Правда

– Под управлением командующего Ваймса Стража сделалась… весьма эффективной.

– Это не проблема, – заверил господин Штырь.

– И в ней служит вервольф.

В воздух вырвался фонтан белого порошка. Господину Штырю пришлось похлопать коллегу по спине.

– Вервольф, ять? Да вы свихнулись, ять?

– А… почему ваш партнер постоянно говорит «ять», господин Штырь? – спросило одно из кресел.

– Да вы все, ять, из ума выжили! – прорычал Тюльпан.

– Дефект речи, – объяснил Штырь. – Вервольф? Спасибо, что предупредили. Спасибо огромное. Они хуже вампиров, когда берут след. Вы ведь в курсе, да?

– Вас порекомендовали нам как людей находчивых.

– Дорогих и находчивых, – уточнил господин Штырь.

Кресло вздохнуло.

– А другие встречаются редко. Хорошо, хорошо. Господин Кривс обсудит с вами этот вопрос.

– Ага, только у них такая чуйка, что вы не поверите, – продолжал бушевать господин Тюльпан. – А мертвецам, ять, деньги ни к чему.

– Другие сюрпризы будут? – осведомился господин Штырь. – У вас здесь умные стражники и один из них – вервольф. А еще? Может, у них и тролли есть?

– О да. Несколько. И гномы. И зомби.

– В Страже? Да что вы такое у себя в городе устроили?

– Мы в нем ничего не устраивали, – сказало кресло.

– Но нас тревожит направление его развития, – добавило другое.

– Ах да, – сказал господин Штырь. – Точно. Вспомнил. Вы же обеспокоенные граждане.

Он все знал про «обеспокоенных граждан». Где бы ты с ними ни встретился, все они говорят на одном и том же языке, в котором «традиционные ценности» означают «надо кого-то повесить». В целом господина Штыря это не заботило, но всегда полезно понимать, на кого ты работаешь.

– Вы могли нанять кого-то другого, – сказал он. – У вас тут Гильдия Убийц есть.

Одно из кресел причмокнуло.

– Проблема города в его нынешнем состоянии, – сказало оно, – в том, что большое количество в остальном разумных людей находят сложившееся положение… удобным, даже несмотря на то, что оно очевидно ведет к гибели города.

– А, – кивнул господин Штырь. – Это необеспокоенные граждане.

– Вот именно, господа.

– И много их?

Кресло проигнорировало вопрос.

– Мы с нетерпением будем ждать новой встречи, господа. Завтра вечером. Когда, я уверен, вы объявите, что готовы. Доброй ночи.

После того как Новая Контора ушла, в кольце кресел какое-то время царила тишина. Потом сквозь большие двери проскользнула облаченная в черное фигура, приблизилась к свету, кивнула и поспешно скрылась.

– Они покинули здание, – сказало одно из кресел.

– Какие кошмарные типы!

– И правда надо было обратиться в Гильдию Убийц.

– Ха! Они при Витинари процветают! И в любом случае нам не нужна его смерть. Однако у меня есть подозрение, что позже нам все-таки могут понадобиться услуги Гильдии.

– Действительно. Когда наши друзья целыми и невредимыми покинут город… дороги в это время года бывают такими опасными.

– Нет, господа. Будем следовать нашему плану. Господина по имени Чарли нужно держать под рукой, пока все окончательно не успокоится, на случай, если он нам еще пригодится, а потом наши общие знакомые увезут его далеко-далеко отсюда, чтобы, ха, вручить ему заслуженную награду. А потом, возможно, мы и обратимся в Гильдию Убийц, на случай, если у господина Штыря возникнут какие-нибудь хитрые планы.

– Верное замечание. Хотя это кажется такой зряшной тратой… Имея при себе Чарли, можно сделать такое…

– Говорю вам, это не сработает. Этот человек – идиот.

– Наверное, вы правы. Тогда стоит ограничиться однократной акцией.

– Уверен, что мы поняли друг друга. А теперь… очередное заседание Комитета по Разызбранию Патриция объявляю закрытым. И никогда не проводившимся.

Лорд Витинари привык подниматься так рано, что сон для него был лишь поводом переодеться.

Ему нравилось время перед восходом зимнего солнца. Оно обычно выдавалось туманным, из-за чего город было сложно разглядеть, и на протяжении нескольких часов царила полная тишина, лишь изредка прерываемая кратким воплем.

