Кристалл времени

Полчаса спустя я уже подавал горячие блюда. Рита, отчего-то загрустившая, встретила ужин аплодисментами.

– Ваша жена, безусловно, в восторге от вас, – проворковала она.

– Увы, я не женат, – притворно вздохнул я. – Единственное существо, с которым я делю кров – крыс Талиб.

Я рассказал ей о своем крысе, и настроение у девушки заметно улучшилось. За ужином мы исчерпали запас любезностей и, наконец, затронули интересующую нас тему.

– Вяземских я видела всего несколько раз в жизни, – рассказала Рита. – Но много наслышана о них. Их исследования в области торсионных полей полгода назад произвели настоящий фурор в научном мире. Доказать наличие этих полей – значит, научиться понимать природу, ее слойное устройство. Впрочем, то, что я говорю, наверняка, вам не совсем понятно. Попробую объяснить с точки зрения обывателя. Вы когда-нибудь слышали о путешествии во времени? Так вот, открытие торсионных полей открывает прямой путь к детальному изучению этого феномена. Вполне возможно, что путешествие во времени не так уж и фантастично.

Я напрягся, слушая ее. Радзиевский тоже когда-то мне об этом говорил.

– Но на ассамблее Вяземские изложили лишь теоретические выкладки. Доказать на практике они так ничего и не смогли. Выдвинутая ими теория пересекается с теорией эфирного устройства Вселенной. А доказать существование эфира еще никому не удалось.

– Тут вы не правы, – взволнованно ответил я. – Удалось. Причем, у меня имеются доказательства.

Теперь напряглась она. Судя по всему, Рита прекрасно умела владеть собой, но тут ее скулы слегка заострились, а глаза заметно потемнели, выдавая сильное внутреннее волнение.

– Доказательства? Какие доказательства?

– Это долгая и, боюсь, грустная история. Мне не хотелось бы отнимать ваше время и обременять ваш слух подобными рассказами. Поверьте, подробности не предназначены для женских ушей.

Но Рита настаивала. Пришлось кое-что ей рассказать, опуская, впрочем, некоторые подробности. Не знаю, что подействовало на меня больше: уютное домашнее тепло, ощущение безмятежного спокойствия и защищенности, от которых я успел отвыкнуть за последние несколько дней, или же магические чары сидевшей напротив меня девушки. Мы были знакомы не более пары часов, но я уже чувствовал приятное волнение в груди, радостное томление, которое испытываешь не так часто в жизни. Мне казалось, что Риту я знаю невероятно давно, и теперь мы с ней просто беседуем по прошествии лет. И все было в ней таким родным и знакомым…

Да, я чувствовал, что влюбляюсь. И уже этим был благодарен Радзиевскому. Зачарованно глядя в ее умные, глубокие глаза, я рассказывал ей о своих приключениях, о смерти Радзиевского, о смерти Вяземского-старшего, о лже-академике, которому отдал лже-сверток, в последний момент побоявшись брать с собой на встречу настоящий. Умолчал лишь о трупе в гостиничном номере. Девушка слушала меня с нескрываемым интересом, иногда играя стальным блеском в глазах. От моего внимания, впрочем, не укрылось то, что смерть незнакомых ей людей мало волнует ее, а вот сведения об исследованиях Радзиевского вызывали в ней живой интерес. Она то и дело задавала наводящие вопросы, но что мог я ей ответить, сам мало понимавший весь глубинный смысл стариковских открытий?

– Вы обязательно должны показать мне эти записи, – настойчиво требовала она. – Возможно, в них отыщется рациональное зерно. Уже одно только это способно произвести переворот в науке.

– Радзиевский тоже говорил об этом, – грустно отвечал я. – За это его и убили… Но я не могу отдать вам записи. Я обещал передать их лично в руки академику Вяземскому.

– Но Вяземского уже нет в живых! – воскликнула она. – Вы же сами об этом говорили. Он выпал из окна. Или его выбросили, это не важно. Важно то, что вы просто не имеете права скрывать от науки такие ценные сведения!

– Я не силен в науке, но умею держать данное слово. Если академика нет в живых, я должен отыскать хотя бы одного из его сыновей.

Но Рита ничего и слушать не желала. Она выдавала все новые аргументы, и в спорах прошел весь вечер. Под конец Рита так распалилась, то ли от жаркого разговора, то ли от вина, что сильно раскраснелась, но пунцовый румянец, покрывший щеки, удивительно красил ее. В приглушенном освещении комнаты я уже не таясь любовался ею. В конце концов, мы пришли к соглашению. Рита завтра же проведет меня по тем адресам, по которым должны были жить сыновья Вяземского, а я позволю ей взглянуть на исследования старика Радзиевского.

