ЧЕЛОВЕК

Горыныч почесал затылок, затем со вздохом подвел итоги:

– Итак, на воле разгуливает маг, который владеет пентаграммой, способной навсегда перенести его сознание, разум и душу в чужое тело. А единственный след, который мог к нему привести, уничтожен.

Алиса мрачно опустила глаза на чашку с чаем, в которой плавала долька лимона. Не сунься департамент со своими проверками и обвинениями, может быть, след удалось бы сохранить. Хотя бы сфотографировать рисунок – и то было бы лучше, чем ничего. Имея на руках приблизительный чертеж, ИМП прогнала бы его по базе, нашла зацепку, а так…

– Что с Мариной Ивановной, матерью Никиты? – поинтересовался Горыныч.

– Департамент взял ее под охрану и уже перевез сюда, в Санкт-Петербург. Женщина в безопасности. Хорошо еще, что сначала мы поехали в морг. Маг вполне мог в первую очередь избавиться от нее, а уже затем от пентаграммы. Можно было банально разминуться, – ответила Алиса.

– Хоть в чем-то нам повезло! – хмуро согласился шеф. А затем недовольно посмотрел на меня: – Тебя, Алексей, я бы посадил под замок, если бы не знал, что ты переломаешь себе кости, но сбежишь.

Я пожал плечами. Хорошо, что шеф в курсе моих намерений.

– Геннадий Ярославович, – обратилась к шефу Алиса, – теперь, когда частично подтвердилось присутствие неизвестного мага, Алексей Сказов, хоть и остается под моим наблюдением, но все же вызывает больше доверия. Думаю, мне удастся уговорить Аделаиду Петровну допустить его к расследованию и позволить встретиться с матерью погибшего мальчика.

Шеф одобрительно кивнул. А что ему, по сути, оставалось? Нет, он, конечно, мог меня уволить, но от пробудившегося так просто не избавляются, пусть даже грань дозволенного непростительно близка. К тому же, и это самое главное, я оказался прав! Не считаться с этим шеф не мог.

Прохладный вечерний воздух бодрит, а с неба изредка начинают срываться пока еще крохотные капельки дождя. Измученная событиями этого кошмарного дня Алиса – после того как мы покинули морг, она еще несколько часов кряду вела объяснительные беседы с другими представителями департамента, – достала тонкую сигарету и закурила.

– Как думаешь, твоя мегера действительно разрешит мне поговорить с Мариной Ивановной? – спросил я, усаживаясь рядом.

– Уже разрешила. Я еще днем, сразу после морга, выбила из нее, – выпуская клубы дыма, ответила Алиса.

– Хорошо. Тогда завтра с утра не будем мешкать. Кстати, а с каким диагнозом она лежит?

– Сердечный приступ.

– Классика жанра, – усмехнулся я.

Начинающему магу заставить слегка сбоить сердце другого человека – раз плюнуть. Особенно если этот человек непробудившийся. Валерий Николаевич все рассчитал: отправить жену на больничную койку, усыпить бдительность во всем подъезде, а потом заняться сыном.

Вот только сам оказался пешкой в чужой игре.

– Я должна отвезти тебя домой, – ровным голосом сказала Алиса

«Еще бы! – подумал я. – Это же ты мне машину угробила». Но вслух с совершенно серьезной миной на лице поинтересовался:

– Останешься на ночь?

Пожалуй, первый раз за все время мне удалось смутить надзирательницу. Алиса побагровела и выронила сигарету, но окончательно самообладание не потеряла:

– В другой раз, Сказов. Сегодня ограничимся моим колдовством, с помощью которого я запечатаю твою входную дверь. Через окно, надеюсь, лезть не станешь?

– Больше чем один раз в неделю через форточку не вылезаю. Уж прости, – ухмыльнулся я.

Сказалось нервное напряжение, скопившееся за день. Алиса презрительно фыркнула и отвернулась, однако в уголках ее губ затаилось некое подобие улыбки.

– Садись, Петросян… – бросила она и хлопнула дверью серебристой «копейки».

До моей улицы добрались быстро. Алиса любила лихую езду, а потому скучать в дороге не пришлось.

– На стоянке есть свободное место.

– А, привилегии оперинженера… – улыбнулась надзирательница.

– Вроде того.

