ЧЕЛОВЕК

– А ты не хотел сотрудничать…

– Разве это сотрудничество? – воскликнул я. – Ищейки департамента обвинили меня в намеренных экспериментах над обществом, заявили, что я хотел убить мальчика. Семилетнего пацана! Запретили заниматься расследованием, в конце концов.

– Никто тебя ни в чем не обвинил. Ты пока под следствием. Просто подозреваемый, – Алиса чеканила слова, чтобы я осознал каждую фразу.

Но я только отмахнулся:

– Что это меняет?

– Если не вникать, ничего. Может, все-таки расскажешь, зачем подорвался на место преступления?

Я неохотно поделился своей догадкой:

– Есть третий маг, который управлял отцом Никиты и им самим. И сейчас он едет туда, чтобы замести следы.

– Откуда знаешь? – совершенно искренне удивилась она.

– Интуиция, госпожа надзиратель, всего лишь интуиция. Не может он просто так оставить своих жертв. До меня только сейчас дошло: паренек этот, Никита, курил папиросы.

– И? – Алиса все еще не понимала.

– Ворожба, которая связала отца и сына, затронула также и мага! Это заклятье было рассчитано на троих, а не на двоих, как считает твой хваленый департамент.

– Допустим, но я так и не поняла… при чем тут сигареты?

– Папиросы, – поправил я. – Колдовавший маг – это старик, живший или живущий в том доме… Он хотел перенести свой разум в мальчишку! И у него это отчасти получилось. Когда, явившись по вызову, я снял наваждение с парня, это была лишь верхушка айсберга. Под этим наваждением глубоко внутри пряталось еще одно.

– Значит, гипотетический маг желал обрести новую жизнь в юном теле? К этому клонишь?

– Именно!

– Бессмыслица какая-то.

– Вовсе нет. Никита курил «Беломор». Такие уже не выпускают, значит, он раздобыл их у неизвестного человека. А курение – привычка, которая досталась ему от мага. Так часто бывает: человек, находящийся под чужой волей, копирует поведение колдуна. Говорю же, он почти закончил свое колдовство, я вовремя помешал ему, убив обезумевшего отца.

– А ты не думаешь, что, когда ты убил отца мальчика, погиб не только Никита, но еще и тот, третий?

– Сомневаюсь, Алиса. Тот, кто сумел связать два тела на расстоянии, свести с ума отца, а мать отправить в больницу, чтобы не мешала, не допустит такой ошибки. К тому же у него была возможность разорвать связь, ведь я не сразу прикончил Валерия Николаевича. Не знаю, какие последствия от этого разрыва он испытал, но то, что теперь ему необходимо замести следы, – факт.

– Тогда садись в машину, поехали, – велела она

– Не станешь сдавать меня своей мегере?

– Во-первых, не мегере – Аделаиде Петровне. Во-вторых, я тебе верю.

Не знаю, чего в моем взгляде было больше: удивления или благодарности?

– Не обижайся, но маг из тебя хреновый. Самое начало пятого класса, я бы даже сказала, конец четвертого. Чертить пентаграммы, изучать латынь и читать заумные книжки – явно не твой конек. А потому совершить убийство паренька ты не мог, – заключила Алиса.

– Спасибо на добром слове. Не знаю, радоваться мне или горевать, что тупым уродился?

– Думаю, ты будешь радоваться. С чувством юмора у тебя порядок. Хотя… сквозит от него отчаянием каким-то, болью и тоской. Прячешь все это за веселыми словечками, а на самом деле на стенку готов лезть.

«Психолог хренов!» – растерянно подумал я, а вслух сказал:

– О себе можешь не рассказывать!

Стаканчик с капучино полетел в кусты. «Копейка» оказалась шикарной машиной: тонкий ретроруль, торпеда в классическом исполнении, приемник на старый манер, богатая велюровая отделка и механическая коробка передач! Последнее вызвало во мне особое уважение: современным фифам коробку-автомат подавай, а тут – надо же… Мне все это снится или российская машина действительно стала надежной и удобной? Фантастика, такое только в книжках бывает. Однако вот она – реальность две тысячи двадцать второго года.

– Как вам фильм, молодёжь? – отец внимательно смотрел на нас с Дашкой.

