Домик на дереве

– Полегче.

– Смотри! Я же говорил!

Прямо под моей правой ногой был какой-то блеклый отпечаток довольно большого размера, но все же походящий на след от подошвы какого-нибудь сапога, а рядом чуть изломанная трава.

– Ну и что?

– В смысле? – Андрей перестал искрить глазами и посмотрел на меня как на дурака.

– Ну, я ожидал как минимум пять длинных когтей, или, на крайняк, что-нибудь ненормальное. Хотя бы голую ступню как у бигфута, а тут… тут же просто отпечаток какого-то большого бутса пятидесятого размера.

– Поменьше, я думаю. Но… – он покачал головой, – До тебя еще не дошло.

– А что должно было дойти? – я побрел в сторону хаотичной каменной арки, – О! Иди сюда! Глянь.

На одном из больших камней, словно оставленные специально, были вырезаны три кривые линии, почти на одном расстоянии друг от друга.

– А вот это уже похоже на когти, – сказал я в шутку.

– Или кто-то черкал ножом.

– Слушай, не порти игру, раз сам начал.

– Это не игра.

Андрей встал рядом со мной и осматривал порезы, частенько поворачивая голову ко входу, залитому тенью.

– Откуда тут могли взяться когти?

– Разве не ты заливал про монстров?

Он немного подумал, прежде чем ответить:

– Вряд ли у монстров есть когти.

– Монстры без когтей – не монстры. Пошли в пещеру, что ли, здесь все равно делать нечего. Только ты сразу не бросайся там на всякий помет, крича и провозглашая: “Это, стало быть, наши веские улики: испражнения, оставленные монстром!” – я попытался изобразить Андрея преувеличено театрально, на что он только фыркнул.

– Я не такой дебил, как ты думаешь.

– А я и не говорил, что ты дебил.

– Но пародируешь ты дебила, да? – он дал мне подзатыльник и начал спускаться в темень пещеры, бурча под нос какие-то ругательства.

– А вот руки распускать – это грубо. Да и вообще, это ты меня обманул, да еще как нагло! Я же верил тебе, брат…

– Давай быстрее! – донесся крик, бьющийся о стены, откуда-то из глубины.

Я повернулся к озеру. Солнце было еще высоко, согревало здешние земли и воды: незаметно качающиеся верхушки деревьев, шелестящие листья кустарников, поблескивающие волны, забавно бьющиеся о берега. И ведь действительно красиво…

– Ты идешь?

– Да-да, иду.

Я начал спускаться, прощаясь со светом, уплывающим от меня, как торговые суда от пиратов. Внутри было прохладно и немного влажно, и я, вспотевший от солнца, быстро озяб. Андрей возился с чем-то в паре метров от меня, у самой стены, с которой свисали какие-то старые рваные веревки.

– Это что?

– Понятия не имею, может для рыбалки, – он ковырял палочкой камушки и глину, – Смотри-ка… а, нет, стой!.. вот.

Он достал какую-то кость, покрытую землей – маленькая, коричнево-серая и страшная.

– Человеческая?..

– Ты дурак? – Андрей, видимо, совсем не удивился. Он встал и кинул кость к выходу, – Куринная.

– А… стой, а тогда… так! Какого черта мы делаем, объясни мне пожалуйста? – я чуть не рассмеялся от такого поворота событий.

– Ищем монстра. Вроде. Я уверен, он здесь был. Смотри, – я попытался послать его куда подальше, но он проигнорировал мою инициативу, – У нас куча улик: следы, кость, веревки, и… вон там, – он кивнул в сторону, – Угольки. Он точно здесь был.

– Это мог оставить и человек, да и монстры… а угольки тут причем? Ты думаешь, наш монстр умеет разводить костер? Тут максимум след от когтей на камне сойдет за улику.

– Конечно. У тебя, кстати, какое-то странное представление о монстрах.

– Кто бы говорил…

– Нет, правда. Ты похож на какого-то недоумка из кино, для которого монстр – это большая и страшная штука, обязательно звероподобная или какая-то ещё более неестественная. Почему? Вот нихера это не так! Монстры разные бывают, хотя я сам, конечно, не то, чтобы спец в этом, но… есть и другие монстры.

Он выглядел серьезным, и меня это слегка нервировало. Рассказывать о монстрах так – это что-то на грани психического расстройства.

– Да ладно, ладно, понял. Только не бей.

– Заткнись, – Андрей развернулся и пошел к выходу из пещеры.

