Кавказцы или Подвиги и жизнь замечательных лиц, действовавших на Кавказе. Книга II, том 3

Расстояние от Гарни-чая до Нахичевани составляет всего 72 версты, а потому переход его в шесть дней должен казаться не только весьма обыкновенным, но даже медленным для тех, кому неизвестно положение тамошнего края. Но надо вспомнить, что песчаная равнина, по которой идет дорога от Эривани до Нахичевани, ограничена двумя хребтами гор, из коих один есть продолжение Араратского кряжа, а другой – отрасль Борчалинского хребта; что река Аракс течет, значительно удаляясь вправо от дороги и, хотя несколько речек, в нее впадающих, – из коих главнейшие Гарни-чай и Арпачай, – струятся поперек дороги, но вода их от самых истоков почти вся раздроблена по многочисленным каналам, проведенным по полям, без чего хлеб вовсе не может расти в этих местах. Оттого на всем этом пространстве почти нет воды, кроме родниковой, находящейся в значительном расстоянии к сторонам дороги, и которую могут отыскивать только знающие местность. Надобно прибавить к этому, что Аббас-Мирза, превратив с намерением всю эту страну в пустыню, выгнал жителей в горы и приказал им отвести воду. Сильный недостаток в воде, 43-х градусный жар, песчаная равнина, палимая лучами солнца и медленность движения, затрудняемая огромными обозами, в которых по необходимости надобно было везти и малейшие потребности к существованию, беспрестанные остановки в следовании артиллерийских парков, везомых на волах, – вот сколько трудностей должно было преодолеть нашим войскам в этом небольшом переходе. Облитые потом, изнуренные жаждою, во всей походной амуниции, они шли бодро и весело, ободряемые примером достойных начальников и даже неоднократно слышны были в рядах песни родного края. Кто не согласится, что подобный поход должен быть причтен к тем трудным подвигам, которыми прославили себя Русские воины.

Неприятельские партии наблюдали движение отряда, но не приближались к нему, только 24-го числа замечено было 1500 человек неприятельской конницы, следовавшей вверх по течению Аракса и 300 человек у устья Арпачая, но обе партии вскорости удалились по Макинской дороге.

Таким образом последовало занятие без боя главного города другого ханства. Отсюда Паскевич в следующие три дня с частью войск производил лично рекогносцировку Аббас-Абада, в которой участвовал и Бенкендорф. При этом он 29-го числа производил бомбардирование крепости и прогнал за реку Аракс неприятельскую конницу.

1-го июля весь наш отряд выступил из Нахичевана к Аббас-Абаду и занял позицию под стенами этой крепости. Паскевич начальство над осадою вверил Бенкендорфу, но всеми действиями распоряжался сам лично.

Осада производилась успешно до 5-го июля, в которое получено было известие, что Аббас-Мирза идет с большими силами для освобождения крепости. Паскевич, оставив перед Аббас-Абадом небольшой отряд, пошел за реку Аракс навстречу приближающемуся неприятелю. Регулярной кавалерией в этом отряде, состоявшей из 2-й уланской дивизии и Нижегородского драгунского полка командовал Бенкендорф. Он перешел вброд через Аракс. Казачьи полки под командою генерал-лейтенанта Иловайского, поддержанные кавалерией Бенкендорфа должны были выдержать первый натиск неприятеля до прибытия пехоты, задержанной разрывом моста, построенного на бурдюках. День был самый знойный, а всход от Аракса по покатости каменистой и безводной, но в надежде сражаться с неприятелем храбрые войска наши прошли с необыкновенной бодростью 15 верст до неприятельской позиции.