Как и обещала, рыжая бестия наложила на дверь печать. Теперь никакой ключ не сможет провернуться в замке, и даже с плеча выбить дверь не получится. А захоти я выбраться наружу, придется изрядно попотеть и истратить весь заряд пантакля, а его и так оставалось мало – только к утру восстановит прежнюю силу. Зато для того, кто колдовал, вход открыт, словно и нет никакого заклятья.

Пока я разувался и слегка приводил себя в ванной в порядок, Алиса, сидевшая в спальне на кресле, незаметно задремала. Я решил, что будить уставшую девушку, в столь юном возрасте ставшую служителем закона, да еще и в департаменте, было бы с моей стороны свинством. Накинув на нее плед и на всякий случай приготовив кровать, застелил себе жесткий кожаный диван и отправился мыться.

Наслаждаясь контрастным душем, позволил себе расслабиться и поиграть с температурой струек. Тело отзывалось томной благодатью, говорило хозяину огромное спасибо за предоставленный комфорт.

Энергично растерся полотенцем, взлохматив еще влажные волосы, и облачился в свежее белье. А когда вернулся в спальню, Алиса – ну этой точно палец в рот не клади! – уже перебралась в теплую постель. Отмахнувшись от пришедшего было на ум вопроса – а давно ли я менял белье? – справедливо решил, что и так сойдет. Девчонка явно не из прихотливых, на такие пустяки внимания обращать не станет.

Удивительно, но Алиса – первая девушка за последние шесть лет, которая осталась у меня на ночь. Кто бы знал, что для этого придется стать чуть ли не преступником, подозреваемым, на которого завели дело.

Тесный диван, предназначенный скорее для того, чтобы на нем телевизор смотреть, а не спать, не позволял вытянуть ноги полностью. Пришлось поджать их под себя, но никаких неудобств при этом я ощутить не успел: сон взял свое. Царство Морфея поработило еще одного человека.

– Оторвались? – встревоженно спросила Дашка.

Дыхание у нее учащенное: бегать на втором месяце беременности не самое веселое занятие.

– Не знаю, кажется, да.

Я отчаянно пытался найти кратчайший путь из парка. Отец остался за спиной драться с человеком, пришедшим за силой.

– Леша! Кто это? Почему он пришел за нами… за мной… – сквозь всхлипывания проговорила Дашка.

– Ну почему же за тобой, милая!? – все мои попытки успокоить ее натыкались на препятствия. Гормоны сейчас бушевали в ее крови, усиливая любую эмоцию. – Это обыкновенный наркоман, ему нужна доза, вот он и пристал к первым встречным.

Понятное дело, она не верила ни единому моему слову. Мы оба понимали, что Виктор Сказов, мой отец, скорее всего уже мертв. Но нельзя, нельзя позволять панике взять власть над собой. Скорее выбраться отсюда! Где же этот проклятый выход? Где люди?

Все вокруг словно вымерло: ни птиц, ни зверей… Ни белок на деревьях, ни единого воробья в кустах. Складывалось ощущение, что мы в парке совершенно одни.

Как такое возможно, я не знал.

А потом Дашка схватилась за живот, не в силах больше бежать. Лицо ее исказила гримаса боли, сердце бухало так сильно, что я слышал его стук, не прикладывая ухо к груди.

– Болит… – прошептала она.

Но я сразу понял, болит – это слабо сказано. Просто она не могла сейчас кричать, чтобы не выдать нас тому человеку. А потому терпела, спасая наши жизни – свою, мою и будущего ребенка.

– Потерпи, любимая, мы обязательно выберемся! – пообещал я ей как можно более уверенно. Но понимание того, что я сейчас совершенно бессилен, сводило с ума.

Я не мог ей помочь, я не знал, почему у нее вдруг заболел живот! Может, что-то с ребенком? Может, выкидыш?

До крови прикусил губу, проклиная себя за бессилие. Горячая жидкость с соленым привкусом заполнила рот.

«Господи, – взревел я про себя, – помоги…»

Но Бог молчал.

Вместо него откуда-то сзади заговорил другой, не Бог, но и не человек:

– Не нужно сопротивляться, я просто возьму силу и уйду.

Дребезжащий голос заставил нас синхронно повернуть головы в его сторону.

Я вскочил на ноги, заслоняя собой Дашу, и заметил, что нос незнакомца свернут набок – отец все-таки смог его ранить, нанести хоть какой-то вред. А значит, его можно одолеть!

– Где мой отец?

Человек задумался:

– Кажется, в валгалле. Так вы называете место, куда отправляются воины после смерти.

