Экстренный розыскъ

–Дождь, тушение пожара, вся станица сбежалась, затоптали все, что смогли, –уточнил Лавр. – А на дороге…Мы прибыли через пять шесть часов. Если бы отправили за собакой, прошло бы не меньше восьми-десяти часов.

Улыбнувшись, он добавил:

–В степи много других соблазнов… лисы, зайцы, шакалы. Все равно, думаю, потеряла бы след.

–С места происшествия что-нибудь изымали?

– Так точно! В хате изъята бутылка с отпечатками, пригодными для идентификации, со стены сделаны соскобы крови для определения группы, это новый метод, позволяющий определить принадлежность, и зафиксирован размер отпечатка ладони. На основании, которого, собственно, и было сделано заключение о причастности Тихона Макухина. На дороге вся территория места происшествия была затоптана казачьим разъездом. При осмотре обочин нашли место засады и приема пищи. Но предметов, представляющих интерес для следственных действий, обнаружено не было.

Слегка помявшись, Викентий добавил:

–Хотел изъять огрызок огурца, следы зубов четко были видны, но он завял и рисунок стерся.

–Очень грамотно и интересно рассуждаете, – сказал Пришельцев и, вновь закурив, спросил: – Как вы думаете, почему он не выколол глаза у женщины? Ведь она тоже их видела

–Мы с коллегой думали об этом, – признался Викентий Леонтьевич, тоже закуривая. – Убив Дарью, они хотели, как можно быстрее покинуть место преступления. Жертва активно сопротивлялась и не могла сфокусировать взгляд на лице убийцы. Ребенка же душили спереди, во время агонии глаза у него были широко раскрыты и смотрели в лицо преступнику. Я консультировался по этому поводу с врачом, кстати, весьма грамотным специалистом.

–Я думаю, вы совершенно правы, коллега, полагаю, это единственно правильное объяснение.

–Благодарю вас, но эта версия вряд ли поможет розыску.

–Зато мы знаем, что убийца –жестокий, хладнокровный и циничный мерзавец, – неожиданно сказал Ермаков, довольно долго хранивший молчание.

–Абсолютно с вами согласен, – совершенно серьезно сказал Александр Петрович и, рассмеявшись, добавил: – Прошу прошения за вульгаризм, но хочу напомнить одну поговорку старых сыщиков: «Розыск вести – не гузном трясти». В нашем деле, господа, мелочей не бывает, а благодаря этим самым мелочам и раскрываются самые сложные преступления. Но… вы где остановись?

–В Центральной, – солидно ответил Лавр.

Пришельцев хмыкнул в густые усы:

–Хорошо, но дороговато.

–Мы максимум на четверо суток. Решили сделать себе маленький вояж. Когда еще в столицу выберемся, кто знает? – широко улыбнулся Викентий Леонтьевич, вставая со стула.

–Я всегда рад общению с коллегами из уездов, особенно с такими профессионалами, как вы. Держите меня в курсе, вдруг что-нибудь дополнительно накопаете. В свою очередь, обязуюсь вам первым сообщить о задержании.

Они тепло распрощались и расстались очень довольные друг другом.

***

Прапрадед Николая Сергеевича Шатского по отцовской линии во время русско-турецкой войны отличился в битве под Фокшанами92. Командуя разведывательным отрядом, у реки Путна он столкнулся с турецким дозором, значительно превосходившим их численностью и двигавшимся впереди основных сил. Умелое командование и личная храбрость командира привели к победе. Враг был разбит и понёс большие потери, что в какой-то мере и предопределило победу. Илларион Шатский был отмечен лично Суворовым, и награжден Военным орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия. Ему было пожаловано потомственное дворянство и небольшая деревушка в триста душ, на окраине Тульской губернии, которую дед Николая Сергеевича успешно проиграл в карты знакомому кирасиру.

Материнская ветвь вела свою родословную от мелкопоместных румынских дворян, которые искренне верили, что являются потомками древнеримского императора Нерона.

Где и как встретились два представителя славных, но бедных родов, и как они оказались в Екатеринодаре, история умалчивает, но встреча завершилось венчанием и последующим рождением маленького Николая.

Отец целыми днями пропадал в земельном комитете, где служил письмоводителем. Мать давала частные уроки музыки, и его воспитание целиком легло на плечи бабушки, которая показывала ему орден героического предка, а потом, гордо подняв высохший подбородок с бородавкой, из которой торчали четыре жестких, как проволока, волоса, напоминала ему о том, что он потомок римского императора.