Но в это утро покой патриция был нарушен криком, донесшимся от дворцовых ворот.

– Расхлобдыщ!

Он подошел к окну.

– Шагом кальмарш!

Патриций вернулся к столу и колокольчиком вызвал своего секретаря Стукпостука, который был немедленно отправлен к воротам выяснять, что там такое творится.

– Это попрошайка, известный как Старикашка Рон, сэр, – доложил Стукпостук через пять минут. – Продает вот такие… листки с разными новостями.

Листок он держал двумя пальцами, словно ожидал, что тот взорвется.

Лорд Витинари взял его и прочитал целиком. Потом прочитал еще раз.

– Надо же, – сказал он. – «Анк-Морпоркская Правда». И что, кто-то еще это покупал?

– Во множестве, милорд. Люди, которые возвращались с ночной смены, торговцы и так далее.

– Однако никаких упоминаний о Расхлобдыще и Шагом Кальмарше здесь нет.

– Никаких, милорд.

– Очень необычно. – Лорд Витинари погрузился в чтение, а потом сказал: – Хм-хм. Будьте так добры, отмените мои встречи на сегодняшнее утро. Представителей Гильдии Глашатаев я приму в девять ровно, а Гильдии Граверов – в девять десять.

– Я и не знал, что они с вами встречаются, милорд.

– Они тоже, – сказал лорд Витинари. – Но когда они это увидят, то захотят встретиться. Так-так… Оказывается, во время драки в таверне были ранены пятьдесят шесть человек.

– Какое-то уж очень большое количество, милорд.

– Но это должна быть правда, Стукпостук, – ответил Витинари. – Если уж об этом напечатали. О, и свяжитесь с милейшим господином де Словвом. С ним я встречусь в девять тридцать.

Он снова пробежался взглядом по серому шрифту.

– И, пожалуйста, сделайте так, чтобы все знали: я не хочу, чтобы с господином де Словвом случилась какая-нибудь неприятность.

Стукпостук, обычно с лету понимавший, чего от него ждет хозяин, помедлил.

– Милорд, вы имеете в виду, что вы не хотите, чтобы с господином де Словвом случилась какая-нибудь неприятность, или что вы не хотите, чтобы с господином де Словвом случилась какая-нибудь неприятность?

– Стукпостук, вы что, мне подмигнули?

– Нет, сэр!

– Стукпостук, я убежден, что каждый гражданин Анк-Морпорка имеет право ходить по улицам так, чтобы с ним ничего не случалось.

– О боги, сэр! Неужели?

– Это так.

– Но я думал, что вы убежденный противник наборного шрифта, сэр. Вы говорили, что из-за него печать станет слишком дешевой и люди будут…

– Овцеплюй! – прокричал у ворот продавец новостных листков.

– Готовы ли вы к захватывающему новому тысячелетию, ожидающему нас, Стукпостук? Готовы ли вы ухватить будущее недрогнувшей рукой?

– Не знаю, милорд. А для этого защитная одежда нужна?

Когда Уильям второпях спустился по лестнице, остальные жильцы уже сидели за столом. Уильям торопился потому, что у госпожи Арканум было Мнение относительно людей, которые опаздывают на завтрак.

Госпожа Арканум, хозяйка «Меблированных Комнат Госпожи Евкразии Арканум для Респектабельных Работящих Мужчин», была той женщиной, которой подсознательно готовилась стать Сахарисса. Она была не просто респектабельной, а Респектабельной; это были слившиеся воедино жизненный уклад, религия и хобби. Ей нравились респектабельные Чистые и Приличные люди; эту фразу она произносила так, словно одно без другого не существует. Она предоставляла респектабельные постели и готовила дешевые, но респектабельные блюда для своих респектабельных жильцов, которые – за исключением Уильяма – были в основном средних лет, неженатыми и убежденными трезвенниками. По большей части здесь селились мелкие ремесленники, почти все до единого крепко сбитые и тщательно выбритые; они носили рабочие башмаки, а за столом были неловко вежливы.

Как ни странно – во всяком случае, это казалось странным Уильяму, иначе представлявшему себе людей вроде госпожи Арканум, – она не возражала против гномов и троллей. По крайней мере, чистых и приличных. Приличия госпожа Арканум ставила превыше расы.