Убит. Умер! Я больше никогда его не увижу…

Отчаянные мысли проносились в голове, жалили, убивали волю, делая меня во сто крат слабее. Если он убил отца, опытного военного, как же мне справиться с ним? Пускай отец ранил его – я не смогу даже этого. Я не воин!

В смятении я осел на колени. Схватился руками за лицо, крепко сжал голову. Отчаяние – вот что сейчас владело мной безраздельно, не давало даже повысить голос.

Человек направился к нам. Он шел медленно, наслаждаясь победой, в которой и прежде не сомневался.

– Какие же вы, люди, слабые, – устало говорил он, и звук его шагов становился все громче и громче. – Даже он не смог причинить серьезного вреда, а ведь по земным меркам наверняка попадал в тысячу сильнейших.

Даша уже не могла терпеть боль, она жалобно скулила, свернувшись калачиком. А человек все шел и шел, становясь ближе… И с каждым пройденным им шагом страх во мне усиливался.

– Ле-ша… Леш-ш-ша… – доносилось со спины.

Не помня себя, я повернул голову. На земле лежала моя невеста, та, которую я собирался любить до конца своих дней.

Жалобный, забившийся в далекий уголок сознания комок ужаса – вот кем я сейчас был. И этот животный страх вызывало присутствие человека, похожего на наркомана, тощего, не имеющего мышц, наверняка ни разу за свою жизнь не бывавшего в спортзале.

Так почему же мне так страшно? Почему я не могу побороть это чувство?

Еще минуту назад мы бежали, пытались выбраться из парка и, даже понимая, что отец скорее всего мертв, я продолжал нас вести. Но сейчас, когда ОН рядом, противиться ужасу невозможно.

– Кто ты? – я сам не понимал, как смог выговорить это.

– Для вас я – Бог, – слегка удивленно ответил человек. Он не ожидал, что мне удастся вымолвить хоть слово!

Вдруг я ощутил нечто странное… Это было ни на что не похоже. Просто чувство, что в нашем преследователе засело нечто, не поддающееся разумному логическому объяснению. Призрак, мираж, существо, завладевшее чужим телом.

Страха нет…

Это такая же иллюзия, наваждение.

Страха нет.

Это существо заставляет меня бояться.

Страха нет!

Я поднялся с колен и встал перед незнакомцем, пытливо вглядываясь в его глаза, подернутые пеленой.

Где-то там, глубоко внутри, в нем билась живая душа, сознание. Все остальное было во власти сущего демона с горящими красным пламенем глазами.

– Ты не Бог… ТЫ – НЕ БОГ! – взревел я.

Хлесткий удар привел меня в чувство. Реальный мир бесцеремонно ворвался в жизнь, раскалывая сновидение на куски и растворяя их в небытии собственного разума. Осколки таяли, а перед глазами сначала смутно, а потом все четче и четче вырисовывалось лицо Алисы.

– Кто не бог? – спросила девушка, глядя в мои ошалевшие глаза.

– Никто. В этом мире нет богов.

– Кошмар приснился? Как тогда, в машине?

Я угрюмо покачал головой.

Алиса была в одной рубашке. Моей. Длины хватало как раз, чтобы слегка прикрыть обнаженную фигуру девушки. Заметив мой заинтересованный и одновременно оценивающий взгляд, она вспыхнула и, смутившись, упорхнула в коридор.

Только сейчас я обратил внимание, что на кухне скворчит яичница, а с другой стороны – из ванной комнаты – доносится шум воды. По всей квартире витал аромат свежесваренного кофе.

– Ты прости, не люблю надевать ношеную одежду, – извинения прозвучали из ванной комнаты. – Вот, взяла твою рубашку.

– Я совсем не против, будь как дома.

– Ой, и последи за яичницей! Кажется, она пригорела…

Даже странно как-то – понимать, что живая женщина готовит тебе завтрак. Когда такое было последний раз? Когда здесь жила Даша… Давно… много лет назад.

На предложение проследить за яичницей я опрометчиво кивнул и тут же понял, что сглупил:

– Хорошо. А где ты взяла яйца? Я думал, в холодильнике мышь повесилась.

– Так и есть! – задорно ответил Алиса. – Это все, что я там нашла, даже хлеба нет.

