Правда

Терри Пратчетт

Правда

Terry Pratchett

DISCWORLD: THE TRUTH

Copyright © Terry and Lyn Pratchett, 1999

First published as The Truth by Transworld Publishers, a part of the Penguin Random House group of companies

© Демидов Р.А., перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Примечание автора

Иногда писателю, работающему в жанре фэнтези, приходится указывать, насколько странен реальный мир. Способ, которым Анк-Морпорк боролся с наводнениями (см. стр. 116 и далее), поразительно напоминает тот, что приняли на вооружение в городе Сиэтл, штат Вашингтон, под конец девятнадцатого века. Правда. Можете съездить и проверить. Заодно попробуйте местную похлебку из моллюсков.

Сплетня охватила город, точно пожар (которые с тех пор, как горожане узнали, что такое «страховка от огня», охватывали Анк-Морпорк с завидной регулярностью).

Гномы умеют делать золото из свинца…

Она гудела в зловонном воздухе квартала алхимиков, которые веками пытались достичь именно этой цели и не преуспели, хотя и были уверены, что завтра у них получится обязательно, в крайнем случае – в следующий вторник и уж точно – к концу месяца.

Она вызвала споры среди волшебников Незримого Университета, которые знали, что сделать из одного вещества другое возможно, если, конечно, тебя устраивает, что завтра оно превратится обратно, – только какой от этого толк? К тому же большинство веществ довольно жизнью и без всяких превращений.

Она просочилась в покрытые шрамами, опухшие, а порой и вовсе отсутствующие уши затачивавших свои фомки членов Гильдии Воров. Какая разница, откуда берется золото?

Гномы умеют делать золото из свинца…

Она коснулась хладнокровных, но невероятно чутких ушей патриция и сделала это довольно быстро, потому что человеку, узнающему новости вторым, недолго быть правителем Анк-Морпорка. Он вздохнул, написал что-то на кусочке бумаги и добавил его в стопку таких же кусочков.

Гномы умеют делать золото из свинца…

Она достигла и заостренных гномских ушей.

– Что, правда умеем?

– Да чтоб я знал. Я так точно не умею.

– Да, но ведь если бы ты умел, то никому бы не сказал. Вот я бы, если бы умел, точно бы помалкивал.

– А ты умеешь?

– Нет!

– Ага!

Она дошла и до ночных стражников, заступивших холодным вечером на дежурство у ворот. Охрана ворот Анк-Морпорка была задачей нетрудной. Всего-то и дел, что махать всем желающим проехать, чтобы проезжали, – хотя в темноте и промозглом тумане желающих было немного.

Стражники укрылись под аркой ворот и, ежась, делили одну промокшую самокрутку на двоих.

– Нельзя взять одну штуку и сделать из нее другую, – заявил капрал Шноббс. – Алхимики уж сколько лет пытаются.

– Ну, сделать из дома дыру в земле у них обычно получается, – заметил сержант Колон.

– Об этом я и говорю, – ответил капрал Шноббс. – Невозможно. Это все связано с этими… с элементами. Мне один алхимик говорил. Все состоит из элементов, понятно? Земля, Вода, Воздух, Огонь и… и чего-то там еще. Широко известный факт. И в каждой штуке они смешаны по-своему.

Он стал переминаться с ноги на ногу в попытке хоть как-то их согреть.

– Если б можно было превращать свинец в золото, все бы только этим и занимались, – сказал он.

– Волшебники могут.

– Ой, ну это же магия, – пренебрежительно протянул Шнобби.

Из желтой дымки, грохоча, вынырнула повозка и проехала сквозь ворота, окатив Колона водой из ямины – одной из тех, что служили неизменным украшением анк-морпоркских дорог.

– Гномы треклятые, – сказал сержант вслед повозке. Но так, чтобы его случайно не услышали.

– Как их много одну повозку толкает, – задумчиво проговорил капрал Шноббс. Повозка медленно свернула за угол и пропала из виду.

– Так в ней, поди, полно этого золота, – сказал Колон.

– Ха. Ага. В этом, наверное, и дело.

А потом сплетня добралась до ушей Уильяма де Словва, и в каком-то смысле на этом ее путь и завершился, потому что Уильям добросовестно ее записал.

