Раб колдуньи

«Кого?»

«Аластора»

«Зачем?»

«Хотели получить силу»

«Хотели? Обе?»

Плачь, переходящий в нестерпимый вой.

«Это она! Я ни при чем!»

Мольбы и какое-то бульканье, будто кто-то захлёбывался собственной кровью.

«Ну, вот я пришла на ваш зов. Говорите. Что хотели?»

Абсолютно детское нытьё в ответ.

Постепенно звуки становились всё тише, и я погружался в беспросветный мрак и тишину…

***

Проснулся я внезапно и сразу, как будто кто-то вытряхнул меня из забытьи в реальный мир. И мир этот, увы, оказался полон ведьм, садо-мазохистских оргий, и темных обрядов с вызыванием демонов. Мне даже не стерли память, я всё отлично помнил. Соски почти не болели, лишь нервно подрагивали, и это было весьма сладострастное ощущение. Рубцы на животе таинственным образом почти исчезли, но к такому мы с братом давно привыкли.

Нас лечили, чтобы мучить. Чтобы мы были безотказными девочками для битья и сексуальными игрушками. А игрушки ломать нельзя.

Мы с Коляном сидели на полу, прислонившись спиной к стене, между кресел, на которых восседали наши дамы – Стефа, Акулина и Евдоха. Были тут и провинившиеся ведьмы Катя и Марьяна, но их, честно говоря, узнать было очень трудно.

Они были абсолютно голые, тела их сплошь покрыты были синяками и рубцами, к тому же их обрили наголо. И вот в таком печальном виде они суетились над телом уже остывшего Палыча.

Конечно же, они его не пытались реанимировать. Они его прихорашивали к похоронам.

А потом были сами похороны, с мрачной картины которых мы и начали этот рассказ.

И вот как раз на похоронах-то и началось всё самое интересное.

Как мы помним, после весьма фривольной речи предводительницы Ордена, глаза покойного внезапно открылись. Все присутствующие дамы это, разумеется, заметили и вздох восхищения прошелестел между ними. Но не успели они осознать, что происходит, как на поляну вылетел огромный черных джип, слепя всех белым ярким светом своих фар. Двери машины распахнулись и на поляну эффектно вывалились трое парней в кожаных куртках а-ля 90-е годы – Пахом Отверткин и парочка его бородатых громил-телохранителей.

– Прошу обратить внимание, – развязно заговорил Пахом, как бы обращаясь к своим спутникам. – Мы с вами присутствуем при совершении тяжкого преступления.

– В своём ли ты уме, Пахомушка! – отозвалась на его слова Акулина, которая тоже присутствовала на церемонии. – И какое же, по-твоему, преступление тут совершается?

– Вы хороните живого человека. – Просто ответил Отверткин, подходя к гробу. – Вон у него даже глаза открыты! Это сонный паралич, а вы его закопать решили. Не хорошо, ой не хорошо это девушки!

Пахом издевательски улыбаясь, вглядывался в лица собравшихся здесь дам.

– Фух! – возмущенно выдохнула леди Стефания при его словах.

– Ну, глазки-то, положим, легко можно и закрыть, причем кому угодно, – в тон ему ответила Акулина и тут же, небрежно так, надавила ногой на лицо покойника, смазывая его торжественное выражение и действительно закрывая не к месту открывшиеся глаза. – А ты, никак, его оживить собрался?

Пахом несколько секунд оценивающим взглядом рассматривал Акулину, потом тревожно вздохнул и убрал руки в карманы, что-то там явно нащупывая.

Уж не пистолет ли?

Нет, не пистолет, как оказалось. Из правого кармана он достал небольшое овальное зеркальце, а в левой руке у него появились чётки с крестиком.

– Умничка, – улыбнулась Акулина и быстро переглянулась со Стефой. – Амулетами обзавёлся. Хороший мальчик, и амулеты у тебя правильные, сильные. Аккурат против ведьм и демонов заточены. Сильные амулеты. Я у тебя их потом заберу.

– Не заберёшь, – не глядя в её сторону, зло ответил Пахом, приседая над трупом и прислоняя к его полуоткрытому рту зеркальце, проверяя наличие дыхания.

– Сам отдашь! – ласково сказала Акулина. – Еще и умолять будешь, чтобы взяла. Да только я девушка капризная, могу и не согласиться!

Кое-кто из жриц Ордена, стоящих у гроба в импровизированном карауле, не сдержали усмешек.

