Отражение мира

Улыбнусь и скажу: «Оно!

Долгожданное, первое солнце!»

* * *

Откуда сны – оттуда и стихи.

Они, мне кажется, соседки,

Порой воздушны и легки,

Порой запутаны как сети,

В коряжник брошенные

Кем-то невпопад.

Уже не выловить ни ритма и ни смысла.

Все мысли врассыпную наугад,

И не поймать: тут формулы и числа.

Не помогают домыслы с натуги,

Как сон забытый, не пересказать.

Когда стихи не падают на руки,

Их из объятия Морфея не отнять.

Не каждый сон – скажу, бывает вещим,

Не каждый стих запишется в тетрадь.

Сквозь стык миров, неощутимых трещин

Замироточит стих,

Умейте ждать.

* * *

Сначала сны, потом забвенье,

Зеленый прищур миража,

И за прощеным воскресеньем

Уже не слышно куража.

Являлся Он во сне иль в яви?

Просил прощенья иль прощал?

И взглядом душу продырявил,

Как будто что-то возвращал.

И что-то сам унес незримо.

Нет больше тяжести и сил,

Все осознать невыносимо.

Понять. Зачем Он приходил?

* * *

Ты не простила мой уход,

Твой взгляд сочится укоризной.

Меня анафемой и тризной…

Упоминает весь твой род.

И мне свечу за упокой

Живому богохульно ставят,

И посармой* по миру славят.

Старуху дряхлую с клюкой

Вдогон моих шагов направить

Желает вся твоя родня.

А я за здравие на днях

Поставил всем от сердца свечи.

Тебе, быть может, станет легче,

Когда «отпустишь» ты меня.

*У нас не скажут:"Заругался матом." А скажут:" Заругался посарма". Откуда это слово? Племена сарматов, видать, рядом с нами жили и исчезли теперь, скорее всего всосались в русских. Эти сарматы сильно матерились. Вот от них русские и переняли мат и появилось "Ругаться посарма", т. е по-сарматски. Из комментариев к рассказу Сергея Соколова-Ивинского«Шланга».

* * *

Ночь все бессмысленней

и злее.

С тоской на пару,

не спеша,

они гуляли по аллее,

листву в сомненьях

вороша.

А под ногами, еле

слышно,

все краски осени

смешав,

лег первый иней ярко,

пышно.

И в одиночестве душа,

листом продрогшим

зазвенев,

навзрыд заплакала,

хмелея.

Вот ночь покинула аллею,

на милость поменяв

свой гнев.

* * *

Я мир желаний перелил

Из чаши в чашу.

В галоп на ветер

Поскакал табун.

Я выпил ветер снов

И радость Вашу.

Под стук копыт с землей

Смешав табу,

Не от запрета, до запрета

Через высь,

А вместе с высью, табуном

И летом.

Желаний мир испит.

По чашам полились

Желанья новые без ложного запрета.

Табун летит обратно на луга

Из внутреннего мира. Помолчи…

Во внешнем космосе

Свирепствует пурга.

Лишь между ними

Вечные лучи.

* * *

Строка из головы вспорхнула

Воробьем – и в стайку

К своим. Поди их разбери.

Все крутится, а ну-ка угадай-ка…

Кто место поменял,

Кто прокричал «чирик»,

Кто моет клюв росою неумело,

Кто в луже кувыркается, кто спит.

А стайка та же,

Все как прежде целы.

Но стих не так,

Совсем не так звучит.

ЧУЖАЯ МУЗА

Быть может, сейчас рассказать и поведать?

Очнись! Отзовись! Прокричи пару фраз.

К чему привели тебя тайные веды?

Кого одурманила ты в этот раз?

Поверь, я уже не ревную ни капли,

И мне безразлично молчанье твое.

Все строки в болоте застыли, как цапли,

Хватая из тины чужое вранье.

Уже пережив сотни тысяч чужого,

Я часто встречаю в них руку твою.

Описывал раньше и Даль, и Ожегов,

Но в разном порядке на строки встают.

И ты обо мне тоже, видимо, помнишь,

И память на память, сменяв баш на баш,

Диктуешь свое. Ты иначе не можешь.