Такая у него была работа. Леди Марголотта из Убервальда платила ему за это пять долларов в месяц. И вдовствующая герцогиня Щеботанская тоже платила пять долларов. И король Веренс Ланкрский, и еще несколько овцепикских аристократов. И еще сериф Аль-Хали – только в этом случае оплатой служили полтелеги фиг, доставляемых дважды в год.

Уильям считал, что в целом устроился неплохо. Ему всего-то и нужно было, что раз в месяц очень аккуратно написать одно-единственное письмо, перенести его в зеркальном виде на кусок самшита, предоставленный господином Резником, гравером с улицы Искусных Умельцев, а потом заплатить господину Резнику двадцать долларов, чтобы он тщательно устранил те куски дерева, которые не являлись буквами, и сделал пять оттисков на бумаге.

Конечно, все это нужно было делать с умом, оставляя пространство после слов «Моему Благородному Клиенту» и еще кое-где – эти пробелы Уильям заполнял позже, – но даже с учетом расходов он зарабатывал около тридцати долларов за один-единственный рабочий день в месяц.

Молодой человек без особенных обязательств вполне мог жить в Анк-Морпорке на тридцать-сорок долларов в месяц; фиги Уильям продавал, потому что на фигах, конечно, жить тоже можно, но свести счеты с такой жизнью захочется очень скоро.

И он всегда мог найти какой-нибудь дополнительный заработок. Мир букв был для многих жителей Анк-Морпорка кни… таинственным бумажным предметом за семью печатями, поэтому многие из тех, кому все-таки приходилось доверять что-то бумаге, поднимались по скрипучим ступенькам рядом с вывеской «Уильям де Словв: Запишем как надо».

Например, гномы. Гномы постоянно приезжали в город в поисках работы, и первым делом отправляли домой письмо с рассказом о том, как им тут живется. Это было так ожидаемо – даже если конкретному гному жилось настолько плохо, что он вынужден был слопать собственный шлем, – что Уильям попросил господина Резника изготовить несколько десятков писем-шаблонов, в которых нужно было только заполнить пару пробелов – и никто бы не подкопался.

Поэтому под каждой горой Плоского мира можно было найти любящих гномов-родителей, как зеницу ока хранивших письма, выглядевшие примерно так:

Дарагие [мама с папой]!

Дабрался я в опчем харашо и живу, по адресу [Анк-Морпк Тени Заводильная улица 109]. Все в парядке. Нашел себе харошую работенку у [г-на С.Р.Б.Н. Достабля, частного предпринимателя] и очинь скоро буду зашибать кучу денег. Я помню все ваши добрые саветы и не пью в барах и не путаюсь с троллями. Вот наверно и все надо мне бежать, очень хачу снова повидать вас и [Эмелию], ваш любящий сынок

[Томас Криволоб]»

…который, диктуя письмо, обычно шатался. Двадцать с легкостью заработанных пенсов – а в качестве дополнительной услуги Уильям подгонял орфографию под конкретного клиента и давал ему самостоятельно расставить запятые.

Тем вечером, под бульканье дождя со снегом в водосточных трубах, Уильям сидел в своем крошечном рабочем каинете над Гильдией Заклинателей и аккуратно выводил буквы, вполуха слушая, как этажом ниже начинающие заклинатели безнадежно, но усердно повторяют на вечернем занятии слова учителя.

– …внимательно. Готовы? Хорошо. Яйцо. Стакан…

– Яйцо. Стакан, – скучно прогудел класс.

– …Стакан. Яйцо…

– Стакан. Яйцо…

– …Волшебное слово…

– Волшебное слово…

– Фазаммм. Вот так вот. Ахахахахаха…

– Фаз-аммм. Вот так вот. Аха-ха-ха-ха-ха…

Уильям придвинул к себе очередной лист бумаги, заточил свежее перо, ненадолго уткнулся взглядом в стену и написал следующее:

И наконец, если забыть о Серьезном, поговаривают, что Гномы научились обращать Свинец Золотом – хотя никто не знает, откуда произошел этот слух, – так что законопослушных Гномов, выходящих в Город по своим делам, встречают такими криками, как, цитирую: «Эй, коротышка, натвори Золотишка!» – хотя поступают так исключительно Приезжие, поскольку все местные жители знают, что ожидает того, кто назовет Гнома «коротышкой», а именно Смерть.