Он был командиром отряда ОМОН, руководил сложнейшими операциями по освобождению заложников, подолгу не бывая дома: бесконечные учения, вызовы, перелеты в другие страны. А сейчас вот выпала удача познакомить отца с невестой.

– Очень даже неплох! Хотя концовку затянули… – Даша заметно стеснялась, но твердо отвечала даже на самые сложные вопросы отца. Что ж, присутствие офицера всех заставляет быть немного солдатами. Это я за долгую жизнь рядом с ним успел привыкнуть, а Дашка мялась как на экзамене.

– Ну, это же Тарантино! Он любит посмаковать, подержать в напряжении, – засмеялся он.

Виктор Сказов вопреки всеобщему мнению – мол, все вояки – тугодумы, способные лишь на исполнение приказов, – был умен. Именно он уберег меня от карьеры военного, посоветовав обратить внимание на радиоэлектронику.

– Отец, – неожиданно для самого себя решился я, – вообще-то, у нас есть новость! Жаль, что вы с Дашей только что познакомились, но так уж вышло… Тебя редко можно застать дома.

Дашка нервно прижалась ко мне. А ей сейчас волноваться ой как противопоказано. Она и так весь вечер была как на иголках, все думала, как преподнести эту новость.

– В общем, у нас… – договорить я не успел, отец жестом приказал замолчать и напряженно впился глазами в шагающего нам навстречу мужчину.

Тот был явно похож на наркомана: тощий, в грязной клетчатой рубахе, одна пола которой заправлена в издрызганные джинсы. Руки беспокойно и суетливо подергиваются, одно плечо то и дело скачет вверх-вниз, а кривая ухмылка при взгляде на нее останется в памяти на всю жизнь. У него было лицо человека, абсолютно уверенного в своем превосходстве.

Неужели он мог чем-то взволновать отца? Быть того не может!

– Кто это? – испуганно спросила Даша.

– Не знаю, но лучше держаться в стороне. Алексей, помнишь правило?

– Да, – ответил я, твердо заучив в свое время очевидную, но губительную для жизни в случае пренебрежения ею истину: неприятности лучше обходить стороной. Каким бы сильным ты ни был. Каким бы слабым ни казался противник.

Отец всегда учил соблюдать осторожность. Даже если ты опытный военный, нож в руках пускай и сопливого пацана может убить любого.

Тропинка безлюдного парка, по которой мы шли, была единственной. А потому мы повернули назад, до первой развилки, и в полном молчании свернули налево.

– Оторвались? – спросил я.

– Не знаю, не нравится мне тот тип.

Я никогда не видел отца таким встревоженным. И хотя в моем понимании тот наркоман не представлял угрозы, однако офицер Виктор Сказов чувствовал опасность нутром. А его интуиции лучше довериться безоговорочно.

– Простите, ребята. Лучше поспешить из парка! – он постарался придать голосу спокойствие.

Мы ускорили шаг, как вдруг за очередным поворотом на нашем пути возникла фигура того самого человека.

Он не собирался нас упускать.

– Леша, Даша, держитесь позади! – велел отец.

– Я помогу!

– Нет! Тебе нужно беречь свою невесту, ты сам знаешь почему!

Я сглотнул тугой комок обиды, застрявший в горле, посмотрел на Дашку, переведя взгляд на еле округлившийся живот. И покорно кивнул.

Виктор приблизился к неопрятному человеку, напряженно вслушиваясь в каждый звук и оглядывая боковым зрением кусты, которые высокой подстриженной стеной тянулись на два с половиной метра вверх.

Я также внимательно оценивал обстановку, крепко сжимая Дашкину руку.

Никого.

Не единой живой души в парке.

Птицы и те умолкли.

Только вот этот дергающийся наркоман. Но разве он может быть опасен?

– Чего ты хочешь? – спросил отец.

– Силу, – долетел до ушей ответ.

– Своей недостаточно?

– Мало. Нужна другая, – противник приближался с вытянутой рукой, указывающей за спину отца, туда, где стояли мы с Дашкой.

Даша, почувствовав угрозу, исходящую от загадочного незнакомца, инстинктивно схватилась за живот. Разум ее сейчас бился словно птица, пойманная в клетку.

Как он узнал? Как понял, что она беременна?

Ведь он указывал именно на нашего будущего ребенка, который вскоре должен родиться.

