Кавказцы или Подвиги и жизнь замечательных лиц, действовавших на Кавказе. Книга II, том 3

Вслед за тем, началась осада Карса и Иван Григорьевич, по недостатку инженерных штаб-офицеров, назначен был начальником траншей, трудность работ в которых превосходила всякое ожидание. Почва земли, повсюду каменистая и утесистая, и неимение леса для вязки фашин и туров, представляли чрезвычайные препятствия. Но неусыпная деетельность начальников, – говорит современное официальное известие, – и примерное усердие нижних чинов – все преодолели. Высокоторжественный день 25-го июня Паскевич хотел ознаменовать штурмом, но 23-го – Русские знамена уже развевались над знаменитою крепостью.

Штурм крепости Карс в 1828 году.

В этот день граф Эриванский, признав необходимым, для продолжения осадных работ, овладеть укрепленным неприятельским лагерем, находившимся на высоте, господствующей над городом, приказал занять его. Храбрые войска наши бросились на штыки и вытеснили превосходного числом неприятеля, с отчаянием защищавшагося. Турки засели в домах форштадта, где произошло столь великое убийство, что одна улица была совершенно завалена грудами трупов.

На занятой высоте укрепленного лагеря тотчас поставлена была генерал-майором Гилленшмитом батарее из 6 орудий, а Бурцов, с ротою 39-го егерского полка, двинулся влево для овладения башнею Темир-Паши, которая превышала все предместия и даже стены самой крепости, равняясь со стенами цитадели. Встреченный ружейным огнем из-за камней на самом близком расстоянии, он ударил в штыки, выгнал оттуда турок и, пользуясь их смятением, овладел этою важною точкою, на которой немедленно поставил два орудия 2-й легкой роты 20-й артиллерийской бригады. Батарее эта, как равно и та, которая генерал-майором Гилленшмитом устроена была на высоте укрепленного лагеря, обратив свое действие на башню и стены противолежащего города, меткими выстрелами производили ужасное поражение.

Такие успехи решили Паскевича воспользоваться изумлением неприятеля. Новые войска были двинуты на подкрепление и быстро распространились по крепости. Часть гарнизона успела укрыться в крепкой цитадели, но, устрашенная всем испытанным, сдалась.

Овладев Карсом, Паскевич 16-го июля устремился к Ахалцыху, чтобы одним ударом сокрушить все надежды неприятеля. Суворовским маршем наши пошли чрез высокие горы, покрытые лесами, по непроходимым тропинкам и утесам.

23-го корпус прибыл к Ахалкалакам, жители которого на предложение сдаться гордо отвечали: «Мы не эриванские и не карсские жители, мы ахалцыхские; у нас нет ни жен, ни имущества, мы все, в числе 1,000 человек, решились умереть на стенах нашего города».

Видя упорство гарнизона, действительно состоявшего из людей отважных, издавна занимавшихся только грабежами и набегами, принимавших в состав свой всех беглецов и разбойников горских и других народов, почитавших Ахалцых и Ахалкалаки, так сказать, гнездом своим, Паскевич немедленно сделал распоряжение для произведения осадных работ, которыми бы можно было овладеть этим местом. Бурцову поручено было снова начальство над ними и приказано в следующую ночь заложить большую рикошетную и демонтирную батареи, на левом берегу Гардара-Чая, для действия по продолжению главной стены крепости и цитадели, а равно и для метания бомб и гранат в город. На другой же день, под прикрытием этой батареи, было предназначено устроить брешь-батарею на правом берегу реки, против самой стены цитадели, для сделания в ней пролома. Иван Григорьевич немедленно выбрал место для первой батареи в 200 саженях от крепостной стены. К рассвету 24-го она была совершенно окончена и вооружена 8-ю батарейными, 2-мя легкими орудиями и 2-мя осадными мортирами; справа и слева от нее устроены ложементы для двух рот пехоты. Сверх того, в 40 саженях впереди левого фланга сделаны еще другие небольшие батареи для четырех кегорновых мортир, чтоб действовать ими на самом близком от города расстоянии. Вообще работы исполнены были с отличным успехом. В 4 часа утра начался самый жестокой и гибельный для турок огонь; не более как в два часа башни были повреждены и все их орудия приведены в бездействие. Вслед за тем наши ворвались в самую крепость.