В гимназии Коля учился хорошо, но в пятом классе, когда проходили историю древнего Рима, он имел неосторожность рассказать о своем «родстве с Нероном». Невинное желание поведать о своих корнях сыграло с ним злую шутку. В классе начался гомерический хохот, который не смог остановить преподаватель, смеявшийся вместе с гимназистами. На шум вошли директор и председатель попечительского совета, случайно проходившие по коридору. Выслушав сбивчивые объяснения учителя, прерываемые истерическими всхлипываниями, они присоединились к общему веселью.

К мальчику накрепко прикрепилась кличка «Нерон», и только ленивый не издевался над ним. Иногда шутки приобретали жестокий характер. Второгодник Егор, сын присяжного поверенного, принес из дома простыню и с такими же великовозрастными оболтусами завернул в нее мальчика. На голову надели венок из колючек и натерли лицо мелом. Придав вид античной статуи, его привязали в туалете, где он простоял, обливаясь слезами, три урока. От страха и позора он обмочился, что стало новым поводом для жестоких шуток. После этого случая руководство поняло, что все зашло слишком далеко и, по согласованию с родителями, его перевели в другую гимназию, где он благополучно доучился.

В седьмом классе Николай увлекся детективной литературой. Он прочел всего Конан Дойла, знал наизусть все приключения Ника Картера и Пинкертона. Криминальное чтиво определило жизненный путь, он поступил на юридический факультет и успешно его закончил. После, определившись в жандармское управление простым клерком, за несколько лет дослужился до заместителя начальника канцелярии.

Коллективная травля и глумление над славной историей рода, которая с рождения внушались маленькому Коле, имели страшные последствия. Он стал всех презирать и ненавидеть: успешных – за успехи, неудачников – за неудачи, красивых – за красоту, уродливых – за уродство, а всех вместе – за то, что они есть. Эта ненависть носила патологический характер и усиленно скрывалась от окружающих. Он был уверен в своей неординарности и полагал, что его недооценивают и всячески препятствуют карьерному росту. Похоронив отца с матерью, Николай Сергеевич остался один. У него появился новый порок: он стал пить. Он не напивался допьяна и не буянил, но, чуть-чуть выпив, он казался себе ловким, прозорливым и отважным.

Однажды в кабаке, со случайным знакомым, в пьяном угаре его занесло и, рассказывая своей значимости и незаменимости в сыскном отделе, он рассказал о планируемой проверке городских притонов и гордо добавил, что все рапорта о результатах работы лягут к нему на стол. Пившие пиво за соседним столиком Антон Полюндра и бандит по кличке Карась услышали и переглянулись.

– Карасик, собирай шпану, пускай все малины обегут, народ предупредят, а я этого попасу.

На притонах полиция ничего не обнаружила, а на следующий день Антон, встретив Шатского на улице, уважительно поздоровался и пригласил в ресторан, чтобы поговорить по интересующему вопросу, представляющему взаимный интерес.

Когда он понял, кто перед ним и что от него хотят, по его спине побежала холодная струйка пота. Антон, хороший психолог, не пугал, а, напротив, говорил уважительно, но сообщил, что в случае отказа на стол начальника областного жандармского управления ляжет подробное письмо с указанием причин провала общегородской операции, а при взаимном соглашении материальные проблемы будут решены.

Николай Сергеевич выпил рюмку водки, закусил пирожком и согласился.

– Но никаких расписок, это необходимое условие, – твердо сказал он.

– Каких расписок? – хорошо изобразив удивление произнес Антон.– Мы спросили – вы ответили, мы дали – вы взяли… Дел больше нет, как бумагу марать. А про себя Антон добавил: «Ты, главное, один раз возьми, а там я тебя и без расписок к ногтю прижму».

Вербовка произошла удивительно быстро. В управлении полиции появился крот, а у бандитов – свой, хорошо информированный, источник.

***

– Какой прекрасный человек! – восхищенно произнес Лавр, когда они вышли на улицу.

– Да, у меня осталось очень хорошее впечатление от общения, – ответил Викентий.– Ты обратил внимание, как он сразу вник в ситуацию?

– Конечно, профессионал до мозга костей!

Переговариваясь и делясь впечатлениями, друзья незаметно дошли до центра города, и увидев небольшое кафе, решили зайти, выпить по чашке кофе.