Пахом нервничал. Что-то шло явно не так, как он планировал. Он раздраженно протёр несколько раз зеркальце, так и сяк заглянул в рот своему бывшему патрону, даже чуть не чмокнул его в лоб, видимо вовремя вспомнив, как только что попирали это бледное чело ногами бессовестные ведьмы.

Но ничего у него не получалось. Покойник оживать и не собирался.

– Может, подрочишь ему? – насмешливо спросила какая-то из дам.

Благородное собрание взорвалось всеобщим хохотом.

Пахом злобно вскинулся, и почему-то обращаясь к леди Стефании, прошипел:

– Я тебе сейчас жопу надрачу!

Шагнул к ней и тут же угодил в свежевырытую могилу. Заорал там, внизу, благим матом на весь окрестный лес. Видимо вывихнул или сломал ногу.

Это выглядело со стороны так нелепо, что теперь ржали даже охранники Пахома, не говоря уже о женщинах, которые просто угорали от смеха.

Он еле выполз из могилы, бледный как сама смерть, бледнее, чем усопший Палыч, и, сидя на краю ямы, тяжело дыша, принялся кое-как вправлять себе вывихнутое колено. Но получалось не очень, а боль отнимала последние силы.

Наконец он встретился глазами с Акулиной, и в этом взгляде чувствовалось неприкрытое отчаяние. Он не знал, что делать дальше. Он попал в беду, и выбраться самостоятельно уже не мог. Он готов был сдаться. Тем более что шеф его действительно оказался мертвым.

– Прошу вас… – тихо сказал он, обращаясь исключительно к Акулине, и стараясь кое-как сохранить остатки своего былого гонора.

Но не тут то было. Пахом, видимо, не до конца себе уяснил, куда он вообще попал, и какие здесь порядки.

– Что такое? – с глумливым участием спросила Акулина. – Ножка болит? Ой, бедненький! А давеча прибежал сюда такой крутой и важный. Всех обвинял в каких-то преступлениях, всем угрожал. Теперь вот в яму свалился и ножка бо-бо. Сидит и плачет, как маленький. Что с тобой, Пахомчик?!

– Ты потерял себя, – холодно заметила леди Стефания, презрительно рассматривая его жалкую фигуру на краю могилы. – Может тебя закопать вместе с твоим патроном?

Дамы одобрительно зашумели, оценив идею по достоинству.

– Да ладно! – махнула рукой Акулина, изображая сочувствие. – Может, мы его еще простим. Если как следует попросит.

Пахому не нужно было намекать дважды. Он тут же, морщась от боли, перевернулся и встал на колени, сложив молитвенно руки.

– Прошу вас! – проникновенно произнес он, обводя всех присутствующих женщин скорбным взглядом.

Все заулыбались, и лишь бородатые охранники Пахома скорчив страшные гримасы, молча развернулись и быстрым шагом отправились к машине.

Такого унижения своего старшего товарища они стерпеть не могли физически. Находится после этого с ним на одной поляне, они не могли. Да и в одном лесу тоже.

Джип развернулся с диким рёвом, и, выбрасывая из-под колёс комья возмущенной земли, рванул в темноту, сверкая белыми лучами фар.

– Ну вот, Пахомушка, даже твои горячие кавказские нукеры тебя, похоже, бросили. Никто, кроме нас о тебе не позаботится. Так что тебе придётся просить нас о помощи.

– Я и прошу… – глухо отозвался Пахом.

– Плохо просишь! – поехидствовал чей-то женский голос из рядов жриц Ордена.

– Пусть сначала прощения попросит… – посыпались предложения из задних рядов.

– Индивидуально, у каждой из присутствующих!

– На коленях!

– И поклонится в ножки!

Дамы резвились, предвкушая обычный ритуал опущения заносчивого самца. Начальство в лице Стефании и Акулины улыбками их явно в этом поощряло. Пахом кусал губы, всё сильнее заливаясь краской стыда. По всем видимости он такого за всю свою жизнь не испытывал.

– Вот видишь, Пахомчик, – развела руками Акулина. – Почтенные дамы требуют твоего полного покаяния и смирения. Попроси у каждой из них прощения, покайся, приползи на коленочках… А если больно – то и на брюшке придется поползать, а куда деваться-то?

Горячие аплодисменты её словам окончательно добили Пахома. Он опустил голову и закивал со всем соглашаясь, лишь бы поскорее всё это закончилось.