Отец, не став больше раздумывать, сделал два шага вперед и с крутого разворота заехал ногой в челюсть наркомана. Тот отлетел в сторону, нелепо приземлившись половиной туловища на зеленую скамейку.

Короткий бой окончен.

Таким ударом не мудрено убить, у отца могут возникнуть проблемы…

Но противник, полежав секунд пять, пришел в себя. А может, и вовсе не отключался. Челюсть его была в полном порядке: ни ссадин, ни переломов. Только ухмылка висела, словно приклеенная. Самодовольная ухмылка победителя.

– Слабовато, – невозмутимо процедил он, поднимаясь на ноги, тело его пришло в полнейшую норму и больше не дергалось.

И вдруг с ним произошло что-то неуловимое: бросившись на отца, он нанес один-единственный удар.

Виктор Сказов прочертил по земле с десяток метров, прежде чем возобладали законы трения. Но даже после такого удара, держась за ребра, он поднялся, чтобы защитить свою семью.

Я не мог поверить глазам. Отец, владевший не одним видом боевого искусства, не раз занимал первые места на чемпионатах: дома у нас стояли призовые кубки, полученные на различных соревнованиях. Он легко мог в одиночку справиться с десятком человек! Но сейчас все было иначе. Его едва не убил изможденный тощий наркоман, настойчиво искавший дозу…

Дозу чего?

Силы.

Да. Так он сказал.

– Леша, бегите! – прохрипел отец.

Я вздрогнул.

– Плохой сон?

Алиса сидела за рулем, двигатель довольно урчал снаружи, а мне, кажется, привиделся кошмар из прошлого.

– Сколько я спал?

– Минут двадцать, уже подъезжаем к моргу.

Прикоснувшись к пантаклю, сбросил сонное оцепенение. Сила ожила, пробежала по венам, достигла сердца. Обыкновенная ворожба, но, когда Алиса припарковала машину, рядом с ней сидел уже не заспанный размазня, а собранный и готовый к активным действиям оперинженер.

Территория морга, прилегавшая к небольшой больнице, была огорожена низким забором и усыпана щебнем – денег на укладку асфальта не хватало. Видимо, отсюда недавно забирали свежего покойника: у входа еще остались две старые обшарпанные табуретки, на которые обычно ставят гроб, перед тем как погрузить его в катафалк. Хотя в небольших городах роль катафалка исполняет обыкновенный автобус с выпиленной с помощью болгарки квадратной дырой, через которую и затаскивают внутрь деревянный ящик с усопшим.

– А где ваши, из департамента? – спросил я.

– Оформляют бумаги на досмотр тела. Мы же не простые участковые, ответственности больше.

Я усмехнулся.

Алиса и сама понимала, что ее отдел затягивает дела, но ничего поделать с этим не могла. Конечно, за департаментом по делам с маг-населением строго следит бдительный глаз народа. Это мы, ИМП, с нашими инженерами – среднее звено и всегда на виду, однако претензий к верхушке всегда больше. Как и в любой стране. Но без такой инженерно-магической полиции, которая, пренебрегая риском, действует быстрее, без оперинженеров, подставляющих свои головы под удар, в обществе воцарится настоящий хаос. И наверху это понимают.

К тому времени, как мы подошли к входу, на одну из табуреток уселся пожилой человек, достал сигарету, устало закурил. На нем висел резиновый передник с засохшей кровью, а из кармана торчали синие перчатки.

– Оперинженер Алексей Сказов, – представился я, показывая удостоверение. – Нам нужно осмотреть тело Никиты Афанасьева.

Мужчина, не меняя позы и не отнимая дымящегося окурка ото рта, внимательно изучил корочку.

– Для осмотра тела требуется разрешение, – бесстрастно отозвался он.

– Доктор, а можно как-нибудь без него? Дело срочное, не успеем – мерзавец, сотворивший это, уйдет.

– Во-первых, патологоанатом. А во-вторых, мне строго-настрого запретили подпускать сюда инженеров из ИМП.

В этот момент Алиса, достав свое удостоверение, чуть ли не ткнула его в нос патологоанатому.

– Департамент по делам с маг-населением, Алиса Расколова. Проводите нас, пожалуйста, к телу, – дружелюбно сказала она и добавила: – Давайте не будем ссориться.

Мужчина неуловимо переменился в лице, словно принимая новые правила игры. Несколько секунд поразмыслил и наконец-то ответил кивком.

