Армейские рассказы

Потом пошли купаться. Здесь не повезло уже мне. В воде я напоролся на разбитую бутылку и сильно разрезал ногу. Рану промыли спиртом и замотали бинтом, который нашелся в автомобильной аптечке. После окончания пикника, меня завезли в госпиталь, где мою рану обработали уже профессионально.

Еще одна замечательная рыбалка была на небольшой речушке Кумак, протекающей вблизи городка Ясный, где мы, в составе целой комиссии, состоящей из представителей заводов-изготовителей, НИИ-4, меня, и возглавляющего эту группу полковника Долиненко, офицера начальника войск связи РВСН, искали причину не прохождения команд аппаратуры АСУ по каналам радиосвязи. По проводным каналам аппаратура работала прекрасно, а вот по каналам радиосвязи, организованным по аппаратуре «Брелок», отказывалась работать напрочь. Три дня прошли безрезультатно. Поиском неисправности сначала пытались руководить промышленники, потом представители НИИ-4, но так ничего и не нашли, только переругались, и никаких светлых мыслей, на мой взгляд, в их умных головах не было. Крика было много, а толку никакого.

– Товарищ полковник, – обратился я к Долиненко на четвертый день, – возьмите власть в свои руки и прекратите этот бардак.

– И что я буду делать с этой властью? – спросил меня Долиненко.

– Как что? Мне ее передадите, а я попробую еще один вариант, – ответил я.

– Ладно, попробуй еще и ты покомандовать, – согласился Долиненко, – все равно никто не знает, что дальше делать.

– Внимание всем! – сказал он. – Умные головы, Вы все свои идеи уже исчерпали, пусть теперь армейский майор покомандует, говорит, что у него есть какая-то идея.

Я предложил пустить сигнал, предназначенный для радиоканала, по проводному каналу, изменив его регулировку под более низкий уровень сигнала. В таком виде сигнал прекрасно дошел до нижнего звена, значит дело было не в сигнале, ситуация немного прояснилась. После этого, я взял у радистов наушники для прослушивания двух разных сигналов, и подключился ими к прямому и обратному каналам. Было четко слышно, как идет передача по прямому каналу, а затем, по обратному каналу, идет короткая квитанция. Теперь нужно было то же самое прослушать в радиоканале. Здесь картина отличалась, две короткие посылки шли одновременно по прямому и обратному каналу, и все пропадало. При этом сигнал до нижнего звена не доходил.

– А в каком виде у вас передается квитанция на сообщение? – спросил я представителей завода-изготовителя АСУ.

– Та же кодограмма возвращается, – ответили мне.

Картина для меня стала понятной, и я объяснил ее присутствующим. В аппаратуре «Брелок» затухание между передающим и приемным каскадами недостаточное, поэтому, передаваемый сигнал проходит на прием, и воспринимается как квитанция, после чего, передача сразу же прекращается, а нижнее звено получить сообщение за это время еще не успевает. Поскольку быстро улучшить параметры аппаратуры «Брелок» не реально, то нужно что-то делать с квитанцией, чтобы она отличалась от передаваемого сигнала. Представители завода подумали, и предложили квитанцию передавать в виде инвертированного сигнала, тем более, что такая инвертированная комбинация в аппаратуре уже существовала, но не использовалась. На следующий день они съездили в полк и где-то в одном из блоков перепаяли два проводка к другим клеммам. Передача сообщений по радио пошла без проблем. В субботу мы писали акты с предложениями о доработке аппаратуры АСУ, а в воскресенье нам предложили выехать на рыбалку.

Речушка, на которую мы выехали, была метров двадцать шириной, и до двух метров глубиной. В одном месте, на середине речки, лежал огромный валун, примерно на метр торчащий над водой. Вода в речке была прозрачной, и было видно, что за этим валуном стоит стайка рыб. Несмотря на то, что был конец августа, было достаточно жарко, и умные головы предложили две бутылки водки, которые мы привезли с собой, поставить в воду, чтобы они не нагрелись, что и сделали. Местные товарищи достали бредень и спиннинг, а я раздал имевшиеся у меня удочки без удилищ. Удилища вырезали здесь же на берегу из верболоза, коротковатые конечно получились, но другого материала здесь не было. На червя рыба практически не клевала, а вот на скакавших вокруг кузнечиков, небольшие двухсот граммовые голавлики клевали с жадностью. За два часа на четыре удочки мы наловили ведро рыбы. На спиннинг была поймана только одна щучка, грамм на триста, а в бредень вообще ничего не поймали. Но всех удивил подполковник из НИИ-4, который ловил рыбу руками, такого я еще никогда не видел. Он взял в руки метровую веточку верболоза, с листиками на конце, и пошел к валуну. Правую руку с веткой, он аккуратно заводил за валун, стая рыбок смещалась от этой ветки в противоположную сторону, и когда она была достаточно близко от его левой руки, он хватал ею одну из рыбок и выбрасывал на берег. Так он поймал с десяток приличных рыбок. Это было настолько просто и непринужденно, что остальным тоже захотелось так половить, но увы, этот фокус больше ни и кого не получился.

