Дневник из преисподней

– Он любит тебя!

И что мне оставалось делать после этих слов?

Наши слова и многообразие речи, способность излагать свои чувства в стихах и умение передать эмоции с помощью слов – все это свидетельствует о сложности человеческой натуры. Слепое и глупое сердце не способно говорить стихами, а примитивные мысли не могут передать словами красоту своих чувств и эмоций.

Язык поэтов и писателей всегда звучал, словно музыка для моих ушей – прекрасный язык божественных фраз. Есть что-то безумно красивое в словах о любви и нежности, радости и счастье, и даже в словах о смерти и ненависти без надежды и понимания.

Поэзия – это истина, которая расставляет по своим местам хаотичные мысли и эмоции, открывает самые тайные и глубоко похороненные чувства. Когда мы говорим языком поэтов, мы приближаемся к небесам, но примеряя на себя разрушительную силу слов, падаем на самое дно преисподней.

Милорд говорил со мною, и не было большего счастья или же большей муки, чем слушать его и слышать его сердце. И было безумием отвечать на его слова, пока Дэниэль дрался с сэром Гаа Роном за жизнь и за свой народ. Но я знаю, что хотела ответить, и это знание не должно умереть вместе со мной…

Бой закончился вничью – оба были живы и не имели серьезных ранений, но оба устали и устали безмерно. Милорд покинул меня сразу же после окончания схватки, и я добиралась до принца Дэниэля в окружении своих гвардейцев, придерживая полы накидки, явно для меня великоватой.

Нам почти не удалось поговорить, ибо принцем занялся его врач, но прежде, чем он увел его на перевязку, восстановительный массаж и водные процедуры, Дэниэль улыбнулся мне и помахал рукой. Так что облегченно вздохнула не только я, но и сэр Да Ахон и Та Лик, а затем и все остальные, кого в тот день не допустили к принцу. Ему нужен был отдых, а не дополнительная нагрузка в виде нескончаемой череды посетителей.

В любом случае в тот вечер я ужинала наедине с милордом, не в силах отказать ему в приглашении после любовных стихов, навсегда оставшихся в моей памяти. За ужином мы мало говорили, но было видно, что милорд не ожидал от своего брата подобного умения и способности так долго противостоять сэру Гаа Рону. За моим любимым десертом он озвучил свои мысли, совершенно не пытаясь скрыть их от меня, а еще он прямо спросил, не причастна ли я к столь стремительным переменам в искусстве Дэниэля владеть мечом и шпагой. Я пожала плечами в ответ в знак того, что вопрос и не требует моего ответа, и сделала это неумышленно, даже автоматически, совершенно забыв, как раздражает его этот жест. И еле сдерживаемый гнев и с трудом подавляемое недовольство все-таки просочилось наружу:

– Вы когда-нибудь повзрослеете, Лиина? Или вам неизвестны последствия, ожидающие вас в случае победы сэра Гаа Рона?

Я неопределенно кивнула в ответ то ли в знак согласия, то ли отрицания – сама не поняла до конца. Но милорд был совершенно прав, и пора было не только повзрослеть, но и перестать задевать чувства милорда и его самоуважение.

– Я прекрасно осознаю все последствия, милорд, и вы правы, полагая, что я снова вмешалась в ваши планы. Благодаря мне принц Дэниэль обладает не меньшими способностями, чем сэр Гаа Рон, наделенный ими по праву рождения. Нас ждет долгий поединок и вряд ли мне придется принять последствия, о которых вы говорите! – Мои слова не стали для него неожиданными, но и прекращать разговор он явно не желал.

– Вы оставили себя без защиты, Лиина, и в случае победы сэра Гаа Рона, лишитесь покровительства моего брата. Не думаю, что ваше решение было мудрым или правильным.

Меня его слова не задели, но я поняла, что сэр Гаа Рон не только утаил от милорда всю правду о нашем побеге из Тэа Бора, но и не сказал, что я больше не желала иметь с душой Шэа Рэд Жи что-либо общее – даже свое тело. И все же милорд меня провоцировал, а я поддалась ему, не в силах противостоять тому разрушительному началу в себе, в котором когда-то призналась сэру Гаа Рону.

