Дакия в огне. Часть вторая. Дакийский самодержец

Вадим Барташ

Дакия в огне. Часть вторая. Дакийский самодержец

Предисловие

Во II веке новой эры римский орёл нарастил когти и, расправив крылья, взмыл на недосягаемую высоту.

Рим с правления Юлия Цезаря изменился. Он достиг зенита своего могущества. А всё потому, что переродился из республики в империю. И вот, во время развязанных им нескольких Дакийских войн, он впервые столкнулся с нашими далёкими предками (тогда они объединялись в племенные союзы венедов, склавинов, антов и карпов), и выступали в качестве союзников царя даков. Эти племена, по мнению учёных, и являлись праславянами.

И именно об этом эпизоде Всемирной истории и идёт повествование в данном романе.

Но главным героем в этом романе всё же выступает известный римский политик и военачальник, близкий друг и соратник императора Марка Ульпия Траяна, Лузий Квиет, который, по некоторым сведениям, был выходцем из глубинной Африки и являлся сыном вождя одного из негритянских племён.

Судьба у Лузия Квиета складывалась не просто. Она была в своём роде удивительной, и ему многое пришлось испытать. Ещё в малолетстве он попал в руки купцов, занимавшихся работорговлей, потом, повзрослев, стал гладиатором и выступал на арене цирка Флавиев, и уже в зрелом возрасте сделал карьеру на военном поприще. Под конец жизни он дважды занимал должность консула и стал видным военачальником, а ещё он был личным другом императора Траяна. Последний великий римский историк Аммиан Марцеллин, спустя два с половиной века, напишет, что «Лузий Квиет, наряду с Гнеем Домицием Корбулоном, станет недосягаемым образцом воинской чести и доблести».

Ещё одним героем данного романа по праву можно считать царя даков.

Децебал тоже являлся совершенно неординарной, и я бы даже сказал выдающейся личностью. Он прославился на нескольких поприщах, и проявил себя, в том числе, как талантливый военачальник, и поэтому стал достойным соперником Рима и самого Траяна. И не случайно на родине этого царя, в нынешней Румынии, его помнят и преклоняются перед ним, хотя с момента его гибели прошло почти две тысячи лет. Ему ставят там даже памятники.

Ну и, пожалуй, в этом романе следует выделить и третьего героя. Он достоин тоже не меньшего внимания, чем названные выше.

На мой взгляд этим героем по праву можно считать тогдашнего князя уличей.

Предположительно этого князя звали Драговитом.

Он тоже был неординарной и яркой личностью. И поэтому этот князь сыграет немаловажную роль в противостоянии даков с Римской империей, а затем и в консолидации юго-восточной ветви праславянских племён.

105 год нашей эры.

Область к северу-востоку от Карпских гор (нынешние Карпаты).

Верховья Данастрия (нынешний Днестр).

Земля карпского племени уличей (позднее ставших называться лютичами).

Укреплённое поселение Тамасидава.

Глава первая

Думаю, читатель, что с самого начала необходимо небольшое уточнение. Вернее, короткий экскурс в прошлое. Следует знать, что, хотя о праславянах впервые упоминали такие авторы, как Тацит и Плиний Старший, и это было где-то на рубеже новой эры, но как единая языковая общность, они сформировались гораздо раньше, ещё в середине II тысячелетия до новой эры, отделившись от общего арийского древа.

А в середине I тысячелетия до новой эры они стали организовываться в так называемые союзы племён. И процесс этот растянулся у них на много и много веков.

И ещё, у праславян уже в далёком прошлом была развитая мифология, и в ней имелось достаточно особенностей. Так у них солнце выступало не в одной, а в четырёх божественных ипостасях. Зимнее было Хорсом, весеннее Ярилом, летнее Даждьбогом и осеннее Сварогом.

Сейчас Ярило сменило Хорса…

И вот, побагровевшее весеннее светило уже начало остывать и не так припекало. Краем своим оно зашло за вершину горы, которую называли Чёрной. Несмотря на такое название, вершина этой горы до сих пор сверкала белизной, потому что её покрывал нерастаявший снег.

Вечер брал своё и стремительно накидывал непроницаемое покрывало на землю. Вокруг, до куда дотягивался взгляд, зеленела буйная растительность. Широколиственные леса перемежевались с разросшимся кустарником. Всё вокруг расцветало и благоухало, да так, что начинала кружиться голова.