– Но сначала вы заполните бланк. Иначе я получу нагоняй от начальства, – он вел нас холодными коридорами морга, где, несмотря на то что на улице был день, царил полумрак, а у меня бежали мурашки по коже. Зато Алиса – хоть бы что, чувствовала себя как дома. Меня же всегда вымораживали безжизненный кафель, металлические кушетки и мигающие, словно в фильме ужасов, люминесцентные лампы.

– Леш, ты как, в норме? – заботливо спросила Алиса.

– В полной, – как можно убедительнее заверил я, хотя три чашки кофе, выпитые сегодня за весь день, реально просились наружу тем же путем, что и попали в желудок.

– Выйдем отсюда, надо перекусить. На тебе лица нет.

– Что, дурно стало? Могу нашатырька предложить, – участливо вмешался патологоанатом.

– Обойдусь.

– Ну, как знаете. Этого добра здесь навалом. Пользуется спросом, когда ученики из меда на экскурсию приходят.

Доктор явно развеселился, интересно, что стало тому причиной?

Когда мы, наконец, миновали этот лабиринт ужасов и вошли в своего рода рабочий кабинет, врач положил на стол бланки. Для меня и Алисы.

– Зачем два? – спросил я.

– Таковы правила, – пожал он плечами.

Кабинет патологоанатома был типичным для врача его направления, работающего в провинциальном городе: бутылка водки, которую даже не удосуживались прятать, находилась в непосредственной близости от граненого стакана, коричневая кожа на стуле времен перестройки местами потрескалась, выпустив наружу слой поролона, на стене громко тикали часы, а в углу, рядом с окном, сиротливо приютился скрипучий шкаф.

– Ну, вы пока тут посидите, а я приготовлю тело, – доктор вышел, оставив нас одних.

Алиса послушно уселась писать, а мне что-то не давало покоя, мешало сосредоточиться. Вот только что, определить не мог до того момента, пока взгляд не наткнулся на пепельницу. В ней среди прочих выделялся окурок «Беломора», того самого, что курил Никита.

– Черт! – выругался я.

Алиса подняла на меня испуганные глаза, однако времени объяснять не было. Я уже несся из кабинета, пытаясь определить направление, в котором скрылся патологоанатом.

На секунду замер, прислушиваясь к звукам, но Алиса, быстро сообразившая, что мы только что допустили промашку, опередила меня.

– Туда! – ткнула она стволом пистолета. И когда только успела достать?

Мы кинулись вдоль коридора, свернули направо. Ногой задел одну из кушеток, на которой лежали медицинские приборы: скальпели, захваты, щипцы, пинцеты. Все это с противным звоном рассыпалось по полу.

Дорогу преградила железная дверь. Подергав за ручку, поняли: открыть не получится, а вышибать такую – только здоровье портить.

В это мгновение взгляд моей надзирательницы наполнился сиянием. Она колдовала прямо так, сходу, без предварительной подготовки, без тайных слов и пассов руками. Железо на двери заскрежетало, затряслось, завизжало и, расходясь из самого центра аккуратным кругом, стало сворачиваться тонкими завитками, открывая брешь.

Захватывающее зрелище длилось секунд пять и было невероятным – дверь раскурочило просто фантастически. Даже сейчас я сумел это оценить.

Выхватив пистолет из кобуры, первым ворвался внутрь: патологоанатом застыл над мертвым телом мальчика со склянкой в руках.

– Стоять, стрелять буду! – гаркнул я.

Но его это мало волновало. Он перевернул склянку, и жидкость потекла наружу, прямо на грудь мальчика. Та начала дымиться.

– Нет, Леша! – раздался крик Алисы. – Он под чужой волей!

Грязно выругавшись, схватился за пантакль и, призвав на помощь силу, отшвырнул гребаного эскулапа к стене.

Колба с серной кислотой разбилась о кафель.

Я пулей метнулся к нему. Не церемонясь, заломил руки за спину, надел наручники. А затем яростно встряхнул и, развернув лицом к себе, схватил за грудки:

– Кто ты, мразь? – вопль вырвался из самой глубины.

Доктор отрывисто засмеялся:

– Бог конечно!

– А если пулю промеж глаз, Бог останется жив? – пистолет уперся в лоб патологоанатома.