После этого важного успеха Паскевич приблизился к Ахалцыху и 9-го числа началась осада знаменитой твердыни, известной на Востоке удальством и необыкновенною храбростию жителей, упорная оборона которой вполне достойна была мужества турок, прославивших себя всегдашнею отчаянною защитою крепостей. Иван Григорьевич был опять начальником траншей и, под личным распоряжением главнокомандовавшего, деетельно управлял работами.

В день славного штурма, 15-го августа, он находился в передовых рядах бесстрашных войск. Когда, под громом сильнейшей канонады, Ширванской полк, предводимый храбрым полковником Бородиным, с распущенными знаменами, веселыми песнями и музыкою, овладел бастионом и начал пробиваться к оврагу, последовательно за ним, Бурцов подвинул с топорами саперную роту и приказал ей рубить палисады. Другие роты пионер прикатили туры и, поставив часть их в 100 шагах впереди бастиона для первой защиты, тотчас начали переносить чрез ров артиллерию. Все это совершилось в течение четверти часа от начала штурма. Произошел самый кровопролитный бой и неустрашимый Бородин, – издавна известный своею геройскою храбростию, – лично распоряжавшийся стрелковою цепью, стал твердою ногою на кладбище и между строений, в 15-ти шагах пред католическою церковью и послал офицера с донесением, что он надеется удержаться в городе. Но спустя несколько мгновений, посреди ослабевшей с обеих сторон перестрелки, пуля смертельно его поразила. Бурцов, оставшийся старшим, успел ввезти чрез брешь остальные орудия, отделенные к штурмовой колонне, и дал одним направление на церковь, а другим вправо к оврагу, где толпы гарнизона упорно держались. Скорая и меткая стрельба этой артиллерии, распоряжаемой есаулом Зубковым; равно действие батареи кегорновых мортирок, под ведением поручика Крупенникова, уменьшили запальчивость осажденных и принудили их скрыться под защитою жилищ.

Ахалцихское сражение 1828 года. Худ. Я. Суходольский

Чрез два часа по начатии штурма, главнокомандовавший подкрепил сражавшихся баталионом Херсонского гренадерского полка, под начальством генерал-майора Попова. Но Бурцов продолжал принимать деетельное участие в распоряжениях до тех пор, пока победоносное знамя Николая развилось на стенах крепости, в первый раз покорившейся оружию Христианскому.

Между тем, 12-го августа, Бурцов назначен командующим Херсонским гренадерским полком, командиром которого утвержден 18-го ноября того же года.

В это время он состоял при временном управлении Адер-биджанскою областию, и – в воздаяние отличного усердия к службе, при этом оказанного, – 29 ноября Всемилостивейше пожалован кавалером ордена Св. Владимира 3-й степени.

Следующая кампания в азиатской Турции началась нечаянным нападением турок на Ахалцых, которое доставило Ивану Григорьевичу честь первому ознаменовать успехом новый период войны. С самого начала занятия нашими войсками Ахалцыха, главнокомандовавший, предвидя, что на эту крепость могут быть обращены главные покушения неприятеля, тем более, что все окрестные санджаки заселены воинственными племенами, которые доставляли в это время туркам лучшую пехоту, принял все возможные меры к обеспечению оборонительного положения столь важного пункта: укрепления были исправлены; устройством дороги по Боржомскому ущелью проложен путь к удобному сообщению между Ахалцыхом, Ацхуром и Грузиею; войска, расположенные при самом входе в это ущелье и в прочих местах Карталинии, находились всегда в наблюдательном положении и, в случае нужды, при первом востребовании, готовы были принести скорую помощь.