Вода стекала по стенкам высокого железного бака с потрескавшейся бледно-желтой краской, плавно переходящей в самое обычное коричневое железо к низу. Он наполнился. Я переставил шланг в другой, более цивильный металлический бак, предназначенный для холодной воды, немного промочив кроссовки. Андрей стоял в пороге, между самой баней и предбанником, и смотрел на меня с улыбкой.

– Я поджег, – сказал он, отдав мне честь.

Правая рука потянулась к виску, и шланг, до того поддерживаемый этой самой рукой, упал. Прямо на мои ноги. Я полминуты бранился, пнув шланг куда подальше, а Андрей тем временем еле сдерживал надрывающийся живот.

– За что мне такая напасть, – в конце концов, так закончился мой нецензурный монолог.

– Откуда ты берешь все эти умные слова? – спросил Андрей, с третьей попытки вставший в полный рост, – Даже не умные, а, скорее, старые. Моя бабка так может сказать, но из наших ребят мало кто поймет. У тебя фетиш такой? Типа, собираешь древнерусский язык по частям?

Я снова выругался, хлюпая мокрыми кроссовками к выходу.

– А ты почему умный?

– Тупой вопрос, – Андрей пошел следом, – Так получилось. Ты думаешь, я выбирал это? Просто… книг много читал, от нечего делать. Как ты уже заметил, я не гожусь в роль нормального подростка, у меня, если честно, маловато друзей, да и… скучно мне как-то с ними. Поэтому я тратил время на всякую парашу, вроде чтения или делание уроков. Я как-то даже два лишних часа просидел за математикой: когда решил домашку, заметил какой-то странный пример, и вот. Из следующей темы был.

– Ага, то есть ты просто зануда, ботаник, хикки и как еще это называют.., – я дернул краник, и вода остановилась. Дело сделано – баня топится, вода набрана, – Придурок, короче.

Я повернулся к нему. Все те же голубые глаза с примесью чего-то тайного, отрешенного. Он далеко не все время проводил в реальном мире, хотя это можно было понять и по его рассказам о монстрах…

Каштановые волосы хаотично спадали вниз, прикрывая его лопоухость.

– Ну так что в итоге, решил пример?

– Нет. Я пошел есть, а потом… потом ушел спать.

– Дрочил, значит.

Он рассмеялся, и я следом.

– Шерлок? – Андрей облокотился об изгородь из темного, покрытого лаком дерева, огораживающего открытую часть бани, – Ты хоть понимаешь, как сложно смотреть здесь порно?

– А-а-а, – я только вспомнил, – Ну да, соболезную, друг. Держись. Все пройдет.

– Спасибо.

Мы пошли в сторону леса. Сухая трава хрустела под подошвой. Я провел рукой по кусту жимолости, и веточки, как домино, одна за другой начали отскакивать и качаться туда-сюда, пока вновь не приняли обычное, неподвижное состояние.

– Как думаешь, успеем сегодня закончить? – я задал вопрос, смотря на уходящее в багровый вечер солнце. Еще часа два-три, и начнет темнеть.

– Вряд ли.

Мы прошли семьдесят два шага до нашей березы. Я считал. Копья деревьев все также вздымались ввысь, листья шептались, редкие кузнечики издавали дробь коротких стрекотаний, как пулеметные очереди, и замолкали всего лишь на миг. В глубине леса кузнечиков нет. Зато птички щебечут.

Мы остановились в метре от самодельной лестницы и в унисон подняли головы к прямоугольной ветке.

– Ты ведь взял гвозди? – вдруг спросил Андрей.

Я усмехнулся.

– А ты?

Мы переглянулись, тяжело вздохнули и пошли назад. Сделав круг, снова встали перед березой, но уже с гвоздями.

Следующие два часа мы делали своеобразный пол нашего домика: было заколочено семь досок, истрачено двадцать три гвоздя(довольно больших), причем два из них – впустую. Я запыхался, два раза свалился с ветки и разодрал коленки. Андрей, впрочем, не пострадал. Он стоял, опираясь на вторую ветку, что росла на полтора метра выше – она как бы служила нам стеной и вторым этажом одновременно, но росла все же под углом, хоть и небольшим. Андрей заколотил еще одну доску там, перпендикулярно полу. Получилось тридцать сантиметров нормальной стены.

Он тяжело вздохнул и сел рядом со мной, свесив ноги. Я рассматривал засохшую кровь, водя пальцами по коленке. В лесу было темно.

– Я задолбался.

– Понимаю.

– Ничего ты не понимаешь. Только и делал, что падал вниз. От тебя толку, как от кота.