– Ты сильно голоден? – спросил Викентий, отхлебывая ароматный напиток.

– Не особенно, – ответил Лавр.

– Сейчас четыре часа пополудни, давай часа два передохнем, а в семь встретимся в ресторане и хорошо поужинаем. А завтра займемся делами.

– Очень грамотное решение, я только за! – с улыбкой ответил Лавр и добавил: – Может и скво с подругой случайно там окажется.

– Не надейся, дамам без мужчин в обществе, тем более в ресторане, появляться неприлично.

– М-да? – усомнился Лавр. – А мне они показались довольно эмансипированными особами.

– Знаешь ли, эмансипация – эмансипацией, а правил приличия даже для них никто не отменял. Мы сегодня приглядимся и приценимся, а завтра с утра ангажируем их на вечер.

– Действительно, прицениться надо, вдруг там цены сумасшедшие, – озабочено согласился Лавр.

– Вот вечером и узнаем,– Викентий, щелкнув пальцами, подозвал официанта, рассчитался, и они направились к гостинице.

***

Вечер еще не начался, и в ресторане было относительно мало народу: две семейные пары, три кавалерийских офицера и двое смуглых мужчин в дорогих черкесках с золочеными газырями.

Метрдотель, высокий осанистый мужчина со скобелевской раздвоенной бородой, внешне больше похожий на генерала, чем сам Скобелев, густым басом произнес:

– Добрый вечер, господа, милости просим. Куда прикажете проводить? В зал-с или отдельный кабинет-с?

– В зал, – ответил Викентий и улыбнулся. – Будем поближе к народу. Они заняли удобное место, откуда просматривался весь зал и эстрада.

Шустрым вьюном подскочил официант, почтительно изогнувшись, подал каждому меню и тактично отошел в сторону.

Уха ершовая съ расстегаями…….. .– р. 75 к.

Борщ с дьябками ………………… – р. 60 к.

Консоме с пирожками …………… . – р. 40 к.

Омар свежий, соус провансаль…….3р. –

Стерлядь по-русски……………… 3 р. –

Форель гатчинская «О-бле»………. – р. 50 к.

Тюрбо отварное, соус голландский.. 2 р. 50 к.

Филе «соль-фрит»................................ 2 р. 50 к.

Майонез из лососины………………1 р. 50 к.

Мясо холодное с дичью…………….1 р. 25 к.

Поросенок холодный натурель…….1 р. 25 к.

Филе соте с шампиньонами………1 р. 25 к.

Котлета Пожарская ……………. 2 р. 25 к.

Внимательно, с каменным лицом, Ермаков читал ресторанное меню, как сводку с театра военных действий

Рябчик тушенный в сметане,

с брусничным вареньем………………………. 1р.50.

Стерлядь, припущенная в шампанском………..2р. 50.

Хмыкнув, он перевернул страницу и продолжил вслух:

Шарлот-глясе из фисташкового мороженного….– р. 75 к.

– Это уже десерт,–уточнил Викентий Леонтьевич. – Ну, что? Определился с выбором?

– Думаю, – озабочено ответил Лавр, в этот момент он был похож на Кутузова, принимавшего решения о сдаче Москвы французам.

Подумав еще несколько мгновений, Лавр закрыл меню и решительно сказал:

– Я верю, что ты грамотно оценишь ситуацию и сделаешь правильный выбор. Заказывай!

– Значит так, милейший! – плотоядно потирая руки, произнес Викентий. – Спроворь-ка нам бутылочку Смирновской, непременно со льда, икорки паюсной, только смотри, чтоб осетровой. Рокфора тарелочку, маслин, ну и хлеба, разумеется. Далее…. Сначала борщка с дьябками,– он повернулся к Лавру. – Ты рыбу или мясо?

– Мясо, – сдержанно ответил Лавр.

– Отлично… я тоже! Тогда по Пожарской котлетке, к ней спаржу и провансаль. По расстегайчику обязательно, и пару зельтерской, на твое усмотрение, но лучше «Ром-Ваниль». Пачку Зефира93.

– Имеем-с замечательный «Спотыкач» от Шустова, рекомендую-с.

Викентий оглянулся на Лавра и, с его молчаливого одобрения, кивнул.

– Хорошо! «Спотыкач». Борщок подать через тридцать минут, остальное через час. Спиртное, папиросы, воду и закуски – незамедлительно!