Она вроде говорила что-то еще, но слова заглушил шум неизвестно откуда взявшегося фена. Он ревел как двигатель старого самолета, давно пора выбросить. И я, конечно, так бы и сделал, если бы подозревал о его существовании. Не самолета – фена, конечно.

Подцепив вилкой яичницу с плюющейся маслом сковороды, так чтобы она не развалилась на ошметки, переместил ее на тарелку, а затем погасил газ под конфоркой. Разделил приблизительно на две равные части и отправил на тарелки с золотым ободком. Достал столовые приборы: рядом с одинокими вилками легли ножи. В очередной раз подивился эстетичному зрелищу.

Сваренный в турке кофе разлил по чашкам, блюдец, к сожалению, не нашел. Зато сахар остался, кажется, со времен второй мировой… Одна целиковая глыба, которая немедленно была беспощадно раздавлена скалкой, так что теперь можно даже использовать чайные ложки, чтобы сделать кофе более приятным на вкус.

Алиса появилась неожиданно. Я даже на месте подпрыгнул. Смеющиеся глаза так и норовили поддеть нерадивого хозяина. Она к этому времени уже переоделась во вчерашнюю форму.

– Заедем сегодня ко мне, надо сменить гардероб.

– Как у вас все сложно, – покачал я головой, доставая из-под стола табуретку и усаживаясь на нее.

– Сама порой не рада, – вздохнув, Алиса опустилась на стул. Мебель в моем доме не могла похвастаться сходством: все предметы были из разных комплектов. А что-то так вообще осталось еще после университета и при использовании издавало жалобные стоны-скрипы. Сходить в «Икею» так и не удосужился.

– Приятного аппетита! – вежливо пожелала она, и мы принялись за завтрак.

В больницу приехали рано. У входа в палату стояли двое мужчин, облаченных в черные костюмы поверх белых рубашек. При взгляде на Алису они, не задавая лишних вопросов, расступились в стороны.

Перенесшая сердечный приступ Марина Ивановна лежала в кровати. Безжизненные глаза и темные круги под ними говорили о том, что она не спала по меньшей мере двое суток. На тумбочке стоял так и не выпитый холодный чай с присохшей к ободку чашки ниточкой от пакетика. У женщины не то что аппетита – элементарного желания жить не было.

– Здравствуйте, – приветливо поздоровалась Алиса.

Марина Ивановна вяло повернула голову и без всякого любопытства посмотрела сначала на Алису, а затем и на меня.

Интересно, она знает, что это я убил ее мужа? И, как следствие, сына тоже?

– Опять допрос? – в безжизненном голосе звучала усталость. Кажется, за последние дни она постарела лет на двадцать.

– К сожалению, да, – печально ответила Алиса.

Женщина приподнялась, устраиваясь поудобнее на спинке кушетки.

– Я могу повторить только то, что уже сказала вашим коллегам.

– И все-таки… они могли упустить какие-то нюансы…

– Хорошо. Спрашивайте, – покорно кивнула Марина Ивановна. – Надеюсь, это поможет поймать убийцу моего сына.

При этих словах у меня внутри все задрожало. Пускай я понимал, что происшествие с мальчиком – трагическая случайность, это все равно не давало мне покоя. Как ни крути, а курок спустил я.

– Расскажите, как все случилось… Как вы попали в больницу?

– Мне сделалось дурно, сердце защемило, и муж отвез меня в приемный покой. Он тогда был нормальный, не практиковал. Меня быстро госпитализировали. Неделю они с сыном навещали меня, и соседи тоже. А потом вдруг куда-то исчезли. Я пыталась звонить домой, связаться со знакомыми. Никто не брал трубку. Родственники далеко, никакой возможности приехать и проверить, что стряслось. Но такого ведь не могло быть, чтобы сразу все забыли меня…

– И тогда вы позвонили в отделение ИМП?

Марина Ивановна кивнула.

– Да, и они сообщили, что проверять поедет оперинженер.

– Ваш муж или сын общались с пробудившимися?

– Нет, если такие и есть среди знакомых, то они вполне законопослушны.

И тут вмешался я:

– Марина Ивановна, скажите, вы знаете пожилого человека, курящего крепкие сигареты? Дело в том, что ваш сын был под чужой волей, и когда… когда оперинженер прибыл на место, то нашел Никиту курящим «Беломор».

– Мой мальчик никогда не курил! – голос женщины гневно задрожал.