Действительно, с осени 1828 года уже носились слухи о значительных приготовлениях турок, которые производились по настоятельному повелению султана взять обратно Ахалцых, во что бы ни стало. Войска, предназначенные для совершения этого подвига, поручены были начальству Ахмет-Бека Аджарского, который, в поощрение к исполнению предприятия, возведен был в достоинство Ахалцыхского паши, и получил значительную сумму для набора людей. Средство это, надежда на грабеж и деетельное содействие сераскира Арзрумского, способствовали к собранию многочисленного сборища, состоявшаго из аджарцев, ливанцев, лазов и других горских народов, которые со всех сторон стеклись, в числе около 20,000 человек. Не смотря на суровое время и глубокие снега, покрывавшие горы, они провезли артиллерию и в ночи с 19-го на 20-е число февраля, под предводительством Ахмет-Паши, выступив из пределов Аджарского ханства, – соседнего с Ахалцыхом, – на рассвете ворвались в предместия крепости, бросились на штурм и приступили к первой стене города. Но, примерною храбростию гарнизона, неприятель, не взирая на все усилия свои, принужден был отступить, потерпев значительный урон, и расположился в ближайших окрестностях.

Главнокомандовавший наш, заблаговременно предусматривая грозу, собиравшуюся под стенами Ахалцыха, по получении первых известий о сборе турок, между прочим, разрешил генерал-майору князю Бебутову, командовавшему в крепости, когда объяснятся намерения неприятеля идти на этот пункт, потребовать из Карталинии баталион Херсонского гренадерского полка на помощь гарнизону, а Бурцову составить между тем в окрестностях Сурама наблюдательный отряд из остальных рот Херсонского гренадерского полка, казаков донского Леонова полка, 5 орудий артиллерии и сколь возможно большего числа карталинской милиции, для скорейшего в случае надобности подкрепления.

В день же получения решительных известий о намерении турок, граф Эриванский для обеспечения безопасности Грузии, со стороны Ахалцыха, и отражения неприятеля от этой крепости, приказал тотчас Бурцову, с наблюдательным отрядом, собиравшимся в окрестностях Сурама, занять поспешнее Боржомское ущелье, со стороны Карталинии; подвинуться немедленно к Ацхуру, освободить крепость от блокады и, заслонив таким образом Грузию, стараться фальшивыми демонстрациями отклонить неприятеля от решительных действий противу Ахалцыха, употребив между тем все способы для сообщения гарнизону Ахалцыхскому, посредством верных лазутчиков, сигнальных ракет и зажженных на горах маяков, известия о скором прибытии подкрепления.

Непосредственно за тем командирован был из Тифлиса в ту же сторону другой отряд, под начальством генерал-майора Муравьева, – главнокомандовавшего Отдельным Кавказским Корпусом в последнюю войну, навсегда памятного блистательным взятием Карса, – из 4 баталионов пехоты, баталиона пионер и 13 легких орудий. Войскам этим предназначено было: преодолев все трудности зимней дороги, идти усиленными маршами на помощь Ахалцыху и, сделав условие с тамошним гарнизоном, стараться в одно время атаковать осаждавшего неприятеля. Отряд Бурцова, уже находившийся на пути к Сураму, равномерно подчинен был распоряжениям генерала Муравьева и составил его авангард. По причине предстоявших усиленных маршей в суровое зимнее время, войскам назначено производить удвоенную порцию, т. е. водки по 4 чарки в неделю и мяса по одному фунту ежедневно.

Между тем Ахалцых оставался в тесной блокаде. Мужественная защита малочисленного гарнизона и значительная потеря, претерпеваемая турками, не уменьшала их отчаянной предприимчивости: они несколько раз лезли на штурм и, наконец, подвели две мины, готовясь взорвать крепостные стены и сделать решительный приступ.

Но в это время вспомогательный отряд Муравьева, в числе 2,500 человек пехоты и кавалерии, уже приближался эшелонами к Ахалцыху, имея в авангарде 7 рот Херсонского гренадерского полка, в составе до 1,000 человек, с 5 орудиями, под командою Бурцова[52].

Бурцов, снабженный от главнокомандовавшего всеми нужными для действий наставлениями, выступил 24-го февраля из Гори к Боржомскому ущелью, чтобы предупредить неприятеля, который, как известно было из полученных сведений, в значительных силах, до 5,000 простиравшихся, также двинулся к этому ущелью, в намерении занять его, и тем преградить путь войскам шедшим на помощь Ахалцыху.