– А как же моральная поддержка? Да и к тому же, падать больно, да и коты нормальные ребята, че ты быкуешь?

– Я заебался.

– Что так?

Он нахмурился и запустил руку в волосы.

– Ты… ты когда-нибудь чувствовал что-то такое, что… словно жизнь стала ненастоящей, – Андрей повернулся ко мне, – Словно будущее вдруг стало… ну… ненужным. Иногда бывает так, что я как-будто вылетаю сам из себя и просто наблюдаю за своим телом. Будто это игра, вид от третьего лица, – он опустил голову, – И, знаешь… я потом останавливаюсь, и понимаю, что мне было плевать. Это было не страшно, это было… мне было все равно.

– М-да, – ответил я, пытаясь что-нибудь придумать. Я понимал, может и не до конца, но понимал, – Да, я… окей, что-то в этом роде я встречал. Дерьмово, но… бывает. Вот ты любишь жизнь?

– Не особо.

– Ее никто не любит, но все живут, – я начал сдирать корку крови, – Интересно, да?

– Боятся смерти. Поэтому живут.

– Может, а может и нет. Человек, которому действительно херово, вряд ли станет бояться смерти. Он о ней даже думать то не будет. Почему люди убивают себя?

– Не знаю. Все. Твоя философия убивает, закрой рот.

– Ай! – по коленке потекла струйка свежей крови, – Потому что боятся жизни больше, чем смерти.

– Ты в этом уверен?

– Нет. Я не знаю правды, просто думаю.

– И кто тогда знает правду?

– А её нет.

– Удручающе. И как же теперь жить?

– А это хороший вопрос…

Мы улыбнулись, вяло и грустно.

– Ладно, пошли домой, холодновато уже.

– И темно.

– Ну так ночь.

Пятый день.

Еще одно утро. Я позавтракал вишневым пирогом, который бабушка испекла еще вчера вечером. Я не видел вишневых деревьев в саду, поэтому задал закономерный вопрос: “А где ты взяла вишню?”.

– У твоей тетки, моей дочки. У Юли.

– А-а-а, точно.

Я ее знал, хоть и виделись мы не часто. Помню, у нее росло три дерева, доверху забитые вишней.

– Она же рядом живет?

– Да, в Бугуруслане, где вы с мамой такси брали.

Тут раздался тяжелый удар в дверь. Через две секунды еще один.

– Кто это дверь ломает? – с этими словами бабушка пошла к порогу.

Я услышал приветствие, знакомый голос. Неплохо он приложился.

– Привет, – Андрей махнул рукой. На нем висела помятая серая рубашка нараспашку, открывая участок голого тела.

– Ты чего такой?

– Футболки все на стирке, а натягивать кофту в такую жару не хочу, – он остановил взгляд на моем надкусанном кусочке пирога, – А ты чё, только встал?

– Ну, нет. Около часа назад.

– Ну ты даёшь. Скоро одиннадцать, а ты только завтракаешь.

– Утро начинается тогда, когда встаешь, – ответила бабушка, – А ты тоже садись, чай налью.

– Нет, спасибо, теть Оль, я уже ел. Так вот, – он повернулся ко мне, – Ты давай шустрей, у меня есть кое-какое предложение. Думаю, тебе понравится.

– Тут сказать не можешь?

Он покачал головой.

– Это противозаконно, не буду я о таком в присутствии тети Оли говорить.

Бабушка повернулась к нам, держа в руках стеклянную кружку, полную чая, в котором одиноко плавал кусочек лимона.

– И что вы собрались делать? Надеюсь, не поджёг устроить?

– Нет конечно, я же шучу. Вреда никому не причиним, честное слово.

Я дожевал пирог, запил чаем и отправился вместе с Андреем на улицу.

– Ну так что?

Мы остановились возле калитки.

– Как насчёт грабежа? – он улыбнулся.

– Никакого вреда, значит.

– Да. Мы будем грабить природные ресурсы. Короче, есть тема, скорее даже традиция – воровать яблоки у парочки алкашей. Я не знаю откуда она взялась, так что не спрашивай, но суть в том, что надо украсть хотя бы полмешка яблок, которые только поспели. Время подходящее, по крайней мере.

– Разве это… ну… это же некрасиво, – я пытался переварить информацию, – Ну, то есть, совсем по-конченному.

– Да, есть такое, я понимаю. Но это нужно. Тебе нужно.

– Почему?