– Пишут, что в драке ранили пятьдесят шесть человек, – сообщил господин Маклдафф, который, будучи самым давним из живых постояльцев госпожи Арканум, исполнял за столом роль председателя. Он прикупил экземпляр «Правды», возвращаясь из пекарни, где работал мастером в ночную смену.

– Поразительно, – сказала госпожа Арканум.

– Кажется, их было пять или шесть, – припомнил Уильям.

– Написано, что пятьдесят шесть, – сурово ответил господин Маклдафф. – Черным по белому.

– Значит, это правда, – сказала госпожа Арканум под стройный хор согласия, – иначе им бы не позволили такое напечатать.

– Интересно, кто этим занимается? – сказал господин Упад, промышлявший оптовой продажей башмаков и туфель.

– О, наверняка специальные люди, – сказал господин Маклдафф.

– Правда? – изумился Уильям.

– О да, – ответил господин Маклдафф, один из тех крупных мужчин, которые немедленно становятся экспертами в любом деле. – Кому попало не дадут писать, что им в голову взбредет. Это же логично.

В сарай за «Ведром» Уильям пришел в задумчивом настроении.

Доброгор поднял взгляд от камня, на котором тщательно набирал текст афиши.

– Твоя доля ждет вон там, – сказал он, кивком указав на верстак.

Доля состояла в основном из медяков. И в ней было почти тридцать долларов.

Уильям уставился на нее.

– Тут какая-то ошибка, – прошептал он.

– Господин Рон с друзьями несколько раз возвращались за новыми партиями, – сообщил Доброгор.

– Но… но там же было написано о самых обычных вещах, – сказал Уильям. – Даже не очень важных. Просто… о том, что случилось.

– Ну так народ любит знать о том, что случилось, – ответил гном. – И думается мне, что завтра мы продадим в три раза больше, если срежем цену вдвое.

– Срежем цену вдвое?

– Народ любит быть в курсе. Вот что я думаю. – Гном снова усмехнулся. – Там в подсобке ждет юная дама.

В те времена, когда в сарае была прачечная, еще в долошадковую эпоху, часть его отгородили дешевыми панелями, чтобы отделить служащих от того человека, чьей обязанностью было объяснять клиентам, куда запропастились их носки. Сахарисса сидела на стуле, выпрямив спину, крепко вцепившись в сумочку и прижав локти к бокам, чтобы как можно меньше соприкасаться с царившей в сарае грязью.

Она кивнула Уильяму.

Так, а почему он попросил ее прийти? Ах да… потому что она была более-менее рассудительной, вела дедушкины книги, и еще, по правде сказать, потому, что Уильям нечасто встречал грамотных людей. Он встречал тех, для кого ручка была невероятно сложным механизмом. И раз уж Сахарисса знала, что такое апостроф, он готов был смириться с тем, что она ведет себя так, будто живет в прошлом веке.

– Значит, вы теперь здесь работаете? – прошептала она.

– Похоже на то.

– Вы не упоминали о гномах!

– А ты возражаешь?

– О нет. По моему опыту, гномы – народ очень законопослушный и респектабельный.

Уильям осознал, что говорит с девушкой, ни разу не бывавшей на определенных улицах в час закрытия баров.

– Я уже добыла для вас две хорошие новости, – продолжила Сахарисса так, словно выдавала государственную тайну.

– Э… да?

– Дедушка говорит, что на его памяти это самая долгая и холодная зима.

– Правда?

– А ему восемьдесят. Это большой срок.

– О.

– И еще вчерашнее Ежегодное Соревнование Клуба Выпечки и Флористики Сестричек Долли пришлось отложить из-за того, что опрокинулся стол с тортами. Я расспросила секретаря и все подробно записала.

– О? Гм. А ты правда думаешь, что это интересно?

Сахарисса вручила ему страничку, вырванную из дешевой тетрадки.

На ней Уильям прочел:

«Ежегодное Соревнование Клуба Выпечки и Флористики Сестричек Долли проводилось в Читальне на Лоббистской улице в Сестричках Долли. Председательницей была госпожа Х. Речка. Она поприветствовала всех участников и отметила Роскошность их Изделий. Призы были вручены следующим…»

Уильям скользнул взглядом по исчерпывающему списку имен и наград.

