камень, а не слепнешь, – назидательно сообщил Джейми. – Хотя, если подумать…

Он потыкал себя указательным пальцем.

– Я еще могу превратиться в камень. Да иди же сюда, ради бога!

Я подошла.

* * *

Заснула я в тепле тела Джейми, и через некоторое время проснулась, уютно закутанная его пледом. Я потянулась и потревожила белку, которая которая рискнула спуститься по ветке над моей головой, чтобы лучше меня рассмотреть. Ей явно не понравилось то, что она увидела, и она возмущенно зацокала.

– Ох, тише! – сказала я, зевнув, и села.

Белка сочла это оскорблением и устроила настоящую истерику, но я не обращала на нее внимания. Как ни странно, Джейми ушел.

Сначала я подумала, что он отошел в лес по нужде, и быстро огляделась, но Джейми нигде не было. Тогда я завернулась в плед и встала на ноги, однако не обнаружила никаких следов Джейми.

Я ничего не слышала, пока спала; наверняка если бы кто-то пришел, я бы проснулась… или Джейми бы меня разбудил. Я прислушалась, но, поскольку белка ускакала по своим делам, услышала только обычные звуки просыпающегося по весне леса: шепот и порывы ветра в свежей листве деревьев, редкий треск падающей ветки, приглушенный стук отскакивающих от земли прошлогодних сосновых шишек и каштанов, далекий зов сойки, пересвист стайки крохотных поползней, искавших, чем бы поживиться в высокой траве, шуршание голодной полевки среди прелой листвы.

Сойка все кричала, вскоре к ней присоединилась еще одна, вторила пронзительно и тревожно. Может, Джейми ушел в ту сторону?

Размотав плед, я надела сорочку и ботинки. Близился вечер. Мы – ну, по крайней мере я – проспали довольно долго. Солнце еще грело, но в тени под деревьями стало прохладно. Я накинула шаль и сунула под мышку свернутый плед Джейми, наверняка пригодится.

Я пошла на зов соек вверх по холму, прочь от поляны. Пара соек гнездилась у Белого ручья, всего лишь пару дней назад я видела, как они вьют гнездо.

Белый ручей находился совсем рядом от места для нового дома, но почему-то именно у этого источника казалось, что вокруг непроходимая глушь. Он брал начало посреди небольшой рощицы, где росли белый ясень и болиголов, а с восточной стороны его закрывал скалистый выступ, изъеденный лишайником. Любая вода создает вокруг себя ощущение жизни, а горные родники несут с собой особое чувство тихой радости, которая поднимается прямо из сердца земли. Белый ручей, названный так из-за огромного белого валуна, который, как страж, стоял над его заводью, дарил нечто большее: чувство непоколебимого спокойствия.

Чем ближе я подходила, тем крепче становилась уверенность, что именно там я и найду Джейми.

– Здесь есть то, что слушает, – однажды сказал он Брианне, как бы невзначай. – Похожие водоемы встречаются в горах Шотландии, там их называют священными. Поговаривают, что возле этих источников живут святые и слушают людские молитвы.

– И какой же святой живет у Белого ручья? – скептически спросила она. – Святой Киллиан?[28]

– Почему именно он?

– Святой покровитель больных подагрой и ревматизмом, а также маляров.

Джейми рассмеялся и покачал головой.

– Уж не знаю, что обитает в этих водах, но оно намного старше понятия «святой», – заверил он Брианну. – И оно слушает.

Я мягко ступала, приближаясь к ручью. Сойки затихли.

Джейми был там: в одной рубашке сидел на камне у воды. Стало понятно, почему сойки вновь занялись своими делами, – Джейми сидел неподвижно, как и сам белый валун, закрыв глаза и расслабленно положив руки ладонями вверх на колени, словно ждал, когда на него снизойдет благодать.

Увидев его, я сразу остановилась. Однажды я уже видела, как Джейми здесь молился: просил Дугала Маккензи о помощи в битве. Не знаю, с кем теперь говорил Джейми, но у меня не было ни малейшего желания вмешиваться в этот разговор.

