Дневник из преисподней

– Я всегда ненавидел своего отца и вовсе не потому, что исчезла моя мать. Я ненавидел его за то, что он не сказал мне правды о том, как она умерла. До встречи с тобою, я не умел прощать, Лиина. Но сейчас я могу простить даже его, потому что ты научила меня, что правда – единственный способ разговаривать с теми, кого любишь, ценишь, уважаешь и не можешь отпустить от себя. Ты столько раз говорила мне о любви моего отца, что твое искреннее убеждение заставило меня усомниться в собственных чувствах к нему. И тогда я спросил у него, как умерла моя мать, а он ответил, что убил ее. Он сказал, что его человеческую душу не смогла спасти даже ее любовь, и добавил, что ты – это не она. Ты сильнее всех, кого знал мой отец, значит, ты сильнее меня и даже моего брата. Однажды сэр Гаа Рон повторил его слова, уверенный в том, что пророчество истинное, и только ты можешь убить меня, если захочешь. Он признался мне в том, что пытался убить тебя при первом знакомстве, но я уже знал в глубине души, кого ты выгораживала в ту ночь. Я лишь не смог до конца понять – зачем? Но именно сейчас я хорошо понимаю тебя. Ты не дала мне повода обвинить его, и я благодарен тебе за это. Гаа Рон – не просто Хранитель или соратник, или друг, он – мой брат и даже больше, чем брат. Без него я не смог бы научиться побеждать, без него у меня не было цели, без него я не стал бы таким, каким стал – правителем огромной страны. Гаа Рон сказал мне правду, и она успокоила меня, и я простил его, научившись прощению у тебя. Но Гаа Рон не только пытался убить тебя, он также пытался тебя спасти, однажды нарушив мой приказ, и ты спрашиваешь меня об этом, не так ли, Лиина?

Милорд совсем не смотрел на меня, задавая свой последний вопрос. Его глаза смотрели на сад за окном, на черные ветки старых яблонь, теряющих свои листья и последние плоды, и мне казалось, что милорд не нуждался в моем ответе, как деревья в саду уже не нуждались в солнечной ласке и тепле.

И все же он отвернулся от окна и посмотрел на меня, словно ожидая моего ответа, и я кивнула ему, и он продолжил:

– Все, кто хоть раз попадал под твое влияние, менялись, и в этом я вижу силу, которой не наделен. Мой Хранитель тоже не стал исключением. Я не могу ему мстить за твое спасение, потому что он искренне убежден, что мое счастье – в тебе, пока ты жива. Но я не скажу, что его уверенность велика настолько, чтобы слепо тебе доверять. Когда я сказал ему, что убью Короля Орлов Алекса и сделаю это на твоих глазах, он мне возразил. Знаешь, что он мне сказал? – Милорд сделал паузу и снова взглянул на меня, но я молча покачала головой. – Он сказал, что мне лучше убить тебя…

После этих слов милорд молчал так долго, что я посчитала наш разговор законченным, но это был не конец. Милорд снова подошел к окну, за которым умирающая осень отдавала последнюю дань чудесным и солнечным, но уже холодным денькам. Листья почти полностью облетели и деревья в саду стояли с голыми ветками, готовясь к зимнему сну. В эти минуты я позавидовала им, а потом позавидовала тем, кто живет своей жизнью и растит детей там – за пределами сада, не зная о милорде и других мирах. У меня не было возможности жить и ощущать всю полноту жизни, потому что я не жила, а все время боролась, словно дар изменять людей был вовсе не даром, а самым настоящим проклятием.

Счастье заключается в самых обычных вещах – в здоровье наших близких и любимых; в смехе наших детей; в колыбельной песне наших матерей; в объятиях наших родителей; в поддержке настоящих друзей; в любви наших жен и мужей, и даже в работе, которую мы ругаем, но без которой не мыслим свою жизнь.

Счастье заканчивается там, где мы сталкиваемся с выбором, и судьба обязательно приведет нас к нему. Только для одних он будет не сложным и не столь глобальным, а для других – он будет означать все. Для кого-то счастье продолжится после выбора, но кому-то счастья уже никогда не испытать. И я не знаю, почему небеса разделяют нас на тех и других.

Глядя на милорда, я вдруг поняла, что он такой же, как и все живущие за пределами сада. Он хочет жить, хочет преданности своих друзей, хочет любить, хочет простого человеческого счастья. А затем я поняла, что даже боги хотят его! Иначе, зачем им иметь детей?