Ваш покорный слуга, Уильям де Словв

Ему нравилось заканчивать письма на мажорной ноте.

Уильям взял самшитовую доску, зажег новую свечу и уложил письмо на дерево текстом вниз. Потер бумагу ложкой – и чернила перешли на древесину, а тридцать долларов и такое количество фиг, которое способно обеспечить человеку серьезные проблемы с желудком, были уже, можно сказать, у него в кармане.

Сегодня он занесет письмо господину Резнику, завтра после расслабленного обеда заберет копии и, если все пойдет как надо, к середине недели уже их разошлет.

Уильям надел пальто, аккуратно обернул доску вощеной бумагой и вышел в холодный вечер.

Мир составляют четыре элемента: Земля, Воздух, Огонь и Вода. Это факт, известный даже капралу Шноббсу. И ошибочный. Существует и пятый элемент, называемый обычно Элементом Неожиданности.

Вот вам пример: гномы обнаружили, как делать золото из свинца сложным путем. Он отличается от простого тем, что работает.

Гномы толкали свою перегруженную, скрипящую повозку по улице, вглядываясь в туман. Повозка порастала льдом, гномьи бороды – сосульками.

Всего-то и нужно было, что одна замерзшая лужа.

Старая добрая Госпожа Удача. На нее всегда можно положиться.

Туман сгущался, превращая каждый огонек в тусклое сияние и приглушая звуки. Для сержанта Колона и капрала Шноббса было очевидно, что никакая орда варваров не станет включать завоевание Анк-Морпорка в свои туристические планы на этот вечер. Стражники их понимали.

Они закрыли ворота. Эта процедура была не такой значимой, какой могла показаться, поскольку ключи потерялись уже давно, и припозднившиеся гости города обычно швырялись камушками в окна построенных на стене домов, пока не находили того, кто готов был открыть для них засов. Предполагалось, что иноземные захватчики не в курсе того, в какое окно лучше бросить камушек.

Потом парочка стражников потащилась по грязи и слякоти к Шлюзовым воротам, через которые имела честь проникать в город река Анк. Воды в темноте было не видно, однако время от времени мимо парапета проплывали призрачные силуэты льдин.

– Погоди-ка, – сказал Шнобби, когда они с Колоном ухватились за лебедку подъемной решетки. – Там, внизу, кто-то есть.

– В реке? – переспросил Колон.

Он прислушался. Далеко внизу поскрипывали весла.

Сержант Колон сложил ладони рупором и издал традиционный оклик стражника:

– Эй! Вы!

На мгновение стихло все, кроме шума ветра и плеска воды. Потом кто-то сказал:

– Да?

– Вы это в город вторгаетесь или что?

Последовала еще одна пауза.

– Что?

– Что «что»? – переспросил Колон, поднимая ставку.

– Что за другие варианты?

– Ты мне голову не дури… Вот вы, которые в лодке, сейчас в город вторгаетесь?

– Нет.

– Ну и хорошо, – сказал Колон, который в подобный вечер рад был поверить человеку на слово. – Тогда поспешайте, а то мы решетку опускаем.

Вскоре плеск весел возобновился и удалился вниз по течению реки.

– Может, надо было не только спросить? – засомневался Шнобби.

– Ну, им же лучше знать, – ответил Колон.

– Да, но…

– Да это же маленькая весельная лодчонка, Шнобби. Конечно, если тебе хочется спускаться по этим славным обледеневшим ступенькам к причалу…

– Нет, сержант.

– Тогда давай-ка возвращаться в штаб-квартиру, ага?

Уильям поднял воротник и заторопился к граверу Резнику. Обычно людные улицы опустели. Из дома казали нос лишь те, у кого находились неотложные дела. Зима обещала быть мерзкой – гаспаччо из промозглого тумана, снега и вечного, бесконечного анк-морпоркского смога.

Взгляд Уильяма привлекло небольшое пятнышко света возле Гильдии Часовщиков. Сияние обрисовывало маленькую сгорбившуюся фигурку.

Он подошел поближе.