Лавр укоризненно произнес:

– Ты ставишь меня в неловкое положение.

– Не переживай, за два часа до убытия на вокзал я получил депешу, что в Новониколаевске скончалась моя двоюродная бабушка Елизавета Николаевна. Я и брат – единственные наследники. Не знаю, какая сумма в наличности, но там неплохая недвижимость. Думаю, рассчитаться за обед хватит.

– Соболезную и одновременно поздравляю! – искренне произнёс Лавр, он действительно был рад за товарища. – Но, наверное, твое присутствие необходимо там?

– В принципе да, но туда выехал брат, он адвокат и утрясет все вопросы.

Появился официант и сноровисто расставил на столе тарелки с закуской, бутылку на красивой, в виде пушечного лафета, подставке и пачку папирос. Поставив ними по небольшой пепельнице, он наполнил рюмки и удалился.

– Помянем рабу божью вновь представленную Елизавету Николаевну, да будет земля ей пухом, – сказал Лавр.

– Да… хороший она была человек, жаль, своих детей бог не дал, на меня с братом всю душу и положила. Жила достойно и ушла в почтенном возрасте. На 85-ом году уйти, знаешь, не каждому дано.

Они выпили, не чокаясь.

Зал постепенно заполнялся разномастной публикой, в основном купеческого сословия. На пороге, резко распахнув дверь, появился крупный, одетый в хорошую пиджачную пару мужчина с эффектной блондинкой. Остановившись на пороге, он оглядел зал налитыми кровью глазами и рявкнул:

– Я смотрю, меня здесь не ждут!

Официант и метрдотель подскочили одновременно:

– Как не ждут? С самого открытия ожидаем,– сказал метр.

– Да-да, точно так-с! И мне наказали, как Владислав Владимирович придет, уделить первостепенное внимание, – льстиво подтвердил официант.

– Ой, брешешь, Семка! – нарочито сурово проговорил Владислав Владимирович.

– Упаси бог вам сбрехать! Сам себе никогда не прощу, – ответил официант. – Вот и место ваше. Вас ждет не дождется, – и повел их к свободному столику по соседству. Владислав Владимирович оттолкнул протянутое меню.

– Наизусть знаю, что в твоем поминальнике написано! – он обернулся спутнице: – А чего у нас Кларочка желать изволит?

– Шампанского… и сладенького, – томно протянула дама.

– Слыхал? – Повернулся к официанту Владислав Владимирович. – Дюжину Абрашки94ледяного тащи. Меньше не приемлем-с! И фруктов с шоколадами и пирожными всякими давай. Ну, а мне поросенка с хреном, икорки и водки большой штоф, само собой!

Семка исчез, а Владислав Владимирович повернулся к спутнице и начал что-то оживленно рассказывать.

Подали горячее.

– Это и есть дьябки? – спросил Лавр, глядя на небольшое блюдо с поджаренными кусочками хлеба.

– Да. Пробуй, тебе понравится, – ответил Викентий, и, наполняя рюмки, добавил: – Это острые гренки, с чесноком и перцем, к борщу они очень хороши.

– Действительно, очень недурственно! –кивнул Лавр, откусывая небольшой кусочек. – Весьма пикантно!

Вдруг у Викентия, в очередной раз наполнявшего рюмки, дрогнула рука, и несколько капель замечательного напитка пролилось на белоснежную крахмальную скатерть. Лавр проследил за его взглядом и увидел стоящего в дверях Александра Петровича, внимательно оглядывающего зал. Увидев их, он подошел к столику и, пряча улыбку в пушистые усы, доброжелательно произнес:

– Приятного аппетита, господа! Вы позволите?

– Да-да… конечно, будем очень рады! – Несколько напряженно произнес Лавр, а Викентий подозвал официанта и жестом попросил принести третий прибор.

– Прошу, господа, не расценивать мой визит, как вторжение в вашу приватность. Мы условились обмениваться информацией, и буквально через четверть часа после вашего ухода мне принесли интереснейшую телеграмму. Зная, где вы разместились, я совершенно правильно, как видите, предположил, где вы будете ужинать, и зная живой интерес, проявляемый вами, не удержался от ответного посещения.

– И… что…? – с придыханием спросил Лавр.