Быстро следуя, отряд Бурцова имел 25-го ночлег у Боржомского блокгауза; 26-го – две передовые роты с одним горным орудием, вдоль этого ущелья, по левому берегу р. Куры, подвинулись к старинному укреплению Гогиосцихе (Св. Георгия). Река Кура, извиваясь по лощине, по которой пролегал новоустроенный путь из Грузии к Ахалцыху, делала необходимыми две переправы: первую в 6-ти верстах от Гогиосцихе, а другую в нескольких часах расстояния от крепости Ацхура, или около 50 и 45-ти верст от Ахалцыха. Между ними пролегала, вдоль правого берега, на несколько верст довольно ровная дорога. Упомянутые две передовые роты 27-го заняли первую переправу, между тем как сотня казаков была отправлена вперед, для занятия второй переправы.

Большие снега в горах и местами происшедшая от того чрезмерная грязь, крайне затрудняли следование войск. Быстрота Куры разрушила почти все береговые работы, произведенные с большим трудом во время осени, и обе переправы на этой реке до того были дурны, что плоты и паромы, большею частию построенные по скорости из сырого леса, едва могли подымать по два человека. Бурцов немедленно занялся устройством новых; но средства для того оказались самые скудные.

Сотня казаков, посланная вперед для наблюдений, дошед к второй переправе, открыла неприятеля и была атакована превосходными силами, состоявшими из 1500 человек пехоты и 250 конников; казаки, отстреливаясь, отступили в порядке, потеряв двух человек убитыми и однаго раненого, захваченного в плен. Это нападение произведено было теми же самыми партиями, которые Абди-Бек послал по Боржому для наблюдений.

Бурцов, усматривая, что турки, подступая к первой переправе, могут сделать покушение завладеть ею, чтобы предупредить их, в ночь с 27-го на 28-е число, поставил в двух верстах впереди, на неприступных скалах, чрез которые проходила едва приметная тропинка, довольно сильный авангардный пост.

28-го на рассвете, действительно, большие неприятельские силы атаковали этот аванпост. Бурцов, чувствуя необходимость, во что бы ни стало, удержать переправу, которая остановила бы движение вспомогательного отряда, решился вступить в бой, не смотря на превосходство в числе противника и на дурное местоположение, которое было самое невыгодное для нашей стороны, ибо не представлялось даже пространства, на котором десять человек могли бы сражаться фронтом, и сверх того в двух верстах позади переправы находилась другое ущелье, именуемое Ливанское, на защиту которого Бурцов принужден был оставить значительную часть своих войск, чтобы не быть отрезанным турками. В этой первой битве неприятель целый день держался весьма упорно; но при всяком натиске встречал с нашей стороны равно мужественный отпор. Наконец, ожесточенные неудачею и, не видя возможности одолеть с помощию оружия, турки прибегли к другому средству: начали взбираться на самые возвышенные скалы, и скатывать оттуда огромные каменья, чем часто принуждали уступать себе место. Однако же, все эти покушения были уничтожены храбростию Херсонских гренадеров, и после продолжительного дела важная эта позиция осталась за нами. В этом случае с нашей стороны тяжело ранено 14 нижних чинов и из карталинской милиции убит 1 дворянин и ранены князь Визиров и 4 ратника.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

В статье: «Воспоминания о Николае Мартьяновиче Сипягине», помещенной в Московском Альманахе на 1829 год, издаваемым Сергеем Глинкою (М., в тип. Августа Семена, в16 д.л. 1829 г.), на стр. 77, сказано: «Н.М. Сипягин родился в Костромской губернии и по обычаю того времени был записан в военную службу сержантом лейб-гвардии в Измайловский полк… 1790 года Сипягин для окончания наук, поступил в Морской Корпус». Из этих слов можно бы заключить, что Николай Мартьянович был записан сержантом при самом рождении или очень скоро после него, но в «Некрологии», помещенной в Северной Пчеле 1828 года (№ № 147–148) и в биографии: «Н.М. Сипягин», напечатанной в издании Император Александр I и Его сподвижники в 1842, 1843, 1844 и 1845 годах (выпуск 55) отнесено это зачисление сержантом к 1790, а определение в Морской Кадетский Корпус – к 1795 году. Нами приняты последния показания, как, по нашему мнению, наиболее вероятныя.

