Раб колдуньи

– Ты, сучка, – указала она пальцем на Николая, – подлижи меня!

Я исподволь, мельком глянул на её волосатую промежность – там, и правда, всё слиплось и промокло. Посочувствовал брату, уже опускавшемуся перед ней на колени. Нажрётся бедолага сегодня женских половых гормонов до тошноты.

– А ты, сучка, – это уже ко мне, – вытри его рожу. Ишь, мокрая какая… – улыбнулась Марьяна.

Вот так: мы для неё лишь две сучки, даже наших позорных прозвищ она не запомнила. Просто парочка безликих прислужниц, и всё.

Я осторожно промокнул салфеткой залитое дамскими соками лицо губернатора, стараясь не встречаться взглядом с его полными животного ужаса глазами. Представил, каково ему сейчас – абсолютная обездвиженность и регулярная пытка удушением. Марьяна-то относительно трезвая скакала на нем полчаса, а то и больше, а вот эта Катя вряд ли получит оргазм так быстро… Как бы девахи, войдя в раж, не придушили нашего пациента! Отвечать-то нам с братаном придётся. Потому как не доглядели!

Взгляд несчастного метался по комнате, и всё время возвращался ко мне. Мужчина беззвучно молил меня о хоть какой-нибудь помощи, но что я мог сделать? Вырубить двух стерв парочкой внезапных апперкотов, а дальше что? Тащить на себе взрослого парализованного мужика? Куда? Мы же в поместье Акулины, до города пара километров, машины у нас нет…

А если сама хозяйка где-то рядом, а если она отправилась за Стефанией, и они вот-вот явятся вместе? И что тогда с нами будет за столь дерзкую попытку побега?

Хватит, я своё отбегал. Пусть этот мужик попробует сам. Удачи ему!

Между тем Катя уже пристраивалась над лицом губера, пыхтя и пьяно ухмыляясь. Села. Поёрзала, выгнув спинку и блаженно закатив мутные глазки, устроилась поудобнее. Лицо пленника полностью погрузилось между её мясистых полушарий и напоследок мы услышали какой-то отчаянный полу-вздох, полу-всхлип – это прощался с нами его превосходительство, видимо не успевший втянуть в себя как можно больше воздуха.

Но старался он в этот раз отчаянно. Видимо понял, что этот акт кунилингуса в его жизни, возможно, последний. Вот и работал языком так усердно, что Катя сразу поплыла – задышала глубоко и сладостно, застонала, закинув руки за голову, и жмурясь от кайфа. В какой-то момент она даже зарычала, как тигрица, впивающаяся зубами в загривок косули – настолько ей было горячо и приятно.

Марьяна смотрела на неё с завистью, даром, что только что сама кончила.

Было видно, что она даже немного старается оттянуть приближение оргазма, слегка привстаёт с лица пленника, даря ему, таким образом, лишний глоточек воздуха и жизни. Пытается продлить своё удовольствие. Но мастерство кунилингера быстро сделало своё дело – Катя задрожала и напряглась одновременно, не сдерживая крики блаженства. Кончала она долго и яростно, словно стараясь выпить из стонущего под ней Палыча все жизненные соки до последней капли.

Да, Палыч теперь обрел способность отчетливо стонать и в этот стон он старался вложить всю свою отчаянную мольбу о милости. Он хотел жить и готов был ради этого ублажать кого угодно и как угодно, лишь бы ему позволили и дальше быть полезным… лизуном!

Но, увы, у Кати на него были совсем иные планы.

Она устало вытерла пот со лба, еще немного посидела на лице мужчины, словно прислушиваясь к своим ощущениям и раздумывая, а не повторить ли, слегка улыбнулась каким-то своим, судя по всему весьма тёмным мыслям и неожиданно поднявшись, выпустила в лицо, совсем не ожидавшего такого подарка Палыча, мощную струю пенного золотого нектара.