– Знаю, знаю… – поспешил я успокоить ее. – Но воздействие чужой воли иногда оставляет отпечаток привычек того, кто наложил заклинание. В нашем случае курение – привычка мага, зачаровавшего Никиту.

– Муж иногда курил… но обычную «Яву». Хотя месяц назад я видела у него пачку «Беломора», но не придала этому значения.

– Значит, контакт мага с вашим мужем состоялся задолго до происшествия… – задумчиво произнес я. А потом спросил: – Постарайтесь вспомнить, кто из родных или близких, может, соседей имел подобную привычку? Скорее всего, это человек в возрасте, лет за пятьдесят, обладает незаурядным умом.

Женщина задумалась, а потом ее глаза ожили, она словно увидела всю картину целиком.

– Проф… про… – фраза оборвалась на полуслове.

По ее телу пробежала судорога, лицо исказилось, ноги и руки задергались в конвульсиях.

– Врача! – закричала Алиса. – Скорее врача!

Вбежавший спустя пятнадцать секунд доктор с медсестрой опытным взглядом окинул Марину Ивановну и приказал готовить реанимацию. Медсестра пулей вылетела из палаты.

Мы с Алисой встревоженно переглянулись.

Прошло около получаса, прежде чем поступили первые известия, они же оказались и последними:

– Остановка сердца, – заключил врач.

– Как-то неожиданно…

– Полностью с вами согласен, гражданин инженер! Ее заколдовали, это ясно как божий день. Наши медмаги не смогли вовремя снять проклятие. Сожалею.

– Понятно. Спасибо, доктор, – поблагодарил я.

Марина Ивановна воссоединилась с семьей. По крайней мере, я на это надеюсь.

С силой ударив в дверной косяк кулаком, грубо выругался. Магу снова удалось замести следы. Но как? Как он умудрился наложить проклятие на таком расстоянии? Палата на пятом этаже. Вход в больницу охраняется, всех врачей, контактирующих с пациенткой, проверили, установили барьеры, начертили пентаграммы-детекторы, которые сразу сработали бы, начни кто-нибудь произносить враждебное здоровью заклятье. Маг просто не мог проникнуть в палату!

– Леша… – голос Алисы прервал мои невеселые размышления, я нехотя повернулся в ее сторону.

Девушка смотрела в окно, точнее, на букет белых лилий, стоявший в вазе на подоконнике.

– Как он сюда попал? – недоуменно спросил я и подошел ближе.

На одном из лепестков красивого цветка еле заметно была нарисована пентаграмма. Умело так, при первом осмотре и не отличишь узорчатый круг почти такого же белого цвета от текстуры лепестка.

Алиса быстро вышла прочь, из-за двери послышался властный голос, привыкший отчитывать подчиненных. Словно не она была девчонкой на побегушках у департамента, а совсем наоборот – департамент подчинялся ей.

– Кто входил в палату?

– Никто, кроме медперсонала и главного врача! – четко по-уставному ответил ей охранник.

– Тогда откуда здесь, черт тебя дери, заколдованный букет лилий? – в бешенстве выкрикнула она.

Даже стоя за дверью, я отчетливо представлял, как опытный охранник, скорее всего обладающий силой не ниже четвертого класса, мнется, словно школьник у доски, не выучивший домашнее задание.

– Выяснить! Живо! Поднять записи с камер наблюдения, изучить все зафиксированные проявления силы!

– Во всей больнице? – испуганно спросил другой.

– Во всей! За всю последнюю неделю!

– Но… это же столько времени…

– Выполнять, – тихо прошипела она, и это было гораздо страшнее предыдущих криков.

Мы сидели в автомобиле. Молчали. Оставалось последнее: проверить, с кем контактировал вчерашний патологоанатом. Его должны были опрашивать ищейки департамента. И сдается мне, они ничего не найдут, как и камеры видеонаблюдения не покажут, кто принес лилии в палату.

«Дьявол прячется в мелочах», – вспомнилась старая поговорка. А мелочи департамент подмечает крайне редко. Поэтому надо дождаться сводки и изучить рапорт самому.

Гробовую тишину прервал звонок мобильника:

– Леша, доложи обстановку! Виталик тревожится, – это был Горыныч.

– Женщина мертва. Остановка сердца, – мрачно ответил я шефу.

– Черт! – гневно раздалось из трубки. – Вы успели хоть что-нибудь узнать?

– Кажется, она знала мага… В самом конце поняла, кто это. Но сказать не успела, – досада когтями раздирала сердце.