– И что же вы сделаете со мною, милорд, если Дэниэль проиграет? Как и любой правитель, выигравший поединок, вы вправе и миловать и карать своего вчерашнего врага. Ваши слова перед началом поединка – это ваше решение помиловать меня или вы попрощались со мною? – Я отложила в сторонку десертную ложку, и мой вопрос заставил милорда прекратить дегустировать крем на фруктовой начинке сладкого пирога.

Его чашка с чаем глухо стукнула о блюдце, так и не добравшись до губ, и вторая рука, как и первая, легла на край скатерти обеденного стола. Мне даже показалось, что милорд приподнимается с кресла, но мои ощущения обманули меня. Он так и остался сидеть, но его глаза уже не смотрели на меня. Какое-то время он молчал, но затем пошевелился и взглянул на меня с искренним интересом учителя математики, наблюдающего, как его ученик пытается решить задачу, еще не осознавая, что варианты ответов могут быть разными, а выбранный способ решения – далеко не самый простой.

И тогда милорд дал мне подсказку:

– Вы хотели бы жить, моя леди, зная, что умрет не только мой брат, но и большая часть членов Совета, военачальники принца Дэниэля, его самые близкие друзья? Или же вы предпочтете разделить их судьбу, даже зная, что я готов был подарить вам не только жизнь, но и свое сердце?

Мое молчание было очень долгим и милорд так и не получил своего ответа. Десерт я доедала в одиночестве…

Прошло еще три дня и еще три раза по три лесталя принц Дэниэль и сэр Гаа Рон пытались одержать друг над другом победу. Они получали царапины и мелкие травмы, но ничего, что мешало бы им продолжать поединок. И после каждого дня очередной схватки я все больше и больше ощущала уверенность, что никто из них не умрет. Скажи я милорду об этом, и он сжег бы меня на костре…

После последнего ужина милорд больше не приглашал меня, и это вызвало лишь глубочайшее облегчение. Один раз мне удалось провести целый вечер с принцем Дэниэлем, и он попросил меня почитать ему. Я читала ему историю о любви, а он слушал меня и дремал на кровати, удобно облокотившись на мягкие подушки. Я читала ему книгу, и как множество книг, написанных о любви в бесконечных мирах, любовь в ней не мыслила своего существования без боли и смерти. И я помню, как подумала: «Почему в историях наших вселенных влюбленные всегда умирают? Неужели все небеса под всеми созвездиями пишут одинаковые правила для любви, и мы лишь слепо следуем им?».

Когда я дочитала до конца, принц Дэниэль уже спал, и я осторожно укрыла его одеялом и вышла из комнаты. Если мне и приходило в голову, что написанные небесами правила возможно изменить, я все равно не собиралась говорить об этом своему названному брату.

Следующий день не принес ничего нового, кроме небольшого ранения, которое получил сэр Гаа Рон практически в самом конце боя. С нашего места трудно было понять насколько оно серьезно, но сэр Гаа Рон не сумел отбить следующую стремительную атаку принца Дэниэля и получил еще один укол шпагой в корпус, а затем не поднялся с земли.

У Дэниэля оставалось время, чтобы окончательно покончить с ним, и все зрители замерли на своих трибунах, а милорд встал со своего места. Его резкий порыв захватил и меня, и какое-то время мы оставались единственными среди всех, кого отчетливо мог видеть Дэниэль, и совершенно неожиданно для милорда, но не для меня, он отступил от Гаа Рона и дал сигнал о завершении боя.

Зрители на трибунах дружно посходили с ума, автоматически разделившись на тех, кто одобрял действия принца, и кто полагал их ошибочными. Мы переглянулись с милордом, а затем снова взглянули на арену. Сэр Гаа Рон смог подняться самостоятельно и к нему уже бежали люди милорда, а Дэниэль покидал арену.

Именно в тот момент милорд осознал, что может проиграть, и мое вмешательство не просто задело его интересы, а сломало их целиком. И я не могу ответить, чего больше было в его взгляде, направленном на меня, – ненависти или уважения.

Поздним вечером я наконец-то смогла просочиться мимо охраны своего названного брата, к которому не пускали даже членов Совета, негодовавших по поводу решения принца Дэниэля прекратить бой. Дэниэль никого не хотел видеть, но начальник охраны сэр Да Ар Кин искренне считал, что на меня подобный запрет не распространяется. В конце концов, именно я позволила ему думать, что он не просто воин, а мой друг, поддержавший меня в самом сложном противостоянии с членами Совета.