Наверное, мне следовало бы удалиться, но я боялась, что могу побеспокоить его нечаянным шумом, а еще мне просто не хотелось уходить. Почти весь источник закрывала тень, но лучи пробивались сквозь деревья и ласкали Джейми. В воздухе висела пыльца, и солнечный свет, казалось, переполняли крупинки золота. Солнечные блики играли на макушке Джейми, на гладком высоком своде его стопы, на остром как клинок носу, на высоких скулах. Он словно родился и вырос здесь, был частью и земли, и камня, и воды, а может, самим духом этого ручья.

Я не чувствовала себя нежданной гостьей. Умиротворенность этого места нежно охватила меня, замедлив сердцебиение.

Может, именно покоя искал здесь Джейми? Впитывал спокойствие горы, чтобы сохранить в памяти и потом обращаться к нему в долгие месяцы (а может, и годы) предстоящего изгнания?

Я бы сохранила.

Свет потускнел, воздух утратил яркость. Джейми наконец пошевелился и приподнял голову.

– Пусть меня будет достаточно, – тихо произнес он.

Я вздрогнула от звука его голоса, но он разговаривал не со мной.

Открыв глаза, он поднялся на ноги – так же бесшумно, как и сидел, – и зашагал вдоль воды, длинные голые ноги легко ступали по ковру из влажных листьев. Выйдя из-за выступа, он увидел меня и, улыбнувшись, потянулся за пледом, который я подала ему без единого слова. Джейми молча сжал мою холодную руку своей большой теплой ладонью, и мы направились к дому, зашагали бок о бок в безмятежном спокойствии окружавших нас гор.

* * *

Через несколько дней Джейми нашел меня, когда я рыскала вдоль берегов ручья в поисках пиявок, которые только-только начали выходить из зимней спячки, голодные и жаждущие крови. Ловить их было легко, я просто залезла в воду и медленно бродила возле берега.

Поначалу мысль о том, чтобы послужить живой приманкой для пиявок, показалась мне отвратительной, но ведь именно так я обычно их и получала: отправляла вброд через ручьи Джейми, Йена, Бобби или кого-нибудь еще из дюжины молодых людей, а потом снимала с них пиявок. А когда привыкнешь к виду этих тварей, постепенно наливающихся кровью, становится уже не так противно.

– Нужно дать им достаточно крови, чтобы подкрепиться, – объяснила я с гримасой отвращения, потому что как раз в эту минуту подсовывала ноготь большого пальца под присоску пиявки, чтобы отсоединить ее. – Но не слишком много, иначе они впадут в сонное состояние и станут совершенно бесполезными.

– Главное – не упустить момент! – согласился Джейми, когда я бросила пиявку в кувшин с водой и ряской. – Как закончишь кормить своих маленьких питомцев, пойдем, я покажу тебе пещеру Испанца.

Идти было далеко – наверное, мили четыре от Риджа, через холодные илистые ручьи, потом вверх по крутым склонам и через расселину в гранитной скале, где у меня возникло чувство, что меня похоронили заживо. Мы вышли из нее и оказались в довольно глухом месте. Там теснились каменные глыбы, которые дикий виноград опутал плотной сетью.

– Мы с Джемом нашли это место, когда охотились, – пояснил Джейми, приподняв полог из листьев и пропуская меня вперед. Виноградные лозы толщиной с мужскую руку, узловатые от старости, змеились по камням, еще не полностью укрыв их ржаво-зелеными листьями. – Это был наш с ним секрет. Мы договорились, что никому не скажем, даже его родителям.

– Даже мне, – сказала я, но не обиделась, услышав, как дрогнул голос Джейми, когда он говорил о внуке.

В пещеру вела расщелина в земле, которую Джейми завалил большим плоским валуном. Напрягшись, Джейми отодвинул камень, и я осторожно заглянула внутрь, чувствуя, как у меня задрожало что-то внутри от тихого свиста воздуха, проходящего через расселину. На поверхности воздух был теплый, и пещера его затягивала, а не выдувала.

Я прекрасно помнила пещеру Абандауи, как она, казалось, дышала вокруг нас, и сейчас мне пришлось собраться с силами, чтобы последовать за Джейми, когда он скрылся под землей. Там обнаружилась грубая деревянная лестница, довольно новая, но я заметила, что она заменяет старую, рассыпавшуюся на части: кое-где полусгнившие деревяшки на ржавых железных штырях по-прежнему торчали из скалы.