Глупый-глупый мужчина. Мы то знали, что ЭТО никогда не закончится! Раз опустившись перед этими новыми амазонками на колени, он попал навечно к ним в рабство. Он вынужден будет опускаться вновь и вновь, всё ниже и ниже. Пресмыкаться и валяться в грязи. Унижаться и стелиться ковриком у них под каблуками. И каждый раз они найдут самые последние остатки его мужского и человеческого достоинства, и разотрут их ногами в пыль.

И так будет продолжаться всю его дальнейшую жизнь. Назад дороги нет. Это иллюзия, что можно вот сейчас немного побыть тряпкой, а потом вырваться, убежать куда-нибудь далеко, спрятаться и всё забыть.

Нет. Никуда от них не спрячешься, и ничего не забудешь. И они ничего не забудут и никуда тебя не отпустят. Цезарь Карлович, губернатор (мать его, «превосходительство»!), мы вот с Колюней… Примеров, наверное, сотни, только в этом городе. Теперь вот и ты, Пахомчик, попал как кур в ощип. И твоя фоточка вскоре займёт своё достойное место под чьей-нибудь стелькой.

Да там и сотрётся в прах. Прах под женской пятой…

Что-то меня на обобщающую лирику потянуло.

Нам с браткой велено было принести для дам удобные плетеные полукресла, которые также были заранее привезены для поминок и прощального ужина. А также заняться приготовлением мангалов для шашлыка.

Да, именно шашлыком и красным вином жрицы Ордена решили проводить в последний путь его превосходительство, безвременно нас покинувшее.

А там как получится…

Именно эта фраза «там как получится» и придавала всему ночному торжественному карнавалу особую колдовскую двусмысленность и неопределённость.

Я это чувствовал, а остальные, похоже, знали всё наверняка.

Разжигая мангалы, нанизывая мясо на шампуры, расставляя столики и разнося посуду, нам было забавно исподволь наблюдать, как там ползает и унижается перед дамами Пахом. Акулина проследила, чтобы он и правда перед каждой из женщин пал ниц, умолял каждую о прощении, кому-то лобызал туфельки, кто-то брезгливо его отпихивал ножкой, но главное! – он прошёл этот ритуал морального и физического падения до конца!

Ему плевали в лицо и об него вытирали ноги. И он всё это терпел. Наивно полагая, что уж это предел, и ничего более ужасного с ним сделать уже не смогут.

Я же говорю: весьма наивный мужчина.

Сразу после полуночи было решено предать бренные останки губернатора земле. Пахом в это время сидел у гроба своего предводителя, поникший и пожухлый, как августовская трава, а Акулина врачевала его колено, как и обещала.

– Что, Пахомчик, попрощался со своим шефом? – так же холодно, как и раньше, обратилась к нему подошедшая леди Стефа.

Он поднял на неё затравленный взгляд, коротко кивнул.

– Может, попробуешь ещё разок его оживить? Вдруг это и правда сонный паралич?

Пахом глубоко вздохнул и не смог промолчать. Его еще не до конца вытоптали, он еще внутри себя старался сохранить хотя бы внутреннее сопротивление.

– Но ведь это вы его… того… Задушили. Ваши… девушки. Я же знал всё. Все его похождения. Был в курсе его… Скажем так: нестандартных пристрастий. Это же вы…

Леди Стефания внимательно слушала его монолог, пристально глядя на безвольную фигуру еще совсем недавно энергичного и целеустремленного бойца невидимого фронта.

Теперь это был пленник. Еще не совсем сломленный, но уже опустошённый и готовый сдаться на милость победительницам.

– А разве я внушила ему его пороки? Разве я сделала его таким негодяем, каким он был до самого последнего дня своей земной жизни? Ты знал, что он получил на днях новое назначение в Москву?

Пахом кивнул, не поднимая головы.

– Вот, кстати, оно! – госпожа Стефания достала откуда-то из рукава своей роскошной мантии плотный белый конверт, не похожий на обычные почтовые. – Что мне с ним делать? Хочешь, я отдам его тебе?

Пахом вскинул голову, мгновенно просчитав все возможные варианты развития событий.

Да, его растоптали и унизили. Да, он полностью во власти врага, но теперь ему предлагают кость и будку, предлагают СЛУЖИТЬ новой власти!

А он привык и готов служить! Тем более, в таком высоком звании. О котором даже не мог бы и мечтать в своей обычной карьере.

– Я, конечно, ничего не гарантирую, – кокетничая, продолжала она соблазнять несчастного, – но могла бы тебе посодействовать. Всё-таки кое-какие связи у меня в Москве есть… Могут пригодиться. Что ты на это скажешь? На что готов, ради места губернатора?