Когда я осторожно вошла в покои принца, я увидела, что он дочитывает книгу, которую я читала ему накануне. Он увидел меня и улыбнулся, а затем сказал:

– Я заснул прежде, чем ты дочитала ее до конца.

Я подошла к нему и забрала книгу из его рук:

– Поверьте мне, мой принц, ее конец покажется вам неинтересным. Я лучше расскажу вам другую историю из моего мира о таком же принце, как и вы, его прекрасной невесте, злой мачехе, и семи воинах, оберегавших ту, которую принц любил…

Он не заснул до конца истории, а когда я закончила, принц Дэниэль сказал мне, что по его просьбе судьи перенесли следующий бой на два дня. Он хотел дать возможность сэру Гаа Рону оправиться от ран, и ему не нужно было моего одобрения – только понимание.

Нельзя сказать, что я не понимала его, но в глубине души осознавала, что благородство Дэниэля вряд ли будет понято и оценено его собственным народом. Дэниэль не убил сэра Гаа Рона, ибо победа была важнее мести для его собственной души. Но одно без другого было невозможно, потому что только месть могла убить сэра Гаа Рона. Я не спросила принца, почему он пощадил раненного противника, ведь я не спрашивала о мотивах и сэра Гаа Рона, когда он помогал мне и моим гвардейцам сбежать из Тэа Бора. И сам Дэниэль когда-то сказал мне, что его мало волнуют мотивы, и значение имеют лишь последствия совершенных действий. Я также не могла признаться принцу Дэниэлю, что мне известно, как умерла Анлия. Зато Дэниэль знал мельчайшие подробности нашего бегства из Тэа Бора, и его месть не могла стать простым убийством раненного сэра Гаа Рона. Я это знала и потому понимала его, как никто другой. И мои предчувствия, что Хранитель милорда не умрет в поединке, вдруг обрели свою плоть и кровь, и стали реальностью.

Вопрос был в другом – что дальше? Именно его я не смогла озвучить, потому что принц выглядел слишком усталым, а еще – сомневающимся в правильности своего решения.

На следующий день посыльный от милорда принес мне мой плащ, над которым изрядно потрудились белошвейки. Они добавили к нему отделанный мехом капюшон, украсили узором из серебряных нитей и полудрагоценных камней, кое-где сменили подкладку из старого меха. Его внешний вид изменился совершенно, и я невольно улыбнулась своим собственным мыслям о милорде – он по-прежнему придавал слишком много значения внешнему виду, даже моему.

Возвращать его плащ через того же посыльного показалось мне верхом неблагодарности, и я лично решила вернуть милорду его элегантную накидку, не раз спасавшую меня от холода. А еще мне казалось, что это будет моя последняя возможность увидеть его и сказать ему не только спасибо, но и попрощаться с ним. Моя интуиция и в этот раз оказалась права.

Ближе к вечеру я отправилась к нему, как всегда прихватив своих личных гвардейцев, давно уже ставших моей невидимой тенью. И милорд принял мою благодарность и долго не отпускал меня, изобретая различные причины, по которым мне следовало задержаться в его апартаментах еще немного. Но мне и не хотелось уходить.

В тот вечер он был таким же, как в день нашей помолвки – загадочным и волнующим, немного раскованным и разговорчивым. Его, в сущности, пустая болтовня ничуть не раздражала, зато вызывала улыбку и смех. Казалось, он ничуть не был огорчен ранением сэра Гаа Рона, словно впереди было новое будущее.

В тот момент, когда я смеялась очередной шутке, пытаясь не пролить на себя красное вино, меня посетила одна мысль. Я перестала смеяться, затем сделала глоток, а, додумав ее до конца, вдруг почувствовала себя полной дурой. Весь вечер милорд пытался сказать мне то, чего не видели и не замечали мои слепые глаза и глупое сердце. Он прощался со мною! И до меня вдруг дошло, что сэр Гаа Рон больше не выйдет на арену, потому что милорд решил драться сам. Но его шансы против своего брата и силы Шэрджи были невелики.

Я поставила на стол недопитый бокал и прервала его:

– Вы решили сами стать участником поединка! Прощальный подарок! Прощальная вечеринка! Ранения сэра Гаа Рона слишком серьезны? И когда вы собирались сказать об этом мне или принцу Дэниэлю? Он и понятия не имеет о вашем решении!

