Неоправданная ставка

Эдвард провожал его взглядом до тех пор, пока самолёт не опустился на поле, подпрыгивая на ухабах, а через несколько метров встав на крыло, перевернулся вверх колёсами. Юноша побежал к месту падения, понимая, что должен помочь пилоту. Когда он наконец добежал до места падения, и бросился к кабине, пилот без признаков жизни висел на страховочных ремнях. Когда Эдвард начал пролезать сквозь искорёженную дверь самолёта, пилот открыл глаза, и что-то тихо прошептал. В ту же минуту из моторного отсека показались языки пламени.

Эпштеин попытался отстегнуть ремни, но замки не поддавались, тогда он вытащив из кармана перочинный нож начал резать. Освободив пострадавшего от ремней, Эдвард взвалил его на себя, и стал протискиваться через дверной проём. Как только ему удалось вытащить пострадавшего и положить на землю, огонь охватил кабину самолёта. Положение ухудшалось ещё и тем, что вокруг стояла сухая пшеница, и на раздумья времени не было. Эдвард, подхватил раненого под руки, и что есть сил потащил его к краю поля. Весил пилот не меньше ста килограммов, и уже через пятьдесят метров юноша окончательно выбился из сил. До края поля оставалось еще не меньше ста метров, но самое страшное заключалось в том, что огонь перекинулся на сухую пшеницу, и пожар набирал силу с бешеной скоростью.

– Брось меня и беги, а то сгоришь заживо… Я уже пожил, а ты ещё молодой… Беги отсюда, я сказал… – простонал лётчик и потерял сознание.

Эдвард подлез под неподвижное тело, и встал на четвереньки, после чего с большим трудом, но всё же сумел подняться на ноги, и не взирая на неподъёмную ношу, побежал к краю поля. Решение пришло в голову молниеносно, и он развернувшись побежал в сторону выгорающего участка. Огня здесь уже не было, но от земли поднимался сильный дымный жар, от которого першило в горле. На не сгибающихся, налитых свинцом ногах, Эдвард зашел в центр выгорающего участка и опустив раненого на землю упал рядом. Там куда он минуту назад собирался бежать, бушевал пожар. Подул сильный ветер и огонь изменив направление стал пожирать участок по правую руку спасительного островка. Языки пламени обдали своих пленников, но не причинили особого вреда только потому, что пшеница уже выгорела, и пожар потерял свою силу. По небу раскатились раскаты грома, и пошёл сильный ливень. Эпштеин с ужасом подумал, что могло произойти, не сориентируйся он вовремя, бежать на этот выгоревший пятак, но первой была мысль «бежать к машине». «Небо видело пожар, но почему пролилось сильным дождём, когда он уже закончился? Это что, запоздавшее чудо, или какое-то испытание? – думал Эдвард подставляя лицо крупным каплям, – наверное грузовичёк тоже сгорел. Я же его к самым колоскам поставил, думал пусть и работяга с ними молча поговорит».

Поднявшись с земли, юноша к неимоверному счастью обнаружил свой грузовичёк целым и невредимым, по всей видимости огонь до него не добрался.

– Я сейчас, – больше самому себе, нежели лежавшему без сознания пилоту, сказал Эдвард, и пошатываясь поплёлся в сторону машины. Пожар прошёл стороной, лишь покрыв гарью фары машины, будь он чуть сильнее, полбака горючего разорвало бы грузовик на две половины. После дождя поле превратилось в вязкую грязь, и Эпштеин с трудом подъехал к остающемуся без сознания человеку. Расстелив брезент Эдвард поднял пилота и уложил в кузов, подоткнув края брезента под тело, чтобы меньше шатало.

В маленьком городке, что находился в нескольких километрах от места происшествия нашелся человек готовый осмотреть пострадавшего.

Пожилой джентльмен, после непродолжительного осмотра, попросил Эдварда помочь ему перенести лётчика в дом, после чего сделал тому укол и спросил юношу:

– Это ваш родственник?

– Нет доктор, я не родственник. Мы встретились совершенно случайно. Вы возможно ещё знаете, о том, что по соседству сгорела пшеница, но я тому очевидец.

Я остановился у края поля, когда в самый центр ударила молния, и начался пожар.

– Вы храбрый юноша, и ваш отец должен гордиться вами молодой человек.