Пахом давно понял правила здешней игры. Он быстро перевернулся на живот и, обняв ноги своей новой благодетельницы, припал к ним с самыми горячими поцелуями. Одновременно стараясь засунуть язык к ней в туфельку, чтобы лизнуть там как можно глубже.

– Потом, Пахомчик, потом! – усмехнулась леди таким бурным и горячим проявлениям. – Ещё успеешь выразить мне свою признательность. Сейчас ты должен закончить то дело, ради которого сюда и приехал.

Он понятливо кивнул и попытался встать на ноги, одновременно ища глазами лопату. Ему удалось подняться, боль в разбитом колене ушла стараниями главной ведьмы города Торжка, и теперь Пахом готов был стать могильщиком своего бывшего начальника.

Хромая и стараясь ни с кем не встречаться взглядом, он обошёл вокруг гроба, накинул крышку, не найдя молотка с гвоздями быстро и сноровисто обмотал гроб вожжами, и, ни секунды не задумываясь, столкнул его в могилу.

Причем сбросил абы как, будто ящик с мусором собирался закапывать. Гроб, падая, перевернулся, и все услышали, как громыхнулось в нем мертвое тело.

На поляне в одно мгновение воцарилась кладбищенская тишина. Все в ужасе смотрели на Пахома.

– Вот это рвение! – сказала Вертухайка. – Мужчина, если вас не возьмут в губернаторы, милости просим к нам в тюрьму работать! Нам такие кадры очень нужны!

– Молодец! – даже как-то удивлённо прокомментировала леди Стефа. – Мне нравятся такие исполнительные мальчики. А теперь встань на гроб ногами и немного присядь. Так, чтобы твоя голова только-только торчала над уровнем земли.

Пахом снова побледнел. Едва появившийся после врачевания Акулины розовый румянец на его щеках, снова испарился.

– З-зачем? – с ужасом в голосе спросил он.

– Ну как же! – ободряюще улыбнулась Стефания. – Это же святая земля. Она тебя полностью излечит. Посидишь до утра в могиле своего друга и шефа, преобразишься, вылечишь колено… Давай, давай, полезай, не капризничай. К тому же мы тебя не закапываем полностью, голова всё это время будет торчать…

– У нас под столом! – торжественно добавила Акулина. – Мы как раз планировали поминки устроить над могилой. Мы же некроманты, остро чувствуем связь с усопшими. Так что вэлкам!

И она также указала Пахому на чернеющий в неровном свете факелов проём в преисподнюю. Дамы потихоньку (явно издеваясь и подыгрывая старшим жрицам Ордена) стали незаметно подходить со всех сторон, отчетливо выражая намерение столкнуть Пахома вниз, если он заартачится и откажется выполнять приказ.

Мужик понял, что это не шутки и в ужасе озираясь, полез в могилу.

Когда он встал ногами на гроб своего старшего товарища, я, готов был поклясться, что слышал, как из-под земли раздался стон Палыча «эх, Пахом, сука, что же ты делаешь!»

Слышали ли это другие – не знаю.

– А теперь закапывайся! – насмешливо сказала Акулина. – Сам себя давай – закапывай. Тебе, мил человек, терять уже нечего.

Все вокруг засмеялись. Сначала тихо, задумчиво, а потом всё громче и веселее. Хохотали женщины долго, а потом стали брать в руки комочки сырой земли и кидать их в Пахома, как бы помогая ему похоронить себя заживо.

Надо заметить, что и это жуткое унижение он выдержал стоически. Ловко орудуя лопатой, он со всех сторон забросал свое тело землей, даже попросил тихо нас с Колей, чтобы мы ему помогли, но строгий взгляд Стефании пригвоздил нас к месту. Мучаясь и почти выбиваясь из сил, он сумел кое-как сгрести на себя почти весь бугор выкопанной из могилы земли, и стоял так, тяжело дыша, затравленным взором пойманного вепря оглядывая всех присутствующих дам.

И лишь когда он закопал себя по грудь, и уже не мог орудовать руками, нам велели помочь ему и разровнять землю так, чтобы наружу торчала только голова нашего героя.

Акулина утрамбовала перед его лицом последние неровные комочки и торжественно поставила ногу на его макушку.

– Сим удостоверяется! – сказала она загадочную фразу и все дружно зааплодировали. – Принесите столики, будем праздновать!