И я не случайно точил карандаш.

* * *

Я не имею права злиться,

Да, и, поверь, мне ни к чему.

Душа пытается влюбиться,

Не подчиняется уму.

И сердце с болью вылетает,

Не в силах свой покой найти,

А ум с душой переплетает

Стальные сети на пути.

* * *

Устал!

Безделье – не труд.

Я вышиваю в строках вечность.

Отстал…

О гениях все чаще врут…

Я полагаю, бесконечность – не для меня.

Я дня не помню.

Пускай у моего огня

Меня в сиянии запомнят.

Запомните меня.

* * *

А вот и оболочка приросла,

Как облачко, почти неуловима.

Провал воды от легкого весла,

Случайный аромат, скользнувший мимо,

Подобно трепету листа,

Когда вся крона еле дышит.

Уста связала немота

И ветерок на пяльцах вышит.

Вся свежесть утренних лугов,

Стогов, тропинок и тумана.

Звенит рассвет под хрип коров.

Сижу на краешке дивана.

Увидеть многое готов

На мерзлом стеклышке обмана.

* * *

Когда-нибудь захочется мне в отпуск,

Наедине с собой и без тебя.

Когда-нибудь захочется мне водки,

И вые… кого-то, не любя.

И, может быть, захочется подраться,

И не писать стихов, – ну ни строки.

В плохой компании нажраться

И не читать до одури стихи.

Когда-нибудь мне жизнь покажет кукиш,

И отпуска у нас не совпадут.

Ведь ты одна так улетать не любишь.

И я один свихнусь от скуки тут.

* * *

Ветер рвет фотографий взмах,

Время рвется, как пленка, в крик.

Осознанье внимает крах

И дождями размыт Лик

Или облик, какой черт?

Может образ? И тот смыт.

Просто время само течет

Даже взгляд твой уже забыт.

* * *

У вечности нет

Ни времен, ни пространства.

Все здесь и сейчас,

От начала и до…

И хаоса нет, и нет постоянства,

И выдумана суета городов,

Спокойствие леса,

И буйство стихий,

Религия, жизнь

И ее скоротечность.

Есть только стихи.

И кругом бесконечность.

И вечность сама

Зарождалась в любви.

* * *

Во множестве несказанных стихов

Так много тайн и неприличного,

Фантазий скрытых и грехов –

От пошлого до необычного.

Порою хочется открыть тетрадь

И душу всем на обозрение.

Что выйдет из того? Как знать?

Я сохраню Вам нервы, зрение.

И слух я Ваш поберегу пока,

К чему разочаровывать развратом.

Все это в каждом есть наверняка,

Во мне все тоже – многократно.

* * *

Как страшно писать о любви,

Когда она уже привычно сшита.

Точнейшей нити, Боже, не порви!

Я свил ее из множества ошибок.

И вот она по росту, по душе

Сроднилась с телом воедино.

Не отнимай и новую не шей.

Мы вместе – и уже необратимо.

Поверь, Господь, наша любовь чиста.

И мы влюбленность сохранить сумеем.

Позволь нам вместе хоть и не до ста,

Но до последнего порыва суховея.

ВАРВАРА КУЗНЕЦОВА

РОЖДЕНИЕ

Мне еще чуть-чуть осталось

Полениться в тишине.

Но мгновение настало:

Знаю, будут рады мне.

Ангел ждет меня снаружи,

Я его не подведу.

Мы давно уже с ним дружим,

Ангел – мой любимый друг.

Бог шепнул мне в ушко тайну

О хранителях моих,

И теперь я точно знаю,

Ну, как минимум, двоих.

Самый первый и любимый

Ангел будет наяву.

У него родное имя –

Мамой просто назову!

С мамой всем легко, признайтесь.

Впереди десятки лет.

Я кричу вам: «Улыбайтесь!» –

Выхожу на Божий свет!

* * *

Надоело – вокруг да около

Виться вороном или соколом.

Напишу, чтоб под ложечкой ёкало,

Чтобы ахала ты или охала.

Как весна, так хоть сразу вешайся,

Набухают не только почки.

Жизнь галопом… А мне бы спешиться

И пешком, да в одной сорочке.