– Узнаешь на месте, эти бабка с дедом… у них есть своя история, которая здесь каждому известна. Такая себе история. Мне нужно ее тебе рассказать, потому что только ты сможешь понять, а для этого нужно украсть яблоки. Понял?

– Ты точно придурок.

– Да. Пошли. Они живут на соседней с моей улице.

– Ты уверен?

– Да. Это нужно.

Когда мы дошли туда, миновав двухэтажное кирпичное здание школы, на стене которого красовалось имя героя Великой Отечественной войны, то увидели, что деревянный забор в некоторых местах почти совсем отсутствовал. Дом из старого шлакоблока казался заброшенным, сад порос бурьяном, который окаймлял даже стены, доходя чуть ли не до окон, но ближе к крыльцу была какая-то тропинка, где трава безмолвно согнулась и сломалась, став единственным знаком, указывающим, что в этом доме еще теплится какая-никакая жизнь. Мне почему-то стало грустно от такой картины. В саду росли четыре яблони.

Мы пролезли на участок через дыру в заборе – одной доски просто не было, и пошли к яблоням, что раскинулись рядом с домом. Андрей притащил с собой небольшой черный пакет с каким-то золотистым узором посередине и небольшой дыркой сверху. Мы снова переглянулись. У него было серьезное выражение лица. Стоял день. Палящее солнце. Занавешенные окна отражали лучи света, на наружном подоконнике потрескавшегося белого цвета, словно прилипшее, лежало сгнившее яблоко.

Прошлогоднее? Не могло же яблоко сгнить в начале лета.

Оно казалось впаянным в подоконник.

Я услышал треск и резко развернулся – Андрей замер.

– Ветка, – бросил он, – Старая.

Я кивнул и пошел дальше, к стволу с твердой корой, по которой бегали черные муравьи. Сверху все было покрыто зелеными яблоками, местами раскрашенными оранжево-красным. Андрей встал рядом со мной.

– Не бойся, они, даже если и услышат, – он смотрел в окно, где висело блеклое отражение двух мальчиков, – Вряд ли станут что-то делать. Максимум угрюмо посмотрят на нас. Они… – Андрей сел на корточки и потянулся рукой к лежащему на земле яблоку, – Собирай яблоки. Здесь не хватит, поэтому потом потрясем немного дерево.

– Ты думаешь, поможет?

– Ну или заберемся выше.

Гусиным шагом мы обошли яблоню по кругу, набрав почти половину пакета. Он шуршал о высокую траву, в которой мы порой теряли яблоки – они просто укатывались в глубины зеленых шпал, навсегда застревая где-нибудь под лопухом. Вообще, их можно было достать, но на лопухах частенько водились какие-то маленькие насекомые и муравьи, которых я не хотел тревожить исключительно из своей врожденной тактичности.

– Боишься, что ли? – спросил Андрей.

– Чего?

– Мурашей.

– С чего ты взял?

– По лицу вижу, – он улыбнулся, – Они не кусаются. Иногда.

– Я не боюсь, просто… не хочу их трогать.

– Ладно.

Мы поднялись в полный рост: мои ноги отчаянно хрустнули, а в глазах ненадолго потемнело. Икры ныли.

– Давай я залезу на ту ветку и скину тебе яблоки, – предложил Андрей, – Если поймаешь.

– Окей, лезь.

По грунтовой дороге раздавались чьи-то шаги. Я обернулся. Какая-то бабушка, наклонив тело вперед, медленно волочилась по улице, зацепив руки за спиной, поддерживая смещенный центр тяжести, и одним глазом поглядывала на нас. У меня вдруг сердце в пятки ушло.

– Эй! Андрей!

– Да вижу я, вижу, не ной. Она здесь рядом живет.

– Ну так, она же…

– Да ей плевать. Лови яблоки.

Одно прилетело прямо на голову.

– Дебил!

– Я предупреждал.

Она что-то бормотала, или, по крайней мере, как-то странно шевелила губами. Надеюсь, она не насылала на нас проклятия.

– Как там? – спросил Андрей, смотря на меня с высоты ветки.

– Почти полный, давай еще два.

Я уже давно чувствовал на себе взгляд, но не придавал этому значения, думая, что это та плетущаяся по улице бабка прорезает нас глазами. Но я ошибся – это было окно. Шторка немного съехала вправо. Я только сейчас заметил. Тот размытый образ лица поверх моего отражения был похож на яблоко, прилипшее к подоконнику, с одним только отличием – лицо еще было живо. Я перепугался до усрачки, когда наконец понял, что это хозяин дома, с черными глазами, глубокими, как раны, морщинами и небрежной щетиной смотрел на меня не отрываясь. Старик – это мягко сказано. Он словно вобрал в себя все зимы этого мира, оставшись в живых, но как-будто уже не способный на жизнь. Статуя с седыми волосами – он стоял как вкопанный, не двигаясь и не моргая.