В поисках рыбы мы отошли метров на двести от того места, где оставили вещи и водку для охлаждения, поэтому решили возвращаться назад и начинать варить уху, рыбы уже было предостаточно. Навстречу нам попались два мужика, которые, глядя на нас, как-то дурковато хихикали.

– Что за придурки? – сказал кто-то из наших.

Причина их хихиканья открылась, когда в воде мы не нашли свою водку. Больше спиртного у нас не было, поэтому предстояло попробовать уху без традиционной водки. Среди рыбаков существует поверье, что в уху обязательно нужно добавлять водку, поэтому ребята приуныли, как же теперь уху без водки будем готовить. В командировках в Капустин-Яр, меня научили готовить прекрасную двойную и тройную уху, поэтому я пообещал приготовить уху без водки, объяснив, что настоящие рыбаки водку в уху не добавляют, водка добавляется по вкусу, прямо в горло, но поскольку ее уже нет, то попробуем обойтись без нее. И я приготовил вкуснейшую тройную уху, она была настолько вкусной, что о водке никто даже и не вспомнил, ведро ухи съели без остатка.

Капустин Яр

За время службы в Оренбурге, я побывал в Кап-Яре пять раз. В то время я был членом государственной комиссии по приемке ракетных комплексов. Командировки были длительными, до сорока пяти суток. Вместе со мной все время ездили Боря Баранцев, со службы главного инженера, и Костя Павленко, с автослужбы. Председателем комиссии был полковник Петров, заместитель главного инженера армии. Жили мы в гостинице на второй площадке, чтобы было не очень далеко ездить к месту испытаний комплексов, а ездили на УаЗике, который на все время командировки предоставлялся председателю комиссии. Рабочий день длился с девяти до восемнадцати часов, после чего в течение часа шло подведение итогов работы, проделанной за день, и ехали на ужин на вторую площадку. Обедали в столовой на той же площадке, где проходили испытания, но в этой столовой кормили гораздо хуже, чем в столовой на второй площадке. Лучше всего, конечно, кормили в столовой на десятой площадке, то есть в жилом городке, но туда было далеко ездить, порядка тридцати километров. Туда можно было только в выходные на рейсовом автобусе съездить, что мы иногда и делали. В этой столовой всегда была свежая жареная рыба, особенно мне нравился сом, и я всегда, если была такая возможность, брал две порции сома. После блюд, которые можно было взять в столовых на площадках, это было просто объедение, да к тому же, здесь еще и пару кружек пива можно было взять.

На десятой площадке жило много моих однокашников. Прежде всего, я разыскал Колю Микулу, который служил здесь на вычислительном центре. Он и пригласил меня к себе в гости. За обедом Коля рассказал мне, какая здесь замечательная рыбалка (а мы с ним еще в Харькове вместе на рыбалку ездили), что недалеко от того места, где мы жили, есть деревня Солянка, возле которой в проточных озерах очень много рыбы. Поведал мне также о том, что вместе с ним здесь служит Александр Уздемир, который все выходные проводит в библиотеке, так как готовится поступать в адъюнктуру, Володя Максименко стал замполитом, а Гена Мерзлов стал осведомителем у командира, Сережа Петров служит на той площадке, где мы проводим испытания, но после того, как попался на пьянке, стал замкнутым и держится от всех подальше. На второй площадке еще служит Коля Железняков, который до сих пор ходит старшим лейтенантом, так как женщины и водка ему нравятся больше, чем служба. На следующий день мне удалось встретиться с Уздемиром, и даже побывать у него в гостях. Позже встретился и с Петровым. Он сухо со мной поздоровался, не выражая никаких эмоций и всем своим видом показывая, что общаться со мной он не намерен.