Викентий, поняв, что Пришельцев пришел с самыми добрыми намерениями, уже взял себя в руки и произнес, обращаясь к Лавру:

– Александр Петрович после трудового дня, я полагаю, что будет разумно сначала сделать заказ. А пока его будут исполнять, под наличествующие холодные закуски он начнет рассказывать более обстоятельно, – и, повернувшись к Пришельцеву, он передал ему меню.

– Вы не только хороший следователь, но и прекрасный психоаналитик! – рассмеялся Александр Петрович. – Я, действительно, чертовски голоден!

– Тогда, прошу вас, господа! – сказал Викентий, и уверенно наполнил рюмки.

– Так вот. После получения циркуляра о розыске, нашим ведомством был направлен запрос в Главное тюремное управление в отношении ваших фигурантов. По Макухину информацией они не располагают, а вот про Мокрецова сообщили много интересного. – Викентий и Лавр подались вперед, но Пришельцев, не торопясь, прикурил папиросу и, сделав несколько затяжек, продолжил: – Мокрецов был осужден на 10 лет каторжных работ за участие в вооруженном грабеже. В этой банде, полагаю им же и сформированной, он играл роль первой скрипки. В силу природной сметки ему удалось запутать следствие и всю вину переложить на двух участников, один из которых был убит, а второй тяжело ранен при задержании и, соответственно, не мог быть допрошен соответствующим образом. После суда Мокрецов был направлен в Иркутск, на нашу главную перевалочную базу этапного пути по Восточной Сибири, а оттуда за Байкал, на Нерченские казенные заводы и рудники. В Иркутске, находясь в Александровском пересыльном централе, за буйное поведение был подвергнут 30 ударам розгами. Тюремная администрация характеризует его как жестокую и агрессивную личность, но с высокими организаторскими способностями. На этапе он занимал лидирующее положение. В камере его койка находилась рядом с Антоном Полюндрой, приговоренным к 20 годам каторги. Отсидев три года, они совершили побег, к сожалению, удачный.

– Этого не может быть! – вдруг покраснев, сказал Лавр.

Пришельцев и Викентий с удивлением посмотрели на него.

– Обо всех случаях побега уведомляются становые приставы, которые, в свою очередь, доводят информацию до околоточных для установления наблюдения по месту жительства. Ко мне такой циркуляр не приходил. Я шесть лет в должности и, смею вас заверить, что очень серьезно отношусь к ведению документации, особенно такого свойства и требую такого же от подчиненных. До меня эту должность занимал человек, также крайне щепетильно подходивший к этим вопросам.

– Милейший Лавр Павлович! Смею заверить, что вашей вины, а тем более вашего предшественника, здесь нет. Во всем повинна наша российская расхлябанность. Я затребовал все циркуляры о побегах за этот период: Полюндру я нашел, а Мокрецова… увы, нет.

Лицо Лавра постепенно приняло привычный цвет, Он смущенно улыбнулся и сделал неопределенный жест пальцами, который был верно расценен Викентием, вновь наполнившим рюмки. Но Лавр вдруг опять нахмурился:

– Они совершили побег вместе, и их фамилии обязательно должны были быть в одном циркуляре. Как могло случиться, что Мокрецова не вписали?

– Причин тысяча! Когда сотрудник готовил документ, его могли совершенно случайно отвлечь: пригласить выпить чаю, рассказать свежий анекдот, вызвать к начальнику. Элементарное разгильдяйство, – с улыбкой ответил Александр Петрович и уже серьезно добавил: – Небрежность неведомого нам сибирского крючкотвора привела к тому, что беглый каторжник, не таясь, разгуливает на свободе. Но самое неприятное то, что Полюндра родом из Екатеринодара, и есть информация, что его здесь видели. Вполне вероятно, что Мокрецов попытается его найти.

За соседним столиком Владислав Владимирович шумно требовал ведро, чтобы напоить шампанским кобылу, запряженную в ожидавший их фаэтон.

– Бедный купчишка, к утру без денег останется, – сказал Пришельцев.

– Вы полагаете, что он в состоянии пропить состояние? – скаламбурил Викентий.

Александр Петрович оценил шутку, рассмеялся и пояснил:

– Его спутница– известная в северной столице хипесница95 Ирина Кирилловна Богословская. Мы получили уведомление из Санкт-Петербургского сыска. Когда они поднимутся в нумера, в самый пикантный момент появится оскорбленный ревнивый муж или брат, готовый вступиться за честь сестры, и начнут вымогать деньги. Купец наверняка женат и панически боится огласки.