– Ясно, – вздохнул Горыныч. – Ладно, у нас вызов. Виталик пришлет координаты эсэмэской, езжайте проверить. Глядишь, к вечеру что-нибудь раскопаем, – на обнадеживающей нотке закончил шеф и отключился.

Телефон тут же пропиликал: пришло сообщение.

– Есть новости? – спросила Алиса.

– Никаких. Шеф дал задание, надо ехать. Ты можешь отправиться домой, переодеться. Обещаю, что не сбегу. Если честно, мне больше некуда рваться. Все пути отрезаны.

– Сказов, не понял еще? Пока висит это дело – мы вместе, – Алиса вставила ключ в зажигание. Мотор затарахтел.

Я покачал головой. Вместе так вместе. Хоть не на своих двоих по городу мотаться.

– Алиса, – вдруг произнес я и сделал паузу. – А кем ты работаешь на самом деле?

Судя по самодовольной ухмылке, сообщать мне правду она явно не собиралась, но все же ответила:

– Твоим надзирателем.

Машина сорвалась с места, словно гоночный болид. Координаты, которые прислал провидец Виталик, вели на Толбухин маяк. Что ни говори, а новость препоганейшая. Мало того, что придется до Кронштадта по пробкам ехать, так еще и лодку искать, без которой до этого богом забытого острова с маяком просто не добраться! И тянет же всяких идиотов организовывать секты в отдаленных местах! Думают, что спрятались, а на самом деле наоборот – как на ладони.

– Куда едем?

– Плывем.

– Что?? – Алисе показалось, что она ослышалась.

– Толбухин маяк, – пояснил я.

– Твою ма-а-ть… – протянула она.

– Вот и я так думаю. Наверняка шеф не просто так выбрал самую задницу мира – хотел меня делом занять.

Смирившись с неизбежностью того, что ехать, а затем и плыть все-таки придется, Алиса спросила:

– Что там?

– Очевидцы утверждают, что маяк светится ночью всеми цветами радуги, – немного переформулировав краткую сводку из сообщения Виталика, объяснил я. – Заявлений поступило сразу несколько, поэтому сначала допросим кого-нибудь в Кронштадте, а затем отправимся проверять.

Четыре часа! Столько ушло времени, чтобы добраться до западной оконечности острова Котлин. Дорога становилась все уже, машин все меньше. Последние жилые дома остались далеко позади.

Наконец мы уперлись в синие ворота с предупреждающей табличкой «ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА». Все, впереди только заброшенный форт Риф, а нас так никто и не встретил.

Словно почувствовав мое недоумение, на помощь пришел Виталик.

– Леша, добрались? – спросил он сходу и, рассмеявшись, сам же ответил: – Знаю, что добрались. Стойте у ворот, вас должны встретить.

– Хорошо, – ответил я, и в трубке раздались короткие гудки, видимо, Виталик уже звонил нашему провожатому.

Глядя в окно машины, я поежился. Даже сейчас, посреди лета, здесь дул пронизывающий до костей ветер, а что будет на берегу вообще представить трудно.

Алиса поинтересовалась:

– Он что, провидец?

– Именно. И порой жутко бесит меня этим.

– Считаешь, это плохо, когда кто-то может ощущать твое настроение, знать, где ты находишься, не имея под рукой электроники, и помочь в случае опасности, даже если ты оказался в полном тупике?

– У каждого есть то, что он не хотел бы показывать миру. Провидцы же могут вскрыть, вывернуть тебя наизнанку. Они не ведают границ. Понимаешь? Виталик напрочь лишен этичности. Став провидцем, он попросту забыл, что это такое.

– Этого требовала ситуация. Но сколько жизней он спас?! – начала спорить рыжая.

Да. Работы у него много. И могу поклясться, что каждый день он использует силу, чтобы отыскать пропавших без вести, определить, есть ли живые под завалами, найти потерявшегося в лесу ребенка, выделить в толпе людей маньяка с ножом.

Много плюсов. Он один заменяет целый отряд спасателей. Но Виталику все равно, смущает тебя его всеведущность или нет. Он без приглашения может ворваться в твой разум, чтобы покопаться в нем, ты и не заметишь, как тебя исследовали, словно подопытную мышь. С появлением провидцев у каждого человека на Земле исчезла его внутренняя свобода. И это, пожалуй, тот минус, который перекрывает большинство плюсов.