Из двух столов сделали один большой и поставили его точно над могилой и торчащей из земли головкой Пахома. Он до конца не мог поверить в реальность всего происходящего с ним, и испуганно вращал глазами.

Мы накрыли стол, принесли всякие салаты и закуски, к тому времени прожарились и первые партии шашлыков. Дамы уселись поминать Пал Палыча, а нам велели лезть под стол. Потому что надо же благородным женщинам на что-то мягкое и тёплое ставить ножки, всё ж таки ночь, кладбище, а по траве уже веет прохладой и сыростью. Поэтому мы изображали из себя живые пуфики для дамских ног, а Пахом, радуясь хоть такой компании, как мы с Колей, стал нас тут же шёпотом расспрашивать.

– Они тут все чокнутые, или правда колдуньи? – первое что спросил он, нервно облизывая губы.

– Акулина и Стефания – точно умеют колдовать, и на высочайшем уровне, – флегматично пожал плечами брат. – Ты же сам видел, как легко она тебя на ноги поставила, разве нет?

Пахом нахмурился, потому что как раз в этот момент, сидящая напротив него Акулина скинула легкие босоножки, и поставила свои широкие жирные ступни ему на голову.

– Черт, – пробормотал он и сморщился так, словно ему змея по лицу ползала.

Нам с браткой также велели занять колено-локтевую позицию, чтобы удобнее было на наших спинах разминать уставшие нежные дамские ножки.

– Ты тут поаккуратнее языком-то мели, – посоветовал ему сквозь зубы брат. – Там всё слышно…

И он указал глазами вверх.

Пахом тяжело засопел. Чувствовалось, как ему невыносимо быть подставкой для бабских ног, с его-то неприкрытым пренебрежением к женскому полу.

– И здесь всегда такой беспредел? – не унимался он.

Мы с Коляном, не сговариваясь, тяжко вздохнули. Ну и баран же ты, Пахом, хотел сказать ему я, но вместо этого решил немного поддержать.

– Сейчас это не беспредел, это отдых. Мы тут все трое просто отдыхаем. А вот когда тебя будут принимать в слуги Ордена Розовой Зари, вот тогда ты и познакомишься с понятием «беспредел».

– И молись, чтобы это случилось не сегодня, – мрачно добавил брат. – По опыту знаем, что девичник с пьянкой всегда заканчивается садистскими игрищами веселых амазонок. А ты еще не готов к такому…

Пахом снова засопел, ему было очень трудно находится закопанным в земле. Видимо давило на грудь и сердце.

– А ты здесь единственный свеженький фрукт, – продолжал его стращать Николай. – Тебя могут выкопать и оттеребонькать.

Пахом от неожиданности даже крякнул, как будто ему что-то в горло попало.

– Как это – оттеребонькать? – изумился он. – Это что? Как? Куда?

– Туда, – мрачно усмехнулся его неосведомленности Коля. Именно туда. В жопу. А чем – это уж как порешают между собой хозяйки. Некоторые могут и ногу в зад тебе засунуть, почти по колено. Но чаще всего просто страпонами.

– Страпонами? – произнес Пахом с невыразимым отвращением.

– Угу, – подтвердил я, вспоминая, что общую страпон-вечеринку сам еще не проходил. Такое мне еще только предстояло…

– И кто здесь этим балуется? – шёпот Пахома становился всё тише по мере того, как он узнавал всё новые подробности богатой интимной жизни Ордена.

– Все. – Не стал вдаваться в детали я. – Главное – Вертухайке старайся не попасться. Она любит балдометры размером с огнетушитель. Порвёт тебя на Южный Крест…

Пахом заткнулся, но не надолго.

А дамы наверху, между прочим, прекрасно проводили время. Они пьянствовали, закусывали, произносили разные веселые тосты и делились свежими городскими новостями. Особенно чехвостили свою прошлую жертву – вице мэра Цезаря Карловича.

– Хотя бы шашлыком угостили… – на свою беду снова напомнил о себе Пахом.

Вот действительно, идиот. Правда не понимает что там, наверху, кому надо – всё слышат!

И минуту спустя о нем и правда вспомнили. Акулина заглянула под стол:

– Ну как ты тут, лихоимец? Не задох еще?

Она убрала ноги с его головы и сунула пальцы правой ему в нос.

– Соси! Это тебе на ужин.

И отвлеклась на общий разговор за столом.

– Рекомендую сосать! – мрачно посоветовал Коля. – Хуже будет.

– Куда уж хуже! – зафыркал от возмущения Пахом. – Я никогда в жизни бабские ноги не сосал!