Как уж бедолага не захлебнулся, я не знаю. Видел лишь, как выдыхал через нос бывший губернатор, плотно сжав губы – это его и спасло от позорного утопления.

– Подмой его, – немного осипшим от оргазма голосом приказала мне Катя, вставая с мокрой от её влаги головы мужчины.

Я добросовестно вылил на него маленькую бутылку минералки. Хотел было подбодрить мужика, подмигнув ему сочувственно и кивнув головой, всё, мол, будет хорошо… но не решился. Уж больно пристально наблюдала за мной Катя. Так и сверлила меня надменно-злым взглядом.

Хотя с чего ей быть такой злой-то? Только что ведь блаженствовала, сидя на лице у человека. Радоваться надо, кайфовать!

Но нет ведь – злюка.

– Может, еще разок в бассейн окунёмся? – спросила её Марьяна. – Что-то я слегка вспотела на этом… – она насмешливо кивнула на всё ещё стоящий колом член губера, – фаллоимитаторе!

– Нет, – вдруг совсем серьёзно сказала Катя. – Я его придушу.

– Зачем? – искренне удивилась Марьяна. – Он ведь не наша игрушка, а Акулины. К тому же ты, кажется, сегодня и так всласть с ним натешилась. Вон, тоже, мокрая вся! Пошли, нырнём, окунёмся-не-вернёмся!

Она была настроена игриво, явно в противоположность своей подруге. А та снова села на Палыча, только теперь ему на грудь, пристально глядя в глаза своей будущей жертве.

– Я хочу его убить. Задушить задницей. Хочу вызвать демона. Аластора.

– Не получится, – флегматично ответила ей Марьяна. – Мы много раз с тобой его вызывали, да и другие тоже. Ничего никогда не получалось. Аластор просто так на зов не приходит.

– Знаю, что просто так не приходит, – задумчиво разглядывая лицо побагровевшего от всего услышанного Палыча, отозвалась Катя. – Вот я и придумала принести жертву. Человеческую…

– Ты это серьёзно, подруга? – спросила Марьяна, и от её былой беспечности не осталось и следа. – Ты готова на жертву? Человека в обмен на… А на что?

Катя сощурилась, на миг задумалась, а потом скороговоркой выпалила:

– Хочу такую же силу, как у Акулины!

– Рехнулась! Акулина давно в этом бизнесе. Это её город. Да и область вся… Да к ней и из Москвы и Питера приезжают, она сильная ведьма, может сильнейшая во всём Северо-Западном регионе. Скорее всего, ей-то как раз демон и помогает! А тут ты вылезешь со своей дурацкой инициативой. Аластора позовёшь! А если Акулина узнает? А она ведь обязательно узнает!

– Да и чёрт с ней, – зло сплюнула в лицо Палычу Катя. – Когда мы с ней силами сравняемся, я эту Акулину буду нахер посылать без зазрения совести.

– Смотри, как бы она тебя не послала, – с коротким смешком ответила Марьяна. – Ты подумай: ты в её доме, на её территории, её собственного зверька убьёшь! За такое голову отрывают. В лучшем случае будешь у неё в рабстве лет двадцать пахать. За неё всю грязную работу делать, а своё место потеряешь!

– Не потеряю…

– Потеряешь! После освобождения вон будешь с цыганок дань собирать по вокзалам. Завязывай с такими глупостями!

Даже мне, тупой в подобных делах служанке, было ясно, что назревал не шуточный конфликт, и ещё более серьёзное магическое преступление. Оставаться нам с Коляном при таком раскладе свидетелями было смертельно опасно.

Эх, превратиться бы в мышь и юркнуть в подпол! Но куда там!

– Да и не вызвать тебе Аластора… – как-то глухо и задумчиво произнесла Марьяна. – Не придёт он на твой зов.

– Не веришь в мои силы? – недобро глянула на подругу Катя.