Принц Аббас-Мирза Каджар

Аббас-Мирза с 16000 тысячами конницы расположился на покатых возвышениях, растянув войска свои в линию на несколько верст. Когда отряд наш соединился, и генерал-адъютант Паскевич прибыл лично на место сражения, правый фланг наш уже был обойден персиянами, а левый, хотя и примыкал к цепи гор, но гребнем их владел неприятель и около 5000 его конницы собрались в ущелье, чтобы ударить с этой стороны. Генерал-адъютант Паскевич сначала намерен был атаковать левый фланг Аббаса-Мирзы, отдавая уступами свой правый, но большая рытвина помешала провозу артиллерии и потому он решился сделать то же самое движение в противоположном направлении, а чтобы скрыть маневр свой, поручил генерал-адъютанту Бенкендорфу с двумя казачьими и Серпуховским уланским полками угрожать правому флангу персиян. В то же время генерал-майор князь Эристов (ныне сенатор) с тремя дивизионами Нижегородского драгунского и тремя батальонами пехоты должен был атаковать ущелье на нашем правом фланге. Завидя это, неприятель частию рассыпался по высотам, а частию бросился в лощины между цепью гор и высоким холмом, отделявшим центр от левого его крыла. В это время драгуны сделали удачную атаку, опрокинули персиян и отбили знамя, а пехота русская овладела холмом, господствовавшим над всем протяжением позиции Аббас-Мирзы. Неприятель поколебался, и генерал-адъютант Паскевич, не теряя времени, повел войска вперед, приказав всей кавалерии теснить отступавших и гнать бежавших по пятам. Драгунский полк произвел еще одну блистательную атаку и отбил главное неприятельское знамя, называемое «Победным». Персияне намеревались удержаться на второй цепи возвышений, но были отброшены и преследуемы безостановочно. Пройдя еще 10 верст, генерал-адъютант Паскевич остановился с пехотою; кавалерия же гнала бегущих до ручья Джеван-Булах и далее. Сам Аббас-Мирза едва успел спастись от наших драгун, но ружье его, любимый оруженосец, множество сановников и до ста пленных вместе с двумя знаменами остались в руках победителей. Убитыми персияне потеряли 400 человек. Урон с нашей стороны состоял из одного штаб-офицера, двух обер-офицеров и 38-ми нижних чинов, выбывших из строя. Аббас-Мирза заперся в укрепленном лагере в Каразиадине, где находилась его пехота, не участвовавшая в деле.

Джеван-Булахская победа, так названная по ручью, при котором окончилось дело, вселила в славных азиятских всадников должное уважение к русской кавалерии и была в 1827 году первой предвозвестницей тех громких подвигов, которыми ознаменовал себя впоследствии генерал-адъютант Паскевич в Персии и Турции. Мужество русских войск в этом сражении тем более достойно удивления, что они прошли более 80 верст без воды в самый жаркий день.

Собственно Бенкендорф много способствовал к одержанию этой славной победы тем, что выдержал первый натиск неприятеля, потом, стоя непоколебимо более 4-х часов под сильным огнем неприятельской батареи, опрокинул ее и, преследуя форсированным маршем, содействовал центру нашему сбить с возвышенностей персиян и довершить поражение неприятеля.

По возвращении обратно в лагерь, на левый берег реки Аракса, Бенкендорф 6-го числа участвовал в ночном наблюдении за крепостью Аббас-Абадом, чтобы не бежал из нее гарнизон. 7-го числа Аббас-Абад сдался, что было следствием Джеван-Булахской победы.

За отличную храбрость, оказанную, как в деле 5-го июля, так и при осаде Аббас-Абада, Константин Христофорович получил Высочайшее благоволение.

Потом Бенкендорф участвовал в походе Паскевича через Нахичевань к Карабаде и оттуда 25-го к урочищу Караклис на речке Базаргай, а 29-го, вместе с корпусным командиром, он поспешил к Эривани на подкрепление к генерал-лейтенанту Красовскому, угрожаемому Аббас-Мирзою, куда наши войска и прибыли 5-го сентября. Аббас-Мирза отступил. Вслед за тем Бенкендорф участвовал в трехдневной экспедиции графа Сухтелена 2-го на селение Кульп, в котором находились значительные запасы провианта, принадлежащие персиянам. Потом он состоял при войсках, продолжавших с 11-го по 19-е число осаду Сардар-Абада, при чем командовал обсервационными войсками и участвовал 11-го сентября при рекогносцировке крепости, а 19-го во взятии ее. В ночь на 20-е число Бенкендорф, вместе с генералами бароном Розеном и Шабельским, был послан с кавалерией преследовать бежавшего из крепости Гассан-хана. Наши, настигнув персиян, гнали их более 10 верст и нанесли им жестокое поражение. Потеряв более 500 человек убитыми и ранеными и 250 пленными, сардар-абадский гарнизон рассеелся в разные стороны, и Гассан-хан только со ста человеками кавалерии, пользуясь темнотою ночи, едва спасся от наших улан и скрылся в ущелии к сторонам Талыни.