Милорд подошел ко мне и вернул бокал в мои руки.

– Я видел, как Дэниэль фехтует. Его мне не победить. И ты права, моя леди. Я почти все потерял… Просто не хочу, чтобы ты уходила…

Я допила одним глотком все, что плескалось в бокале, и протянула его милорду для добавочной порции. Мысли в моей голове смешались, а предсказанный отцом Дэниэля поединок между его сыновьями на глазах превращался в реальность. Кошмарное видение, посетившее меня в Ночных землях, отчетливо пронеслось перед глазами.

– Дэниэль не сможет! Он не сможет убить вас, ведь вы его брат, его младший брат по крови. Но, если он откажется, он проиграет, не начав боя! – Я почти прокричала, не в силах сдержать себя, – Господи! Боги этого мира также несчастны, как и Ты!

– Лиина! – Милорд остановил мою истерику одним своим зовом и вернул мне бокал, снова наполненный до краев, – твой Бог здесь ни при чем, и я не нуждаюсь в Его помощи также, как и в твоей!

На мгновение я решила, что он пытается оттолкнуть меня, но по какой-то причине мои слова вдруг разозлили его и абсолютный атеизм его холодного рассудка больно ударил по мне:

– Твой Бог так далек от людей, что невозможно поверить даже тебе, чей разум допускает Его существование. Иногда мне кажется, что ты спишь наяву, Лиина, или грезишь, очарованная пустотой, которую пытаешься заполнить чьим-то Величием. Когда ты поймешь наконец, что земная жизнь – это не воля твоего Бога, а твоя собственная?

Его слова были резки, как и тон, словно он провоцировал меня, почти проклинал, и я возразила ему с горячностью, которую не ожидала от самой себя:

– Вы ничего не знаете о моем Боге! Он был человеком и страдал от боли, как человек. Он умер, как человек, и вновь возродился, но уже Богом. Только никто и никогда не задумывался над тем, а счастлив ли мой Бог и был ли Он когда-нибудь счастлив? Жизнь человека не сделала Его счастливым. Никто не знает, любил ли Он!? Был ли у Него ребенок? Обнимал ли Он любимую женщину в объятиях, которые невозможно разжать от невыносимой любви? И вдыхал ли Он запах волос своего малыша, которые пахнут так сладко и так знакомо!? – Мой голос сорвался и я заметила, как вздрогнул милорд, пристально смотревший на меня. Его губы что-то пытались сказать мне, но звуки его голоса так и не коснулись моего слуха.

На миг я остановилась, словно внутренняя дрожь поразила и меня тоже, но времени было слишком мало, а я так много хотела ему сказать:

– А что, если Он не успел? Не успел понять простого человеческого счастья? Что, если Он принял лишь боль? И так ли странно, что я обращаюсь к Нему, когда больно моему сердцу? Может быть, Он может слышать нас или наши сердца могут слышать Его лишь потому, что Он несчастен!? И тогда все мы – люди всех миров ошибаемся, ошибаемся и снова ошибаемся! Он не отвернулся от нас, но Он по-прежнему несчастен. А мы в слепом непонимании делимся с ним только болью! Мы просим его: «Помоги!», но Его собственная боль принимается нами лишь тогда, когда больно нам!

Я смотрела на милорда так, словно не ему, а мне предстояло завтра выйти на бой и проиграть его, и я перестала кричать и закончила шепотом свою мысль:

– Что вы хотите услышать от меня, милорд? Какие слова я должна сказать, чтобы вы поняли, что мне не все равно?

И он ответил мне слишком быстро, чтобы уловить ход его мыслей до конца:

– Ты просишь сейчас о помощи Его или меня? И кому ты хочешь помочь, Лиина?

Я задохнулась от собственных мыслей после его слов, ощущая себя еретиком, которого следует сжечь. Но на этот раз мое сердце было заодно с моим разумом и моей верой.