И я понял, что это пиздец. Теперь она точно попытается вызвать этого чертова Аластора, будь он трижды неладен! Кто хоть это такой, хотя бы знать! Но ведь женщины не берутся на слабо! Неужели ведьмы не женщины? Хотя соперничество между подругами… Да ещё за магическую силу…

Тут всякое может случиться.

– Нет, почему же… – вдруг успокоившись, ответила Марьяна, достав откуда-то тонкий прут и прицеливаясь, чтобы хлестнуть им по члену-стояку Палыча. – Верю. Просто Аластор – демон страдания, а не смерти. Он БДСМ-щик. Ему надо целое представление забабахать, чтобы он пришёл. Мистерию! С кровавым финалом. А у тебя на это времени нет. Не успеешь.

– Ну, крови не обещаю, – садистски улыбаясь, промолвила Катя, подсаживаясь ближе к голове Палыча, – а вот страдания будут! И еще какие!

– А с девками Акулиниными что собираешься делать? – так же спокойно и вроде даже без особого интереса спросила Марьяна и кивнула на Коляна.

– А что мне её девки? Одного с собой заберу, а второй будет молчать, правда? – спросила она у меня, подмигнув с такой холодной жестокостью во взгляде, что меня в холодный пот мгновенно бросило. – Они ведь, кажется, сестрички? Сестрички либерти?

Я понял, что она заберёт меня, а не Коляна. И Колян точно будет молчать за меня. А что со мной будет – об этом лучше не думать. Бесконечная боль экзекуций у Акулины, помноженная на унижения в рабстве у Стефании, покажутся мне раем. По сравнению с тем, что со мной будет вытворять ЭТА скотина.

Нет, правда, лучше даже и в мыслях такое не представлять!

Вот так, внезапно, и казалось бы без видимой причины, разговор двух пьяных от Акулининой наливки и собственной безнаказанности баб переключился на нас с братом. И мне как-то сразу стало нехорошо. Видимо я научился предвидеть дальнейшие события. Хотя, что тут особенно угадывать-то? Всё и так ясно.

– А давай-ка их выпорем для начала? – лукаво ухмыльнулась Марьяна. – Если уж ты задумала настоящую мистерию, то давай пустим немного невинной кровушки!

– Угу, – деловито согласилась с ней Катя. – Только переоденем во что-нибудь белое. Какие-нибудь комбинашки на них напялим, чтобы кровь лучше смотрелась. Я люблю, чтобы на белом рубцы такие выступали…

Катя хищно облизнулась при этих словах. О губере, на котором она продолжала сидеть, вроде бы даже забыла.

– Тогда уж лучше в простые белые платья, знаешь, которые раньше дворовые девки носили по праздникам. Только надо, чтобы они в обтяжку были. Чтобы они в таких платьях как куколки беспомощные были – стегай куда хочешь, она всё равно как связанная! Я такое в кино однажды видела! – с восторгом предложила Марьяна.

Похоже, её все-таки увлекла идея Кати устроить несанкционированный карнавал страданий. И нам с браткой предстояло играть в этом перформансе если не решающую роль, то уж во всяком случае, девушек на разогреве.

– Поняли, шмары? – обратилась к нам Марьяна. – Метнулись обе и притащили белые холщёвые платья! Живо! Пять минут, и вы здесь!

Нам повторять дважды было не нужно, но ведьма тут же остановила нас:

– Хотя нет, ты – она указала прутиком на Колю, – бежишь за платьями вприпрыжку, а ты – это уже мне – всё-таки сначала вылижи мне подмышки. Упрела я с вами тут!

Пока Колян бегал в кладовки Акулины, мне пришлось вылизывать эту дрянь Марьяну. Дама она была страстная, жаркая, в самом соку, и потому подмышки у неё и правда были мокрыми. Едкая соль вперемежку с каким-то хвойным экстрактом. Любят эти ведьмы душиться всякими натуральными лесными приправами. Видимо привычка с тех времён, когда они малых деток в печку сажали и там жарили, натирая и присыпая всякими специями.