Мне приятно слышать, как вы защищаете незнакомого вам человека, предварительно вытащив его из-под огня. Эти пшеничные поля принадлежат человеку на которого я работаю, а чуть больше получаса назад, с нашей пожарной вышки передали сообщение о падении в поле одномоторного самолёта, и команда умчалась туда. Но про молнию вы хорошо придумали, – рассмеялся доктор, – вы достойный человек, простите не знаю вашего имени.

– Эдвард Эпштеин, – отрекомендовался молодой человек.

– Вы пока отдохните, господин Эпштеин, а я займусь вашим другом

Эдвард расположился в плетёном кресле и от перенесённых потрясений впал в лёгкое забытье. «Что происходит? В начале Майкл, теперь этот несчастный? Что будет следующим? Теперь нет абсолютной уверенности, что и груз дойдёт до места. Мне надо позвонить» .

– У меня есть хороший кофе. Не выпить ли нам по чашечке? – поинтересовался вернувшийся доктор.

– Вы знаете, доктор, я не пью кофе. Отец не разрешал нам. Говорил, что это вредно, и я привык пить чай. Я могу позвонить от вас?

– Да конечно, телефон в другой комнате, – разрешил доктор.

После нескольких продолжительных гудков, послышался щелчок, и Эдвард услышал голос Джорджа.

– Эд ты где пропал? Я уже разгрузил всё оборудование, и жду тебя. Давай быстрее, мне не терпится начать монтаж.

– Ты пока сам занимайся Джо, у меня возникли некоторые проблемы с братом. Я поеду обратно.

– А что случилось? Объясни в двух словах.

– В двух словах не объяснить, давай при встрече, – прервал Эдвард положив трубку нарычаг.

– Ваш отец, вероятно, человек крутого нрава, – рассуждал доктор, когда Эдвард вернулся в смотровой кабинет, – это я о запретах. Впрочем, «De gustibus non disputandum est», – как говорится, о вкусах не спорят. Ваш друг вне всякой опасности. Сегодня он побудет у меня, а завтра посмотрим. К счастью, всё обошлось ушибами. Внешне переломов не видно. Он сильно ударился головой в момент падения, но, если всё так, как я предполагаю, ваш друг скоро придёт в себя.

– Homo proponit, sed deus disponit, – процитировал Эдвард.

– О, молодой человек, да вы знакомы с латынью! Похвально-похвально! Вы, вероятно, учитесь на медика?

– Нет, доктор, я учусь быть хозяином.

– Ну что же, быть хозяином и управлять собой может только умный человек.

– Вы не могли бы осмотреть и меня? Мне кажется, что я повредил спину.

– В вашем возрасте рано жаловаться на здоровье. И, судя по тому, какой путь вы проделали с вашим должником, а веса в нём не меньше ста килограммов, вы в прекрасной форме. Снимите рубашку.

Доктор внимательно осмотрел и ощупал спину.

– У вас лёгкое перенапряжение. Хорошенько отдохнёте, не поднимая тяжестей, пару дней, и с вами всё будет в порядке. Парадокс заключается в том, что я ветеринар по профессии и должен лечить животных, но всё чаще лечу людей. Кажется я тоже не назвал вам своего имени: Джозеф Болтон, к вашим услугам!

– Очень приятно, господин Болтон!

Пока Эдвард и доктор за непринуждённым разговором пили чай, летчик пришёл в сознание.

Некоторое время он не мог сообразить, где он и что произошло. От слабости кружилась голова, и он чуть слышно произнёс: «Кто-нибудь?»

Болтон и Эдвард вошли в комнату, где он лежал.

Пилот несколько минут туманным взглядом смотрел на юношу, и наконец произнёс:

– Вы спасли мне жизнь, как ваше имя? – произнёс лётчик, пытаясь протянуть руку, но похоже от сильной боли вновь потерял сознание.

– Моё имя Эдвард Эпштейн!

– Он сейчас очень слаб, думаю вам лучше навестить его через пару дней. Я связался с доктором Хигинсом, и вместе мы поставим вашего друга на ноги – сказал доктор.

– Хорошо доктор Болтон. Я обязательно приеду.

Эдвард попрощался с доктором и развернувшись поехал в клинику, где находился Майкл. Через несколько миль он завернул в придорожный магазин, чтобы купить воды. По радио передавали новости, и Эдвард услышал, что два часа назад разбился самолёт известного адвоката Вилли Стейзи. Далее сообщалось, что на месте крушения адвокат найден не был, и если кто-то знает о его местонахождении, просьба позвонить по следующему телефону. Эдвард набрал указанный номер, сообщил, где находится пострадавший, и вкратце рассказал о произошедшем. Его поблагодарили, и Эдвард повесил трубку.