Шизофреники с обострением

И маньяки туда ж с депутатами.

И с экранов и все про влечение,

Как же тут не ходить поддатым?

Хоть сугробы еще по шею,

Но я чую нутром и прочим:

Стали ночи чуть-чуть теплее,

А под шубами юбки короче.

Одичаешь в ночи полярной.

Сны, как в юности, целой ночью.

Хорошо, что хоть секс регулярный,

А не то я бы сдвинулся точно.

* * *

Тоска до слез, до исступления

Необъяснимая тоска.

Печаль – лекарство к исцелению

Иль крест, зовущий в облака.

Пусть не оправданная, глупая

Щемит под ложечкой зудя,

Разбавлена вином и скукою.

Словно из прошлого глядят

Мне в спину через поколения,

Как жаль, что смотрят не в глаза,

Давно нашедшие забвение,

Не могут ничего сказать.

Но чудится, что слышу многое

Сквозь необъятный ход времен,

Давно забытое и новое

Всех, кто войною погребен.

* * *

Кофейных зернышек пригоршню

Я для тебя перемелю.

Чтобы любовь не стала горькой

Я горечь в поцелуй волью.

И губ твоих любимых сладость

Усилит терпкий аромат.

Так с добрым утром, моя радость.

Я бесконечно утру рад.

* * *

Я бы плюнул и тоже уехал,

Без меня опустел материк.

Чернозем отзывается эхом,

Не меня ли он так материт,

Но ни Родины там и ни флага,

Ни кола, ни двора, ни угла.

А погост там широкий и благо–

Там земля и суха, и тепла.

* * *

Еще не отделимый от себя,

Я сам проживший жизнь до половины,

В потоки вечности, лелея и любя,

Впускаю бережно и строки и картины,

Словно мальков в огромную пучину.

Я знаю точно, выживут не все.

И смерть отнимет ровно половину–

Охочи хищники до мелких карасей.

А поросль совсем не однозначна.

Я сам прекрасно вижу, кто здесь слаб.

И каждому своя судьба назначена,

И каждому свое и sapienti sat.

* * *

Выбилась злоба из сил,

Махнула наотмашь с досады:

«Да, ну тебя! Мне оно надо?»

А я ничего не спросил.

Вдыхаючи прану из ветра,

Глотающий снег налету,

Я прыгнул за ним в пустоту,

И я пролетал километры.

Хотя от земли на вершок

Взлетал и смеялся погоде,

Видать, повелось по породе

Не верить ни догмам, ни моде.

Мне в спину с обидой смешок.

И слышу – плохое уходит.

* * *

Безропотно одеты в наготу,

Сквозь похоть непрозревшие запреты,

Влекут из кожи в сладостном поту

Занозы – мысли из поэта.

В свое молчание впустить

Еще страшнее, чем в словесность.

В каком миру тебя любить?

В каком потоке чище честность?

Я, так же как и ты, стою,

Раздет молчанием до нитки.

Тебе молчание, пою.

Стихи ты берегла, как свитки.

* * *

В твоей походке легкокрылой

И грация и красота,

Идешь по осени унылой,

Душой и помыслом чиста.

Твоей улыбкой лучезарной

Осенний пожелтевший лист

Сражен и пал в галдеж базарный,

Прошелестел, слетая вниз.

Позвольте мне, хотя бы взглядом,

Коснуться Вашего плеча

И закружиться с Вами рядом,

Как будто эдак невзначай.

А лист кружился бестолково

И было на душе светло.

Сюжетец – ничего такого…

Но что-то на душу легло.

* * *

Я ночь за ночью по одной строке,

По запятой, по прочерку, по вздоху

Жизнь исчеркал свою и налегке

От вдоха и до выдоха. По крохам,

По бусинкам часов, по бисерам минут –

Рядами дни, но путаются слухи.

Бывает правда, но все чаще врут.

Я свой узор готовлю для старухи.

И что намешано в узоре том

Не расплести, не выкинуть не вправе –

– Я тоже вышитый крестом –

Вся жизнь моя в немой оправе.

* * *

Без долгих проводов, речей

Расстались словно на неделю.

Как будто высохший ручей

Опять звенит веселой трелью.