Я даже сам поразился той хрени, которая внезапно мне в голову полезла! Еще вспомнил, как Акулина себе под стельки в туфли сыпала свежие семена полыни, и наши с Колей фотки туда клала. «Чтобы горе-горькое у меня под игом оба почувствовали» – так и сказала! Потом видел я эти фотки, она их выбросила недели через две. Только наших изображений там уже не было – стерлись о её шершавые пятки. Или впитались в них…

Колян же между тем вернулся весь сам не свой – бледный и с бегающими от волнения глазами. Принес несколько платьев, из которых нам предстояло выбрать что посмешнее. Чтобы ведьмам было веселее нас уму-разуму учить.

Но и сам процесс нашего переодевания им тоже очень понравился. Дамы хохотали, подгоняя нас плеткой, пока мы неуклюже стаскивали с себя одно тесное и трещавшее по швам бабушкино кимоно и тут же напяливали что-то еще более гротескное и ужасное. Николаю спину и бока разукрасили парой глубоких рубцов еще до начала самой порки, а мне досталось по ногам и оказалось, что это чертовски больно – когда тебе с оттяжкой протягивают по самым икрам! Но это, повторюсь, была лишь прелюдия!

Пороли нас двоих сразу. Поставили лицом к Кате, заставили закинуть руки за голову и обе ведьмы, в пьяном угаре, стали соревноваться, кто заставит нас орать сильнее. Катя лупцевала плетью, Марьяна орудовала длинной тонкой тростью, и старалась попасть мне исключительно по соскам. А уж куда доставалось брату, я и не видел. Не до того было, сам быстро сломался – выл как самый позорный поц, и дрыгался, как цуцик.

Если уж после таких адских плясок святого Витта, к нам не явился мистер Аластор, то он совершеннейший мерзавец и абсолютно бесчувственный демон!

Ведьмы были в восторге. А я молил Бога, чтобы поскорее появилась хозяйка дома и разогнала бы эту пьяную вакханалию. На груди у меня и правда кое-где появились пятна крови, которые эффектно проступали сквозь белую кисею платьица. Катя упивалась этим зрелищем и велела мне вертеться перед ней, демонстрируя также следы от их варварских орудий наказания на плечах и руках. Там тоже в нескольких местах рубцы вспухли, и начинали кровоточить.

Катя буквально напитывалась зрелищем крови, глаза её становились всё более безумными, а ноздри аж раздувались так, словно она старалась уловить тончайший аромат человеческой кровушки.

Святой Грааль! А не вампирша ли она часом? – подумалось мне.

Натешившись нашими страданиями, девушки захотели снова секса. Возбуждение требовало полного и немедленного удовлетворения.

– Смотри, что есть в коллекции Акулины! – сказала Марьяна, доставая из интимной шкатулки (я уже упоминал любовь хозяйки ко всяким шкафчикам, шкатулочкам, пеналам и ящичкам?) продолговатый предмет изготовленный из черной сверкающей резины, подозрительно похожий на двойное дилдо.

– Отъебём? Обеих? – предвкушая новенькое сексуальное развлечение, спросила Катя?

Марьяна кивнула, деловито вводя себе во влагалище один конец дилдо, а второй поглаживая как будто дрочила его. Её взгляд остановился на мне. Я оценил толщину этого гладко-сверкающего резинового баклажана, который сейчас мне предстоит принять в задницу, и в животе у меня сразу поплохело. Прибор был огромен! Сейчас мне разорвут очко и без помощи магии мне не помочь – истеку кровью нахер! А эти стервы, судя по опьянению и поехавшей на почве сексуальных извращений крыши, меня лечить даже не попытаются. Одной жертвой больше – так даже лучше будет, для их сатанинских ритуалов!