О рыбалке на Солянке я рассказал Боре и Косте, хотел их этим удивить, но они удивили меня, сказали, что пока я отдыхал на десятке, как называли жилой городок, на Солянке они уже побывали, и все разведали. До деревни по полю шесть километров, в деревне есть продуктовый магазин, в котором продается и водка, и колбаса. До прудов от деревни еще километр, неподалеку есть лесок, в котором можно вырезать удилища. Оставалось только дождаться выходных. В следующую субботу мы пошли на Солянку. Идти конечно было далековато, но ведь впереди была долгожданная рыбалка, и это придавало сил. В магазине купили хлеба, колбасы, и две бутылки водки. Прошли метров двести к озеру, как Боря вдруг что-то вспомнил, сказал, что мы не все купили и побежал обратно в магазин. Вернулся он с еще одной бутылкой водки.

– А это еще на хрена? – спросили мы его.

– А вдруг двух не хватит, с озера то бежать дальше будет, – резонно ответил Боря.

В лесочке накопали червей и вырезали удилища. К нашему большому сожалению, орешника, из которого получаются длинные и тонкие удилища, здесь не было, в основном рос корявый карагач, изредка встречались березки и осинки, но они были довольно толстыми. После долгих поисков нашли какие-то небольшие деревца типа черемухи, из них и вырезали сравнительно тонкие, хотя и не очень длинные, удилища. Рыба клевала на червя очень бойко, ждать поклевку почти не приходилось. Клевали в основном небольшие плотвички и окушки, с ладошку размером, частенько попадался небольшой двухсот граммовый жерех. К нам присоединился еще один юный рыбак, местный пацаненок лет шести или семи, который пытался ловить на изогнутую иголку вместо крючка, привязанную к суровой нитке. Я вспомнил свое детство, именно на такую снасть и я пытался ловить рыбу в его годы. Я подарил ему одну из своих удочек, пацан прямо засветился от радости, наловил целый пакет рыбы и счастливый убежал домой. Мы были на озере весь день, солнышко светило яркое, и мы даже позагорать попытались, но холодный ветер нам этого не позволил, пришлось одеваться. Съели всю колбасу и выпили две бутылки водки, третью не осилили, оказалось, что я пью в два раза меньше, чем они, так что зря Боря за третьей бутылкой бегал. Но теперь потребляемая норма была определена, и в дальнейшем можно будет четко определять нужное количество спиртного. Наловили мы много, поэтому более мелкую рыбу сразу выпустили, а более крупную здесь же почистили и выпотрошили, чтобы в гостинице пожарить, средненькую решили посолить и завялить для пива. Вечером у нас был шикарный ужин из жареной рыбы, здесь и пригодилась третья бутылка водки, не зря все-таки Боря за ней бегал. Засоленную рыбу повесили сушиться на балкончике, но через пару дней нас заставили ее снять, сказали, что своей рыбой мы всю гостиницу провоняли.

Работа по приемке комплекса шла к завершению, и мы выехали на четыре дня на полевые испытания. Вот здесь я и познакомился с солончаками, о которых до этого никогда даже не слышал. Я ехал с командным пунктом полка, в состав которого входило пять машин на базе четырехосных МаЗ-543, вес которых был порядка сорока тонн. Была вторая половина апреля, снег уже везде растаял, но лужи стояли везде, в том числе и на полевой дороге, по которой мы ехали. В одной из таких луж первая машина и застряла, да не просто застряла, а села на брюхо, при этом все восемь колес беспомощно крутились в жиже, не доставая до твердого грунта.

– Солончаки, – сказали местные товарищи.

– Какие солончаки? – не понял я.

– Ну это как трясина, – пояснили мне, – сверху немного грунта, а ниже бездонное болото.