– Теперь будешь!

– Никогда не поздно начать! – не сговариваясь, усмехнулись мы с братом.

– Бляяяя… – прошипел Пахом и тут как раз толстый большой палец Акулининой ноги проскользнул ему в рот. Остальные пальчики резво последовали за ним.

У Пахома от ужаса глаза выкатились так сильно, что казалось, они вот-вот вообще выскочат на землю.

– Это как сардельки! Такие же солёные и жирные! – еле сдерживая смех, подъебнул его я.

– Только шевелятся во рту! – добавил брат, и мы беззвучно захохотали.

На Пахома было жалко смотреть. Его мутило.

– Если не будешь сосать, – назидательно шептал ему Коля, – они натравят на тебя ворона.

– У них тут есть парочка дрессированных воронов. – Подхватил я шутку брата. – Они научены выклёвывать глаза слишком любопытным соглядатаям.

– А ты даже отмахнуться от него не сможешь! От тебя одна кочерыжка осталась!

– Выклюет глаза, и будет продолжать долбить тебе клювом череп! – стращали мы несчастного.

Пахом сделал над собой невероятное усилие и облизал во рту ногу Акулины.

– Глотай, – шепнул ему Коля и отвернулся. – У тебя всё равно нет выбора.

– Если она чуть поглубже засунет ногу, ты задохнешься, – вторил я брату.

Минуту спустя Акулина вытащила одну ногу из пасти Пахома и, не успел он, как следует вздохнуть, – запихнула туда вторую.

Пахом жалобно икнул. Да так громко, что за столом рассмеялись.

– Девушки, а не пора ли нам немного размяться! – послышался голос леди Стефании.

Видимо горячий острый шашлык и прохладное вино разгорячили и без того непоседливых дам, разожгли их нездоровое либидо настолько, что требовался экшон. И по возможности пикантный.

Нас выволокли из-под стола и велели разжечь по четырем сторонам светильники из старых вёдер. Надеюсь, это будут не пытки огнем, подумал я. Нет, нас решили наградить!

– Наши девушки, – торжественно сказала Акулина, – проявили свой характер и даже попытались спасти в неравной борьбе жизнь губернатора. Жаль, он почил в бозе, и не сможет сам их наградить. Но ничего, мы это сделаем за него. Раздевайтесь! – приказала она нам.

Мы торопливо стащили с себя тесные, испачканные кровью и местами разорванные платья, которые напялили на нас ведьмы в сауне. Остались неглиже, и некоторые дамы подошли рассмотреть наши замки верности – их такие игрушки явно заинтересовали.

– А где эти сучки? – поинтересовалась главная колдунья города будто бы и не знала, что сучки тут, рядом, жмутся от страха и только и ждут, чтобы их позвали.

Марьяна и Катя, обе лысые, в синяках, появились в отблесках огня, мелко переступая босыми ногами и низко опустив головы.

– Принесите нашим героиням свои самые шикарные платья! – велела им Акулина.

Ведьмочек словно ветром сдуло, но тут же они снова появились, таща ворох разноцветного тряпья. Да, это были роскошные бальные платья, настолько красивые, что я даже в кино ничего подобного не видел.

Быстро и ловко они накинули нам через голову эту мягкую, блаженно струящуюся парчово-шелково-кисейно-бархатную симфонию цветов и запахов, после чего принялись ловко и нежно завязывать и утягивать всё, что нужно было завязать и утянуть. Сами бы мы вовек с таким великолепием не справились! В таких платьях действительно едут на самый настоящий бал!

Дамы оценили. Многие даже позавидовали и незаметно состроили легкие гримаски. Что, мол, за дела такие! Дворовым девкам, да настоящие бальные платья!

Я поглядел на Николая – он весь светился от счастья! Прислушался к своим ощущениям – да, так вот чувствуют себя истинные леди. В таком великолепии не побегаешь, задрав подол. Каждый твой шаг теперь будет преисполнен величия и скромности. На тебя теперь смотрят, и ты обязана соответствовать!

Мы и соответствовали. Старались, как могли, всем прислуживали. Разносили вино на подносах, подавали фрукты, метались от одной госпожи к другой с зажигалками, стоило даме лишь потянуться за сигаретой. Прям из кожи лезли вон, лишь бы всех ублажить и порадовать.

Уж очень нам не хотелось опять оказаться в роли жертв. Хотя жертвы на сегодня вроде бы уже были назначены. Пахом и злосчастные ведьмочки. И благородное женское собрание явно жаждало их крови.