Весна была на исходе и от того природа окончательно пробуждалась.

Столица уличей не спала. В ней было необычайно шумно.

***

Кажется, в Тамасидаве в эту ночь никто так и не сомкнул глаз…

Несмотря на то, что вечерами ещё было довольно-таки прохладно, но на рыночной площади разожгли костры и меж них поставили десятки длинных столов. Их наспех сколотили за пару дней, и они предназначались для воинов и уважаемых жителей стольного града, к которым прежде всего причислялись главы семейств и владельцы различных мастерских. Однако помимо этого зажгли смоляные факелы и в княжеских палатах, и там стало тоже светло.

В палатах князя устроили пир.

И хотя совсем недавно уличи, как и все остальные карпы, отмечали один из главных своих праздников – Велик день, день весеннего равноденствия, но Драговит и на этот пир не поскупился. Устроил он его с размахом.

Впрочем, прежде, ещё до восхода солнца, под руководством верховного жреца Богумила и его помощников, уличи совершили обряд на капище Перуна и принесли ему и прочим основным богам благодарственные жертвы. Но на этот раз карпы в жертву принесли не пленников, а привели для этого на капище и закололи там пятерых бычков.

***

Этот пир и волховской обряд были не традиционными. Драговит приурочил их к завершению заседания Совета старейшин и Собрания воинов.

С князем в его палатах находилось не очень много лиц. Здесь сейчас пировали избранные: воевода уличей и двадцать старших дружинников, а также присутствовало столько же старших дружинников из других родов, ну ещё были и старейшины, кроме нескольких. И сюда же пожаловали приглашённые персональные гости князя.

А вот Хвалимира и самых рьяных его сторонников не было, и это бросалось в глаза. Однако Драговит делал вид, что ничего не случилось. За то Градибор в Тамасидаве всё-таки задержался.

В отличии от Хвалимира, Градибор был изворотливее, и поэтому не хотел раздражать князя и рвать с ним окончательно. Хотя перед этим у них и состоялся неприятный разговор с Драговитом, однако они оба не пожелали до конца ссориться, и потому старейшина рода Бужан удостоился теперь чести сидеть по правую руку от князя.

А ещё рядом с Драговитом находился Клондик. Рыжеволосый, шумный и внешне простоватый верзила, с грубыми топорными чертами лица. Это был уже гость персональный.

Клондика усадили на почётное место по левую руку от князя. Он был вождём одного из бастарнских племён.

Клондик заявился вчера, и с ним прибыло до сорока его соплеменников. Внешне они походили на своего вождя. Все они выделялись крупным телосложением и своим оружием. (Как и германцы, бастарны предпочитали в сражениях орудовать не мечами, а секирами. Это были топоры на длинных древках, и их считали прирождённым оружием этого племени.)

Следует сказать, что бастарны никаким боком не относились к праславянскому роду, а являлись восточной ветвью кельтов и обитали по северным склонам Карпских гор и вплоть до среднего течения Борисфена (нынешнего Днепра).

Клондик, как и все кельты и германцы, морщился от вина, он его не понимал, но за то обожал пиво, и сейчас этот увалень налегал исключительно на пенный напиток. И по вождю бастарнов было видно, что он уже достаточно опьянел.

А ещё здесь же находился и посланник Децебала. С ним мы уже познакомились. Это был Скорио, сын одного из ближайших соратников дакийского царя. Скорио больше слушал соседей и лишь односложно отвечал, если кто-то к нему непосредственно обращался.

Медовуха и греческое вино лились рекой. Так же гостям предлагали квас и пиво.

Слуги разносили яства, по большей части приготовленные на карпский манер. Среди мяса преобладала дичь, а ещё было много солонины и различных блюд из грибов и ягод, причём из ягод как свежих, так и замороженных.

Развлекали собравшихся музыканты, игравшие на свирелях и дудках, и бившие в тамбурины и бубны. Ну и тут же крутились нелепые скоморохи. Они дурачились и безудержно кривлялись, подначивая гостей.

Однако всем приглашённым показалось этого мало, и некоторые из гостей начали бурно выражать нетерпение. А кое кто из них из-за этого нетерпения стали даже стучать кубками о столешницы и закричали:

– Мы хотим услышать сказителя!

– Ска-а-азителя!!!

– Пусть споёт!!!