– Я могу задать вам тот же вопрос, милорд. О чем вы просите меня? И ко мне вы обращаетесь или к самому себе? А может вы просите о чем-то ту самую пустоту, которую не желаете заполнить ничем, даже присутствием моего Бога. Вы не можете просить Бога о любви или чуде, и я не могу. И люди не должны Его просить. Но я могу поделиться с Ним своим счастьем, своей любовью и своей жизнью, потому что все мы должны с делиться с теми, кого любим, в кого верим, к кому обращаемся! Я думаю, только тогда Бог способен услышать людей и снова полюбить их. Любят счастливых, милорд! Несчастных не пускают в свои сердца и с ними не делятся радостью. Люди не понимают, что счастье мы строим лишь сами – его невозможно купить, нельзя подарить или выпросить у Бога. А вот забрать его можно очень легко! И мы уступаем его, потому что не ведаем, в чем оно заключается. Бог не подарит счастья – только глупец может просить Его о нем. Но и я не могу подарить счастье Ему – и вовсе не потому, что он Бог. Но если бы Он только знал, как я хочу, чтобы Его счастье было таким же огромным, как и Его любовь к людям! Мы все несчастны, пока несчастен наш Бог. И когда мы это поймем, мы сможем поделиться с Ним не только болью, но и нашей радостью, и ее будет больше, чем боли, и тогда даже Бог может стать счастливым!

У меня не было сил продолжать и я выпила все, что оставалось в моем бокале. В эти минуты мне казалось, что Он смотрит на меня прямо с небес, и мои губы не почувствовали вкуса вина – лишь горечь от понимания слишком важных и таких простых истин. И мне было нехорошо от одной только мысли, что я одна в целом мире понимаю Его.

– Ваш мир, милорд, несчастен так же, как и вы, и принц Дэниэль, и ваш отец! И никто из вас ничего не делает, чтобы это изменить! Даже ваша любовь, если вы любите, не является способом достижения счастья. Вы такой же, как и все – только ваши желания движут вами! Вы хотите завладеть целым миром, который не принадлежит никому, кроме Бога. Но мне не нужны миры! Я всего лишь хочу спросить у Бога – счастлив ли Он!?…

Я испугалась собственных мыслей и не смогла удержать свои слезы, не понимая, плачу ли я по милорду или по своему Богу, который так не успел стать счастливым. И милорд, стоявший ко мне так близко, что я ощущала запах его кожи, одним движением поднял меня с кресла и обнял, пытаясь то ли утешить меня, то ли поддержать. Когда я успокоилась, он отпустил меня из своих объятий и протянул свой платок, и я подумала, что это вошло в его привычку, и принимается мною, как должное.

– То, что я чего-то не понимаю в тебе, Лиина, не означает моего осуждения. Но мои чувства к тебе всегда оставались неизменными, независимо от твоей веры или моих сомнений. И ты права – этот мир будет принадлежать мне или продолжит свое существование без меня. Моя честь не способна доверить тебе все мои чувства. Моя гордость заставляет меня молчать. Мое сердце живет в неизменном страхе, боясь отказа. И надежда мертва уже давно и не старается воскреснуть. Я не умею просить, и у меня слишком мало времени, чтобы научиться этому. И я никогда не признаю своего поражения. Слова не нужны там, где само сердце не способно солгать. Я был откровенен с тобою, Лиина, – последние мгновения жизни могут показаться вечностью без тебя…

И я оставила его в одиночестве, так и не вернув платок.

Состоявшийся через два дня бой показал явное преимущество принца Дэниэля. Милорд чаще использовал тактику защиты, а его редкие контратаки не достигали нужной цели. Если бы Дэниэль усилил натиск, он бы победил своего брата в первых же двух лесталях, но он продолжил поединок, давая возможность своему противнику контратаковать снова и снова. И бой закончился вничью.

Сразу же после боя я отправилась к принцу Дэниэлю, наплевав на его режим, на врача, на массаж, на водные процедуры, и в итоге, даже на наготу своего названного брата. И мне было все равно, что он с трудом скрыл свое неудовольствие от моего вторжения. И все же, увидев выражение моего лица, принц Дэниэль отослал от себя всех и спокойно оделся.

– Вы не должны продолжать поединок! – На какое-то время я забыла, что он не только мой названный брат, но и правитель огромной страны. И самое удивительное, что он не сделал даже попытки напомнить мне об этом.

Дэниэль просто кивнул мне в знак своего согласия, устало присел на кресло возле горящего камина и жестом дал понять мне, что слушает дальше. Поскольку кресло было одно, я присела на каминный стол, спиной к декоративному порталу из белого камня, и посмотрела прямо в его глаза, а затем повторила:

– Вы не можете убить брата!

И тогда он спросил у меня:

– Даже ради своего народа?