– Всегда есть выбор. Хочешь тоже стать Богом, спусти курок, – совершенно спокойно сказал он.

– Не надо! Он провоцирует тебя! – вмешалась Алиса.

Черт! Убей я сейчас этого человека, в сознание которого влез маг, умрут, вероятно, оба. Связь еще не разорвана. Но какова цена: пожертвовать одним ради того, чтобы уничтожить настоящее чудовище.

Так кто же я?

Бог?

Или человек?

Дуло пистолета задрожало в руке. Доктор победно улыбнулся. Где-то я уже видел подобную ухмылку. Много лет назад.

– Человеку, увы, не дано одолеть Бога, – уверенно произнес маг, находившийся сейчас в теле патологоанатома.

А потом все исчезло.

Маг пропал из сознания своей жертвы. Связь разорвалась.

На меня уставился трясущийся от ужаса врач. Зрачки бегали из стороны в сторону, ноги не держали его. Всем своим видом он молил о пощаде.

– Н… не надо… кто вы? Что я здесь делаю?

Я медленно спрятал пистолет назад в кобуру:

– Все в порядке… Вы живы. Это главное.

Алиса стояла за спиной, не спуская с меня пристального взгляда. Наверное, пыталась понять: не вмешайся она, убил бы я невиновного?

Я и сам хотел бы знать ответ на этот вопрос.

Пентаграмма на теле мальчика была не просто уничтожена – от нее ничего не осталось! Единственный след, ведущий к неизвестному магу, оборвался.

– Теперь ты мне хотя бы веришь?

Алиса коротко кивнула.

Да. Она верила мне. И была совершенно не удивлена, узнав, что маг – не вымысел нерадивого оперинженера.

– Звони своим. Надо уберечь последнего возможного свидетеля! – велел я и вышел прочь. Подальше от этого жуткого кошмара, бесцеремонно ворвавшегося в мою далеко не безгрешную жизнь.

глава вторая

ГОСТИ

В приемной было тихо.

Пока мы с Алисой дожидались от Горыныча приглашения на разбор полетов, из-за двери соседнего кабинета еле слышно долетали обрывки научно-популярной передачи о маг-профессиях. Сейчас речь шла именно об оперинженерах и о происхождении этого названия.

Я вслушивался в голос телеведущего, который сообщал давным-давно известные всем факты:

«Оперинженерами называют тех, кто использует разработки ИМП в боевых действиях. Теперь понятно, почему к названию профессии принято добавлять приставку «опер», но почему все-таки «инженер»? Это слово, некогда обозначавшее человека, окончившего соответствующий факультет, появилось совсем не просто так.

Шесть лет назад, когда Земля еще ничего не знала о надвигающихся переменах, первым заподозрил неладное преподаватель кафедры робототехники дубненского университета Природы, Общества и Человека Трофимов Александр Терентьевич».

Да этого профессора разве что последняя собака не знает! А в новостях все крутят и крутят образовательные ролики… и ведь не устают, рейтинги на телеканале до сих пор держатся. Магия стала настолько популярной, что затмила славу многих звезд эстрады.

«Он сведущ во многих точных науках, но как человек, обладающий изощренным умом, волею судьбы интересовался также мистикой во всех ее проявлениях».

Судьбы? Или все-таки злого рока?

Это сейчас он стал известным и к его мнению жадно прислушиваются каждая задрипанная газетенка и самый малобюджетный канал, а раньше чуть ли не все открыто смеялись у него за спиной. Коллеги всерьёз думали, что старику просто скучно жить, вот он и выдумывает всякие небылицы.

О, как они ошибались!

«Профессор видел в мистике отражение математических и физических законов. Но последние почему-то не действовали», – бесстрастно продолжал вещать ведущий.

До определенного момента не действовали… и лучше бы так оставалось и впредь.

«После тысяч опытов и экспериментов в один день судьба откликнулась на его настойчивость. Все его находки пришли в работоспособное состояние! Изрисованный пентаграммами кабинет наполнился силой, энергией, – интрига в мужском голосе нарастала. – Она неведомым образом взаимодействовала с самим профессором и в какой-то степени повиновалась его воле».

Безусловно, Трофимов не единственный, кто плотно работал с эзотерикой, но он первым выступил с официальным докладом во времена, когда повсюду царил беспорядок. Сегодня имя профессора знает каждый школьник.