На минуту я закрыла глаза, а когда открыла их – милорд продолжил:

– Когда я спросил Гаа Рона, почему он выбрал твою смерть, а не смерть Алекса, он ответил мне, что любовь – не одежда, которую мы меняем каждый день. Нельзя поменять рубашку сегодня, а завтра точно также поменять мужа или жену. Он сказал мне, что ваше с Алексом счастье является абсолютным, потому что оно взаимно. Мой Хранитель, никогда не знавший любви, но очень хорошо разбирающийся в смерти, сказал, что я потерял тебя в тот момент, когда ты ответила на чувства Алекса, и нет смысла убивать двоих, если ты уже умерла для моей любви. А я не поверил ему…

Милорд отошел от окна и вернулся к столу, за которым я сидела, чтобы увидеть мои глаза и найти в них то, что он искал всю свою жизнь – преданность и любовь. Но вряд ли он увидел в них то, что хотел, или хотя бы намек на мои чувства к нему. И все же он остался возле меня, не в силах перестать смотреть, и его собственные глаза хранили лишь холод и тьму.

Он продолжил рассказ после некоторой паузы, и в интонациях его голоса уже не было горечи, которая почудилась мне в его последних словах:

– Я спросил у него, почему он спас тебя и твоих гвардейцев, когда я желал, чтобы ты умерла в том маленьком лагере возле города Аз Эрли. Я знал – мой военачальник солгал мне в письменном докладе о твоем побеге из плена. Никто не может сбежать от сэра Гаа Рона без его воли. Я позволил Гаа Рону солгать, а он знал, что я позволил ему. И тогда мой Хранитель ответил мне, что ты научила его смотреть на мир не только своими глазами, но и глазами других людей. Он сказал мне, что смерть не исключает наш долг. Он сказал, что обязан не только мне, но и тебе, – и слишком трудно хранить равновесие, когда сердце принадлежит двоим. Сэр Гаа Рон говорил о себе, но потом он сказал, что спасая тебя и твоих людей, он верил не только своему, но и моему сердцу, все еще любившему тебя. И так же, как и мой отец, он считал невозможным мое счастье без тебя. Я не прощал его, Лиина, – не за что было прощать. Но мне не удалось понять, почему он изменил свое мнение впоследствии. Почему он не возразил мне, когда я приказал Анжею догнать и убить тебя. И я не поверил его словам, что ты для меня мертва, потому что любишь другого! – С этими словами он схватил меня за плечи и приподнял со стула, а затем развернул спиной к окну и прошептал: – Почему Гаа Рон передумал?

Я закрыла свои глаза, потому что в его глазах возродившаяся боль была неподдельной, и не было сил вынести столько боли – и его, и мою…

И я не открыла свои глаза, пока не ответила:

– Сэр Гаа Рон написал мне письмо после того, как спас. И мы встретились тайно и серьезно поговорили…

В ответ на мои слова я не услышала ничего и тишина показалась мне безопасной для того, чтобы снова взглянуть на милорда. Я открыла глаза и уже не увидела боли – только интерес на лице милорда.

– О чем вы говорили? – Милорд встряхнул меня в нетерпении, а я отрицательно покачала головой.

– Мне нужны гарантии его безопасности. Вы потребовали от меня слишком многого и в ответ я прошу вас о том же!

Милорд совершенно не колебался, обещая мне полную неприкосновенность для сэра Гаа Рона, и я ответила на его вопросы, во всяком случае, надеюсь, что ответила:

– Мы говорили о вашем брате, милорд, не считая того, что сам сэр Гаа Рон чуть не убил меня после окончания разговора! – Я вдруг огорчилась, осознав, что все могло закончиться еще тогда.

Но милорд ждал продолжения, и я закончила свой рассказ, понимая, что открываю милорду правду, о которой предпочла бы умолчать. Думаю, даже сэр Гаа Рон не хотел бы этого. Тем не менее, невозможно было донести до милорда все мотивы поступков его Хранителя, не рассказав историю его любви.