– «Образец в банке»? – спросил он.

– Это было состязание георгинов, – объяснила Сахарисса.

Уильям аккуратно вписал слово «георгина» после слова «образец» и продолжил чтение.

– «Замечательная выставка Чехлов для Мягкого Стула»?

– Да, а что?

– О… ничего. – Уильям поправил это на «выставку Чехлов для Мягких Стульев», от чего текст особенно не улучшился, и снова погрузился в чтение, ощущая себя покорителем джунглей, на которого из мирных зарослей в любой момент может выскочить какая угодно экзотическая тварь. Новость заканчивалась так:

«Однако всеобщее Настроение Омрачилось, когда голый мужчина, преследуемый по пятам представителями Стражи, вломился в Окно и пробежался по Комнате, создав немалый Беспорядок среди Ягодных Пирогов, прежде чем конец его Бесчинствам положили Кремовые Бисквиты. Встреча завершилась в Девять Вечера. Госпожа Речка поблагодарила всех Членов Клуба».

– Что скажете? – чуть боязливо спросила Сахарисса.

– Ты знаешь, – с этакой отстраненностью в голосе ответил Уильям, – мне кажется, что лучше этой заметке уже просто не стать. Э… как по-твоему, что из случившегося на этой встрече было самым значимым?

Сахарисса в смятении вскинула руку к губам.

– Ох, да! Я забыла об этом написать! Госпожа Подлиза завоевала первое место за свои бисквитные коржи! А ведь она шесть лет была второй.

Уильям уставился в стену.

– Замечательно, – сказал он. – Я бы на твоем месте обязательно это вписал. А еще ты могла бы заглянуть в штаб Стражи в Сестричках Долли и разузнать о голом мужчине…

– Ни за что на свете! Приличные дамы со стражниками не общаются!

– Я имел в виду, разузнать, почему за ним гнались, разумеется.

– Но зачем?

Уильям попытался облечь смутную идею в слова.

– Люди захотят узнать, – сказал он.

– Но разве стражники не будут против моих вопросов?

– Ну, это же наши стражники. Не вижу, с чего им быть против. И, возможно, ты сумеешь отыскать еще несколько глубоких стариков и поговорить с ними о погоде? Кто у нас в городе самый старый житель?

– Не знаю. Полагаю, один из волшебников.

– Можешь сходить в Университет и спросить, бывало ли на его памяти когда-нибудь холоднее, чем сейчас?

– Это тут новости на листках печатают? – раздался в дверях голос.

Он принадлежал невысокому мужчине с сияющим красным лицом, одному из тех, кого природа наградила физиономией, на которой постоянно царило такое выражение, словно ее хозяин только что услышал крайне смачную шутку.

– Я тут морковку вырастил, – продолжил он, – и получилась она ну очень интересной формы. А? Что скажете, а? Смешно ведь, а? Я ее в паб отнес, так все чуть животики не надорвали! Там мне и сказали, что надо про нее написать в вашем листке!

Он продемонстрировал морковку. Та была ну очень интересной формы. А Уильям приобрел ну очень интересный цвет.

– Это очень странная морковка, – сказала Сахарисса, смерив ее критическим взглядом. – Вам так не кажется, господин де Словв?

– Э… Э… так ты все-таки сходишь в Университет? А я пока пообщаюсь с этим… господином, – выдавил Уильям, когда почувствовал, что снова может говорить.

– Моя жена хохотала до упаду!

– Повезло вам с женой, сэр, – скорбно сказал Уильям.

– Жалко, что на ваших листках картинки нельзя печатать, да?

– Жалко, но у меня и так уже достаточно проблем, – сказал Уильям, открывая блокнот.

Разобравшись с мужчиной и его уморительным овощем, он вышел в печатню. Гномы переговаривались, сгрудившись вокруг люка в полу.

– Насос опять замерз, – объяснил Доброгор. – Не можем разводить краску. Старый Сыр говорит, тут где-то раньше был колодец…

Снизу послышался крик. Пара гномов спустилась по лестнице.

– Господин Доброгор, вы можете придумать хоть одну причину, по которой мне стоит напечатать вот это в листке? – сказал Уильям и передал ему отчет Сахариссы о встрече Клуба Выпечки и Флористики. – Оно какое-то… скучноватое.

Гном прочитал отчет.