От Сардар-Абада Паскевич, с которым был и Бенкендорф, 22-го двинулся к Эривани; с 24-го началась осада этой крепости. Причем Константин Христофорович опять командовал обсервационными войсками до самого падения этой знаменитой в Азии твердыни, последовавшего 1-го октября. Отсюда Бенкендорф вместе с главными нашими силами находился с 6-го по 19-е в походе к Таврису.

Занятие этого города побудило персиян желать мира. Предварительно положено было, что если Аббас-Мирза согласится на предлагаемые нами условия, то ко 2-му числу ноября прибудет с небольшою свитой в Чевистар, в 60-ти верстах от Тавриза по Хойской дороге, куда послан будет к нему русский конвой.

Для этого конвоя Паскевич образовал отряд из шести рот Нашебургского пехотного полка, батальона Тифлисского пехотного, Шамшева Донского казачьего полка с 12-ю орудиями Кавказской гренадерской бригады, легкой № 3-го роты и вверил его генерал-адъютанту Бенкендорфу с приказанием, ожидать приезда персидского принца до 3-го ноября, а потом следовать далее и занять Салмасский округ. 6-ти ротам Кабардинского пехотного полка, трем орудиям Донской конно-артиллерийской № 3-го роты и трем сотням казачьего полка Иловайского, под начальством генерал-майора Лаптева, в то же время приказано было занять город Хой. В случае же неожиданного сопротивления предписано последнему генералу требовать помощи от Бенкендорфа, который должен был тогда блокировать Хой и, если бы понадобилось, требовать осадную артиллерию из Маранда.

Бенкендорф выступил в Чевистар 28-октября.

Между тем, Аббас-Мирза, очистив город Хой, отошел из Салмаса к Урмии. Амир-Аслан-Хан Хойский, заняв этот город, известил о тот генерал-адъютанта Паскевича, который дал повеление генерал-майору Лаптеву присоединиться со своим отрядом к генерал-адъютанту Бенкендорфу, а этому, последнему, по проезде Аббас-Мирза в Дей-Караган, отправить для занятия Хой батальон Тифлисского пехотного полка с подполковником Высоцким, которому и быть там комендантом. После того, присоединив к себе отряд генерал-майора Лаптева, поручено было генерал-адъютанту Бенкендорфу двинуться к Салмасу и занять дорогу, ведущую к Урмии.

Вследствие такого повеления генерал-адъютант Бенкендорф 4-го ноября выступил из Чевистара, но сделав несколько верст, узнал, что Аббас-Мирза приближается, остановился на обширной равнине близ озера Урмии и послал навстречу принцу назначенный ему в конвой дивизион Нижегородского драгунского полка, под начальством флигель-адъютанта графа Толстого, а для встречи – полковников флигель-адъютанта князя Долгорукого и командира Нижегородского драгунского полка Раевского. Наследник персидского престола, заметив их приближение, выехал к ним сам навстречу в сопровождении Фет-Али-Хана, двух иностранных офицеров и двух стремянных, ехавших с ним рядом. Он принял с большой учтивостью наших полковников, неоднократно уверял в искреннем своем желании скорейшего заключения мира, потом, проехав по фронту, поздоровался по-русски с нашими солдатами. Приблизясь к отряду, Аббас-Мирза просил, чтобы его встретили с пушечною пальбою. В угодность принцу, генерал-адъютант Бенкендорф приказал сделать шесть выстрелов из двух конных орудий. Встретив генерал-адъютанта Бенкендорфа, Аббас-Мирза сказал ему: «Весьма рад, что вы, генерал, который первый обнажил меч против меня в этом году, первый встречаете меня накануне мира». После этого он сказал с важностью и удивительным приличием: «Надобно много времени, чтобы каждый народ образовать для войны: мы только начали; вы также имели свое время испытаний, прежде нежели дошли до той степени, на которой теперь находитесь». Затем он примолвил: «Как бы то ни было, теперь мы будем жить в мире; а в ожидании этого, не правда ли, это довольно странно, – сказал он, улыбаясь, – что я у вас в гостях в этой стране?» После того Аббас-Мирза осмотрел весь отряд, расположенный в линию, обращал особенное внимание на артиллерию и весьма пристально рассматривал устройство пушек, был весьма приветлив и изъявлял желание знать поименно всех особ, окружавших генерала. Он просил генерал-адъютанта Бенкендорфа приказать части пехоты и конницы пройти мимо него церемониальным маршем. По его желанию Кабардинский полк и драгунский дивизион прошли мимо него. Стройность в движениях, воинственная осанка и выправка наших воинов весьма его удивляли. Один только Аббас-Мирза умел казаться веселым до самого конца свидания; напротив того, на лицах особ, составлявших свиту принца, выражалось чувство оскорбленного самолюбия. При прощании Аббас-Мирза изъявил генерал-адъютанту Бенкендорфу величайшее удовольствие и сказал при том, что он весьма желал бы видеть Его Величество Императора Всероссийского и всю Августейшую Фамилию, что будет стараться как можно поспешнее заключить мир и надеется увидеться с генералом Бенкендорфом в России.