Ближе к ночи я засобирался уходить.

– Куда вы?

– В гостиницу.

– Ни в коем случае, – решительно встряхнула она копной рыжих волос. – Я вас никуда не отпущу. Оставайтесь на ночь здесь. Места достаточно. Диван вас не смутит? Вот и отлично. А завтра с утра отправимся на поиски Вяземских. И не спорьте, я этого не люблю.

Ну как было не влюбиться в эту девушку? Она постелила мне на диване в гостиной, пожелала спокойной ночи и ушла в соседнюю комнату. Я долго не мог заснуть, думая о ней, а когда пришел сон, то в нем ожила и она.

Утром меня разбудила Рита. Она возвышалась надо мной все в том же кимоно, но была все же какая-то другая, нахмуренная и озабоченная.

– Вставайте, – строго велела она. – Уже полседьмого.

За окнами было темно. Хотелось еще спать, голова гудела от недосыпа, но ослушаться я не посмел. Встал, побрел в ванную. Кое-как поскреб щеки затупившимся одноразовым станком, почистил зубы. Когда вернулся в гостиную, постель уже была убрана.

На столе в кухне меня дожидался легкий завтрак, сооруженный девушкой из остатков вчерашнего ужина. Риты уже не было дома. Она ушла, оставив записку, в которой велела дожидаться ее и никуда не уходить.

Позавтракав, я от скуки перебрался в гостиную, исследовал содержимое книжных полок, но не успел остановить выбор на какой-то одной книге, как в двери послышался скрежет вставляемого в замочную скважину ключа. Вернулась Рита.

– Одевайтесь, едем! – крикнула она с порога. – Я отпросилась с работы, и весь день буду в вашем полном распоряжении.

Десять минут спустя мы вместе вышли из дома. Перед подъездом нас ожидало небольшое, компактное авто немецкого производства.

– Взяла напрокат, – пояснила Рита, усаживаясь на водительское место; я устроился рядом. – Поедем к Михаилу, – решила она, выводя машину со двора. – Он старший из сыновей.

Машину она вела так, будто обладала, по меньшей мере, тридцатилетним опытом в этой области. Ее изящные руки уверенно сжимали руль, легкое авто послушно подчинялось ее воле и умело маневрировало в густом тягучем потоке машин.

– Вот его дом, – сказала она, когда мы въехали во двор, очень напоминающий ее собственный – один на другой тут налезали и теснились высотные дома.

Мы вошли в подъезд, на лифте поднялись на восьмой этаж. Перед дверью Вяземского Рита остановилась.

– Звоните сами, – велела она. – Я здесь была позавчера, меня уже знают.

Она спустилась этажом ниже и спряталась от взоров хозяев. Только тогда я позвонил. Дверь открыл заспанный мужик с растрепанной прической, в спортивном трико и обычной белой хлопчатобумажной майке. Протирая кулаками глаза, он с трудом подавил зевок и поинтересовался, какого черта мне от него надо в такую рань. Я вежливо объяснил ему суть своего визита.

– Опять Вяземский? – взревел он. – Кто вам дал этот адрес?! Я живу здесь уже пятнадцать лет и не знаю никакого Вяземского. Вы что, с ума все посходили? То одна тут приперлась ненормальная, теперь этот. Убирайтесь отсюда, не то вызову милицию.

Успокоить его было не проще, чем заставить перестать извергаться истекающий лавой вулкан. Поэтому я решил ретироваться, пока ему и правда в голову не пришло вызвать милицию.

– Думаете, что я вас обманула? – на улице спросила меня Рита. – Вы легко можете убедиться в обратном.

Она затащила меня в ближайшее отделение связи. В телефонной книге отыскала искомый адрес, показала мне. Несомненно, адрес значился тот самый, по которому только что мы ходили. Напротив стояла фамилия «Вяземский М.А.». Сомнений быть не могло. Кто-то нарочно пытался сбить меня с толку.

– Кстати, вы обратили внимание на то, какая обувь была на ногах у этого заспанного мужика – домашние тапочки или цивильные туфли? – как бы невзначай спросила она, когда мы подходили к машине. – Когда я приходила к нему, он вышел в цивильных туфлях и спортивном трико. Согласитесь, что друг с другом эти предметы туалета не совсем вяжутся.