– А ты будешь мне очко отлизывать! – Марьяна было позвала Николая припасть к её слегка целлюлитному афедрону, но тут возмутилась Катерина.

– С хрена ли всё только тебе? У тебя дилдо внутри, ты и так кончить сможешь легко, а мне что тут прикажешь пальцем, что ли ковыряться? Нет уж, пусть полирует мне мохнатку, а потом поменяемся!

И заржала, как ненормальная.

Понимая, что насилие неизбежно, и помятую старый совет расслабиться и постараться получить удовольствие, я максимально отключил все страхи и сделал свою попу мягкой и податливой.

И всё равно орал благим матом, когда Марьяна всаживала в меня миллиметр за миллиметром эту хреновину! Она нарочно не воспользовалась смазкой, чтобы причинить мне страдания девственника, лишающегося анальной целки. Сама-то давно текла так, что у неё там всё хлюпало и капало…

После того, как она кончила, я уже не мог ни ходить, ни сидеть. Мог лишь стоять, плотно сдвинув ноги и сжав половинки жопы. Подняв руки за голову – потому что так мне велела Катя.

А у неё появилась новая идея. И как всегда запредельно бесчеловечная.

– Жаль девочку, – с фальшивым участием смотрела она на меня. Анус порвали, а никакого удовольствия ей не доставили. – Ну-ка, отсоси у неё! – велела она Николаю.

Тут у меня внутри опять всё оборвалось. Вот только не это! Делайте с нами, что хотите, но не лишайте последнего человеческого достоинства!

Я вдруг понял, что настоящей ведьминской власти эти чокнутые над нами не имеют. Чтобы вот как у Акулины, или у Стефы – не хочешь, а сделаешь что угодно. Палец сам себе откусишь и сожрёшь, если прикажет такая карга. А эти нет, они могут лишь над нами измываться по-всякому, и мы их терпим потому, что боимся тех, настоящих наших владычиц!

А эти просто шлюхи-садистки, куражащиеся над тремя мужиками по случаю. Хотя… если честно, мы с братом уже давно никакие и не мужики. Платья нам больше подходят. А Николаша так вообще себя давно в женском роде величает, и на бабское обращение быстрее реагирует…

Мы встретились с ним глазами, и я отчетливо покачал головой. Нет, мол, даже не вздумай! А Коля опустил взгляд и сказал тихо:

– Да ладно тебе… Да похуй… Я ж соска, я горничная. Я…плохая девочка. Мне это нравится – такой быть…

На этот раз обе стервы заржали в голос, а Катюха даже в ладоши захлопала.

– Оп-па! – пришла она в неописуемый восторг. – Да у нас тут каминг-аут! Раскрываются внутренние сущности и намечается, кажется, лесбийская парочка!

Она прошлась вокруг меня, пританцовывая и внимательно меня разглядывая, будто впервые видя.

– А кое-кому это совсем не нравится!..

Это она явно на меня намекала, быстро оценив всю сложившуюся диспозицию и уже предвкушая еще более утонченные моральные пытки.

– А ты ему отсосёшь, чтобы спасти честь брата? – она приблизила своё лицо вплотную к моему и заглянула мне прямо в мозг. – Ну, на что готов ради своих оставшихся мужских принципов?

А раз нет у них надо мной власти, подумал я в тот момент, то и похуй что они там со мной делать будут – сам я ни у кого ничего сосать не стану. Ведь когда-нибудь всё-таки вернется Акулина и весь этот беспредел так или иначе прекратится!

Я сделал свой взгляд тупым и безразличным. И Кати не удалось поглумиться над моими моральными страданиями. Она постояла так ещё немного, посверлила меня взглядом, и поняв, что этим меня не зацепить, отступила, велев:

– Пусть сосёт! Я хочу это увидеть!