До дна было, наверное, не больше десяти или двенадцати футов, но спуск показался бесконечным из-за узкого, похожего на бутылочное горлышко входа в пещеру. Наконец я достигла самого низа и увидела, что здесь пещера расширяется, словно колба.

Джейми нагнулся на один бок: я увидела, как он вытаскивает небольшую бутылку, и почувствовала острый запах скипидара. Джейми захватил с собой факел, пучок сосновых веток; их верхушки он заранее обмакнул в деготь и обмотал тряпкой. Полив тряпку скипидаром, он поднес к ней огниво, которое смастерила для него Бри. Сноп искр осветил сосредоточенное и обветренное лицо Джейми. С третьего удара факел загорелся, огонь охватил ткань и перекинулся на деготь.

Джейми поднял факел и жестом показал на пол сзади меня. Я обернулась и чуть не подскочила от испуга.

Испанец сидел, прислонившись к стене и вытянув костлявые ноги. Голову он свесил на грудь, будто дремал. На черепе еще кое-где торчали клочья тусклых рыжеватых волос, но кожи не было совсем. Впрочем, кисти и стопы тоже практически исчезли – мелкие косточки растащили грызуны. Крупные животные до него не добрались, поэтому туловище и длинные кости уцелели, но на них виднелись многочисленные следы зубов. Ребра торчали сквозь ветхую ткань, которая так вылиняла, что определить ее первоначальный цвет было невозможно.

И действительно, это был испанец. Возле него лежал испанский шлем, порыжелый от ржавчины, железный нагрудник и нож.

– Иисус твою Рузвельт Христос! – прошептала я.

Джейми перекрестился и встал на колени рядом со скелетом.

– Я понятия не имею, сколько времени он уже здесь находится, – так же тихо сказал он. – Мы не нашли у него ничего, кроме доспехов и вот этого.

Он показал на гравий рядом с тазовыми костями. Я наклонилась поближе, чтобы лучше рассмотреть вещицу – небольшое распятие, возможно, из серебра, но теперь почерневшее. В нескольких дюймах от него лежал маленький треугольный предмет, тоже черный.

– Четки? – спросила я, и Джейми кивнул.

– Полагаю, он носил их на шее. Видимо, они были деревянные, на веревочке, а когда та сгнила, металлическая часть упала. Вот, смотри. – Джейми осторожно коснулся пальцем крошечного треугольника. – На одной стороне здесь написано «Nr. Sra. Ang». Думаю, это означает «Nuestra Señora de los Angeles» – «Богоматерь ангелов». А на обратной стороне изображена Пресвятая Дева.

Я невольно перекрестилась, почтительно помолчала и спросила:

– Джемми испугался?

– Это я испугался, – сухо ответил Джейми. – Когда я спустился, в пещере было темно, и я чуть не наступил на этого парня. Я подумал, что он живой, и у меня чуть сердце не остановилось.

Он рассказал, что тревожно вскрикнул, и Джем, которого Джейми оставил наверху и строго-настрого велел не сходить с места, тут же полез в проход, на полпути сорвался со сломанной лестницы и упал ногами вперед на деда.

– Я услышал возню, глянул вверх, и как раз вовремя – он свалился с неба и ударил меня в грудь что твое пушечное ядро. – Джейми с печальной улыбкой потер левую сторону груди. – Не посмотри я вверх, он сломал бы мне шею, а сам бы никогда отсюда не выбрался.

А мы бы так никогда и не узнали, что с ними случилось. От этой мысли у меня пересохло в горле, и я сглотнула. И все же… Что-нибудь непредвиденное может произойти в любой день. С каждым из нас.

– Просто удивительно, как это вы ничего себе не сломали, – сказала я, а потом кивнула на скелет: – Как ты думаешь, что случилось с этим джентльменом?

Его родственники так и не узнали.

Джейми покачал головой:

– Понятия не имею. Но врагов он точно не ждал, иначе надел бы доспехи.

– Может, он упал и не смог выбраться?

Я присела на корточки возле скелета и тщательно осмотрела левую большую берцовую кость. Она давно высохла, потрескалась, с одного конца кто-то обглодал ее мелкими острыми зубами, но я заметила нечто, похожее на перелом по типу «зеленой ветки», – неполный перелом, когда кость не ломается полностью, а покрывается трещинами. Впрочем, возможно, кость потрескалась от времени.