Проходят дни и листопад,

Укрыта бархатом округа.

И каждый будет просто рад

Порою вспоминать друг друга.

Без лести, трепета и лжи,

Без лишних слов, слеза не брызнет.

Давайте просто так дружить.

Не нужно долго, хватит жизни.

23.08.96

* * *

Меня изнутри прожигает огнем,

Пульсируют строки раздумий.

И пахнет безделье унылым враньем

И пылью египетских мумий.

В пустые слова погрузились дела,

И связаны руки жгутами.

Моя бесшабашность сгорела дотла,

Меняя полярность местами.

Барометр мыслей не выдержал бурь,

Пружины разорваны в клочья.

На краешке неба сияет лазурь,

Вживаясь в мое многоточье…

* * *

Уже не к месту мой покой.

В убранстве не моя невеста.

Мой дом, я расстаюсь с тобой,

Мое присутствие не к месту.

Лишь неба пастбище молчит,

Луна посвистывает ветром.

Случайно время улучив,

Напомни мне потом об этом…

***

Молчание – грунтовка разговора,

И выбор красок безграничен.

Бывает чист и романтичен

Пейзаж великого простора.

Бывает стиль беседы резким,

Напористым и неприличным,

Мазком прерывистым и дерзким.

И станет тостом шарж иль спитчем.

Мне кисть напоминает жесты.

Я вдруг застыл у полотна.

В молчании моих предшествий

С вином смешалась тишина.

НА ЛАМЕ

Контур гор разложив на спектр,

То ни радуга, ни мираж.

Я не зря променял проспекты

На рыбалку и Ламы кураж.

А куражится Лама так:

От восторга до страха в пятках.

И не каждый пойдет дурак

На волну захвостов десяток.

Ну их к черту. Ей Богу, жутко.

С головой накрывает волна.

И напарник орет не в шутку:

«Рыба только живым нужна!

Сушим весла и быстро в баню!

Водки с пивом и благодать!

А с утра мы пораньше встанем…

Что ж так холодно?! Вашу мать!»

Утром – словно и не было ветра.

Вспоминаю холодный ручей,

Он от бани всего в двух метрах.

В глотке привкус вчерашних речей.

Ни к чему мне грибы и морошка.

Я с ручья ледяных две кружки,

И любуюсь рассветной дорожкой,

До мурашек тащусь у избушки.

Солнце вырвалось и помчалось.

Понеслась круговерть событий…

Вновь со спектром гора венчалась,

И душа становилась открытей.

* * *

Я до сих пор пишу тебе стихи,

А мы уже не первый год женаты.

Бывали дни и бедственно лихи,

И восхитительны, и глупо непонятны.

Шкала статистики удач и передряг

Скакала, как у гипертоника давление.

И потеряв здоровье, слух и зрение,

Я буду посвящать стихотворения

Тебе, пока я вовсе не иссяк.

* * *

Уже погасли фонари,

Уже автобусы проснулись,

Окна коснулся луч зари,

И мы едва соприкоснулись

Ладонями в блаженстве. В паре

Крещеный миг уставших тел,

И в сладострастнейшем угаре

Я так давно тебя хотел,

Я вожделел, как восьмиклассник.

Мечтал быть трепетом объят.

Я наслажденья соучастник,

И ты, затмившая наяд,

Сирен, русалок, нимф и прочих

Мифологических особ.

Я вижу, как ты нежно хочешь,

И тело перешло в озноб,

В конвульсии, и ритм дыхания

Не просчитать и не измерить.

Надолго заперты все двери,

Уснувший телефон молчанья

Не потревожит. Мы одни.

И утро обещает благость.

Ты– моя трепетная радость.

Уже погасли фонари,

Уже автобусы проснулись…

* * *

Разлетелся май на крошки,

В листьях память зацвела.

Я попью еще немножко,

Просто память ожила.

Я в центральном Черноземье

Просто с другом пью в дугу.

Другу, брату, просто зёме

Завтра утром помогу.

Похмелю, куда я денусь,

Жены будут кости мыть.

Я усну и не разденусь,

Просто сели мы попить.

* * *

Безумство опечаленного дня

Меня настигло около заката.