После того Аббас-Мирза с своим конвоем отправился в Чевистар, а генерал-адъютант Бенкендорф двинулся к Хою и был встречен за городом ханами, сеидами, муллами и множеством народа с изъявлением покорности. В этом обширном городе, имевшем до 4000 домов он получил в добычу 14 орудий и довольное число разных воинских запасов.

Вскоре заключен был славный Туркманчайский мир.

Климат и труды военные расстроили здоровье Бенкендорфа и ввергли его в жестокую болезнь; но это не могло удержать его от участия в войне с Турцией 1828 года. Преодолевая слабость телесную, он снова обнажил меч. Командуя летучим отрядом, он пробрался к Балканам в тыл неприятельской армии и 7-го июля занял Проводы, истребил турецкие транспорты с припасами и разогнал неприятельские партии. Это был его последний подвиг.

В августе того же года болезнь прекратила дни славного генерала на 44-м году жизни. Он погребен по желанию его в Штудгарте, возле праха нежно любимой им супруги, дочери действительного тайного советника Алопеуса.

В нашем жизнеописании мы могли указать только на важнейшие подвиги, которыми было ознаменовано военное поприще славного генерала; подробное изучение их, как справедливо считают, может служить лучшею школой партизанской войны.

С военными способностями Константина Христофоровича, которые доставили имени его почетное место в летописях русской славы, равняются и прекрасные качества его души. В дружеских беседах Константин Христофорович восхищал своей кротостью и любезностью. Душа его, твердая в опасностях, вмещала в себе нежнейшие чувствования. Любовь, дружба, человеколюбие, благодарность составляли ее пищу. Почтительный к начальникам, снисходительный к младшим, безкорыстный, сострадательный, честный в полном смысле слова, мужественный до невероятности, Константин Христофорович переносил все трудности лагерной жизни наравне с простыми солдатами, был любим, уважаем всеми и смело говорил правду, преследуя порочных; думал не о себе, а об общем благе. Его по всей справедливости можно назвать рыцарем чести. В то же время он был человеком отличного образования и начитанности: знал совершенно языки русский, немецкий, французский, английский и итальянский, свободно изъяснялся на них и писал с чувством, с умом и с каким-то особенным военным лаконизмом.

В «Северной пчеле» были помещены Письма из Персии во время кампании: о прибытии Аббас-Мирзы в стан российский и другие; эти любопытные отрывки извлечены из писем Бенкендорфа, которых он не думал печатать.

Кроме того, в военной литературе он сделался известным весьма уважаемым сочинением на французском языке «О казаках и вообще о службе легких войск».

В Бозе почивающий Государь Император Николай Павлович в 1832 году, снисходя к прошению его брата, всем памятного Александра Христофоровича Бенкендорфа, в молодости также служившего в кавказских рядах, пожалованное последнему графское достоинство, по неимению им детей мужескаго пола, Всемилостивейше распространил на единственного сына нашего героя, Константина Константиновича, ныне генерал-адъютанта, равномерно стяжавшего известность на Кавказе.

Подвиг унтер-офицера Пучкова

Команда Кабардинского пехотного полка, состоявшая из двух унтер-офицеров и 35-ти рядовых, будучи послана 29-го марта 1826 года из Ардонского поста, для препровождения нескольких ротных повозок с амунициею и солдатскими женами, в 15-ти верстах от Аргуданского поста, повстречалась с шайкой хищников, выехавших из закрытых лесом мест. Горцы мгновенно бросились на команду, но унтер-офицер Пучков, не теряя присутствия духа, встретил их залпом из ружей, коим были они остановлены, и отдалясь на некоторое расстояние, вступили в перестрелку; а между тем обоз был поставлен в каре. Хищники, озлобленные первою неудачею, два раза бросались в шашки; но команда прикрываемая обозом, опрокидывала их штыками и, производя стрельбу, обратила их в бегство. По уверению многих из тамошних жителей, толпа хищников состояла из ста и более человек и понесла чувствительный урон, что ясно доказывали оставленные, сверх обыкновения, два тела. С нашей стороны убито: унтер-офицер 1, рядовых 4; ранено: рядовых 9, солдатских жен 2, и схвачен кантонист 4-х лет 1.