Джейми взглянул вверх и пожал плечами:

– Вряд ли. Он был гораздо ниже меня, но, думаю, старая лестница уже была здесь, когда он умер. Ведь если бы кто-то соорудил лестницу позже, то наверняка бы не оставил тут внизу этого джентльмена. А взобраться по лестнице он смог бы и со сломанной ногой.

– Хм. Возможно, он умер от лихорадки. Тогда понятно, зачем он снял шлем и нагрудник.

Лично я бы сняла их при первой же возможности: в зависимости от времени года, наполовину облаченный в металл испанец наверняка либо варился заживо, либо страдал от плесени.

Джейми хмыкнул. Он явно был не согласен с выводом, хотя допускал, что в моих рассуждениях есть резон.

– Думаешь, его убили? – спросила я, посмотрев на Джейми.

Он пожал плечами:

– У него есть доспехи, но нет оружия, кроме ножа, да и то совсем маленького. И, обрати внимание, он правша, а нож лежит слева.

Испанец при жизни точно был правшой: кости правой руки выглядели заметно толще, даже в тусклом свете факела. Может, испанец был мечником?

– В Вест-Индии я знавал многих испанских солдат, саксоночка. У них с лихвой хватало и палашей, и копий, и пистолетов. Если бы этот человек умер от лихорадки, его спутники, конечно, могли бы забрать оружие, но тогда взяли бы и доспехи, и нож. Зачем добру пропадать?

– Допустим, но почему тот, кто его убил – если его убили, – оставил доспехи и нож?

– А зачем кому-то его доспехи? Они никому не нужны, разве только солдатам. А вот нож… Нож не взяли потому, что он был воткнут в тело, – предположил Джейми. – Да и нож так себе, плохонький.

– Логично, – согласилась я и снова сглотнула. – Ладно, отвлечемся от его смерти. Для начала, что, ради всего святого, он делал в горах Северной Каролины?

– Лет пятьдесят или шестьдесят назад испанцы посылали своих разведчиков аж до самой Вирджинии, – сообщил Джейми. – Правда, болота их остановили.

– И неудивительно. Но зачем… вот это все?

Я встала и обвела рукой пещеру и лестницу. Джейми не ответил, но взял меня за запястье и, подняв факел повыше, повернул в противоположную от лестницы сторону. Высоко над головой я увидела в скале небольшую расщелину, чернеющую в свете факела и такую узкую, что туда можно было втиснуться лишь с большим трудом.

– Там есть еще одна пещера, поменьше, – сказал Джейми, кивком показывая вверх. – Когда я поднял Джемми посмотреть, он сказал, что там много следов. Квадратные отпечатки на пыли, как будто там стояли тяжелые ящики.

Теперь я поняла, почему Джейми подумал про пещеру Испанца, когда понадобилось спрятать сокровище.

– Мы перенесем сюда оставшееся золото сегодня вечером, – сказал он, – и завалим вход камнями. А потом оставим сеньора в покое.

Пришлось признать, что эта пещера ничем не хуже других мест упокоения. К тому же присутствие испанского солдата, скорее всего, отобьет охоту к дальнейшим исследованиям у любого, кто наткнется на пещеру, будь то индейцы или переселенцы, подумала я. И те и другие явно испытывали отвращение к призракам. По правде говоря, горцы тоже, и я с любопытством повернулась к Джейми.

– Неужели вы с Джемми не испугались, что он будет вам являться?

– Не, мы прочитали молитву за упокой его души, когда я закрыл вход в пещеру и посыпал вокруг солью.

Я не удержалась от улыбки.

– А ты знаешь молитвы на все случаи жизни, да?

Он едва заметно усмехнулся и потер горящим факелом о сырой гравий, чтобы погасить огонь. Слабый луч света освещал макушку Джейми сверху.

– Всегда есть подходящая молитва, a nighean, даже если это всего лишь «A Dhia, cuidich mi».

Господи, помоги мне.

Глава 9

Нож, который знает мою руку

Не все золото схоронили с Испанцем. У двух моих нижних юбок по краю подола появился дополнительный подгиб с маленькими кармашками, в которые равномерно распределили золотую стружку, а еще несколько унций золота я вшила в шов на дне большого кармана. Джейми с Йеном тоже спрятали немного золота в спорраны; кроме того, они оба собирались повесить на пояс по два увесистых мешочка с пулями. Втроем мы удалились на поляну Нового дома, чтобы без посторонних глаз отлить эти самые пули.