Безнадежный голос вопросил:

– Горячую сосиску? В тесте?

– Господин Достабль? – спросил Уильям.

Себя-Режу-Без-Ножа Достабль, самый предприимчиво невезучий из анк-морпоркских бизнесменов, посмотрел на Уильяма поверх своего лотка для готовки сосисок. В стынущем жиру шипели снежинки.

Уильям вздохнул.

– Припозднились вы, господин Достабль, – сказал он вежливо.

– Ах, господин Словв. Тяжкие времена настали в сосисочном деле, – отозвался Достабль.

– Люди с жиру бесятся, да? – спросил Уильям. Он не смог бы сдержаться даже за сотню долларов и целую баржу фиг.

– На рынке съестных товаров определенно период спада, – продолжал Достабль, слишком погруженный в уныние, чтобы заметить. – Пойди найди того, кто готов купить сосиску в тесте.

Уильям опустил взгляд на лоток. Если Себя-Режу-Без-Ножа Достабль снова взялся за торговлю горячими сосисками, значит, какое-то из его более амбициозных предприятий в очередной раз всплыло кверху брюхом. Продажа горячих сосисок с лотка была для Достабля изначальным состоянием, из которого он постоянно пытался вырваться и в которое возвращался всякий раз, когда его новая авантюра заканчивалась провалом. На горе прочим, поскольку Достабль был невероятно талантливым продавцом сосисок. Ему приходилось им быть, учитывая, какие он делал сосиски.

– Надо было мне получить приличное образование, как тебе, – говорил Достабль понуро. – Чтобы работать в приятном месте, где не надо тяжести волокать. Я мог бы отыскать себе нычу, если б только получил нормальное образование.

– Нычу?

– Мне про них один волшебник рассказывал, – объяснил Достабль. – У всех есть своя ныча. Ну, знаешь. Вроде как: место, где они должны быть. Для которого они созданы?

Уильям кивнул. Он знал много слов.

– Ниша? – уточнил он.

– Ага, она. – Достабль вздохнул. – Семафоры вот я прохлопал. Не понял, что они такое. Не успел оглянуться – все понаоткрывали клик-компании. Большие деньги. Куда уж мне. А вот на фенсуе я бы мог подняться. Да только не свезло.

– Я определенно почувствовал себя лучше, развернув кресло, – подтвердил Уильям. Этот совет стоил ему двух долларов, на пару с указанием держать крышку нужника закрытой, чтобы Дракон Несчастий не влетел ему в задний проход.

– Ты был моим первым клиентом, и я тебе благодарен, – сказал Достабль. – Все было подготовлено, я и колокольчики Достабля сделал, и зеркала Достабля, деньги рекой должны были потечь… в смысле, вот-вот должна была настать полная гармония, а потом… хлюп. И я снова по уши в дурной карме.

– Господин Пассмор только через неделю смог на ноги встать, – вспомнил Уильям. Случай со вторым клиентом Достабля послужил отличным материалом для его новостной рассылки и с лихвой окупил те два доллара.

– Откуда же мне было знать, что Дракон Несчастий и правда существует? – вопросил Достабль.

– Он, кажется, и не существовал, пока вы не убедили в этом господина Пассмора, – ответил Уильям.

Достабль немного повеселел.

– Ну да, что ни говори, а идеи я продавать всегда умел. Может, получится убедить тебя, что сосиска в тесте – как раз то, что тебе сейчас нужно?

– Вообще-то мне нужно отнести это господину… – начал Уильям, а потом спросил: – Вы сейчас крика не слышали?

– У меня еще и пирожки с холодной свининой где-то завалялись, – продолжал Достабль, копошась в своем лотке. – И я могу предложить вам убедительную скидку при условии…

– Я точно что-то слышал, – сказал Уильям.

Достабль навострил уши.

– Что-то вроде грохота? – спросил он.

– Да.

Они вгляделись в медленно клубившийся над Бродвеем туман.

Который неожиданно сгустился в огромную, накрытую брезентом повозку, катившуюся неостановимо и очень быстро…

И последним, что запомнил Уильям перед тем, как что-то вылетело из темноты и врезалось ему между глаз, был чей-то крик:

– Остановите станок!