И мой ответ был таким же категоричным, какими были все мои прежние действия и решения:

– Даже ради своей страны или моего Бога, или ваших богов – какими бы они ни были. Даже ради меня… – Имя Анлии я не решилась произнести.

– Тогда я потеряю тысячи жизней, Лиина. Ты одна понимаешь, почему я не убил сэра Гаа Рона, и ты единственная, кто не считает это ошибкой, потому что я знаю, что ошибся. Я не смог убить его в том бою, но я бы сделал это в следующем. А сейчас я не знаю, как поступить, Лиина, впервые в своей жизни! – Принц злился и его эмоции легко читались у него на лице.

– Затягивать поединок в надежде, что все разрешится само собой – тоже не выход, мой принц. Уже после сегодняшней схватки самому последнему зрителю стало ясно, что вы щадите своего брата. Подобное унижение для него хуже смерти! Поединок следует прекратить!

– Если я откажусь официально, это будет моим поражением. Я могу ранить брата и выиграть немного времени. Возможно, решение придет само! – Дэниэль откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза рукой. – Что бы ты ни предлагала мне в качестве решения, я не приму его. Мои инстинкты подсказывают мне, что милорд заявил о своих правах на тебя и ты слепо доверилась ему.

– Мой принц, мы оба хотим того, чтобы поединок прекратился. И не говорите мне, что не любите своего брата. Каким бы ни было прошлое, и независимо от того, что вы делаете вид, будто вас не касаются мои отношения с Алексом, он стал Королем Орлов, и наше будущее с ним перестало существовать вместе с его титулом…

Я закрыла глаза и снова открыла их – так больно стало лишь при одном упоминании о новом Короле Орлов, но надо было закончить. Мною двигали смешанные чувства. Объяснение милорда в любви было его предложением вновь вернуться к началу наших отношений. Все забыть и снова вернуться, но только к другим отношениям. Кто знает, может быть, именно уход Алекса подтолкнул меня к безрассудному выводу, что сейчас еще рано умирать.

– Официально я все еще невеста милорда, мой принц, и вы должны знать, что ваш брат фактически сделал мне предложение, правда, в довольно необычной манере, но, думаю, он боялся отказа, и потому облек его в форму стихов о любви.

– Мой брат читал тебе стихи о любви? – Недоверие в голосе принца вдруг заставило меня рассмеяться.

– Я могу повторить каждое слово и каждую строчку, но они были очень личными, мой принц. Я могу лишь сказать, что ваш брат не может меня потерять. Если я отвечу ему сегодня, вы вправе отложить поединок, и никто не умрет! Никто не умрет, мой принц!

Дэниэль не поддержал меня:

– Возможно, он любит тебя. Но все наши прежние соглашения перестали действовать, и я не могу потребовать от него гарантий твоей безопасности. Ты можешь остаться с ним и принять официальное предложение стать его женой, и раздумывать над условиями взаимного соглашения о браке всю оставшуюся жизнь. Ты даже можешь озвучить свои условия и выдвинуть требование о заключении мирного договора. Меня это устраивает, но лишь, как правителя Эльдарии. Как твой брат и друг, я не могу позволить милорду получить безграничную власть над тобой. Он может вечно хранить обеты, данные тебе, но сохранение твоего доверия не входит в комплект его обязательств.

И тогда я ответила ему и попыталась убедить в своей правоте не столько его, сколько себя:

– Официальное предложение заключить соглашение о браке станет поводом для отложения поединка на неопределенное время. Именно времени сейчас не хватает нам обоим, и особенно вам. Для милорда, готового умереть от вашей руки, – это достойный и, возможно, единственный выход. А для вас и меня, мой принц, нет никакой альтернативы, – только необходимость в принятии решения. Кто сказал, что мы не можем прожить в мире еще лет пятнадцать или пятьдесят?

Дэниэль выпалил свой ответ и как любой из подобных ответов, внезапно срывающихся с наших губ совершенно неосознанно и неожиданно, он стал единственно верным:

– Ты не проживешь с милордом и пяти дней, как он начнет новую игру. И кто знает, чьей смертью она закончится?

И я улыбнулась в ответ:

– Зато будет весело, мой принц!

Правитель Страны Света и Ветров почти угадал. Он только ошибся во времени – я прожила еще пятьдесят дней перед тем, как вернуться домой на долгих четыре года…