– Ваш Хранитель, милорд, много знает не только о смерти, но и о любви, и здесь вы ошибаетесь, считая, что он никогда не любил. Сэр Гаа Рон любил и он убил ту, которую любил. Ее звали Анлия – Ночная Звезда. Она была невестой принца Дэниэля, и они любили друг друга. Вы никогда не задумывались над тем, почему ваш брат так ненавидит сэра Гаа Рона? А я задумывалась. И я узнала о чувствах сэра Гаа Рона и при встрече прямо спросила его, почему он убил ту, без которой не мыслил свою жизнь. Он ответил мне, что в сердце Анлии не было места для него. Он убил ее потому, что даже со смертью Дэниэля в ее сердце все равно не нашлось бы места для него. Он убил ее, потому что для него она уже умерла… – Я остановилась, испугавшись, что вот-вот заплачу, и не смогу больше говорить, но милорд так сжал мои плечи, что я все равно заплакала, и мои слезы не могли исчерпать себя, словно плакали за двоих – за меня и за принца Дэниэля.

Милорд отпустил меня и налил мне воды, и я снова смогла говорить, но мне было очень плохо:

– Город, где жила Анлия, не имел никакого стратегического значения, и война не должна была коснуться его. Дэниэль был уверен, что его любимая находится в безопасности, пока он вдали от нее, ибо рядом с ним умирали его воины и его народ, защищавший страну. Но он ошибся и не простил себя. Воины сэра Гаа Рона вошли в город лишь для того, чтобы ваш Хранитель получил свой приз и свою добычу. Когда же он понял, что не получил ничего, он убил ее. И вы сделали то же самое, милорд, только немного ошиблись, убив не меня, а Алекса. Вы сделали то, о чем вас предостерегал сэр Гаа Рон, а он отговаривал вас, потому что понял – я никогда не переставала любить Алекса, и то, что он покинул меня, не имело значения для моего сердца. Любовь – не одежда, которую можно менять каждый день, милорд. Если сегодня вы любите одну, через два или три года – другую, а еще через несколько лет – кого-то еще, то вы никогда не знали любви, и никогда не любили по-настоящему. Если хотите освободиться от чувств ко мне – спросите совета у вашего Хранителя и поступите так, как он вам посоветует, милорд!

Мои слова задели его слишком сильно – я увидела это по глазам. Я ударила его всей своей болью, не осознавая до конца, какой властью обладаю над ним. И в тот момент он впервые усомнился в себе, словно что-то сломалось внутри него. Милорд вышел из комнаты, а я плюхнулась на свой мягкий стул и продолжила с той строчки, где остановилась…

Наши отношения с сэром Гаа Роном, если их вообще можно назвать дружбой или отношениями, были построены на взаимной ненависти, а затем и боли, послужившей основанием для возникновения необычного, но реального чувства уважения друг к другу. Заключив соглашение о временном перемирии, мы оба понимали, что оно основано не на чувстве долга, а скорее на обязательствах двух должников, каждый из которых был намерен возвратить долги, освободиться от них и вернуться к прежней жизни с понятной и простой ненавистью.

Но я и сэр Гаа Рон были в чем-то похожи, и время изменило нас, словно, чем дольше мы были вдали друг от друга, тем лучше понимали самих себя и своего вчерашнего недруга. Мы не утратили чувства симпатии, порожденного не болью, а жертвенностью, ибо моя готовность жертвовать собой даже ради врагов вдруг обрела смысл для сэра Гаа Рон и он примерил ее на себя. А потом он увидел во мне ту, которую когда-то любил…

Я поняла это значительно позже него, но я все-таки поняла. И я никогда не забуду того, что он спас меня и моих гвардейцев, и позволил мне почувствовать его боль. И я знаю, почему он меня не убил, несмотря на желание стереть саму память обо мне. Моей силы было достаточно, чтобы потревожить его сердце. Я вошла в него и оно не нашло покоя, больше не нашло.

Принц Дэниэль был прав – я никогда не была похожа на его невесту, но моя сила, которую я признавала и одновременно отрицала, была разрушительной по своей сути и могла уничтожить любого на своем пути. Сэр Гаа Рон был уверен, что я никогда не убью милорда, защищая себя, и поэтому он не стал убивать меня. Но его уверенность много лет жила с пониманием того, что никто и ничто не остановят меня в попытке защитить жизни принца Дэниэля или Алекса.

И теперь я задаю себе самый главный вопрос – почему же я не пытаюсь убить милорда? И мне интересно, какой совет получит милорд от своего Хранителя, когда спросит его о Ночной Звезде?