От ее слов я вздрогнул и испуганно завертел головой по сторонам.

– Спецслужбы?

– Не исключено, – ответила она. – Ныряйте в машину, за нами может быть слежка.

Авто, яростно взвизгнув колесами, рывком сорвалось с места и вылетело на улицу. Лицо Риты было напряжено, губы плотно сжаты, глаза стиснуты в узкие щелочки. Она напряженно вглядывалась в дорогу перед собой, в зеркало заднего вида, и не сбавляла скорость.

– Теперь вы понимаете, что действовать надо очень быстро? – спросила она. – Кто-то нарочно старается стереть с лица земли все следы существования Вяземских. Говорите же, куда вы спрятали сверток?

Она была права. Тянуть с этим больше было нельзя. Если сверток Радзиевского попадет в руки тех, кто не остановился перед убийством, неизвестно, чем обернется это для всего мира. Радзиевский настаивал на мирном использовании своих открытий. Но любое научное открытие в первую очередь испытывается военными. Страшно подумать, какую великую силу военным мог дать обыкновенный эфир! Помнится, Радзиевский утверждал, что всего в одном кубическом миллиметре этого невидимого глазу вещества содержится энергия, эквивалентная мощности взрыва сорока мегатонных ядерных бомб!

И я велел Рите ехать на железнодорожный вокзал. Предчувствуя беду, настоящий сверток я спрятал в камере хранения. А лже-академику отдал лже-сверток. Представляю, как ему досталось от начальства, когда ничего, кроме старых газет, там не обнаружили.

– Если я вам его отдам, что вы с ним сделаете? – спросил я у Риты, когда мы въехали на привокзальную стоянку.

Она полуобернулась ко мне со своего кресла и впилась в мои глаза долгим, полным заветной нежности, взглядом.

– Милый, я работаю в секретном НИИ, – сладко проворковала она. – В своем научном наставнике я уверена, как в себе. Он сумеет разобраться в записях и добьется того, чтобы изучались они на государственном уровне.

После этого она наклонилась ко мне и жарко припала к моим губам своими. Я задохнулся от волны нахлынувших чувств.

– Когда все закончится, ты пригласишь меня в ресторан? – спросила она, продолжая меня целовать, теперь в кончик носа, в щеки, в краешки губ. – Ты мне очень понравился.

И все же острый коготок недоверия ковырял мою душу. Слишком уж по накатанной дорожке развивались события. Казалось, что я двигался в каком-то лабиринте по кем-то указанному мне пути. Совсем как Талиб, когда я выпускал его в учебном лабиринте у Радзиевского. Только в отличие от меня, крыс всегда с первого раза находил правильный путь. Я же пока тыкался носом в стены, упирался в тупики.

– Подожди меня здесь, – попросил я Риту. – Если за нами установлена слежка, то лучше пострадаю я один.

Она ответила чарующей улыбкой.

Вокзал бурлил привычной жизнью. Кругом шум, гомон, снующие приезжие, встречающие, провожающие, нищие, милиционеры, вереница киосков, манящих вкусными запахами, эскалаторы на второй этаж, к залам ожидания, голос дикторши, объявляющей посадку…

Прежде чем направиться к камерам хранения, я зашел в туалет. Приятная на вид кореянка потребовала у меня за вход плату, и только затем пропустила внутрь.

Туалет, несмотря на платный вход, не стал лучше, чем во времена моей юности, когда я бывал в Москве и в подобные заведения ходил бесплатно. Сервис был тот же. Внутри едко бил в нос резкий запах хлорки, из рыжих от ржавчины кранов сочилась вода, зеркала были засалены, а в углу угрюмая старушка-уборщица тряпкой на швабре вяло развозила грязь по когда-то белому кафельному полу.

Я вошел в отдельную кабинку и замер. Передо мной, прямо на стене красными жирными буквами были начертаны слова: «Не говорите ей про Кристалл Вселенной». Прочитав это, я похолодел. Опять послание. На сей раз на стене. Кто их автор? Откуда он столько знает обо мне? Откуда ему известно про Кристалл Вселенной?