2

В «Воспоминаниях» Московскаго Альманаха (стр 77–78) сказано: «Следственно, чего не мог тогда приобрести в военном гвардейском училище, то он не только заимствовал в новом храме воспитания, но и обогатил свой ум такими познаниями, которые не относятся непосредственно к сухопутной службе. 1796 года в том же чине, но с новым бытием нравственным, котораго ничто не может заменить, возвратился он в Измайловский полк». Подобныя фразы непонятны: какое могли дать воспитание, – и еще специальное и даже нравственное, – Измайловский полк или, – как назвал его Глинка, – военное гвардейское училище и Морской Кадетской Корпус, когда Сипягин находился в них младенцем и отроком и оставил окончательно, едва достигнув 10-ти лет от роду?

3

Говоря об этом оставлении гвардии, – тогда общем для множества дворян, – «Воспоминания» опять ставят Николая Мартьяновича на ходули. «Стремление к наукам и к просвещению было господствующею страстью Синягина, – напечатано в Московском Альманахе (стр. 78), – а потому, желая почерпнуть сведения необходимыя на поприще государственном, 1798 года перешел он в Коллегию Иностранных Дел».

4

«Воспоминания» (там же) поступление Синягина в третий раз в гвардию снова объясняют: «желанием Николая Мартьяновича удовлетворить страсти своей к разнообразным сведениям».

5

С этого времени начинаются показания Формулярнаго о службе Сипягина списка за 1826 год, которым мы руководствовались; вся же предыдущая его служба в этот список не внесена.

6

По свидетельству «Воспоминаний» (стр. 80–81).

7

Формулярный список. По «Некрологии» Северной Пчелы он произведен 22-го марта, а по биографии в издании Император Александр I, в апреле.

8

По Формулярному списку. В печатных источниках, которыми мы пользовались об этом назначении не упоминается.

9

По Формулярному списку; а по «Некрологии» Северной Пчелы и по биографии в издании Император Александр I, 3-го ноября.

10

О таком убеждении Сипягина говорят все печатные биографии его, которыми мы имели случай пользоваться. Особенно сильно сказано об этом в «Воспоминаниях», помещенных в Московском Альманахе (стр. 82–83).

11

Биография в издании Император Александр 1. По «Воспоминаниям», помещенным в Московском Альманахе (стр. 83): «Кутузов, привыкнувши судить о людях по личным их достоинствам, отправил туда Сипягина с особенными распоряжениями своими».

12

По Формулярному списку. Московский Альманах показывает, что это назначение последовало чрез два дня по производстве Сипягина в полковники.

13

Военный Журнал, издаваемый при Гвардейском Штабе, 1817, книжка 1, стр. 32–33.

14

Военный Журнал, издаваемый при Гвардейском штабе, 1817, книжка 11, стр. 38–39.

15

Этим Высочайшим рескриптом Милорадович назначен состоять при Государе.

16

Глинка, Письма Русского офицера, ч. II, стр. 82.

17

Там же, стр. 106–107.

18

Военный Журнал, 1817, № VIII, стр. 37.

19

Биография, помещенная в издании Император Александр I. В Формулярном о службе его списке также не упоминается об его участии в Люценском сражении. Поэтому несправедливы показания: «Некрологии» Северной Пчелы, «Воспоминаний» Московскаго Альманаха и биографии в Справочном Энциклопедическом Словаре. В первой помещено: «В сражении при Люцене храброму, но малочисленному авангарду союзной армии, под начальством генерала Милорадовича предписано было удержать натиск шестидесятитысячнаго французского корпуса. Здесь-то Сипягин отличился примерною храбростию и воинскими скусством. Каждый шаг был защищаем с упорством и удивительным хладнокровием». Во вторых напечатано (стр. 91–92): «Но блистательнейшая слава (т. е. чем при Глогау и при проходе чрез Саксонию) ожидала его при Люцене». Наконец, в третьей сказано (т. IX, ч. II, стр 4-39): «В сражении при Люцене, Сипягин находился в малочисленном авангарде союзной армии, под начальством Милорадовича, который с успехом удерживал натиск 60,000 французского корпуса».