– Надеюсь, ты не забудешь, откуда заряжать, а? – Джейми вытряхнул из формы в горшок с жиром и сажей новенькую ружейную пулю, сияющую, словно крошечное солнце.

– Не-а, если только ты по ошибке не возьмешь мою дробницу, – ехидно ответил Йен.

Он занимался свинцовой дробью и высыпал свежие горячие шарики в устланную мокрыми листьями ямку, где они дымились и шипели в прохладе весеннего вечера.

Струйка дыма попала в нос Ролло, который лежал неподалеку, и пес чихнул, а потом раскатисто фыркнул.

– Интересно, понравится ли тебе гонять оленей по вереску, псина? – спросил Йен. – Только держись подальше от овец, а не то тебя примут за волка и подстрелят.

Ролло вздохнул, и его глаза превратились в сонные щелочки.

– Ты думаешь о том, что скажешь матери, когда ее увидишь? – спросил Джейми, держа над костром ковшик с золотой стружкой и щурясь от дыма.

– Стараюсь не думать слишком много, – честно сказал Йен. – Когда я думаю о Лаллиброхе, у меня странно ноет нутро.

– По-хорошему странно или по-плохому? – поинтересовалась я, осторожно вытаскивая из жира деревянной ложкой остывшие золотые шарики и опуская их в мешочки для пуль.

Йен нахмурил лоб и уставился на свой ковшик, в котором помятые свинцовые пули начали таять, превращаясь в дрожащую лужицу расплавленного металла.

– Думаю, и так, и эдак. Брианна как-то говорила мне, что читала в школе книгу, где говорилось, что домой возврата нет. Наверное, так оно и есть… но я бы хотел вернуться, – тихо добавил он, не сводя глаз с ковшика. Расплавленный свинец с шипением полился в форму.

Я отвела взгляд от его опечаленного лица и увидела, что Джейми смотрит на меня с ласковым сочувствием. Я отвернулась от него и встала, ойкнув, когда у меня хрустнул коленный сустав.

– Что ж, – бодро произнесла я, – полагаю, все зависит от того, что ты считаешь домом, так? Знаешь, это ведь не только место.

– Да, верно. – Йен подержал формочку для пуль на весу, давая остыть. – Но даже если это человек, ты же не всегда можешь туда вернуться, да? Или можешь? – Его губы чуть скривились в насмешливой улыбке, когда он посмотрел на Джейми, а потом на меня.

– Полагаю, твои родители не слишком изменились с тех пор, как ты их оставил, – сухо заметил Джейми, сделав вид, что не заметил намек Йена. – А вот ты их удивишь, даже не сомневаюсь.

Йен оглядел себя и ухмыльнулся.

– Немного подрос, – сказал он.

Я весело фыркнула. Он покинул Шотландию пятнадцатилетним парнишкой, долговязым тощим несмышленышем. Сейчас он на пару дюймов вырос, стал жилистым и крепким, словно кнут из сыромятной кожи. Такого же оттенка была и кожа самого Йена, обычно загорелая, хотя сейчас она посветлела за зиму, и на его лице отчетливо проступили вытатуированные точки, полукружиями разбегающиеся по скулам.

– А ты помнишь еще одну фразу, которую я тебе сказала? – спросила я. – Когда мы вернулись из Эдинбурга в Лаллиброх после того, как я… снова нашла Джейми. «Дом там, где нас, когда бы мы ни пришли, не могут не принять»[29].

Подняв бровь, Йен посмотрел на меня, затем перевел взгляд на Джейми и покачал головой.

– Неудивительно, что ты ее так любишь, дядюшка. Должно быть, она большое для тебя утешение.

– Ну, она по-прежнему принимает меня, – сказал Джейми, не отрываясь от своего занятия, – так что, думаю, она и есть мой дом.

* * *

Когда мы закончили работу, Йен в компании Ролло понес наполненные пулями мешочки в хижину, Джейми затаптывал костер, а я собирала приспособления для литья пуль. Вечерело, и воздух – и так уже свежий до того, что щекотал легкие, – приобрел ту живительную прохладу, которая ласкает кожу; дыхание весны неутомимо витало над землей.