И вскоре появился тот, кого с самого начала все ожидали…

Два отрока ввели его в палаты и, подведя к лавке, усадили на неё. Затем подали ему струнный щипковый музыкальный инструмент, который склавины и карпы использовали уже на протяжении нескольких веков, и который они вероятнее всего переняли у своих соседей, живших дальше к северу. Инструмент этот у праславян назывался гуслями. Но эти гусли были особые. Они были старинные, переходившие по наследству. И они были очень внушительные.

Приведённому музыканту все одобрительно захлопали. Карпы его уже знали.

Это был сказитель, которого звали Буяном.

***

У Буяна вырвался из груди глубокий вздох.

Буян нащупал амулет, выточенный из кости какого-то древнего животного и висевший у него на груди (это скорее всего была кость заросшего шерстью доисторического слона, которого северные народы до сих пор встречали, поклонялись ему и называли его мамонтом), прикоснулся к амулету губами, что-то прошептал. Затем обвёл гостей невидящим взглядом, поблагодарил за приглашение и…

Заиграл.

Заиграл на своём необычном инструменте искусно и едва касаясь его кончиками пальцев.

А затем сказитель стал исполнять недавно сочинённую им былину.

Хотя слава об этом сравнительно молодом сказителе зародилась недавно, но она успела перешагнуть за пределы обитания уличей. Песни его теперь исполнялись и на пирах у князей и старейшин антов, карпов, склавинов и даже у венедов. И на всём этом пространстве, где по существу говорили на одном языке, на праславянском, и поклонялись одним богам во главе с Перуном, он теперь по праву считался лучшим сказителем.

А вообще Буян был для сказителя совсем не старым, ему едва перевалило за двадцать пять лет, и он был от самого рождения слепым.

Это между прочим придавало особенную убедительность и красоту его пению. Он из-за этого в свои песни вкладывал всю душу.

***

Голос у Буяна был тоже необыкновенным и при этом постоянно менялся. Казалось он пел несколькими голосами. Или вернее, если закрыть глаза, то можно было бы подумать, что пел не он один, а сразу трое сказителей. У одного из них голос был низким, у второго средним. Ну и у третьего почти что детским.

То есть, его голос то становился тонким-тонким, потом тихим, почти переходившим в шёпот, и его едва было слышно, то громким, даже очень, то начинал дрожать.

Буян пел о славном прошлом карпов, об их извечной борьбе с кочевниками, приходившими из степей и сеявших смерть и разрушения. А ещё он пел о древних героях, которые не щадили живота своего, защищая родную землю.

Главными героями его недавно сочинённого сказания выступали новые лица. Ими стали богатырь Воислав и его помощник, отрок Словен. Кстати, замечу, что этот самый Воислав (а в честь него и был назван старший сын Драговита) являлся не каким-то там выдуманным персонажем, а считался предком и основателем рода князя, и жил он ещё два века назад, при дакийском царе Буребисте, объединившим свою страну и сделавшим её самой могущественной в Восточной Европе.

Большинство из пирующих уже не отвлекались на разговоры и питьё, и все внимательно слушали слепого Буяна.

Только Драговит в пол уха его слушал. Он осторожно разглядывал пирующих. И размышлял.

Драговит испытывал удовлетворение оттого, что сумел добиться намеченного, хотя и знал, что за его спиной созрел опасный заговор, составившийся из части старейшин. Заговор этот возглавил тщеславный и безмерно амбициозный Хвалимир. И вот этого интригана, Драговит, кажется, на этот раз переиграл и уложил на обе лопатки.

Драговит покосился влево и взгляд его упёрся в дакийского посланника.

***

Дак почувствовал, что князь смотрит на него, и их взгляды встретились. Скорио не выдержал взгляда Драговита и опустил глаза. Как будто он чувствовал за собой какую-то вину.

Хо-о-отя, может так оно и есть…

Вирута, супруга князя, открыла Драговиту на днях секрет. Этот юноша, уже дважды посещавший Тамасидаву, ещё с первого раза стал засматриваться на их младшую дочь, которую звали Беляной. Она ему явно понравилась. И они даже уже несколько раз успели встретиться наедине.

Вирута ещё сказала Драговиту: «Ты знаешь, наверное, скоро нам надо ждать сватов, дорогой… Я чувствую, что Беляне не долго осталось ходить в девках.» Но Драговит отвлёкся от этих размышлений и тут же вспомнил о главном, о письме, которое Скорио передал ему в этот свой приезд.