20

Глинка, Письма Русскаго офицера, ч. Ш, стр. 53.

21

Военн. Журн., 1818, книжка III, стр. 37–38.

22

Военн. Журн., 1818, книжка III, стр. 41.

23

Там же, книжка II, стр. 24.

24

Там же, книжка III, стр. 41.

25

Там же, книжка II, стр. 24.

26

Глинка, Письма Русского офицера, III, 71.

27

Ф. Глинка на этот случай написал следующее стихотворение, помещенное в Славянине, 1828 года (II, 74):

Подвиг Сипягина.

Кто сей и в правилах и в праве твердый.Холодный за пером, запальчивый в войне,Летит в огонь и дым горящей БишефсвердыПод буркой, на Донском коне?..Узка дорога, две колонны Французския стоят,И смельчака, без обороны,Схватить живьем хотят…Но, он, перекрестясь, с огнем отваги,Сквозь град картечь, сквозь пулей дождьМахнул – и невредим!..Кто ж он, сей вождь?..Он, по пословице, своей храбрее шпаги.Я узнаю тебя – Сипягин.

28

Глинка, Письма Русского офицера, III, 95.

29

Глинка, Письма Русского офицера, III, 115–116.

30

«Воспоминания» (стр. 94) несправедливо говорят, что Сипягин произведен в генерал-майоры в Париже.

31

«Воспоминания» (стр. 94) опять несправедливо относят это назначение ко времени пребывания наших войск в Париже.

32

При нынешнем направлении занятий офицеров и при вновь возникшей прекрасной деетельности Гвардейского Штаба, будет нелишним привести здесь несколько строк из «Отчета Военной Библиотеки» за первый год ее существования, написанного г. Грибовским и помещеннаго в Военном Журнале 1817 г. № IX. Этот отчет был представлен первому ежегодному собранию Общества Военных Людей, происходившему 23-го ноября 1817 года. Смеем думать, что мысли, высказанные в отчете, представляют взгляд Сипягина:

«После шума военного, после трудов и подвигов бранных, – говорит этот отчет, – предлежит воинам нашим другое поле занятий. Дальнейшие концы Вселенной наполнились уже славою имени Русского; пали под грозным мечом могущественных сынов Севера многочисленные враги; и Славянин, бесстрашный на поле ратном, кроткий в мире и тишине, возвратясь в землю родную, в дом отчий, в круг ближних, вложил в ножны меч свой, повесил его вместе со шлемом, обвитым лаврами и с непроницаемою бронею. Но не с тем отложил он доспехи ратные, чтобы предаться праздности; нет, среди настоящего спокойствия, среди благословенной тишины, он мыслит о пользе отечества. Из повествований знает он, что один меч, одна храбрость недостаточны для обороны государства; он видел в описаниях, что падали сильные от противников слабейших, но обративших на пользу себе искусство; и вследствие того решился достигнуть большаго совершенства, решился соединить храбрость с искусством. Но дабы успеть в сем, необходимо учение, необходимы книги. Не каждый может иметь их, и для того учреждено сие книгохранилище. Оно отверсто каждому воину Русскому, дабы он, читая деения лет протекших, поучался из подвигов отцов своих, из наставлений мудрых вождей, быть истинным воином Русским, истинным воином Александра.

Угодно было Монарху обратить внимание на сие заведение и удостоить, как сказали мы, 23-го ноября протекшего года высоким Своим посещением. Прияв вместе с тем жизнь, привлекло оно на себя внимание общее. Их Императорские Высочества Государи Великие Князья, Его Королевское Высочество принц прусский Вильгельм, некоторые иностранные министры и знатнейшие особы, военные и гражданские, удостоили Библиотеку посещением; а Русские воины, в часы свободы, приходили искать здесь пищи своему стремлению достигнуть совершенства в Искусстве Военном».