Подцепили застрявшую машину к другому МаЗу штатным четырехметровым тросом. Здесь обнаружилось, что трос на два метра ушел под первую машину, поскольку кунги у этих машин на два метра нависают над рамой МаЗа, на которой и находится прицепной крюк, поэтому кабина второй машины оказалась в двух метрах от кунга первой, одна ошибка водителя, и первая машина может врезаться в кабину второй, если ее колеса достигнут твердого грунта. Но этого не случилось. Вторая машина попыталась дернуть первую и тут же села сама, точно так же, как уже сидела первая. Решили третьей машиной объехать первые две и дернуть первую машину спереди, поставив машины кабинами друг к другу, чтобы трос не уходил под машину, а, следовательно, они находились бы на большем расстоянии друг от друга. Третья машина села на брюхо сразу же, как только съехала с наезженной на дороге колеи. По радио связались с базой и попросили привезти серьгу, с помощью которой соединяются два троса. Через час приехала автомашина Урал, которая и привезла такую серьгу. Соединили два троса вместе и подогнали четвертую машину к заду третьей, дернули, и посадили и четвертую машину. В кузове Урала нашлась четырехметровая палка, я взял ее и попытался замерить глубину этой трясины, до твердого грунта эта палка не достала. Стало совсем грустно. Вызвали с базы машину Ураган, такой же МаЗ, но с обычным кузовом вместо кунга, поэтому намного легче наших машин. Надеялись, что он сможет сдернуть наши машины, но и ему это не удалось, он тоже безнадежно застрял. А остальные машины, тем временем, медленно но верно погружались в эту жижу все глубже, появилась угроза, что их совсем может засосать. Доложили об этом на базу, и нам прислали гусеничный тягач. На него была вся надежда, он то уж не должен был застрять. Подцепили к нему одну из застрявших машин, он пару раз провернул землю гусеницами, и погрузился в жижу по самую кабину. В отличие от застрявших машин, у которых оставалась не разрушенная полоска грунта между передними и задними колесами, гусеницами он все с боков у себя выгреб и стал быстро погружаться в жижу. Мне эта ситуация показалась критической, но водитель привязал к гусеницам имеющееся у него бревно и сам себя вытащил, бревно при этом, он правда поломал. Поскольку другого бревна у него не было, участвовать дальше в спасательной операции он отказался. Всё, оставалось только ждать, когда жижа засосет машины. И тут свою помощь предложил старый мужик, водитель Урала. К его предложению сначала отнеслись скептически, разве сможет легкий Урал сдвинуть лежащую на брюхе сорока тонную махину, но, поскольку других вариантов уже не было, а Урал спокойно ездил вокруг застрявших машин и нигде не проваливался, решили попробовать. Подцепили самую легкую из застрявших машин – грузовой Ураган. Короткими рывками Урал начал сдвигать его с места, и вскоре вытащил, как я понимаю, по жидкой грязи тащить машину было легче, чем было бы по сухой земле. Появилась надежда, что сможем вытащить и остальные машины. К ближайшей застрявшей машине подцепили сначала Урал, а затем к нему вытащенный Ураган, мелкими рывками, без прокручивания колес, за полчаса они вдвоем эту машину вытащили. С тремя оставшимися пришлось повозиться гораздо дольше, поскольку вокруг них уже все было разрыто, но, со временем, и их вытащили. Не прошло и суток, как мы снова были готовы двигаться дальше. Вот такие здесь солончаки.

Перед отъездом домой решили еще рез сходить на рыбалку. Костя пригласил на рыбалку своих представителей завода МаЗ, которые пообещали принести с собой ведро и картошку, чтобы сварить уху, а Боря пригласил своего непосредственного начальника, полковника Петрова. Мазисты, как называли представителей этого завода, пошли в нами на рыбалку с самого утра, поэтому ведро рыбы у нас было уже к двенадцати часам, приготовить тройную уху сам бог велел. Полковник Петров, вместе с полковником Трошиным, главным инженером тагильской дивизии, приехали, когда уха была уже практически готовой, и привезли с собой фляжку спирта. Трошин, пока уха доваривалась, тоже решил порыбачить, и вытащил на удочку огромного рака, которого решил тут же сварить в ухе. Но рак не хотел лезть в уху, он расставил клешни и уперся ими в края ведра. Такого громадного рака я еще никогда не выдел, с трудом полковнику удалось запихнуть его в ведро. Тройная уха, да еще под рюмку, пошла великолепно, с удовольствием съели не только уху, но и ту рыбу, которая перед этим варилась для навара, и была потом вытащена в котелок. Ее специально оставляли, вдруг кто захочет еще и рыбки покушать. Особенно уха понравилась полковнику Петрову, он говорил, что такой вкусной ухи еще никогда не пробовал.

В следующую поездку в Кап-Яр я взял с собой пяти метровую телескопическую удочку, а Костя две легкие капроновые сети по двадцать пять метров. Теперь может что-то и крупненькое поймаем. На этот раз с нами от службы главного инженера, кроме Баранцева, ехал еще и майор Христенко. Поскольку на этот раз я взял с собой еще и рыбацкую одежду, то вещей у меня в руках было многовато, и он предложил понести мою удочку, самое «тяжелое», из того, что у меня было, но я и на это согласился. После того, как мы вышли из бюро пропусков, где оформляли документы, я заметил, что моей удочки в руках у Христенко нет.