– Не, – опять вмешалась Марьяна. – Просто сосёт – это не интересно. Давай сделаем так: раз уж одна сучка выразила своё желание, то пусть не сосёт, а лижет второй сучке яйца. А та положит свой болт, или клитор, как там у них это называется, ей на лоб. И пусть плохая девочка лижет хорошей девочке – Марьяна чуть не подавилась смехом, – пока та не кончит ей на лысину!

– Где ты такое видела? – захохотала в восторге Катя.

– В порнухе же! Обожаю гейскую порнуху! Да и сама так делала не раз. Эти, как их, платные сексуальные рабы, которые мечтают оказаться в «настоящем» рабстве у женщин. Вот парочку таких девственных мальчиков берёшь, и заставляешь друг другу письки дрочить, попки вылизывать. Они сначала отнекиваются, мы, мол, на такое не подписывались, а потом когда заставишь их насильно – вот это кайф нереальный получаешь! Просто башню срывает!

В тот момент я, кажется, разгадал ранее неразрешимую для себя загадку – почему дамы определенного склада так любят гейскую порнопродукцию. Но и об этом я тоже никому никогда не расскажу.

Я мельком глянул в узкое, забранное фигурной решёткой, оконце Акулининой сауны. Солнышко уже падало за вершины сосен, стало быть, приближался вечер. А хозяйки всё не было…

Ну и сколько еще нам это терпеть!

А дальше случился весьма эффектный облом. Мы ведь, как и положено было, носили замки верности. Так что когда наши садистки велели нам поднять юбки, всё стало на свои места. Дамочки скорчили разочарованные гримасы и от своей грандиозной идеи вынуждены были отказаться.

После этого они немного успокоились, сходили в бассейн и вернулись слегка протрезвевшие и какие-то даже задумчивые.

– Ну можно считать, что если до вечера Акулина не вспомнила о своём пленнике, то он ей не особенно-то и нужен – скучающим голосом сказала Катя.

И подошла к забытому до времени его превосходительству. Который снова выпучил глаза от страха и явно пытался что-то произнести. Ну или хотя бы промычать.

– Как думаешь, – спросила Катя у Марьяны, – чтобы он в агонии не вздумал меня куснуть, что надо сделать?

– Шарик ему из секс-шопа в рот засунь, – беспечно предложила Марьяна. А сама исподволь наблюдала за подругой с явно нездоровым интересом. Похоже, и правда хотела её подставить.

– Пожалуй, да… – ответила Катя, и полезла искать в закромах Акулины что-то похожее на кляп для бедолаги губера.

Но не нашла. Покрутилась вокруг себя, и обнаружив свои же брошенные тут же трусики, скомкала их и засунула в рот жертве.

– Мне нужен алтарь! – заявила Катя и мрачно взглянула на нас. – Тащите сюда Акулинин алтарь!

Алтарь хранился у хозяйки в спальне, и мы с Колей еще изрядно попотели, прежде чем принесли его в сауну. Что с нами сделает за это Акулина, я лично старался не думать. Но надеялся, что основной её гнев падет всё-таки на распоясавшуюся ведьму, а нам так – рикошетом достанется. Ну, может, руки по локоть отрубит, или, скорее всего пару веков в рабстве добавит. Хотя это вряд ли, мы ж теперь официально не её сучки!

Вероятнее всего будет очередная порка. Но нам уже не привыкать…

Губера переложили головой на роскошный Акулинин алтарь, затянутый лиловым и черным шёлком, после чего Катя накинула на себя свою ведьмовскую мантию, покрыла голову капюшоном и зажгла вокруг тридцать три черные свечи.

Начиналась Черная месса. Теперь Катя была уже не обкончавшаяся взбалмошная шлюха, а сосредоточенная на своей работе колдунья, вдохновлённая и страшная в решительном порыве вызвать демона страдания Аластора.

Она стала торжественным голосом читать длинное заклинание на непонятном нам языке, и в какой-то момент огоньки пламени на свечках задрожали.

Марьяна восхищенно ахнула.