Я пил не много, лишь здоровья для,

Вдогон вчерашнего, и я уже поддатый.

Уже не мучает печаль,

Не гложет совесть,

Уже пропитого не жаль

И день свинцовист.

Глаза как тучи тяжелы,

А в сердце благость.

И строки громки и смелы,

И рифмы пьяной косолапость

Мне не мешает быть собой.

Я правду выношу без меры.

И кто-то спорит вразнобой,

И раздражают лицемеры.

А кто-то слушает – молчит,

Хоть истина родится в споре.

Но взгляд надменно нарочит,

Немым укором в разговоре

Присутствует, как данность дня.

И я, читая с чернового,

И водку пил – здоровья для,

И не имея такового.

* * *

Мне не нужно повода

Долю материть.

Мне бы просто по воду

К роднику зори.

Мне бы просто раннею

Утренней росой

Для души израненной

Два ведра с водой.

Окатить себя всего

С ног до головы,

Мне бы только и всего

Смыть хулу молвы.

Мне не нужно повода

Долю материть.

Мне бы просто по воду…

Мне б на материк.

* * *

Как странно – эти стены к тишине

Себя никак не могут приурочить.

Я с ними солидарен, между прочим.

В молчании картины на стене,

В недоумении кот от тишины.

Игрушки не валяются по залу.

Мне от молчанья грустно стало.

Я не могу без дочки и жены.

БЕЛЫЙ ШУМ

Строка идет сквозь дрожь руки,

Вибрируя в мозгах.

Вот так рождаются стихи

В натруженных руках.

Через похмелье, через боль,

В разрез насущных дел.

Реальность – подождать изволь,

Я вышел за предел

Непредсказуемости дня,

За предрешенность тьмы,

За грань священного огня,

За холода зимы.

Уже метели не страшны.

Все вьюги февраля

Теперь нелепы и смешны,

И все до фонаря.

В моей избе чуть тлеет печь,

От мыслей горячо.

И я пытаюсь их извлечь,

И спирт здесь ни причём.

В утробе северных ночей

Я одичал от дум.

И рация под треск свечей

Диктует белый шум.

Я воздержусь от громких слов,

Чтоб не кривить душой,

Но белый шум среди снегов

Реальный и живой…

Мой собеседник был незрим,

Но честен по-мужски.

Наш диалог неоспорим,

Как дрожь моей руки.

* * *

Раздроблен день на пустяки,

Есть время помечтать.

В меня глядят черновики

И просят почитать.

Средь вороха забытых строк

Я нахожу слова,

Которые тогда не смог,

Да и сейчас едва…

Жаль, строки некому читать,

И некому прочесть.

Есть только время помечтать,

А время точно есть.

ВЫХОД ИЗ СНА

Когда срывает купола,

И в подсознании стрела

Пронизана наискосок

Чужими мыслями.

И этот сон уже живой

Вновь прилетает за тобой,

Бьет музыкой через висок,

Звенящей истиной.

Переплетая времена,

Срывает голос тишина

И повторяет сотни раз

Слова похожие.

Пульс эху в такт передает,

Что ты ворвался не в свое.

И страх бросается из глаз,

Снуют прохожие.

Все времена заплетены,

Real, фантазии и сны.

От чистоты до пустоты.

И дверь захлопнется.

В провалах город и стена,

Сквозь эхо дата не видна.

Мне хочется сложить персты,

В щепотку хочется.

Из любопытства шаг, другой.

Все происходит. Я живой,

Пора отчаливать домой.

Я покидаю мир теней

И из себя на девять дней.

В том мире где-то за спиной,

По коже проведя рукой.

Мой сон развеяло к шести,

Прощай, мне нужно уходить…

ОПЕРА ТОНКОЙ ВОДЫ

ВРЕМЯ ПИК

Мне одиночество листало время пик,

И душу будоражил отзвук ночи.

Час пик метался в памяти и сник,

Он был заполнен, но, увы, не точен.

Орнамент дня, как тень, ложился вниз

От подоконника до двери в коридоре.

Минуты, облепившие карниз,

Стрижами суетились в разговоре.