– Андрей!

Он тянулся за яблоками на соседней ветке.

– Андрей блять!

– Че орешь?

– Дед!

– Ой, – он сказал это так, будто всего лишь ударился мизинцем об тумбочку, – Пора валить.

Он спрыгнул с ветки, ударив подбородок коленкой, пока я, перекинув пакет с яблоками за забор, следом пытался взобраться на него, начисто позабыв о дыре в другом конце. Я как-то перелез забор и свалился на землю по ту сторону участка, ободрав кожу на руке и порвав край футболки. Через пару секунд, особо не торопясь, Андрей выглянул из той части забора, где не было доски.

– Ты чего так рванул?

– Ты совсем конченный? Там же дед в окне стоял!

– Вот именно! В окне! Ладно бы он появился на улице, но он же дома был.

– Господи, и зачем я пошел за тобой… да меня же бабушка убьет за такое.

– Не переживай, максимум отругает.

– Воровать яблоки в чужом саду! Ты ничего лучше придумать не смог?

– Пошли.

Андрей быстрым шагом отправился в сторону школы, стоявшей в конце улицы, и жестом приказал мне следовать за ним. Я совсем забыл про яблоки, и черный пакет так и остался валяться возле забора, грустно глядя в сторону убегающих мальчишек. Когда мы уселись возле кирпичной стены, где-то на игровой площадке, прилегающей к запасному выходу школы, от которой остались только качели-балансир(балка бирюзового цвета была чем-то заляпана) и горизонтальная лестница без одной ступеньки посередине, Андрей пнул мой кроссовок своим старым кедом.

– Я тебе говорил про бабку и деда, – начал он, смотря на игровую лестницу, – Я оттуда упал как-то и ногу подвернул, – он кивнул в ту сторону, – Но сейчас про бабку и деда. Это уже не семейная пара, бабки нет.

– В смысле?

– Ну, она сгорела.

– Что?

– Сгорела. Пять лет назад. Слушай.

Он подтянул к себе правую ногу.

– Деда зовут Витей, а фамилия его нынче – Погоревший. Но это среди нас, типа погоняло. Настоящую я не знаю. История в том, что пять лет назад у них горел дом, причем не этот, в который мы ходили, а другой – на Лесной, но сейчас там, конечно, только угли. Угли, труха и трава, – он сделал паузу, – Я видел тот пожар, хотя и был мелким… было страшновато и как-то… захватывающе. В общем, зрелище интересное, но потом, когда меня забрали обратно домой, уже на следующий день я как-то услышал от взрослых, что жена деда тогда сгорела. Знаешь, в чем прикол?

– Прикол?

– Тогда было часов семь-восемь, еще даже не ночь. Они были дома. Вроде как проводка подвела, и там началось возгорание. Они были пьяны в хлам. Прям в говно. Так, что даже не заметили, что их дом горит. Они всегда пьют, то есть, всегда… они клянчат у кого-нибудь пузырь и выпивают его, а потом снова и снова… знаешь, такой глупый цикл, из которого уже не выбраться. Вроде, работали за водку. Так вот, они… бабка тогда спала, а дед вроде на кухне пил. Комната, в которой спала бабка, начала гореть первой, и так и сгорела вместе с ней, хотя вроде говорят, что бабка пыталась выбраться оттуда, но там балка упала что ли, или… как-то так, короче. Дед успел уйти, но на крыльце его уже тащили местные, которые сбежались на пожар. Он выжил, но получил какие-то ожоги и надышался газом, провел месяц в больнице. Сюда приезжали менты и пожарники, я тогда совсем офигел. Участковый здесь бывает, но чтобы две машины сразу – это было в новинку.

Андрей повернулся ко мне.

– Наташа сгорела. Так ее звали.

– И зачем ты это мне рассказал?

– Потому что дед – третий.

– Третий? Что?

– Ну, я так думаю.

Он встал, отряхнул светлые джинсы и пошел по улице обратно. А я ни черта не понял.

– Ты куда?

– Я домой, сегодня у отца день рождения. Скоро вечер, Максим, надо будет помочь маме накрыть на стол. Прости, но мне пора.

– А-а-а… бывай. Удачи. С днём рождения его!