– Я вижу семьдесят три причины, – сказал он. – Потому что здесь семьдесят три имени. Думаю, людям понравится видеть свои имена в листке.

– А что насчет голого мужчины?

– Ага… жалко, что она его имени не узнала.

Внизу снова закричали.

– Может, посмотрим, что там? – предложил Доброгор.

Уильяма совершенно не удивило, что подвальчик под сараем был построен лучше, чем сам сарай. Почти в любом доме Анк-Морпорка был подвал, в прошлом служивший первым, а то и вторым или третьим этажом древнего здания, построенного в эпоху одной из городских империй, когда люди думали, что будущее продлится вечно. А потом река выходила из берегов и приносила с собой ил, и стены росли еще выше, так что к нынешним временам Анк-Морпорк уже стоял в основном на Анк-Морпорке. Поговаривали, что человек с киркой и хорошим чувством направления может под землей пройти город из конца в конец, всего лишь пробивая дыры в стенах.

У одной стены были свалены ржавые жестянки и доски, до того гнилые, что рвались как бумага. А в середине этой стены была замурованная дверь, и не такие уж старые кирпичи, которыми ее заложили, уже выглядели ветхими и раскрошившимися в сравнении с окружавшим их древним камнем.

– Что за этой дверью? – спросил Боддони.

– Наверное, старая улица, – предположил Уильям.

– У улицы есть подвал? И что она там хранит?

– О, когда городские районы сильно затапливает при наводнении, народ просто надстраивает дома, – объяснил Уильям. – Когда-то эта комната была на первом этаже, понимаете? В ней просто замуровали двери и окна и построили сверху новый этаж. Говорят, что в городе есть места, где под землей шесть или семь этажей. В основном забитых грязью. И это я еще выражения тщательно подбираю…

– Мне сказали найти такого господина Уильяма де Словва, – пророкотал кто-то над их головами.

Огромный тролль навис над люком, заслоняя свет.

– Это я, – отозвался Уильям.

– Патриций готов тебя принять.

– Но у меня не назначена встреча с лордом Витинари!

– Ты прям удивишься, – сказал тролль, – когда узнаешь, как много народу не в курсах, что у них встреча с патрицием. Так что давай пошевеливайся. Я б на твоем месте пошевеливался.

В кабинете не было никаких звуков, кроме тиканья часов. Уильям опасливо наблюдал за тем, как забывший, похоже, о его присутствии лорд Витинари перечитывает «Анк-Морпоркскую Правду».

– Крайне… любопытный документ, – неожиданно сказал патриций, отложив ее в сторону. – Но я вынужден спросить… Зачем?

– Это просто мое новостное письмо, – сказал Уильям, – только побольше. Э… народу нравится знать, что происходит.

– Какому народу?

– Да… любому, в общем-то.

– Правда? И эти народы вам сами в этом признались?

Уильям сглотнул.

– Э-э… нет. Но вы же знаете, что я уже давно рассылаю такие письма…

– Различным иностранным дворянам и тому подобным людям, – кивнул Витинари. – Людям, которым нужно знать, что происходит. Потому что это знание – часть их профессии. Но вы же продаете эти листки прохожим на улице, верно?

– Ну, да, сэр.

– Интересно. Скажите, можете ли вы представить себе государство в виде, скажем, старой гребной галеры? Из тех, у которых в трюме были ряды гребцов, а кормчий и все прочие находились на палубе? Безусловно, все эти люди заинтересованы в том, чтобы судно не перевернулось, но подумайте вот о чем: возможно, гребцам не обязательно знать о каждой отмели, которую они обогнули, о каждом столкновении, которого они избежали. Это их только растревожит и собьет с ритма. Гребцам нужно знать только одно – как грести, хмм?

– И еще – что у них хороший кормчий, – добавил Уильям. Он не смог удержать эту фразу. Она сказала себя сама. И, очутившись на воле, повисла в воздухе.

Лорд Витинари устремил на него пристальный взгляд, продержавшийся на несколько секунд дольше необходимого. А потом на его лице мгновенно расцвела широкая улыбка.

– Безусловно. Это они знать должны, должны обязательно. Сейчас, в конце концов, эпоха слов. Значит, в таверне ранили пятьдесят шесть человек, да? Поразительно. Какими еще новостями вы нас удивите, сэр?