– Вы видели эту катастрофу? – спросил продавец.

– На его счастье, я проезжал мимо, когда самолет упал.

– Судя по тому, как вы говорите о Стейзи, вы, вероятно, с ним не знакомы.

– Да, я видел этого джентльмена в первый раз.

– Вы оказали услугу очень известному и богатому человеку. Вилли Стейзи – адвокат с мировым именем. Своё состояние но заработал исключительно благодаря неординарному интеллекту. А, зная порядочность этого человека, могу заверить вас, что Билл в долгу не останется и обязательно найдёт способ вас отблагодарить.

– Я помог этому человеку не из корыстных побуждений, сэр, а потому что он попал в беду.

– Вилли Стейзи отныне будет вашим хорошим другом, – засмеялся продавец, – он очень добрый малый.

– Разрешите мне сделать ещё один звонок?

– Звоните сколько вам угодно, молодой человек.

Эдвард нашёл телефон доктора забравшего Майкла в клинику, и набрал номер.

– Я могу услышать доктора Морти?

– К сожалению нет, а кто его спрашивает? – ответил женский голос.

– К вам поступил больной Майкл Эпштеин, я его старший брат, вы можете сказать, как он себя чувствует, и могу ли я приехать, чтобы повидаться с ним?

– Сейчас он находится в состоянии, называемом у нас «пограничным». Ему дают сильное успокоительным, и ближайшие несколько дней ваш брат будет спать. О свидании не может быть и речи, так как сейчас должны отсутствовать все раздражители, тем более близкие родственники.

– А когда я могу приехать? – допытывался Эдвард.

– Позвоните через пару недель, молодой человек, раньше ничего обещать не могу.

***

Несколько дней понадобилось на монтаж, всего приобретённого оборудования. Вечером, смертельно уставшие, но безумно довольные окончанием подготовительных работ, Эдвард и Джордж сидели на скамейке и размышляли, кто окажется их первым клиентом.

Из-за поворота показался красный автомобиль и коротко взвизгнул тормозами остановился у входа мастерской.

Из машины вышел высокий мужчина в светлом костюме и подойдя к друзьям протянул Эдварду руку.

– Я хочу о многом тебя спросить, но ещё больше хочу тебе сказать…

От волнения у Вилли Стейзи перехватило горло. Откашлявшись он продолжил: я был на поле, я видел где лежит самолёт, как тебе удалось вытащить меня? Дорогой ты мой человечище!

Стейзи крепко обнял Эдварда, несколько раз легко похлопав ладонями по спине добавил: ты спас мне жизнь парень! Ты спас мне жизнь! Этот поступок не имеет цены, потому что жизнь её не имеет, для каждого она бесценна. Словами описывать содеянное не имеет смысла, потому что это – поступок на который способен только цельный изнутри человек. Слабаку это не под силу Эдвард Эпштеин! Где бы ты ни был, чтобы не делал, ты всегда будешь самым дорогим гостем моего дома, и добрым другом моей семьи, для которой ты сохранил жизнь близкого человека.

– А я вас даже сразу не узнал, – смутившись похвальному отзыву признался Эдвард, – на вас шлем был и всё лицо в крови, а потом ещё и закоптились окончательно, – рассмеявшись добавил он.

– Ты мне вот, что скажи друг мой, ты как догадался на этот выжженный пятак бежать? Я был там, и понял, если бы ты не догадался пойти за огнём, а пошёл к краю поля, это бы был наш последний поход. Помню, когда ты резал ремни. У меня просветлело тогда на мгновение, а потом опять провал. Дождь помню, я открыл глаза почувствовал несколько капель, и опять провалился. Доктора сказали, что со временем это проходит, и это гораздо лучше, чем когда человек испытывает болевой шок, напрягая сердце. В бессознательном состоянии и умирать легче, – грустно пошутил Стэйзи.

Когда эмоции от встречи немного стихли, он спросил:

– Я смотрю, ты открываешь своё дело?

– Да, мистер Стейзи, – ответил Эдвард.

– Ты отныне мой названый брат Эдвард, потому зови меня по имени Вилли, или просто Вилл. Чем я могу помочь тебе в твоих начинаниях?

– Дело за малым. Всё готово для работы, осталось привлечь клиентов, – вставил фразу Джордж.

– Считайте ребята, что все мои друзья – клиенты вашей мастерской. А у меня много друзей и знакомых. Думаю, начиная с завтрашнего дня, перед тобой встанет другая проблема: как справиться с таким количеством работы? – смеясь, произнёс Вилли. – Где ты остановился?