В последнем послании царь даков просил князя прийти к нему на помощь, и клялся Замолксисом, и даже ещё и богами карпов, что не жаждал войны, а значит Рим её развязал по собственной воле, и с определённой целью. А развязал её он для того, чтобы уничтожить Дакию, расправится с ней окончательно, ну а потом, уже следующей его жертвой, неизбежно станут соседи даков.

Децебал также просил с помощью не затягивать, а то может случиться и так, что будет уже поздно.

Драговит отпил немного медовухи и, повернувшись к бастарнскому вождю, склонился к его уху и спросил:

– Кло-ондик, послушай… Вот скажи мне: а люди Децебала у тебя побывали? Децебал к тебе обращался?

Рыжеволосый детина толком не разобрал, что ему сказали.

– Слу…слу-ушаю… кня-яже… Что-о… что-то ты спросил?

– А к тебе Децебал присылал своих людей? – повторил свой вопрос Драговит.

– Да!

– И он тебя просил о помощи?

– Хм-м… О помощи? – переспросил бастарн.

– О помощи.

Бастарн оторвался от огромного куска мяса, вытер рукой рыжую бороду и губы, смачно пару раз икнул и произнёс заплетающимся языком:

– О-о…о-обращался. Й-и-ик…

– И что бастарны по этому поводу думают? Вы как, поддержите даков? Выступите против Рима?

– Всё з-за…зависит от вас. Й-и-ик… Если карпы и склавины решатся, то… то тогда и мы… – Клондик вновь икнул, запил мясо пивом и добавил: – то тогда… тогда и мы, конечно же, выступим. Клянусь Дагдой-Одином! Во всяком случае за своих пиквинов я ручаюсь…

Драговит тут же по этому поводу заметил:

– Так мы готовимся выступить!

– И что, не убоитесь?

– Пусть меня услышит громовержец Перун! Мы не побоимся Рима! И мы готовим оружие и всё прочее снаряжение… Ведь так же? – и князь повернулся и обратился за поддержкой уже к старейшине рода Бужан.

Градибор вроде бы как слушал слепого сказителя Буяна, но на самом деле он тоже о чём-то задумался. Взгляд его был блуждающим и каким-то отстранённым. После некоторой заминки Градибор обернулся к князю и поддержал его.

– Да, мы собираемся. Совсем скоро мы уже будем выступать.

– Х-хо-оро-ошо… И сколько вы намереваетесь выставить воинов? – немного протрезвел от этих слов Клондик.

– Половину.

– Зна-ачит… тысяч десять… ну или двенадцать?

– Примерно.

– Но этого же мало…Я ведь знаю римлян. С ними не раз приходилось встречаться на узкой тропе. Помахались мы с ними! О-ох, и славно! Аж затупились и пришли в негодность две моих секиры! Но следует признать, римлян не так-то просто завалить, тут надо попотеть, потому что они не малодушны. О-о, они умеют воевать. И они бойцы, что надо!

– Согласен с тобой, Клондик, этого мало. Однако мы не можем оголить своё южное порубежье совсем. Того и гляди сарматы вновь оттуда могут прийти, чтобы на наши южные уделы напасть и ограбить их.

– Ну может мы, пиквины, соберём тысяч пять, и столько же к нам прибудет добровольцев из других бастарнских племён…От тех же костобоков… – начал рассуждать почти окончательно протрезвевший Клондик. – Зна-ачит… тысяч семнадцать, а то и более нас выступит!

– Всё равно, Децебалу этой подмоги будет недостаточно. Ему необходимо больше воинов… – вклинился в разговор Клондика и Драговита старейшина Бужан. – От беженцев из-за Горы я слышал, что Траян на этот раз привёл за собой в Дакию сто пятидесяти тысячную армию! Пятнадцать легионов! Это небывалая сила! А кто-то утверждает, что и все двадцать он ведёт! Ну а это уже больше половины всей римской армии…

– Мне это ведомо, – поддакнул Градибору Драговит, – и поэтому ещё несколько дней назад я послал человека к старому Божену, и жду теперь ответа от князя склавинов. Мы будем дожидаться и склавинских воев. Чтобы выступить с ними вместе. Нас тогда уже наберётся достаточно. Тысяч тридцать. И вот после этого мы и выступим сообща…

– И что, пойдёте поди прямками? – переспросил Клондик.