Возле города Аз Эрли был расположен военный учебный лагерь Тэа Бор – летний лагерь для детей и подростков, предусматривающий возможность не только отдохнуть от учебы, но и потренироваться и изучить военное мастерство. Такие лагеря были очень популярны, ибо война не казалась чем-то далеким, а после окончания Больших Игр и вовсе пришла на порог каждого дома.

Принц Дэниэль официально объявил, что вся страна переходит на чрезвычайное положение – нечто среднее между мирной жизнью и регулярными военными тренировками всего гражданского населения. Мир вокруг меня изменился, потому что все осознали – война неизбежна, и ее объявление – лишь вопрос времени.

Именно в этот период Дэниэль оценил мои навыки и умения, даже талант организатора и руководителя. Он сам разрывался на части и возложил на меня немало обязанностей по организации обороны городов и крепостей, а также эвакуции населения там, где встречал скрытое противодействие сильных мира сего из-за упорного нежелания верить в возможность войны.

Дэниэль давно убедился в том, что по какой-то причине люди мне верили, независимо от того, были ли они крестьянами или жителями городов, обладали ли властью или нет. Я словно научилась у милорда распознавать черты характера по одежде и поведению человека, даже по манере его письма. А полностью завладевать вниманием аудитории и «толкать» речи меня не надо было учить – у меня и в родном мире это неплохо получалось.

Одним из моих поручений была организация эвакуации и возвращения домой всех детей, находившихся в летних лагерях отдыха, ибо лето было в самом разгаре, а летом дети отдыхают во всех мирах. Время поджимало, и мои инстинкты кричали мне, что милорд не будет ждать слишком долго. В любом случае, моя миссия успешно завершилась, и последний руководитель отчитался о закрытии лагеря. Их было немало, так что запомнить именно Тэа Бор и именно его руководителя я не могла. К тому же лагерь Тэа Бор находился возле города Аз Эрли, не имевшего никакого значения для Эльдарии, поскольку город был фактической территорией Тэнии, остававшейся под покровительством отца Дэниэля. Между правителем Ночных земель и Пограничными землями еще в самые древние времена был подписан договор о союзе и любой, кто посмел бы напасть на них, рисковал воевать со всеми ночными жителями Маэленда. А в его лесах водились такие твари, что арусы были котятами по сравнению с ними, уж я то это знала не понаслышке.

Я не запомнила Тэа Бор, потому что в первую очередь меня заботили лагеря возле военных крепостей и на территории, по которой мог пройти милорд со своей армией. Дети эвакуировались в города и поселки, расположенные далеко от предполагаемых зон военных действий, так что забот у меня хватало.

В любом случае в мире Дэниэля не было телефонов, так что работать приходилось по старинке, и по старинке писать письма и отправлять почтовых птиц, живых курьеров, и зажигать сигнальные огни. В общем было весьма познавательно и интересно, если бы не ощущение осеннего холода за спиной, подгоняющего всех нас, ибо осень – это сбор урожая, а продовольствие – это жизнь.

Мне оставалось выполнить еще несколько поручений принца, когда я получила письмо из Аз Эрли о том, что город бесплатно обеспечивает продовольствием лагерь Тэа Бор, потому что его финансирование было прекращено по моему распоряжению. Город требовал оплатить издержки и не желал вмешиваться в предвоенные дела Эльдарии, так что организация эвакуации лагеря все еще оставалась на мне.

Выругавшись про себя, рявкнув на курьера, и соответственно, не обратив на него пристального внимания, я отложила все свои дела и кликнула мою личную гвардию. Мне следовало обуздать свои эмоции и тогда письмо, как и курьер, доставивший его, вызвали бы обоснованные сомнения, но милорд рассчитал все верно – моей самой уязвимой точкой были самые маленькие жители этой земли, и мои эмоции взяли вверх…

Моя небольшая штаб-квартира, которую я уже сворачивала, находилась лишь в нескольких милях от Аз Эрли. Мы закончили здесь все свои дела и последний обоз с продовольствием, основная часть которого была приобретена в Тэнии, уходил с охраной в крепость Нэе Виль. Из моих гвардейцев к тому времени оставались лишь сэр Да Ахон и Та Лик, ибо мы намеревались догнать наши обозы уже через пару часов.