– Спасибо, передам.

Он ушел. Проковылял весь путь, не оглядываясь, в своей серой рубашке и светло-голубых джинсах, иногда почесывая висок рукой. А я отправился домой, наверх по улице, к большому перекрестку. Там стоял клуб. Когда я наконец оказался на развилке, ведущей во все четыре стороны, я почему-то решил, что пойду не налево, где жила моя бабушка, а направо. Захотелось прогуляться по неизведанным землям.

Многие дома были деревянными, кое-где стоял железный забор, где-то вовсе голые участки, отделенные от грунтовой дороги только небольшим оврагом. И почти везде было довольно тихо и безлюдно, иногда лишь встречались дети по пути, да один старик прошел мимо. Некоторые дома были с гаражами, рядом с которыми стояли машины, почти все – отечественные. Патриотично и уныло. Правда, когда я проходил возле клуба, оттуда доносились шум и гам – наверное, какое-нибудь мероприятие, и рядом стояла старенькая тойота, окруженная парочкой потрёпанных велосипедов. Как будто преданный пес, уже не первый год охраняющий хозяйский дом, тойота с битой фарой смотрела на улицу, настороженно и спокойно, с каким-то выделяющимся равнодушием.

Я споткнулся о трубу, торчащую на обочине, и чуть не свалился в яму возле нее. Впереди дома уходили за горизонт, который понемногу покрывался темной дымкой. Вечереет. Ручаюсь, мой тяжелый вздох, полный молчаливого гнева, было слышно на другой улице: я покарябал голень.

– И как так можно было?..

Слева от меня кто-то крикнул, а по дороге два мальчика на велосипедах, несясь сломя голову, громко смеялись. За ними гнался собачий лай. Они чуть не отдавили мне вторую ногу, бросив при этом небрежное: “Отойди!”. Я пожал плечами.

– Эй!

Тот неразборчивый крик стал ближе.

– Не трогайте Марка!

Рядом пробежала собака – какая-то дворняга с интересными длинными ушками и бледно-желтой шерстью. Она остановилась, преодолев метров сто, и пошла обратно, а я наконец обернулся на крик.

Это была девочка. Русые длинные волосы раскачивались в такт шагам. Пес, которого, судя по всему, звали Марком, начал кружиться вокруг девочки, лая и подпрыгивая – он сделал три круга, а потом просто терся об ее ноги. Я наблюдал за этим зрелищем, пока не понял, что девочка, все еще стоя на одном месте, серьезным и не очень то доброжелательным взглядом вонзилась в мое ничего не понимающее лицо.

– Привет, – робко вымолвил я, – Хорошая… хороший пес.

Моя попытка улыбнуться вряд ли увенчалась успехом.

– Это же пес?..

– Да, – в ее голосе слышалась злоба.

Вообще-то, она была довольно красива: необычайно тонкие и в какой-то мере изящные черты лица, особенно учитывая, что живет она… в деревне.

Здесь же трудно найти салон красоты, да?

Обычные карие глаза, которые показались мне большими, отлично сочетались с маленьким курносым носом и аккуратными губами, только…

Я сразу заметил и остановился на небольшой шраме возле её губ, идущем с подбородка. Он немного ломал впечатление, но, если честно, в тоже время придавал какой-то уникальный шарм, да и увидеть его с дали было непросто, если особо не всматриваться.

– А ты кто? – спросила девочка.

– Максим, – ответил я, – Максим Пак, я тут, типа, на каникулы приехал.

Она усмехнулась.

– Как официально.

Зачем я добавил фамилию?

– Уж прости.

Она вдруг села на корточки, погладила Марка, вздыбив его шерстку, и стала что-то бормотать, а потом также резко поднялась и пошла прочь.

– Эй! А тебя как звать?

Девочка обернулась, чуть склонив голову.

– Тебе зачем?

– Так… я же назвался.

– Рита.

– Рита? Это… как у Булгакова? Маргарита?

– Булгаков? – казалось, она слышит это имя впервые.

– Ну, писатель… Мастер и Маргарита.

Ну и зануда – она точно так подумает.

– Не читала. Короче, я пошла, пока.

– А, ну, пока…

Она сделала пару шагов и остановилась.

– Хотя стой. Тебе сколько лет?

Пес уже отстал от Риты и теперь носился туда-сюда, пытаясь поймать цепкими зубами никого не трогающую бабочку. Она ловко уклонялась, тщетно пытаясь найти место поспокойней.

– Шестнадцать, а что?

Она выдержала паузу.