– Я живу в мотеле, в двух милях отсюда. Думаю, если дела пойдут хорошо, построю дом рядом с мастерской.

– Твои дела пойдут хорошо, потому что мы заставим их идти хорошо, – подмигнув, произнёс Стэйзи. – А пока ты не построил дом, поживёшь у меня. И учти, я не приму возражений.

Дом Стейзи стоял на берегу озера, с противоположной стороны которого начиналось скалистое предгорье, густо покрытое зелёным ковром разлапистых елей. Фасад дома был выполнен из мрамора и стекла, и напоминал вход в дорогой отель. Задняя часть замысловато соединялась со стенами средневекового замка.

– Замок принадлежал великому мыслителю и учёному, моему далёкому предку, который получил его в дар от своего учителя, – рассказывал Стейзи, показывая гостю своё жилище, – Семь лет назад, один уважаемый человек, предложил мне купить эту землю, и когда я оказался здесь, понял что я купил. Я купил свою Родину. Это дом моего далёкого предка, что подтверждают найденные мной картины. Мои дед и отец кропотливо собирали информацию, но в полной мере открылась она именно мне, когда я вошёл в подвалы старого замка. Примерно три века тому назад здесь произошли события, после которых многие строения и стены были разрушены. Скорее всего заложили порох и взорвали, в то время другой взрывчатки ещё не существовало. Кому мог так насолить мой предок не знаю, но после этого в нём никто не жил, вплоть до того момента, пока эти земли не купил один богатый промышленник. Оставшаяся часть внутреннего строения замка имела три большие комнаты, но вход завалило, и за всё это время никто не заходил туда. Раньше строили на века, и сегодня это доказательство. Стены до сих пор настолько крепки, что, когда мне понадобилось убрать одну из них, закрывающую вид на озеро, пришлось прибегнуть к помощи небольшого заряда взрывчатки. Под стеной мы нашли замурованный потайной ход, ведущий к берегу. Человек, построивший это чудо архитектуры, был настолько увлечён своим детищем, что умудрился расписать стены потайного хода причудливыми узорами. Сегодня уже поздно, а завтра с утра я устрою тебе небольшую прогулку в подземелье.

После ужина садовник Стейзи проводил Эдварда в отведённую ему комнату в старом крыле замка.

– Этот камин, по всей видимости, обогревал ещё первого хозяина замка, – сказал садовник, похлопывая каменный выступ камина, выполненного в виде открытой пасти льва. – Эти стены настолько толстые, что совсем не прогреваются, и приходится протапливать каждый день, иначе будет очень холодно. Господин Стейзи не захотел проводить паровое отопление. Сказал, что хочет оставить первозданную систему обогрева, дабы не нарушать температурного режима и не подвергать камень разрушению. Он не случайно поселил вас в эту старую комнату, – заговорщицки таинственно протянул садовник, – этой комнате для гостей как минимум триста лет. Вполне вероятно, здесь могли быть в гостях даже короли. Каждая вещь в этой комнате окутана тайной. Конечно вы вольны отказаться, если у вас есть какие-нибудь мистические предрассудки.

Эдвард категорически мотнул головой, потрясенный услышанным.

Майкл что-то пытался ему рассказать, и это было связано с чем-то мистическим. Что он начал говорить, когда проиграл? Он называл какие-то имена, о ком шла речь? Что открылось Майклу, и вселило в него такую уверенность. Он хорошо знал брата, знал все его увлечения и незаурядную рассудительность. Майкл не мог принял такое решение вдруг. Это было взвешенное решение. Что скажет отец, когда узнает о произошедшем? Это же в его понимании не поддаётся обсуждению. Проиграть в карты деньги заработанные кровью и потом, это плевок в его душу. Это за рамками его понимания, и он не примет подобного. Он никогда не простит Майклу этого поступка.

От мыслей его отвлёк вошедший с разносом садовник.

– Я принёс вам фрукты, и печенье, на тот случай если вы проголодаетесь, – оповестил он, устанавливая большой разнос на старинный столик с витыми ножках.

– Мой хозяин перечитал много литературы и знает обо всех жильцах этого замка. Вероятно, завтра проведёт вас по самым потайным уголкам и расскажет много интересного. Сейчас я растоплю камин, и здесь будет тепло. Иногда в дождливую погоду я люблю сидеть в этой большой комнате и греться у огня. Вам тоже понравится, если поживете здесь. Насколько я понял, мистер Стейзи пригласил вас остаться здесь, пока не построите свой дом?