Какое-то время я просто стояла и наслаждалась. Мы работали на свежем воздухе, тем не менее изрядно надышались дымом и вспотели, и теперь холодный ветерок, который сдувал волосы с моей шеи, казался восхитительным.

– У тебя есть пенни, a nighean? – раздался рядом голос Джейми.

– Что?

– Любые деньги подойдут.

– Не уверена, но…

Я стала рыться в завязанном на талии кармане, в котором за время наших сборов накопилась почти такая же обширная коллекция самых невероятных предметов, как в спорране у Джейми. Среди мотков ниток, бумажных кулечков с семенами или высушенными травами, кожаных лоскутков с воткнутыми иголками и прочей всячины вроде баночки с шовным материалом, черно-белого пера дятла, куска мела и половинки печенья, которое я, видимо, не успела доесть из-за того, что меня отвлекли, я действительно отыскала потертый, весь в пыли и крошках шестипенсовик.

– Подойдет? – спросила я, вытирая монетку и вручая ее Джейми.

– Да, – ответил он и протянул мне какую-то вещицу.

Моя ладонь непроизвольно сжалась на чем-то, что оказалось рукоятью ножа, который я чуть не выронила от неожиданности.

– Всегда нужно давать монетку за новый клинок, – сдержанно улыбаясь, пояснил Джейми. – Чтобы он признал тебя своей хозяйкой и не повернулся против тебя.

– Своей хозяйкой?

Солнце уже касалось верхушки хребта, но света еще хватало, и я взглянула на свое новое приобретение. Узкое, но крепкое лезвие было прекрасно заточено с одной стороны, под лучами уходящего солнца режущая кромка сияла серебром. Рукоять из рога оленя мягко легла в мою руку и казалась теплой. Благодаря двум маленьким вырезанным в ней углублениям она идеально подходила под мою хватку. Определенно, мой нож.

– Спасибо, – сказала я, любуясь ножом. – Но…

– С ним ты будешь чувствовать себя более защищенной, – деловито сказал Джейми. – Да, вот еще что. Дай-ка его сюда.

Я, недоумевая, отдала нож обратно и с удивлением увидела, как Джейми легко провел лезвием по подушечке большого пальца. Неглубокая ранка сразу же наполнилась кровью. Джейми вытер ее о штаны, сунул порезанный палец в рот и вернул мне нож.

– Нужно пустить клинком кровь, чтобы он знал свое предназначение, – вынув палец изо рта, объяснил он.

Рукоять ножа в моей руке все еще хранила тепло, но у меня мороз пробежал по коже. За редким исключением, Джейми не был склонен к романтическим поступкам, и, раз он дал мне нож, значит, считал, что я им воспользуюсь. И не для того, чтобы выкапывать корни или сдирать с деревьев кору. Вот уж точно, знать свое предназначение.

– Прямо по моей руке, – заметила я, глядя вниз и поглаживая маленькую выемку, которая идеально подходила для моего большого пальца. – Как тебе удалось сделать так точно?

Джейми рассмеялся.

– Твоя рука держалась за мой член достаточно часто, так что я прекрасно знаю твою хватку, саксоночка!

Я коротко фыркнула в ответ, но повернула клинок и ткнула острием в подушечку собственного большого пальца. Нож оказался необычайно острым: я почти не почувствовала укола, но из ранки сразу выступила капля темно-красной крови. Заткнув нож за пояс, я взяла руку Джейми и прижала к его пальцу свой.

– Кровь от крови моей, – произнесла я.

И это тоже не было романтическим поступком.

Глава 10

Брандер[30]

Нью-Йорк Август, 1776 г.

На самом деле вести Уильяма о тайном бегстве американцев были приняты гораздо лучше, чем он ожидал. Войска Хау передвигались с необыкновенной скоростью, опьяненные чувством, что враг загнан в угол. Флотилия адмирала по-прежнему находилась в заливе Грейвсенд, и в течение суток тысячи солдат спешно отправили на берег, откуда на кораблях переправили на Манхэттен. К закату следующего дня войска в полной боевой готовности начали наступление на Нью-Йорк, но обнаружили только пустые окопы и брошенные фортификационные сооружения.