Пулей я вылетел из туалета, где, кроме меня и уборщицы, никого не было. Пересек, почти бегом, зал, добрался до камеры хранения. Но потом передумал, и, искоса поглядывая вокруг себя, зашагал прочь от камеры. Забрел в закуток, где кормили вполне сносной на вид пищей. Уселся на стул за стойкой и заказал чашку кофе. Меня не отпускало чувство, что за мной следят. Если так и было на самом деле, то самому соваться в камеру хранения было опасно. Необходимо было придумать, как вынуть оттуда сверток. Конечно, можно было попросить Риту сделать это. Но ее жизнью я рисковать не мог. К тому же, она могла засветиться вместе со мной. Необходим был кто-то незаметный. И тут меня осенило. Я допил кофе и покинул пределы заведения. У входа на вокзал без труда отыскал оборванца, сидевшего у стены с протянутой рукой. Я склонился к нему и, делая вид, что ищу мелочь, процедил сквозь зубы:

– Хочешь заработать?

Оборванец оказался сообразительным, и моргнул в знак согласия, но так, чтобы со стороны не было видно, что мы с ним беседуем.

– Я дам тебе ключ от камеры хранения, – инструктировал его я. – Вынешь из нее сверток, затем зайдешь в мужской туалет. Я зайду следом, дождусь, пока ты выйдешь из кабинки. Сверток оставишь там. Там же получишь деньги. И не вздумай бежать со свертком, я буду за тобой следить, понял?

Оборванец вновь согласно моргнул. Вынув из кармана мелочь, я опустил монеты вместе с ключом в его грязную руку, скороговоркой прошептал номер ячейки и код, и вернулся в здание вокзала. Устроившись перед тумбой автоматической справки, я делал вид, что изучаю расписание движения поездов, а на самом деле не сводил глаз с входа на вокзал. Несколько минут спустя в дверях возник оборванец. Он шел не спеша, весь сгорбленный, какой-то жалкой походкой, и выпрашивал по пути подаяние. Словом, вел себя как обычно.

Мое сердце тревожно забилось, когда к оборванцу подошел милиционер. Но они о чем-то поговорили, и милиционер, криво усмехнувшись, отпустил его. Оборванец продолжил свой путь. Когда он отошел от меня достаточно далеко, я, не спеша, последовал за ним, старательно выдерживая безопасное расстояние. Таким, как он, нельзя было верить, но у меня не было другого выбора.

Послонявшись вдоволь по вокзалу и поиграв на моих нервах, оборванец заглянул, наконец, в камеру хранения. Без труда отыскал мою ячейку и, вставив ключ, начал набирать код. К нему тут же подошел служащий камеры хранения. Сердце мое вновь едва не оборвалось. Этого я не учел. Подобных типов ведь пускают не везде. Но, видно, оборванец обладал определенным красноречием, ибо служащий довольно быстро от него отошел. Потом мой посланец благополучно вынул из ячейки сверток и сунул под полу потрепанного пиджака.

Мои указания он выполнил в точности. Вошел в туалет, уединился в кабинке и вышел из нее, на ходу протянув ко мне руку. Я вложил в нее крупную купюру. Лицо оборванца засветилось радостной улыбкой.

– Если будут проблемы, всегда обращайся, – предложил он. – Меня зовут Профессор. Меня тут все знают.

– А почему профессор? – спросил я.

– Когда-то работал на заводе, мастером, – невесело улыбнулся он. – Отлично разбираюсь в технике, потому и Профессор.

Я еще раз кивком головы поблагодарил его и вошел в кабинку. Сверток лежал на сливном бачке. Трясущимися от волнения руками я развернул его. Все записи были на месте. Перебрав их, я отложил в сторону те, которые касались непосредственно Кристалла Вселенной и всего с ним связанного. Затем сложил их вчетверо и сунул во внутренний карман куртки. Обратно завернул лишь описания некоторых изобретений Радзиевского, чертежи аппаратов и приборов, многие из которых существовали лишь на бумаге. Если Рита и ее руководитель достаточно сведущи в этой области, они смогут понять, насколько далеко продвинулись исследования Радзиевского, но не сумеют ухватить их сути. С этой спасительной мыслью я и покинул свое убежище.

Рита терпеливо дожидалась меня у машины. Она стояла, прислонившись к авто спиной, и курила. Этой привычки за ней я вчера не заметил. Увидев меня, она махнула мне рукой.

– Ну что? – нетерпеливо выдохнула девушка и нервно швырнула в сторону недокуренную сигарету, когда я к ней подошел.

В ответ я помахал перед ее носом свертком. Она буквально вырвала его у меня из рук и нырнула в машину. Я не так спешил, и когда устроился на пассажирском сидении, Рита уже успела распаковать сверток и бегло просматривала исписанные листки. Лицо ее попеременно отражало гамму самых разнообразных чувств: от легкого удивления до крайнего восхищения.