– Н-ну, э… сейчас очень холодно…

– Правда? Неужели? Кто бы мог подумать!

Крошечный айсберг врезался в стенку чернильницы, стоявшей на столе лорда Витинари.

– Да, и еще вчера вечером на встрече какого-то кулинарного клуба произошла… стычка…

– Стычка, да?

– Хотя, наверное, скорее потасовка4. И еще один человек вырастил забавную морковку.

– Превосходно. И какой она формы?

– Весьма… затейливой, сэр.

– Могу ли я дать вам один совет, господин де Словв?

– Разумеется, сэр.

– Будьте осторожны. Народу нравится, когда вы говорите ему то, что он уже знает. Не забывайте об этом. Он нервничает, когда ему рассказываешь о чем-то новом. Новое… ну, новое – это не то, чего он ожидает. Ему нравится знать, что, например, собака укусила человека. Это то, что свойственно собакам. Ему не нравится знать, что человек укусил собаку, потому что мир так работать не должен. Короче говоря, народ думает, что хочет новостей, но на самом деле он жаждет старостей. И я вижу, что вы это уже поняли.

– Да, сэр, – ответил Уильям, который вовсе не был уверен, что понял это до конца, но точно знал: то, что он понял, ему не нравится.

– Как я понимаю, Уильям, Гильдия Граверов хочет что-то обсудить с господином Доброгором, но сам я всегда считал, что мы должны двигаться в будущее.

– Да, сэр. В любом другом направлении двигаться очень трудно.

И вновь чересчур долгий взгляд, а за ним – неожиданное оживление на лице.

– Верно. Доброго вам дня, господин де Словв. О… и будьте осторожны. Вы же не хотите попасть в новости… правда?

Возвращаясь на Блестящую улицу, Уильям размышлял над словами патриция, а чересчур глубоко задумываться, шагая по улицам Анк-Морпорка, – решение не очень мудрое.

Он прошел мимо Себя-Режу-Без-Ножа Достабля, не удостоив его и кивком, – впрочем, господин Достабль был в тот момент занят. У него наклевывалось двое покупателей. Два клиента за раз – за исключением случаев, когда один брал другого на слабо, – были большой редкостью. Но эта парочка его беспокоила. Они внимательно рассматривали товар.

С.Р.Б.Н. Достабль продавал сосиски и пирожки по всему городу, даже перед зданием Гильдии Убийц. Он хорошо разбирался в людях, а особенно хорошо понимал, в какой момент лучше с невинным видом свернуть за угол и дать деру, и только что пришел к заключению, что ему сегодня очень не повезло с выбором места и что менять его уже поздно.

Он нечасто встречал прирожденных убийц. Обычных – случалось, но у них почти всегда был какой-нибудь странный мотив, а убивали они, как правило, друзей и родных. И наемных убийц он встречал очень много, но их отличал особый стиль, и у них даже были правила.

Эти двое были прирожденными убийцами. Здоровяк в усыпанном порошком сюртуке, от которого пахло нафталином, был просто головорезом, ничего особенного, а вот от второго, тщедушного и c прилизанными волосами, воняло жестокой и мелочной смертью. Нечасто доводится взглянуть в глаза человеку, который убьет тебя, потому что это покажется ему неплохой идеей.

Двигаясь как можно осторожнее, Достабль открыл особое отделение своего лотка, высококлассное отделение, в котором лежали сосиски, сделанные из 1) мяса, 2) известного четвероногого животного, 3) скорее всего, обитавшего на суше.

– Могу порекомендовать еще вот эти, господа, – сказал он, а потом, поскольку старые привычки умирают долго, не смог удержаться и добавил: – Отборнейшая свинина.

– Хорошие, да?

– Других вам больше не захочется, сэр.

Второй убийца спросил:

– А другой сорт есть?

– Простите?

– Из копыт, свиных соплей и крыс, упавших в ятскую мясорубку.

– Господин Тюльпан говорит о сосисках более органического рода, – пояснил господин Штырь.

– Ага, – сказал господин Тюльпан. – Я большой, ять, любитель природы.

– Вы уверены? Нет, нет, хорошо! – Достабль поднял руки. Настроение у парочки переменилось. Они явно были уверены всегда и во всем. – Что-ож, вы, значит, хотите плохую… э, менее хорошую сосиску, да?