– Прямками!

– Через перевал Орлиный?

– Это же самый короткий путь в Дакию! – подтвердил догадку бастарна князь Драговит.

***

Где-то на полпути между Тамасидавой и Заргидавой, главным поселением рода Дулёб (позже это поселение переименуют всё-таки на праславянский лад, и оно будет называться Искоростенью), в глухой чаще обитала старуха. Скажу прямо, читатель, это была очень необычная старуха. Сколько ей было лет никто точно не знал. Многие считали, что её возраст уже давным-давно перевалил за восемьдесят лет. А некоторые утверждали, что она вообще прожила уже без малого век. Звали её Семаргалой. Облик у неё был, как бы выразиться-то… О-ох и ужасная же она была! Не-ет, я бы даже подчеркнул, что не просто ужасная, а была она необыкновенно уродливая.

Ну вот представьте: старуха эта была вся какая-та жёлтая, в пигментных пятнах, кривобокая, с длинным предлинным крючковатым носищем, нависавшим не только над её беззубым ртом, но и над подбородком, с впалыми и испещрёнными морщинами щеками и с совершенно лысым шишковатым черепом, постоянно прикрытым платком. Такую образину встретишь ночью и упадёшь в обморок. А то и вовсе не встанешь!

О ней рассказывали всякие нехорошие вещи.

По рождению она была не праславянского племени, а принадлежала скорее всего к тем древним народам, которые обитали в основном на севере, и которых греческие периплы называли меланхеленами (это были предки финнов, мери и мордвы). Утверждали, например, что она зналась с нечистой силой, обитавшей на болоте, и могла кого угодно уморить своими заклинаниями. А ещё она как никто другой знала различные яды и могла предсказывать будущее.

Избушка у этой ведьмы была ей же под стать…

***

Была у неё избушка низкой, и от старости вся почернела. И ещё, казалось, что по самую крышу она вросла в землю. Чтобы войти в неё, приходилось пригибаться и спускаться по земляным ступеням.

Располагалась избушка на мысу, который далеко вклинивался в болотную топь. Вообще, вокруг простирались не только топи, но и непроходимые чащи.

Жила в этой избушке Семаргала не одна, а с немой девочкой, которую называла внученькой (но так ли на самом деле та была её внучкой, никто не знал). И ещё… у Семаргалы, помимо нескольких коз, трёх десятков кур и пары голосисто-задиристых петухов, имелось четверо иссиня-чёрных псов, которые обладали устрашающими размерами и являлись римскими бойцовскими мастифами. Как они появились у этой ведьмы, жившей в такой непролазной глуши, никто не ведал. А ведь эти псы разводились в специальных питомниках только римлянами.

Гости редко появлялись у Семаргалы, и поэтому её исполинские псы зашлись в бешенном лае, увидев приближавшихся к избушке нескольких всадников. Их лай разнёсся по округе и эхо, где-то прятавшееся на дальнем краю обширного болота, его подхватило, и стало совсем после этого жутко.

***

Старая ведьма вышла на крыльцо и прищурилась, пытаясь разглядеть незваных гостей. А они остановились на значительном удалении, опасаясь взбесившихся бойцовских собак, которые запросто могли перегрызть горло не только лошадям, но и любому человеку, даже вооружённому всаднику. Римляне этих мастифов успешно использовали в войнах на протяжении нескольких веков.

– Что вам нужно?! – выкрикнула старуха. – Проваливайте! А то нашлю на вас порчу или ещё хуже, какую-нибудь неизлечимую хворь…

– Осади своих чудовищ! – в ответ прокричал ей Хвалимир. И тут же он вдогонку громко выругался.

– А-а, это ты, красавчик…– наконец-то признала старая ведьма старейшину рода Дулёб. Она прикрикнула на своих злобных псов-великанов, и те тут же притихли и все разом послушно улеглись в сторонке.

– Проходи… – проворчала старуха. – Не ждала я тебя…

Грузный Хвалимир с трудом сполз с коня и приблизился к старухе.

– Что-то произошло? – спросила у Хвалимира Семаргала.

Тот в ответ не сдержался и про себя вновь выругался, а потом глухо и раздражённо произнёс:

– Может не здесь будем говорить, а пройдём в избу? Что толку топтаться у порога?

– Ну, проходи, проходи, красавчик… – пропустила старуха нежданного гостя.