* * *

Уйти от шума

в дно,

в остатки,

В тягучий

неуемный транс,

В пустую немощность орлянки,

Противнику оставив шанс.

И проиграть.

Во что угодно

Позволь,

победу отпустить.

Секунду дай побыть свободным,

Печаль живую ощутить.

Пройти по самой грани фола

По лезвию удач и бед.

Я нищий!

Я глотаю голод

И город ест меня в обед,

Жуёт.

И жернова стальные

Гремят.

Я на зубах скриплю.

Речным песком.

Я крошка пыли.

Я пораженье признаю

И, озираясь, вижу

Стены.

Я в комнате совсем один,

И тень, как дочка Мельпомены,

Мне строит рожи (словно мим).

И «Я» другой,

Себе подобный

Свой собственный антагонист.

Со стен взираю

С болью злобной.

И свист в ушах,

Протяжный свист.

* * *

Нарисуйте мой сон,

Что меня не тревожит вопросом.

Я раскрашу его

По своим нереальным цветам,

По понятьям своим

Я ему не устрою допроса.

Нарисуйте мой сон

По несбыточным в яви мечтам.

Напишите письмо,

Что меня тяготить не захочет,

Прочитаю его

И надолго в сервант уберу,

Чтоб не ждали в ответ

Мой разбитый, растрепанный почерк,

Все печали мои

Пусть остынут опять поутру.

Мне под ухо комар,

Как на скрипке, пищит так невнятно.

Я бы хлопнул его,

Но и он тоже Божия тварь.

В опустевшем миру,

Нарисованном и неопрятном,

Словно в краску залип,

И в узоре чужом загустели цвета.

И цветы,

Как печать на конверте,

Растеклись. Не понять,

Что здесь сон и кто автор письма.

И комар не пищит,

Словно смолкла любимая скрипка,

Что играла сама.

Нарисуйте, как сходят с ума.

РЕЙС: ЗИМА – ЛЕТО

Зима-белохвостка, тебе ли корпеть,

Тебе ль, белоручка, девица лихая,

К дорогам рябым пригореть, прикипеть.

Картавая вьюга, лениво-немая,

Не сдюжит земли, протяженность полей.

И сдохнет сама, в полпути, в полполета.

Начав свой разбег с параллели моей.

Четыре часа до прилета,

До теплого ветра, сухой полосы –

Там лето. И я, посмотрев на часы,

Проспал свой весенний маршрут–

Весну в двести сорок минут.

***

Вот улица, как будто невзначай

Роняет листья на дорогу,

И кружит в воздухе печаль,

Шуршит о чем-то, словно шепчет

Непонятные слова.

Ты слушай, думай, изучай.

Так будет легче.

Пусть даже осень не права,

Но теплый вечер прав,

Он с утром спорит

Ночи вопреки.

Какая разница, о чем.

***

В тебе: мистерии вина

И зелье страсти,

Причуды сказочного сна,

Чуть запоздавшая весна,

Ночь пегой масти.

Нас поглотила тишина,

И приступ счастья

Выкриком летит,

Едва касаясь бытия.

Диван расшиб радикулит,

И он по-старчески скрипит.

Ночь расплескалась за края,

Луна, пробившая зенит,

Тайком через стекло глядит,

Как я был твой, а ты моя.

* * *

Почему я не сплю по ночам?

Я могу в тишине помолчать,

Мне отрадно рассветы встречать,

Я стихи почитаю лучам.

Молчаливый ночной разговор

Угасающих звезд и луны,

Дым из трубки, хоть вешай топор,

Стал пристанищем для тишины.

Я вдыхаю её аромат,

Наслаждения песня звучит,

Только трубка порой зашкворчит,

И пружина часов невпопад

Громко клацнет на кухонный кран.

С крана капля так долго летит

В никуда, и упавши, звенит,

Словно к счастью разбитый стакан.

Я часов забываю пунктир,

Хоть они беспрерывно стучат.

Гаснет свет незнакомых квартир,

Почему я не сплю по ночам…

СЛЕПОЙ ПОВОДЫРЬ

Мой слепой поводырь

Потерял свою трость,

И не трость, а клюка, да и только.

Был вчера у него,

Нынче он добрый гость