– Гениально, гениально, – с чувством шептала она. – Ты даже представить себе не можешь, как все просто.

Ее слова бальзамом проливались на мою душу. Теперь я был уверен в том, что смерть Радзиевского не была пустой. Он умер, но оставил после себя что-то действительно важное. При этом самое важное по-прежнему оставалось в моих руках.

– Это надо отметить, – обняв меня от радости и чмокнув в ухо, предложила Рита. – Сделай одолжение, сбегай в магазин, купи шампанское! И стаканчики…

– Но ведь ты за рулем, – недоуменно заметил я.

Она беззаботно махнула рукой.

– Теперь все равно! Пусть у меня хоть на всю жизнь права отбирают. А немного шампанского все равно не повредит. Да, и купи мне шоколадку.

Разве можно было ей отказать? Я вылез из машины и вернулся на вокзал. Купил в той же забегаловке, в которой пил кофе, бутылку шампанского и пористый шоколад, переплатив вдвое по сравнению с ценами в обычных магазинах. А потом случилось непредвиденное. У входа в забегаловку ко мне с двух сторон пристроились дюжие молодцы с непроницаемыми лицами. Едва взглянув на них, я похолодел. Ошибки быть не могло. Это были те самые парни, верзила и коротышка, которые приходили ко мне домой с расспросами о смерти Радзиевского. И их появление здесь, на вокзале, было явно не случайным.

– Вы из спецслужб? – растерянно спросил я, когда они, тесно прижавшись ко мне с двух сторон, куда-то повели меня.

Ответа не последовало. Они незаметно подталкивали меня плечами, но не к выходу, а в сторону технических помещений, куда обычно почти никто не заглядывал. Страх липкой рукой схватил меня. В движениях «федералов» тоже чувствовалась нервозная напряженность. Будто сами они боялись еще больше меня. Но если они – представители власти, то чего им бояться? И тут страшная догадка посетила меня. Они вовсе не из спецслужб! Откуда угодно, но только не из системы защиты правопорядка. И они хотят убить меня. Отчаяние охватило меня, и я не знал, что делать. Мнимые федералы уже без всякого стеснения окончательно подхватили меня под руки и крепко держали в своих стальных тисках. Мне только и оставалось, что уповать на помощь свыше.

Свой последний и единственный шанс я использовал, когда мы проходили мимо эскалатора, поднимавшего людей на второй этаж. Около него, откровенно скучая, дежурил милиционер. К нему-то я отчаянно и рванулся из державших меня рук.

– Арестуйте меня, – кричал я на бегу. – Меня разыскивают за убийство!

«Федералы» растерянно затоптались на месте, не решаясь за мной гнаться. Милиционер смотрел на меня, выпучив глаза.

– Ты что, пьяный? – спросил он, когда я добежал до него. – Иди проспись, а то заберу на пятнадцать суток.

– Заберите, ради всего святого, – взмолился я. – Видите тех двух парней? Они хотят убить меня.

Милиционер смотрел на меня, как на психа, сбежавшего из специализированного заведения.

– Хотя бы проводите до стоянки, – продолжал я его уговаривать, но милиционер был неумолим.

– Иди, иди отсюда, – отвернулся он от меня.

Я бросил взгляд на своих преследователей. Их лица заметно оживились. Они настороженно следили за каждым моим движением, ожидая, когда милиционер отойдет от меня на достаточное расстояние.

Медлить больше было нельзя. Я схватил милиционера за плечо, развернул к себе и нанес не сильный удар ему по лицу. Он растерянно заморгал, глядя на меня недоуменным взглядом. Его глаза постепенно наполнялись гневом, лицо пошло красными пятнами, причем самое отчетливое заметно темнело и приобретало очертания моего кулака. Задыхаясь от возмущения и такой неслыханной наглости, он ловко и безжалостно скрутил мне за спиной руки. Бутылка шампанского упала на пол, и покатилась по направлению к коротышке, который ловко остановил ее ногой.

Милиционер отвел меня в дежурную часть. Меня сунули в «обезьянник», где уже томился какой-то оборванец. Приглядевшись, я с удивлением узнал в нем Профессора.

– Тебя-то за что? – спросил я.

Он улыбнулся и задал тот же вопрос мне.

– Прекратить разговоры! – осадил нас резкий окрик дежурного.