– А где удочка? – спросил я.

– В бюро пропусков забыл, – сказал Христенко.

– Так и потерять не долго. Помощничек! – сказал я пошел за удочкой.

Но в комнате ожидания удочки уже не было, хотя кроме нас туда больше никто не входил. Прапорщик, начальник бюро пропусков, вернуть нам ее отказался, заявив, что никакой удочки он не видел. Понятно было, что кроме него взять ее было некому, но на разборки времени не было, нас ждала машина, чтобы ехать на вторую площадку. Так, еще не доехав до озера, я лишился своей удочки. Косте тоже не повезло. В первую субботу они с Борей пошли на озеро, и, дождавшись темноты, поставили сети. Утром, ни свет, ни заря, побежали их снимать. Еще только чуть серело, а они были уже за Солянкой, но, несмотря на это, им навстречу уже ехал на велосипеде мужик, с мешком на багажнике. Костя говорил, что его сердце сразу почувствовало что-то неладное. Опасение подтвердилось – сетей уже не было. Видно кто-то видел, как они их ставили. Так, ни разу не половив, мы с Костей лишились основных своих снастей. А скоро я еще и спортивной шапочки лишился, которую надевал на рыбалку. Тот же Христенко попросил ее у меня поносить и потерял, от этого нового человека мне были одни убытки. Теперь на рыбалку я надевал рыбацкую одежду, а на голову приходилось надевать военную фуражку, вид был еще тот, но другого головного убора у меня больше не было.

Теперь пешком на рыбалку мы больше не ходили, полковник Петров утром отвозил нас туда на машине, вместе с ведром для ухи и картошкой. После обеда они с полковником Трошиным приезжали к нам на уху, привозя с собой водку или спирт, и хлеб. Через некоторое время полковник Петров поинтересовался у меня и у Кости, нужно ли нам быть на испытаниях по средам, может там Баранцев с Христенко без нас справятся. Мы с Костей подумали, и решили, что по средам на испытаниях нам присутствовать не обязательно. Поэтому, с утра по средам, нас с Костей вывозили на рыбалку, а ужинали мы в этот день всей командой ухой возле костра. Такая работа нам определенно нравилась, и Петров с Трошиным были довольны, а когда Петров получил из дома посылку, он отдал нам еще и три килограмма сала, теперь у нас, кроме ухи, были еще и бутерброды с вкусным салом.

В один из выходных мне удалось разыскать Колю Железнякова, который был холостяком и жил в общежитии, где я его и застал. Коля, по-прежнему, был старшим лейтенантом, и моему приходу, как мне показалось, не очень обрадовался. На мои вопросы о своей жизни отвечал односложно и неохотно, его настроение немного улучшилось только тогда, когда я поставил на стол бутылку водки. Коля стал немного разговорчивей, но о себе рассказывать ничего не хотел. Рассказал только о Генке Мерзлове, который со временем стал работать не только на своего командира, но и на его начальника, закладывая уже самого командира. В связи с этим, командир отправил Генку учиться в академию, подальше, с глаз долой. А еще, как-то на десятке, я случайно встретился с Володей Максименко. Он встрече обрадовался, приглашал в гости, но у меня уже не было времени, нужно было возвращаться на вторую площадку, поэтому пол часика поговорили и расстались.

С Генкой Мерзловым я встретился на следующий год, тоже случайно. Он мне сказал, что после окончания академии служит в том же подразделении, где служил и раньше, но на подподполковничьей должности, заместителем командира. То есть, он был заместителем того самого командира, который, чтобы от него избавиться, отправил его в академию. Я представляю, как этот командир обрадовался Генкиному возвращению. Все эти мысли Генке я конечно же не высказал, а поздравил его с успехом, и из вежливости спросил, как ему удалось попасть на такую высокую должность. На слово «попасть» Генка обиделся.

– Я не попал, я заслужил эту должность, – сказал он мне.

– Это вы все в училище меня ни в грош не ставили, – высказал он мне видимо давно накопившиеся обиды, – считали, что Генка ни на что не способен, кроме как на гитаре играть, а я, между прочим, школу с золотой медалью закончил. Здесь я показал на что способен, и меня оценили.

Для меня это было полной неожиданностью. Оказывается, он затаил обиду на всех нас за то, что не увидели какой он умный. Вот это амбиции!