Генерал от инфантерии Ермолов, получив об этом подвиге донесение командовавшего войсками на Кавказской линии, генерал-майора князя Горчакова, уведомил о нем начальника Главного Штаба Его Императорского Величества, генерал-адъютанта Дибича, отношением от 1-го мая 1826 г. за № 922. «Покорнейше прошу, – писал доблестный вождь Кавказцев, – доложить о сем происшествии Государю Императору и и сходатайствовать у Его Императорского Величества в награду оказанной храбрости унтер-офицеру Пучкову знак отличия военного ордена и два таковые же знака нижним чинам, бывшим в его команде».

Начальник Главнаго Штаба поспешил исполнить желание Алексее Петровича и приказом своим по всему военному ведомству, от 6-го июля 1826 г. за № 39-м, объявил, что «Его Императорское Величество Всемилостивейше соизволил пожаловать Кабардинского пехотного полка унтер-офицеру Пучкову знак отличия Военного ордена, с производством его в прапорщики в Владикавказский гарнизонный полк; двум рядовым, бывшим в его команде, – знаки отличия Военного ордена, и сверх того награждены все прочие нижние чины той команды, бывшие в бою».

Подвиг Пучкова и его команды, кроме собственной своей важности, как отличное проявление неустрашимости, в летописи действий на Кавказе, и даже вообще в истории военных подвигов наших войск, достопамятен тем, что награды, Всемилостивейше пожалованные за него, сколько нам известно, были первые Георгиевские кресты, розданные в Бозе почивающим Государем Императором Николаем Павловичем, а лично Его Величеством увеличенные награждения отличившимся, против представления корпусного командира, впервые проявило то истинно Царское воздаяние по заслугам, которым постоянно выражал Незабвенный Монарх Свое благоволение за военные подвиги.

Пучков, Леон Трофимович, происходил из крестьян Московской губернии Звенигородского уезда деревни Жилкиной помещика Мельгунова; в службу вступил рядовым в незабвенном двенадцатом году, имея от роду 27 лет. Чрез полтора года, 24 января 1814 г., Пучков был произведен в унтер-офицеры в Тарутинском пехотном полку; в 1816 г. переведен в Кабардинский пехотный полк; в 1822 года находился в экспедициях в Большую Кабарду, сперва с полковником Коцаревым, а потом в отряде под личным начальством Ермолова.

Высочайший приказ о производстве его в прапорщики, с переводом в Владикавказский гарнизонный полк, последовал 11 июня 1826 года. Пучков имел тогда 41 год от роду. В каких именно делах он участвовал впоследствии, нам неизвестно. Из послужного списка видно только, что, по расформировании Владикавказского гарнизонного полка, Пучков в сентябре 1829 года поступил в Кавказский Линейный № 4-й баталион, 30-го декабря – за отличие против горцев, произведен в подпоручики; 22-го марта 1834 года получил чин поручика, а 21 мая 1837 г. за болезнию уволен от службы штабс-капитаном, с мундиром и пенсионом двух третей жалованья.

Генерал-майор Иван Григорьевич Бурцов

Генерал-майор Иван Григорьевич Бурцов, один из отличнейших сподвижников графа Паскевича-Эриванского в славную Турецкую войну 1828 и 1829 годов, – происходил из дворян Рязанской губернии и родился в 1794 году. В великий Двенадцатый год, когда Россия ополчалась поголовно, 16-летний Бурцов поспешил встать в ряды защитников Веры, Царя и Отчизны и 30-го июля вступил в военную службу прапорщиком по Армии. 6-го февраля следующего года он определен в Свиту Его Императорскаго Величества по квартирмейстерской части, – что ныне Генеральный Штаб.