– Так давайте незамедлительно примем меры, – сказал Лавр, расправляя плечи.

– А какие меры ты собираешься принять? – с улыбкой поинтересовался Викентий. – Женщина отдыхает с мужчиной, за это ее не привлечешь. Заявления, я так понимаю, не будет. Вот если бы она его опоила, и он утром прибежал бы в участок, тогда все было бы ясно и понятно, а так… пока нет состава96, ничего ты не сделаешь.

Пришельцев одобрительно посмотрел на Викентия.

– Мы не будем дожидаться кульминации, а спрофилактируем это преступное деяние и спасем честное имя, в котором я глубоко сомневаюсь, этого заблудшего отца семейства.

– Как спрофилактируем? – спросил Лавр, от возбуждения раздувая ноздри, как спаниель при виде подранка.

Пришельцев подозвал официанта.

– Скажи, пожалуйста, Семен Васильич, кто это за соседним столиком с голубоглазой блондэ?

Не меняя позы, Семка ответил:

– Владислав Владимирович Синицын, купец первой гильдии, мануфактурные товары. «Торговый дом Синицын и сыновья». Из Саратовской губернии. Имеет интерес к Чарачеву97.

– Сейчас поменяешь пепельницы, в ней будет записка, передашь ее спутнице, когда выйдет в дамскую комнату.

Пришельцев написал записку и положил ее в пепельницу, Семен мгновенно произвел замену, а через некоторое время вышел за женщиной в вестибюль. Все трое внимательно следили за входом.

– Лавр Павлович, не лорнируйте даму, сейчас она будет искать автора, – широко улыбнувшись, сказал Пришельцев.

Ирина на мгновение остановилась и быстрым взглядом окинула зал. Встретившись взглядом с двумя респектабельными мужчинами, сидевшими в дальнем углу, она поправила прическу и три раза повела головой в разные стороны, как будто оглядываясь.

– Ну, вот… господин Синицын может спать спокойно. Во всяком случае сегодня он сохранит репутацию примерного семьянина. Видите тех двоих? Это ее напарники, судя по возрасту, возмущенные братья. Она дала им сигнал отбоя.

– Коты98? – блеснул знанием сленга Викентий.

– Ну, что вы господа, право слово! Ирина свет Кирилловна– ни какая-нибудь желтобилетница99 с Нового рынка. Это дама высшего света, хотя не исключено, что с кем-то из них у нее отношения.

– Что вы написали в записке? – заикаясь от волнения, спросил Лавр.

– Весьма лаконично и доходчиво! «Милейшая госпожа Богословская! Убедительно прошу оградить моего друга, г-на Синицына от ваших спутников. Продолжить приятное времяпровождение при обоюдном согласии не возбраняется. С уважением и преисполненный к вам почтения. И неразборчивая подпись». Напиши я записку с применением уголовного жаргона, – добавил он, – они начали бы искать, кто им помешал, по принципу «Мы первые подсекли этого карася», а так … чем непонятнее, тем в данной ситуации весомее. Она посчитала, что на него имеют виды преступники более высокого полета. Тем более я специально назвал ее настоящим именем и дал понять, что ее знаю. Пусть поломает голову!

– А откуда вы знаете официанта? – спросил Викентий.

– Здесь все ещё проще. Полгода назад, сажая в экипаж подвыпившего клиента, Сеня слямзил у него серебряный портсигар. Приехав домой и обнаружив пропажу, тот прибежал в полицию, на его счастье там находился я. Приехав с ним к ресторану, оставил его в экипаже, а сам вызвал Семена, показал через окно его жертву и сказал: «Или возвращаешь ворованное и остаемся друзьями или приглашаю его, делаю обыск … дальше сам знаешь». Семен отдал краденое, а на следующий день я вызвал его себе. После короткой, но теплой беседы я предложил ему сотрудничество, и он согласился. Конечно, скрыл преступление, но приобрел ценнейшего информатора.

– Вы очень уважительно разговаривали с ним, – заметил Лавр.

– Лавр Павлович, это азы работы с агентурой. Чем больше проявляешь к нему уважения, тем больше от него отдача. При таком отношении он чувствует себя незаменимым винтиком сыскной машины и зачастую даже забывает о вознаграждении.

– Александр Петрович, в коридоре городовой ожидает, сюда входить я не посоветовал, сказал, что сам вас приглашу, – сказал незаметно появившийся Семен.