– Что же ты так хреново учился в училище, если такой умный? – подумал я. – Сережка Ларин тоже закончил школу с медалью, но он ведь без таких закидонов.

– Гена, успокойся, зря ты так, тебя все очень уважали, – сказал я ему.

Он немного успокоился, мы уже более нормально поговорили, а в конце разговора он пригласил меня вечером к себе в гости, у него намечалось какое-то мероприятие, как потом оказалось, день рождения жены. После всего им высказанного, идти к нему мне не хотелось, и я попытался отказаться, ссылаясь на то, что мне утром нужно быть на второй площадке, да и ночевать здесь мне негде.

– Опять хочешь меня обидеть? – спросил Генка. – В шесть утра идет автобус на твою площадку, а переночуешь у меня.

Пришлось согласиться. Гостей было немного: его младший брат Николай с женой, его подчиненный капитан с женой, и я. После пары рюмок Гену опять понесло, он опять высказывал свои обиды и ко всем предъявлял претензии. Во время перекура я поинтересовался у Николая, что с Генкой произошло и давно ли он такой, тот сказал, что к Генке уже давно прилепилась кличка «Мерзякин», а после академии он изменился еще больше, считает себя недооцененным. А Николай и присутствующий капитан мне понравились, нормальные, простые ребята, с которыми приятно было побеседовать. Уже когда гости собрались уходить, Генка окончательно испортил всем настроение. Он попросил у капитана прикурить, и тот дал ему коробок спичек.

– Ты как даешь начальнику прикурить, – заорал он на бедного капитана и швырнул коробок на пол, – я просил прикурить, а не спички.

Мы все с недоумением смотрели на разъяренного Генку.

– Подними коробок и дай прикурить как положено, – не унимался Генка.

Капитан, как побитая собачонка, поднял коробок, зажег спичку, и поднес ее к сигарете начальника. Наблюдая эту картину, мы все стояли как оплеванные. Да, бедные Генкины подчиненные, им не позавидуешь. Нынешний мой начальник, полковник Помогалов, тоже был не подарок, но до Генки ему было далеко. Жена Гены стояла чуть не плача, и мне было очень жаль ее. Как она живет с таким человеком? Ну дурак, подумал я про себя, ругая себя последними словами за то, что согласился прийти к Гене в гости. Ну зачем я сюда приперся? Ведь сразу же было видно, что он не адекватен и обижается на всё и всех, в том числе и на меня. Утром Гена дал мне свой номер телефона и предлагал звонить, когда буду на десятке, но у меня больше не было желания с ним встречаться, мне и одного раза под завязку хватило.

А к нашей рыбацкой группе примкнул еще один человек, майор Игнатов, особист, прибывший вместе с полком. Пользуясь своим служебным положением, он брал в полку санитарную машину, так называемую буханку, и мы теперь ездили на рыбалку на этой машине, в которой постоянно лежал бредень. На удочки мы больше практически не ловили, за один заброд бреднем мы вытаскивали не меньше ведра рыбы и двух ведер раков. Ездили рыбачить на мелкие речушки, впадающие в Ахтубу. На Ахтубу тоже один раз съездили, но наши прудовые удочки не были приспособлены для такой реки, наши легкие перьевые поплавки быстро сносило течением, ни одной поклевки мы так и не увидели. Бреднем ловить также нельзя было, слишком много любопытных глаз вокруг, запишут номер машины, потом большие неприятности будут. Один раз мы и так чуть не попались, когда начали ловить бреднем на какой-то маленькой речушке, метров десяти в ширину. На другом берегу колхозники убирали сено. Они нас заметили, и стали кричать нам, чтобы мы уезжали, но мы решили закончить заброд, а потом уехать. Видя, что мы на их замечания не реагируем, они отцепили прицеп от трактора, и на тракторе поехали нам на перехват. До ближайшего мостика, через который они могли перебраться на нашу сторону было километров пять, поэтому мы спокойно вытащили на берег тяжелющий бредень и, не выбирая рыбу, забросили его в машину. Ну а дальше трактору соревноваться с машиной не было смысла, и, поняв это, колхозники вернулись назад. Отъехав подальше, мы выбрали из бредня рыбу. В бредне оказалось два ведра крупной рыбы и мешок раков, причем, очень много было крупных линей. Такого большого улова за один заброд у нас еще никогда не было. И уха с такой рыбы была еще более вкусная, но такого наслаждения, как от ловли на обычную удочку, уже не было.