– Мне не хотелось бы злоупотреблять гостеприимством. Да и до мастерской далеко добираться, – улыбаясь, ответил Эдвард.

Ему нравился этот разговорчивый пожилой садовник.

– О чём вы говорите, молодой человек! В этом доме не было и дня, чтобы кто-то не гостил. Мистер Стейзи будет скучать, если за вечерней чашкой кофе у него не будет собеседника.

– А как же вы?

– О, молодой человек! Я служу этой семье вот уже тридцать восемь лет и работал ещё у отца мистера Стейзи, знаменитого врача. С тех пор, как его не стало, прошло уже двадцать два года, и мы с мистером Стейзи переговорили обо всём на свете. Мы настолько знаем друг друга, что, стоит мне только раскрыть рот, хозяин уже знает, о чём я хочу сказать, – рассмеявшись, сказал садовник. – Меня зовут Боб, и я всегда к вашим услугам, а после того, что вы сделали для мистера Стейзи, можете считать меня своим преданным слугой. Вилли вырос на моих глазах, и я люблю его, как сына. Если бы с ним что-нибудь случилось, сердце старого Боба не выдержало бы. Два моих сына редко радуют отца своим появлением: старший живёт в другой стране, а младший всю жизнь проводит в джунглях да саваннах. Скоро будет десять лет, как он занимается семействами диких кошек и дома бывает раз в полгода. Роднее мистера Стейзи у меня никого нет.

– Скажите, мистер Боб, а мама мистера Стейзи жива?

– Я не привык зваться мистером, зовите меня просто Боб. А мать Вилли умерла, когда он был совсем маленьким. Добрая была женщина, упокой Господи её светлую душу. Кормила сирот и помогала инвалидам. Я, наверное, уже утомил вас своими разговорами. Завтра вас ждёт увлекательное путешествие. За семь лет которые мы здесь живём, я не перестаю удивляться этим домом. Ну вот, через полчаса здесь будет очень тепло и уютно, – сказал садовник, подбрасывая толстые поленья в глубокий зев камина. – А я пойду спать к моим цветам. Спокойной ночи, мистер Эдвард.

– Спокойной ночи, Боб, но я попрошу вас тоже не называть меня мистером.

– Хорошо, – широко улыбаясь, произнёс старик и вышел, прикрыв массивную дверь.

Эдвард сел в обитое чёрной кожей высокое кресло, стоящее у камина, и, вытянув ноги, стал наслаждаться теплом огня, разглядывая комнату. Когда они вошли, здесь горели только ночные светильники, висящие по обе стороны большой кровати, и разглядеть комнату не было возможности. Теперь глаза привыкли к полумраку, а огонь от камина добавил света и теней. На какое-то мгновение Эдварду показалось, что в комнате кто-то есть. Поёжившись он подумал, что в таком старинном доме вполне могут быть привидения, и только приглядевшись, понял, отчего возникло ощущение, что он не один. В комнате висело несколько картин, а блики огня, играя на краске, как будто оживляли лица, написанные на холстах.

Эдвард подошёл к одной из картин и внимательно присмотрелся.

С холста величественно взирал человек преклонных лет с окладистой седой бородой и щегольски подкрученными вверх усами. Глаза смотрели спокойно, но в этом взгляде чувствовалась властная натура. Его одежда говорила о том, что этот вельможа принадлежал к числу богатых людей, а массивная цепь с большим кулоном, скорее всего, свидетельствовала о его дворянском происхождении, и высоком положении при дворе.

На другой картине был нарисован юноша лет шестнадцати. Художник передал черты лица настолько тонко, что в них без труда читался весёлый характер, а в глазах играло лукавство. Эдварду показалось, что портрет ему кого-то напоминает. Но как он не силился, не мог вспомнить никого, похожего на юного повесу с холста. Устроившись на кровати, юноша долго смотрел на тлеющие угли, размышляя о непредсказуемости происходящего, и строил планы на ближайшее будущее.

Утром Эдварда разбудило громкое щебетание птиц. Комната, вечером окутанная мраком, была освещена лучами утреннего солнца и уже не казалась такой хмурой. Эдвард поднялся с кровати и подошёл к окну. Взгляду открывался чарующий вид озера. Только сейчас Эдвард разглядел горную гряду, окружающую озеро и как будто прячущую эту первозданную красоту от посторонних глаз. Вода была тёмно-синего цвета и переливалась разноцветными бликами в солнечных лучах. От этой красоты не хотелось отрывать взгляда, но тут он услышал шаги за спиной и голос садовника.