Но курьер поломал мои планы, и мы направились в Тэа Бор с твердым намерением узнать, почему мои распоряжения не дошли до них, а затем с помощью властей Аз Эрли разрешить вопросы с транспортом и лошадьми, ибо я могла не только прекратить финансирование, но и возобновить его, обладая специальными полномочиями и гарантией казны принца Дэниэля. Мы торопились, не зная, что направляемся прямо в западню. Мы также торопились, потому что световой день заканчивался, а я хотела встретиться с представителями власти Аз Эрли еще до темноты. И все равно мы не успели.

Тот, кто нас ждал, хорошо подготовился. Подъезжая к лагерю в темноте, мы увидели, как горят его огни, и увидели часовых у ворот. И ничуть не усомнились в том, что лагерь живет своей прежней жизнью, когда грозный мальчишеский голос спросил нас, кто мы такие. Сэр Да Ахон рассмеялся в ответ, а затем мы представились. И мы спокойно вошли в ворота и также спокойно вручили поводья наших коней двум подбежавшим подросткам. Юноша у ворот проводил нас до бревенчатого дома начальника лагеря, и мы трое вошли в его дом и были тут же атакованы, не успев даже выхватить шпаги из ножен. Нам и в голову не пришло держать руки на эфесах в военном лагере, где учились дети.

Нас мгновенно обезоружили, связали, растащили по разным углам и поставили на колени, не причинив особого вреда. Я была ошеломлена, совершенно не готовая к подобному нападению, и еще больше была удивлена появлению сэра Гаа Рона. Уж кого-кого, а его я точно не ожидала увидеть. Он смотрел прямо на меня, немного щурясь, словно ему мешал искусственный свет или он пытался разглядеть в чертах моего лица мельчайшие морщинки. И его лицо мне не понравилось.

Только через несколько минут после нашего всеобщего молчания мои инстинкты тяжело заворочались где-то внутри меня и в желудок проникли холод и боль. Сэр Гаа Рон умел вызывать страх, не произнося при этом ни слова, не совершая никаких действий, – иногда ему достаточно было просто смотреть, и я призналась самой себе, что у него это получалось очень неплохо. Когда он наконец-то заговорил, я уже поняла, что мы здесь не для разговора, после которого нас развяжут и отпустят. Я поняла, что мы здесь для того, чтобы умереть…

Сэр Гаа Рон дал понять, что хотел бы поговорить со мною наедине и в более цивилизованной обстановке, если я не создам ему дополнительных проблем. И я ответила, что не создам.

Он вывел меня из комнаты, но не развязал мне руки, и только на улице под ночными звездами окончательно разрешил все мои сомнения:

– В последнее время милорд сам не свой. Он дважды приказывал мне убить тебя и дважды отзывал меня и моих людей. Но не в этот раз. После того, как он спас тебя во время Игр, я считал, что ваши отношения имеют будущее. Не объяснишь, что происходит?

Я бы пожала плечами, если бы могла:

– Милорд просто вернул мне свой долг. Помните, как долго он выздоравливал после небольшого ранения в ходе тренировок с сэром Каасом? В этом была и моя вина, но я не могла позволить милорду умереть. Только я обещала ему, что не покину его, а затем не сдержала обещания. После гибели сэра Рэймонда я не могла находиться рядом с ним, да и сейчас не могу…

После моих слов сэр Гаа Рон остановил меня, схватил за плечо и придвинул поближе к себе:

– Ты не можешь дать милорду обещание и не сдержать его! И не говори мне, что не понимала, что последует за твоим отказом!

Сэр Гаа Рон был не столько рассержен, сколько удивлен. И его негодование быстро рассеялось под влиянием его собственных мыслей:

– Я здесь лишь для того, чтобы сдержать твои способности. И я не убил тебя сразу лишь потому, что не вижу в тебе души своего отца. Что ты сделала с ним?

Я ответила совершенно искренне:

– Он по-прежнему здесь, только мы заключили нечто вроде соглашения – я пытаюсь прожить без него, а он не мешает мне, и, кроме того, … – Я не успела закончить предложение, потому что Хранитель милорда нанес мне внезапный быстрый и очень болезненный укол весьма острым стилетом прямо в бедро.

Я споткнулась на ровной дороге и упала на посыпанную песком землю, чувствуя, как быстро штанина намокает от крови, и часть ее просачивается за отвороты моих сапог. Однако удар не задел артерии. И я ничего не смогла предпринять, даже возразить, а он нанес мне еще один быстрый и точный удар прямо под ключицу.