Хвалимир прошёл вперёд. Однако он был не только грузен, но и, к тому же, ещё и неуклюж, и потому не мог избежать столкновения с дверным косяком. Он всё равно стукнулся лбом о него.

– О-о-ох, ты!.. Тьфу ты, лешие и всякая нечисть болотная тебя побери! – высказал после этого все свои добрые пожелания старейшина рода Дулёб, и добавил: – Вот всегда у тебя так… Всё время стукаюсь об этот твой косяк, Семаргала!

Наконец, почесав заметно покрасневший лоб, Хвалимир вновь смачно руганулся и, спустившись по ступеням, прошёл во внутрь избушки, но прежде он велел сопровождавшим всадникам ожидать его.

***

Обстановка внутри избушки была чрезвычайно аскетичной, и я бы сказал, что даже по меркам того времени она была совершенно убогой.

Кривой стол, по существу трёхногий и сколоченный абы как, несколько обшарпанных лавок и чёрная от копоти печь. По углам завелась паутина и кое где просматривалась от выступавшей постоянно болотной сырости фиолетовая плесень. Всё убранство тускло освещалось единственной лучиной.

Нигде не было ни одной приличной тряпки. Только на полу валялись потрёпанные козлиные шкуры. И такими же кое где были прикрыты и стены.

Хвалимир огляделся, крякнул досадливо и продолжил:

– Мда-а-а, а я смотрю, ничего-то у тебя не меняется… Ты одна? Никто нас не услышит?

– Да никто, – откликнулась старуха.

И тут же послышался шум, а затем и надсадный кашель. Он раздался где-то с верху, под самым потолком.

Хвалимир поднял голову и увидел девочку, которая лежала на печи.

– А она? – кивнул в её сторону старейшина рода Дулёб.

– А-а, ну ты же знаешь, Хвалимир, что она у меня немая… Не опасайся её… – отмахнулась рукой старая ведьма.

Тогда Хвалимир продолжил:

– Семаргала, я тебя же не обидел и хорошо тебе заплатил?

– Не буду жаловаться. На этот раз плата была изобильной, – согласилась ведьма.

– Ну так вот, и ты мне после этого, что пообещала? А то, что большинство старейшин поддержат не этого проклятого выскочку князя. А я ведь не скаредничал. Сколько ты от меня получила в этот раз зерна, вяленного мяса, соли и всего прочего!

– А разве тебя старейшины не поддержали? – удивилась старая ведьма.

Хвалимир почесал мясистый нос с прожилками на конце и язвительно ответил:

– Хм, они? Да, они поддержали.

– Ну, вот видишь!

– Вроде бы…

– Вроде бы? А как это понимать, красавчик?

– А та-а-а-ак…Поддержала во всяком случае некоторая их часть… Но какая часть? Поддержавших оказалось не семнадцать, не девятнадцать, а всего… а всего – тринадцать. Три-ина-адцать… Из двадцати пяти.

– Ну всё-таки их же больше было…поддержавших.

– Ха-а-а! Но это мне на самом деле ничем не помогло.

– Почему?

– Проклятье! Да потому, старая, – начал кипятиться и выходить ещё больше из себя Хвалимир, – что это оказалось не подавляющее большинство старейшин. Ты понимаешь? И тогда князь сослался на то, что у него ещё есть возможность обратиться ко всем воям… через головы нас, старейшин карпов…

– И что же?..

– А то, что ему удалось заручиться поддержкой большинства карпских воев.

– Ты что же, этого от него не ожидал, красавчик?

– Ну, как сказать? Да, на самом деле я этого не ожидал. Я не думал, что он добьётся созыва Собрания всех воинов, однако Драговиту удалось меня перехитрить. Он заручился заранее поддержкой старших дружинников. Да и волхв Богумил и воевода Ратибор встали на его сторону. – И старейшина рода Дулёб в сердцах махнул рукой. – А-а, проклятье! Всё пошло не так, как должно было пойти! Весь мой замысел разрушился. Теперь под руку князя собирается внушительная дружина… Почти все карпские вои. Ну и что мне теперь делать, Семаргала? А если у Драговита всё получится? Тогда он наберёт ещё большую силу и власть княжескую сделает совершенно неограниченной. И начнёт окончательно нами всеми помыкать. А то кое с кем и вообще, возьмёт и расправится…найдя для этого предлог. С него станется!