– Доброе утро, Эдвард! Вы уже успели посмотреть в окно! Просыпаться здесь хочется уже ради того, чтобы видеть первозданную красоту природы. Многие художники писали этот пейзаж, и он был увековечен задолго до того, как мы с вами появились на свет. Мы проживем и покинем этот бренный мир, а красотой этих мест ещё долго будут восхищаться наши внуки и правнуки. Сегодня вас ждет увлекательная прогулка с мистером Стейзи. Он ожидает вас в саду. Утренний кофе велел подать туда. Пойдемте, я провожу вас.

Они вышли из комнаты и по винтовой лестнице спустились в полутёмный подвал, и через несколько метров, поднялись на тенистую веранду, крышу которой образовывали перекручивающиеся ветви виноградной лозы. Над головой играя на солнце каплями утренней росы, густо висели наливающиеся виноградные гроздья.

– Немного терпения, Эдвард, и вы увидите многие чудеса этого дома, – загадочно произнёс Боб, спускаясь по очередной лестнице.

Они сделали несколько круговых спусков, пока не оказались в широком коридоре, из которого веяло прохладой и пахло сыростью. Ход тянулся несколько десятков метров и постепенно сужался. Наконец, они поднялись по крутым ступеням и вышли на залитую солнцем площадку, окружённую розовыми кустами., с которой открывался чарующий вид озера на фоне горных хребтов. Стейзи сидел за белым круглым столиком и, увидев выходящих Эдварда и садовника, поднялся им навстречу.

– Ну, как впечатления? Ночью это место кажется мрачноватым.

– У меня нет слов, мистер Стейзи. Я бы назвал это место настоящим райским уголком.

– Ты близок к истине, брат мой: мы называем это озеро Эдемом. Сейчас я покажу тебе то, что не может не вызывать восторга, потому что объяснить это невозможно.

Они прошли несколько десятков метров по берегу и оказались на каменистом берегу, густо поросшем плакучими ивами.

– Посмотри на отражение в воде, Эдвард! – восхищенно произнёс Стейзи. – Это невозможно объяснить, прямо мистика какая-то.

Эдвард внимательно присмотрелся к отражению и был потрясён.

Дом отражался в воде в виде парусного корабля. При внимательном рассмотрении можно было увидеть мачты, оснастку и даже пушечные порты. Необъяснимым оставалось, каким образом появилось это отражение? При внимательном рассмотрении дома, провести параллели отражающиеся в воде, не представлялось возможным. Почему происходило такое преображение картинки? Не иначе, как чудом, это явление назвать было нельзя. Они ещё несколько минут любовались необыкновенным видением, прежде чем Стейзи произнёс:

– Мой далёкий предок обладал многими уникальными для своего времени знаниями, но, к моему большому сожалению, нет ни одной записи. Есть только высказывания монаха одного ордена, где он упоминает о некоем Сэмуиле, как о человеке недюжинных умственных способностей и невиданной ранее прозорливости. Этот трактат мне привёз профессор историк, и после длительных переговоров удалось сговориться о цене с одной очень существенной деталью. Я пообещал хранить этот трактат как зеницу ока, дабы он остался в истории для потомков. Я обязательно покажу тебе, а сейчас хочу познакомить тебя с одним очень хорошим человеком. Пойдём, он вероятно уже подъехал.

Человек, о котором говорил Стейзи, уже ожидал прихода на террасе, попивая чай, заботливо поданный садонкиом.

– Познакомься, Эдвард, это мой старый друг Сэм, – сказал Стейзи, поднимаясь на террасу. – А это тот самый молодой человек, благодаря храбрости которого я сейчас говорю с тобой, – добавил он, дружески обнимая Эдварда за плечо. – Думаю, Сэм, этому парню можно доверить самую сокровенную тайну.

– Да в общем-то тайна невелика, – посмеиваясь, ответил Сэм Бобб, – ваш отец, как и каждый родитель, переживающий за своих чад, нанял троих соглядатаев, дабы вы не попали в какую-нибудь неприятность. Мне поручили присматривать за вами, но, как я вижу, вы достойный малый, и в няньках не нуждаетесь. Ваш отец хорошо заплатил, и я, как каждый порядочный человек, обязан отработать свой гонорар. Что я могу сделать для вас, Эдвард?