Было не столько больно, сколько обидно, а вся нереальность происходящего была очень даже реальной, как весьма ощутимым было мое негодование.

Я попыталась увернуться от третьего удара, но он был таким же быстрым и также повлек для меня минимальный ущерб – сэр Гаа Рон прекрасно разбирался в человеческой анатомии. И все же моя кровь заливала рубашку, ибо мои кожаные доспехи, способные противостоять подобному колющему оружию, стянули с меня сразу же после нападения.

Сэр Гаа Рон провоцировал меня, не скрывая своих намерений, и я разозлилась, но мой гнев не стремился разбудить или освободить душу Шэрджи. И тогда сэр Гаа Рон изменил свою тактику.

Он вернул меня в дом и бросил, как куклу, возле одной из стен, а затем взялся за сэра Да Ахона. Медленно и методично он избивал его, используя силу рук, а затем и ног, и все это – в полной тишине и молчании. Только один раз я позвала сэра Гаа Рона, умоляя его остановиться, но лишь подстегнула его. А потом все закончилось – резко и неожиданно.

Гаа Рон оставил сэра Да Ахона и подошел ко мне. Встал на колено передо мною и сказал:

– Все вы умрете, но ты можешь попробовать снова вернуть силу Шэрджи. Это твой единственный шанс остановить меня.

И нас заперли в какой-то кладовой со старым мусором в учебном корпусе лагеря, не оставив даже воды, о которой просил Та Лик.

Звездный свет проникал в нашу тесную комнатушку через маленькие зарешеченные окна у самого потолка. Мои раны слегка кровоточили, но я хорошо понимала, что они причинили моему телу минимальный ущерб, и потому не особенно беспокоилась. А вот сэр Да Ахон выглядел неважно. И слишком много времени ушло на то, чтобы освободиться от веревок – связали нас умело и со знанием дела.

Едва удержавшись от того, чтобы не слизать выступившую кровь с ободранных запястий, я прохромала к сэру Да Ахону, над которым уже склонился Та Лик. Он что-то говорил Да Ахону, а тот отвечал ему, и у меня на мгновение отлегло от сердца – сэр Да Ахон был жив и в сознании и пока это было единственной хорошей новостью для нас. Но, когда я услышала хриплый смех, а затем увидела, что сэр Да Ахон смеется, это чувство покинуло меня, но зато появилось другое…

Сэр Да Ахон смеялся, потому что никогда не верил в судьбу, но поверил в нее в подвале, куда нас отправил Хранитель милорда, и повторил для меня:

– Я учился в Тэа Боре, принцесса, и не раз попадал в эту комнату за горячий нрав, а однажды провел здесь целую вечность – пару дней и ночей. Я не был отчислен из школы, но был близок к тому, и поклялся себе, что больше не потрачу ни минуты своего драгоценного времени на прочие глупости. Потом старый корпус переделали и в ходе строительства сломали часть западной стены – хотели расширить классы, – его рука указала на стену в кладовой, и он закончил: – Там нет каменной кладки, вместо нее деревянные панели, и за ними учебный класс. Сломаем стену и попробуем выйти. Если покопаемся в старом мусоре, найдем и пару ржавых рапир.

Мы покопались и, действительно, их нашли – по одной на каждого, а затем аккуратно сломали стену и проникли в учебный класс. Когда мы осторожно прокрались вдоль стены, направляясь к выходу, с кафедры донесся негромкий, но очень знакомый голос:

– Задерживаетесь, сэр Да Ахон. Думал, у вас уйдет меньше времени на разборку стены! – Вместе со словами загорелась масляная лампа, и мы увидели сэра Гаа Рона, стоявшего за учительским столом.

Мгновенно наступившая вслед за этим тишина, позволила мне услышать, как тяжело дышит сэр Да Ахон, а Та Лик инстинктивно прикрыл мое тело собой.

Мягко и неслышно, словно дикий арус, сэр Гаа Рон соскользнул с возвышения, на котором стоял, и направился к нам. Его руки не сжимали крестовину эфеса, а само поведение наводило на мысль, что он не собирается звать на помощь или поднимать тревогу, и сэр Да Ахон первым понял то, что Гаа Рон нам не враг.

– Вы знали про стену в кладовой! – Да Ахон опустил рапиру, поднятую при виде сэра Гаа Рона, и заставил Та Лика опустить свою.