Вскоре за тем Бурцов поступил в так называвшуюся Польскую армию генерала Бенигсена, в корпус графа Толстого. Во время обложения Дрездена, он с честию участвовал в делах с французскими войсками: 8-го октября при самом городе, 10-го – при Доне, 16-го – при занятии высоты у дер. Кайтице и 17-го – при дер. Плауен. В следующем году Бурцов находился в разных делах под Гамбургом: 28-го января – на острове Вильгельмсбурге, 5-го февраля – при вторичном нападении на этот остров, 23-го марта – при дер. Авере, 15-го апреля – при дер. Майбурге, за что награжден орденом Св. Владимира 4-й степени с бантом. Отличные способности, вообще выказанные Бурцовым в эту памятную войну, обратили на него особенное внимание начальства и 1-го августа 1814 года он переведен в Гвардейский Генеральный Штаб.

По возвращении в Отечество, Бурцов быстро подвигался по службе: 6-го марта 1816 года, он произведен в подпоручики, 12-го августа следующего года – в поручики, а 30-го августа 1818 года – в штабс-капитаны.

12-го марта следующего года Иван Григорьевич переведен в л. – гв. Московский полк, с назначением адъютантом к генерал-майору Киселеву, – ныне граф, генерал-адъютант, генерал от кавалерии и наш полномочный посол при Императоре Французов. 10-го декабря того же года он произведен в капитаны, а в следующем году Всемилостивейше пожалован кавалером ордена Св. Анны 2-й степени.

Один 1821 год прошел для Бурцова без особенных знаков внимания начальства к его полезной службе. Но в 1822 году, он, 7-го марта, был назначен состоять по особым поручениям при генерале Киселеве, по званию начальника главного штаба 2-й армии, – а 28-го июля произведен в полковники, с переводом, по прежнему, в Свиту Его Императорскаго Величества по квартирмейстерской части. В 1823 году, во время Высочайшего смотра 2-й армии, Иван Григорьевич награжден алмазными знаками ордена Св. Анны 2-й степени и «за отлично-усердную и ревностную службу», Всемилостивейше пожалован в вечное и потомственное владение 3426 дес. земли в Бесарабии; 19-го марта 1824 года он назначен командиром бывшего Уфимского пехотного полка.

8-го апреля 1826 года Бурцов переведен в Колыванский, 29-го января 1827 – в Тифлисский, а 17-го ноября того же года – в Мингрельский пехотные полки.

Исчислив, таким образом, переходы и повышения Ивана Григорьевича по службе, перейдем теперь к последнему, самому блистательному его поприщу.

В это время Отдельный Кавказский Корпус, только что разгромивший персов, начинал новый беспрерывный ряд побед, невероятных, почти баснословных подвигов, возможных, может быть, только Русским войскам, – побед, которые быстро потрясли могущество султанов в колыбели их державы. Бурцов, взысканный вниманием доблестного вождя Николая, с честию участвовал в славных кампаниях 1828 и 1829 годов, пока не запечатлел долг Отчизне смертельною раною.

В начале войны Иван Григорьевич состоял в свите Главнокомандовавшего. По переходе за границу, 14-го июня, действовавший корпус прямо следовал от Гимров к знаменитому Карсу. 19-го числа, из сел. Азаткева, граф Эриванский предпринял сделать усиленное обозрение. Едва только наши войска, в боевом порядке, показались на последних высотах, склоняющихся к крепости, как многочисленная конница выступила из нее и стремительно бросилась на передовые казачьи полки. Усматривая возможность дать полевое сражение, Паскевич предположил отвлечь турок сколь возможно далее от крепости, для чего и приказал казакам постепенно очищать фронт позиции, склоняясь к правому флангу. Уверенный в успехе, неприятель понесся за казаками, а в это мгновение главнокомандовавшим послан был исправлявший должность начальника Главнаго Штаба, генерал-майор барон Остен Сакен, с Сводным уланским полком, линейными казаками, татарским ополчением и двумя казачьими орудиями, отрезать турок от крепости. Стройность и быстрота этой атаки, произведенной под огнем Карса, во фланг неприятеля, смяла его и причинило жестокое поражение. Между тем, 8-й пионерный баталион, с 4-мя орудиями казачьей линейной артиллерии, под начальством Бурцова, послан был для поддержания кавалерии: приняв влево, ближе к крепости, и резвым шагом овладев высотою, в 200 саженях лежащею от нее, этот отряд ружейным огнем и батарею бил вслед бежавшего в город неприятеля. Таким движением туркам нанесен значительный вред: все поле было усеено их трупами, и до 20 человек храбрейших наездников, в числе которых несколько чиновников, захвачено в плен.