Всё время ритуала Катя стояла, разведя ноги в стороны над головой жертвы, покрыв мужчину полами своей мантии, словно спрятав под юбкой, закрыв лицо руками и тяжело дыша. Она почти входила в колдовской экстаз, но ей явно что-то мешало.

– Может, удалим тупых безмозглых куриц? – спросила у неё Марьяна, намекая понятно на кого.

Катя отрицательно покачала головой, прервала чтение заклятья.

– Нет, мне понадобится дополнительная сила. Хочу, чтобы они страдали…

Нас поставили сбоку от неё, и Катя велела нам заголить груди. У Коляна один сосок был уже отрезан, и потому его ведьма забраковала. А мои соски её весьма заинтересовали.

Не помню, (мысли уже давно путаются), писал я или нет, но отличительной чертой любой настоящей ведьмы, являются её ногти. Вернее, когти. Ими она может спокойно пропороть кожу человека, а некоторые, такие как Акулина, оставляют своими когтями следы на дереве, и даже на камне!

Так вот Катя в этом смысле была настоящей ведьмой. Её когти моментально проткнули кожу вокруг моих сосков и нащупали там, в живом мясе, тонкие нити нервных волокон, идущих от соска куда-то вглубь груди. Глаза мои еда не вывалились из орбит от жуткой боли.

Вообще-то я давно уже привык к боли, но ЭТА боль была поистине адской!

Я хотел закричать, но дыхание почти парализовало. Только стоял и открывал рот, как выброшенная на берег снулая рыба.

А Катя, нащупав эти нервные нити, стала на них играть, то сдавливая когтями, то перекатывая их между ними, то немного припуская. Мир вокруг померк. С каждым приступом боли из меня буквально сочилась жизненная энергия. Сила, как её называли колдуньи.

Эта сила как раз и нужна была Кате. Она возобновила чтение заклятия, и голос её окреп, стал звонким и торжественным как на пионерской линейке в далеком нашем светлом советском детстве…

…Когда я очнулся, вокруг происходило что-то явно нехорошее. Вернее, нехорошее происходило и раньше, но теперь это было что-то совсем уж жуткое.

Во-первых, было холодно. Половина свечей погасла – это я их потушил своим телом, свалившись на них без сознания. Во-вторых, было темно. Не может быть, чтобы так быстро стемнело естественным образом, солнце лишь недавно спряталось за деревьями, и вечер ещё только вступал в свои права.

И, в-третьих, дико болела грудь. Как будто мне прижигали кожу раскаленной кочергой, которой по справедливости стоило бы отхерачить самих ведьм.

Но главное, в помещении отчетливо чувствовалось присутствие кого-то еще, помимо нас пятерых. Как будто в дом заехал горячий и вонючий, огромный танк. Заехал, и замер в ожидании. То ли вот-вот долбанет основным калибром и разнесёт тут всё в щепки, то ли просто развернётся на месте, похоронив всё живое под своими гусеницами.

Лёжа на полу, я попытался повернуться и посмотреть вверх, но сидевшая рядом на голове губера Катя, тут же накрыла мою физиономию своей голой ступнёй, чтобы я ничего не увидел.

Я покорно лизнул её соленую пятку и явственно ощутил, как сгущающаяся вокруг мгла высасывает из меня последние силы и остатки сознания.

Потом был нарастающий шум и чей-то раздирающий душу и рвущий барабанные перепонки визг. Явно женский.

Потом я плавал какое-то время в небытие, а где-то рядом, но за стеной, спокойный голос леди Стефании, нашей теперешней госпожи и повелительницы, допрашивал, судя по всему, Катю и Марьяну.

«Хотели вызвать демона?»

В ответ короткий визг, переходящий в сдавленный стон:

«Да, госпожа, простите, госпожа…»

Шипение и хрюканье, как будто кому-то давят на кадык. Женский стон, пронзительный и безысходный.