«В народе его зовут первым маг-инженером, – заключил ведущий и наконец-то перешел к сути: – Так и появилась профессия оперинженера. Профессор Трофимов продолжает изучать новое направление, ставшее отдельной полноценной наукой наряду с физикой, биологией или химией».

Трофимова я недолюбливал. Взбрело же в голову старику заниматься подобной ерундой. И словно дьявол смешал карты – у него получилось. Понимаю: не выйди у него, вышло бы у кого-нибудь другого. Наверное, мне просто требуется объект для неприязни, и так уж случилось, что им стал Трофимов.

Общество полагает, что магия – благо. Я думаю, она убийца, и у меня есть все основания так считать. Потому что постоянно прибираю за ней…

Из кабинета Горыныча вышла Маша. Сочувственно повела подбородком. Положила руку на мое плечо, вздохнула.

– Не драматизируй, Мария.

– Ага, – Маша оценивающе взглянула на меня, – это ты еще ничего не знаешь о драме. Но у тебя все впереди, – она кивнула сторону двери начальника. – Он ждет, заходите.

Мы вошли. Шеф, и правда, находился в состоянии, граничащем с бешенством. Самое время доставать пантакль и читать защитные мантры. Я даже невольно потянулся за ним, чем привлек его внимание, и рука предательски дрогнула.

– Ты чем думал, Алексей?

– Ну не мог я сидеть сложа руки.

– А надо было! Глядишь, обошлось бы… с телом, – как-то не очень уверенно произнес он.

Я молчал. Знал, что не обошлось бы.

– Еще и служебную машину угробил! Я что, по-твоему, миллионы из госбюджета вырываю, чтобы каждый день сотрудникам новые автомобили поставлять?

– Простите, Геннадий Ярославович. Это я не рассчитала… – осторожно вмешалась Алиса.

– Молчи уж… – махнул рукой Горыныч, постепенно приходя в норму. – Сорванцы! Это ж надо ТАК не рассчитать, Алиса. Нет, у вас, конечно, там, в департаменте, силенок хоть отбавляй. Но… ой, да черт с вами!

Мы сидели в главном кабинете ИМП. В кружках остывал чай, который, чтобы хоть чуть-чуть утихомирить шефа, заботливо принесла Маша сразу после того, как мы вошли. К печенью «Юбилейному», лежавшему на блюдцах, никто так и не притронулся. Настроение у всех троих было препаршивое.

– Давайте все-таки вернемся к началу, – произнес Горыныч. – Почему маг остался жив, если Валерий Николаевич благополучно скончался?

– Валерий Николаевич в момент моего появления был связан только с сыном. А вот сын имел две связи: с отцом и неизвестным магом. Однако маг успел освободиться от Никиты до того, как я разобрался с отцом. Поэтому и остался жив. Не знаю, везенье это или холодный расчет. Кстати, на теле Валерия Николаевича была такая же пентаграмма, как и у патологоанатома. Это значит, что поначалу им также могли управлять, а уже потом он практиковал сам по себе.

– Однако эти пентаграммы не такие ценные, как та, что была уничтожена на теле Никиты. И еще, выходит, Валерию Николаевичу помогли овладеть силой.

– Скорее всего так, – согласился я с Горынычем. – И сделали это для того, чтобы Валерий Николаевич, обезумев, провозгласил себя богом и решил переселиться в тело собственного ребенка. А такое колдовство требует подготовки. Неизвестному магу оставалось лишь вовремя устранить претендента и занять его место. Это объясняет, почему у мальчика была привязка к двум людям.

– Господи, куда катится этот мир? У нас появился способ переселяться в другие, более молодые тела, чтобы избежать смерти! – не веря своим ушам, воскликнул Горыныч. – А что с этими пентаграммами? Изучили?

– Не представляют никакой ценности, шеф. Нанесенные на тело, они подавляют волю, навязывают чужие желания, в общем, дают временный контроль. У нас такие разработки еще с прошлого года лежат, – ответил я.

– Значит, важна лишь пентаграмма на теле мальчика, которая полностью уничтожена, – нервно постукивая пальцами по столу, повторил шеф.

– Да, именно за ней и явился в морг неизвестный, завладел рассудком врача, ну… дальше вы знаете, – угрюмо подтвердил я.