Сплетня, пригвожденная пером Уильяма к бумаге, точно бабочка к доске, не дошла до кое-каких людей, поскольку на уме у них были другие, более темные дела.

Их лодка с шипением прорезала воды реки Анк, неспешно смыкавшиеся позади.

Двое мужчин гребли. Третий сидел на носу лодки. Иногда он что-нибудь говорил.

Вот, например:

– У меня нос чешется.

– Подожди, пока до места доберемся, – сказал один из гребцов.

– Вы можете меня снова развязать. Он правда чешется.

– Мы тебя развязывали, когда останавливались пообедать.

– Тогда он не чесался.

– Может, мне ему снова врезать ятским веслом по ятской голове, господин Штырь?

– Хорошая идея, господин Тюльпан.

В темноте раздался глухой стук.

– Ай.

– Больше не создавай проблем, приятель, а то господин Тюльпан потеряет терпение.

– Ага, ять, это верно. – За этими словами последовал звук, напоминающий работу фабричного насоса.

– Ты бы полегче с этой штукой, а?

– Ничего, господин Штырь, до сих пор же она, ять, меня не прикончила.

Лодка с хлюпаньем остановилась у крошечного, почти заброшенного причала. Высокую фигуру, которая недавно привлекла к себе внимание господина Штыря, сгрузили на берег и затащили в переулок.

Мгновением позже в темноте раздался шум удаляющейся кареты.

Может показаться невероятным, что в такую дрянную ночь кто-то мог стать свидетелем этой сцены.

Но свидетели были. Вселенная требует, чтобы наблюдатель был у всего, иначе она перестанет существовать.

Из теней соседнего переулка, шаркая, вышла фигура. Рядом с ней, прихрамывая, держалась другая, пониже.

Они смотрели, как отъехавшая карета исчезает в снегопаде.

Та фигура, что поменьше, сказала:

– Так-так-так. Ну и дела. Человека спеленали и мешок на голову надели. Интересные дела, да?

Фигура повыше кивнула. Она носила огромное старое пальто, которое было ей велико на несколько размеров, и фетровую шляпу, которую время и погода превратили в мягкий колпак, свисающий с головы хозяина.

– Рвать-колотить, – сказала фигура. – Копна в штанах, бабах и чудак-человечек. Говорил я вам, говорил. Десница тысячелетия и моллюск. Разрази их гром.

Помолчав, фигура запустила руку в карман и извлекла сосиску, которую разломила пополам. Одна половинка исчезла под шляпой, а вторая была брошена маленькой фигуре, которая в этой паре отвечала за речь – по крайней мере, за вразумительную речь.

– Похоже, грязные делишки тут творятся, – сказала маленькая фигура, стоявшая на четырех лапах.

Сосиска была съедена в молчании. Затем пара снова двинулась в ночь.

Как голубь не может ходить, не качая головой, так и высокая фигура, похоже, не умела двигаться без тихого бессвязного бормотания:

– Говорил я им, говорил я им. Десница тысячелетия и моллюск. Говорил, говорил, говорил. О нет. А все покончалось, а я говорил. Чтоб их. Порожки. Говорил, говорил, говорил. Зубы. Как там этот век зовут, я и говорю, что говорил, вина-то не моя, вот оно как, вот оно как, само собой разумеется…

До его ушей сплетня в конце концов дошла, но к тому времени он сам уже стал ее частью.

Что же до господина Штыря и господина Тюльпана – о них пока что следует знать лишь одно: они из тех людей, которые обращаются к вам «приятель». Приятельских чувств такие люди не испытывают ни к кому.

Уильям открыл глаза. Я ослеп, подумал он.

Потом он откинул одеяло.

А потом его настигла боль.

Острая, неотвязная боль, угнездившаяся прямо над глазами. Он с опаской коснулся головы. На ней, судя по всему, были синяк и что-то похожее на вмятину в коже, если не в кости.

Уильям сел. Он был в комнате со скошенным потолком. За маленьким окошком скопилось немножко грязного снега. Кроме постели, состоявшей только из матраса и одеяла, мебели в комнате не было.

Здание сотряслось от удара. С потолка полетела пыль. Уильям встал и, держась за голову, поплелся к двери. За ней оказалась куда более просторная комната, или, говоря точнее, мастерская.