В «обезьяннике» я пробыл не более двадцати минут. Потом в дежурную часть вломились «федералы». Коротышка тут же подскочил к дежурному, сунул ему под нос служебное удостоверение. Милиционер козырнул, что-то спросил, кивая в мою сторону, и зазвенел ключами.

– Ремезов, на выход, – крикнул он. – Скажи спасибо, что за тебя поручились важные люди.

Страх ледяной рукой сжал мое сердце. Понимая, что теперь мне никуда от них не скрыться, я схватил Профессора под руку и оттащил в дальний, скупо освещенный, угол.

– Держи, – торопливо сказал я и сунул ему в руки оставшуюся у меня часть записей Радзиевского. – Обещай сохранить эти бумаги, пока я их у тебя не заберу. Если со мной что-то случится, отдай их Рите. Запоминай адрес.

Затем я сунул ему в руку остававшиеся у меня деньги.

Решетчатая дверь со скрипом отворилась. Минутой спустя меня передали в руки «федералов».

– Неужели вы не видите, что это бандиты? – напрасно молил я дежурного. – Я их даже не знаю. Впервые в жизни вижу. Не отдавайте меня им. Меня ищут по всей стране. Я совершил убийство! Я убил человека в гостинице!

Дежурный пропустил мои слова мимо ушей.

– Видите, как серьезно он болен, – печально вздохнув, взглянул на меня коротышка. – К сожалению, это достаточно буйный больной. Это уже его четвертый побег.

– Что вы мелете?! Какой еще побег? Они нагло врут вам. Меня зовут Дмитрий Ремезов, я журналист. Можете проверить!

Дежурный в ответ понимающе улыбнулся и пожал руку коротышке.

– Впредь следите за ним строже, чтобы больше не убегал.

Я отлично видел, как коротышка во время рукопожатия вложил в руку дежурного крупную купюру. Теперь надежды на спасение просто не было.

«Федералы» вывели меня в пустынный коридор и отвели в какой-то темный и пустынный зал.

– Кто вы и что вам от меня надо? – дрожащим голосом спросил я, когда они выпустили меня из своих объятий и вытолкнули в центр зала.

Верзила встал у дверей. Со мной остался коротышка. Он впился в меня пронзительным взглядом.

– Зачем вы нас обманули, Ремезов? – спросил он. – Вы же обещали никуда не уезжать.

– А я и не уезжал, – огрызнулся я. – Я в Москву пешком пришел.

– Здоровое чувство юмора говорит о том, что вы вполне отдаете себе отчет в своих действиях и поступках. Послушайте, Ремезов. Отдайте то, что вам не принадлежит, и мы вас не тронем. Более того, будем охранять вас до конца жизни. Поможем сменить фамилию и место жительства. Вы заживете другой, более счастливой жизнью.

– Программа защиты свидетелей? Я вам не верю. Ведь вы работаете не на государство.

– Лучше бы вы нам поверили, – посоветовал коротышка. – Мы действительно не желаем вам зла. Если бы вы отдали нам документы, мы сразу отстали бы от вас. Но вы зачем-то все усложнили. Ремезов, мы знаем, что сверток у вас. Отдайте по хорошему.

– Радзиевского убили, Вяземского и его сыновей, по всей видимости, тоже. С чего я вдруг должен верить вам? У меня ничего нет. К тому же, сверток я уже отдал. Разве вы его не получили? Я отдал его из рук в руки человеку, нарядившемуся академиком. А другого свертка у меня нет. Так что отпустите меня. Я просто хочу уехать домой и навсегда забыть эту историю.

Коротышка зло прищурился, обернулся, бросив взгляд на верзилу. Потом он полез во внутренний карман пиджака, выудил оттуда мобильный телефон и набрал номер.

– Это я, – сказал он в трубку. – Он у нас. Говорит, что документов у него нет. Врет… Нет?… Они у вас?… Что делать с ним?… Понял.

Коротышка убрал мобильный телефон обратно в карман и вдруг выхватил из наплечной кобуры пистолет.

– Доставили же вы нам хлопот, Ремезов, – усмехнувшись, сказал он. – Мы совсем с ног сбились, разыскивая вас. Но все хорошо, что хорошо кончается.

Он направил оружие прямиком на меня. Я похолодел.

– Что вы хотите со мной сделать?

– Лично я ничего не имею против вас, – ответил коротышка. – Вы мне даже симпатичны. Но старик сказал, что документы уже у него. Так что, боюсь, у нас остался только один вариант.