От нового удара у него задребезжали зубы.

Уильям попытался сосредоточиться.

Комната была полна гномов, трудившихся за парой длинных верстаков. А в дальнем конце несколько из них сгрудились вокруг чего-то похожего на сложный ткацкий станок.

Который снова сотряс здание.

Уильям потер лоб.

– Что происходит? – спросил он.

Ближайший гном поднял на него взгляд и поспешно толкнул своего коллегу. Толчки прокатились по рядам, и неожиданно комнату от стены до стены заполнило осторожное молчание. На Уильяма уставилась дюжина серьезных гномьих лиц.

Никто не способен глядеть пристальнее гнома. Возможно, это потому, что между обязательными шлемом и бородой у них не так уж и много лица. Выражения лиц у гномов более концентрированные.

– Э-э, – сказал Уильям. – Привет?

Первым вышел из остолбенения один из гномов, стоявших у большого станка.

– Давайте за работу, парни, – сказал он, подошел к Уильяму и строго посмотрел ему в пах. – Ты как, твоя светлость?

Уильям поморщился.

– А… что случилось? – спросил он. – Я, э-э, помню, что увидел повозку, а потом меня что-то ударило…

– Мы ее не удержали, – объяснил гном. – И с нее груз слетел. Ты уж извини.

– А что случилось с господином Достаблем?

Гном склонил голову набок.

– Это тощий мужик с сосисками? – уточнил он.

– Да, это он. Его не ранило?

– Не думаю, – осторожно сказал гном. – Он продал молодому Громобою сосиску в тесте – это я знаю точно.

Уильям задумался. Анк-Морпорк таил немало ловушек для неосторожных новичков.

– Хорошо, а с господином Громобоем все в порядке? – спросил он.

– Наверное. Он вот только-только крикнул через дверь, что ему уже гораздо лучше, но он пока что останется там, где есть, – ответил гном. Он залез под верстак и с серьезным видом вручил Уильяму что-то прямоугольное, завернутое в грязную бумагу.

– Это, кажется, твое.

Уильям развернул доску. Она треснула пополам там, где по ней проехалось колесо, а чернила размазались. Он вздохнул.

– Прошу прощения, – сказал гном, – а чем это было раньше?

– Это доска для гравюры, – ответил Уильям. Он не знал, как ему объяснить, что это такое, гному из провинции. – Ну, знаете? Гравюра? Это… Это такой почти волшебный способ делать из одного письма очень много. Боюсь, мне теперь придется пойти и заказать новую.

Гном как-то странно посмотрел на Уильяма, а потом взял у него доску и повертел в руках.

– Понимаете, – начал Уильям, – гравер отрезает куски…

– А оригинал у тебя остался? – спросил гном.

– Простите?

– Оригинал, – терпеливо повторил гном.

– А, да. – Уильям залез во внутренний карман сюртука и достал письмо.

– Можно взять на секундочку?

– Ну хорошо, только оно мне еще понадобится, чтобы…

Гном изучил письмо, а потом повернулся и со звонким бздынь ударил соседнего гнома по шлему.

– Десять пунктов на три, – сказал он, передавая бумагу. Ударенный гном кивнул, и его правая рука заметалась по ряду маленьких коробочек, что-то из них выбирая.

– Мне надо бы вернуться, чтобы… – начал Уильям.

– Это много времени не займет, – сказал главный гном. – Пройди-ка сюда. Тебе, как человеку, работающему с буквами, должно быть интересно.

Уильям последовал за ним мимо занятых работой гномов к машине, которая продолжала непрерывно грохотать.

– О. Так это граверный станок, – неуверенно сказал Уильям.

– Только немножко измененный, – ответил гном. – Мы его… усовершенствовали.

Он взял из стопки у станка большой лист бумаги и вручил Уильяму, который прочел:

– Как тебе? – застенчиво спросил гном.

– Это вы – Гунилла Доброгор?

– Ага. Так как тебе?

– Ну-у… буквы у вас получились красивые и ровные, не могу не признать, – сказал Уильям. – Но я не понимаю, что в этом нового. И вы «поныне» с ошибкой написали. Там должно быть «о» вместо «а». Придется новую гравюру делать, а то вас засмеют.