Полная версия
Руда. Искушение. Скрижали о Четырех
Резко закружилась голова. Он словно очнулся в Дошорских горах, встал в кровавом луче на перевале Льетт и высматривал Средний мост, где бился полковник де Борг. На краткий наивный миг показалось, что смерть отступила, что всё впереди, и можно исправить ошибки, увиденные в беспамятстве. Он предоставит де Борга судьбе, его хвалёной удаче воина, и Сольбери не поскачет в проклятый лес, и Гварк не умрёт, защищая друга…
Викард успел, подхватил монаха, за ворот втащил обратно на кряж. Тверк захлопал его по щекам, не скрывая садистского удовольствия. Стейси взялся окуривать травами, причитая о слабой натуре светлости. Монах заплакал от дыма, но больше от горькой обиды на то, что чудо поманило и сгинуло, оставив на сердце отметину.
Но чудо творилось здесь и сейчас.
Тёмный маг смотрел на Пустотные горы, и они становились ближе. Таяла дымка, сминался ландшафт, будто кто-то закинул прочный канат, закрепил петлей на реальности и стягивал кости мира, пытаясь залечить перелом. Вдруг видна стала древняя башня, еле приметная среди камней, и на верхнем зубце стояла девушка, разведя в стороны руки-крылья. Ветер трепал смоляные пряди длинных густых волос, полоскал и путал в своё удовольствие, а плащ из рыси скрутил жгутом, обнажив беломраморные предплечья. Жрица протягивала ладони к Эрею, и он поднял руку в ответ, связанный нитью общей судьбы, нерушимой и проклятой.
– Время на исходе! – манила жрица.
Маг мёртво улыбнулся в ответ. Он торопился, не мог иначе.
Лайна Фе спрыгнула вниз.
– Что? – облизнулся на неё Лир-де-Стэг. – Шутка с озером не удалась?
– Ну почему, всем понравилась, кушали с аппетитом, – отмахнулась от прилипалы ведьма. – Впереди ещё много сюрпризов, чтобы развлечь мразёвский эскорт.
– Смотрю, ты затейница, каких поискать! – вкрадчиво прошептал Лир-де-Стэг, касаясь губами уха Лайны. – Ждёшь в гости Эрея Тёмного? Он как ледышка, царевна, вряд ли согреет в постели. Разве что в жертву тебя принесёт!
– Лир, отстань, – засмеялась Лайна. – Полагаешь, сыщется дура, что рискнёт соблазнить тёмного мага? Советник – подарок хозяину. Обвяжу его бантиком для красоты, а обёртка почти готова. Мне интересней монах: изящный, начитанный, глаза-изумруды!
– Способен учуять Руду…
– И ради спасения друга, – Лайна вывернулась из объятий и ударила по рукам Семиуса, – Светлый брат притащит её дракону. Так что, Лир, сохраняй дистанцию. А то огорчу до икоты, отправят из замка к войскам на равнину!
Часовой с нижнего яруса крикнул, что наёмника Лира-де-Стэга требует к себе Инквизитор. Тот поморщился, поклонился жрице и поспешил со стены.
Лайна Фе довольно прищёлкнула пальцами и подошла к бойнице.
Сторожевая башня выступала из гранитной скалы и висела над чёрными ёлками, похожими сверху на копья пехоты. С Мельт тянулась серая морось, заставляя ёжиться жарким днем: облако сваливалось с хребта и ползло на Пустотные горы. Делалось влажно и парко.
Жрица тронула амулет на груди и прошептала с улыбкой:
– Время на исходе, мой тёмный рыцарь! Торопись на помощь царевне!
– Вельга в руинах! – доложил Жалви, полковник марёвской конницы. – В цитадели засел гарнизон и наскоро укрепляет стены. Армия Олеты оставила город и отходит к Юциню по левому берегу.
Конь под ним гарцевал, красовался, гордился отважным полковником. Даже старый Варт кхекал в усы, любуясь выправкой седока.
Марёвский полк успевал везде: и в разведке, и в обходных манёврах. Император, возглавив союзное войско, откровенно хвастал своей лёгкой конницей. Тяжёлым латникам Крода и Солвина пришлось уступить главенство знаменитым сельтским хоругвям. Зато пехота и лучники, да красавец Жалви с марёвцами вызывали у селтов скрытую зависть.
– Вам нужна Вельга, достойный маршал? – спросил Рад у старого Варта. – Полагаю, хватит полуполка для устрашения горожан и штурма треснувшей цитадели.
– Город пал, – удивился Эмберли. – Мы ведь солдаты, отец, и не станем добивать погорельцев?
– Стяг Сельты взовьётся над цитаделью, – упрямо нахмурился Варт Даго-и-Нор. – Дозволь, государь, отрядить полуполк.
– Дозволяю, – легко согласился Рад. – Не люблю оставлять за спиной неприятеля, – и добавил, повысив голос, перекрикивая недовольство полковников: – Вельга – сельтский приз, господа. Контрибуция за разорение края.
– Интересно, куда отступает армия, – вновь подал голос Эмберли. – Ниже по левому берегу встают стеной Пустотные горы, там нет пригодных перевалов в Межгорье. Я бы пытался уйти сквозь болота и вывел войска по старому руслу. Но, возможно, ольты торопятся к морю?
– Не думаю, – покачал головой Император. – Взгляните на Вельгу, Эм. И представьте, что делается в Межгорье, куда обрушились Мельты. А теперь посмотрите, как широко в этом месте разлился Алер: лишь безумец станет наводить переправы. Вот ниже по течению можно рискнуть. Я бы так сделал, а вы? Выстроил мосты над расщелиной и перевёл войско к Рудным горам. А оттуда перевалами в Хвиро. На нетронутые катастрофой поля, в вотчину Линара – Антанну. Брат захочет отбить эти земли, уверен!
– Жаль, что Дар Гонт не с нами, – в который раз за поход посетовал Эмберли Даго-и-Нор. – Он бы увидел правильный путь.
– Недосуг нам турниры устраивать, – привычно отшутился над сыном Варт. – Заскучал? Так бери полуполк и штурмуй столицу Олеты.
Эмберли отмахнул рукой и невольно взглянул на пурпурный шатёр в стороне от главного лагеря.
Рад усмехнулся в усы и кивнул молодому витязю. Не было скучно Эмберли, не о недруге тосковал отважный Даго. Не хватало ему чутья Дара Гонта, способности обернуть пораженье победой. Не доставало, как ни странно, союзника, точно один лишь Даритель мог разделить беспокойство Эма.
– Думаете, там ловушка, рыцарь? – вполголоса спросил Император, так, чтобы Варт не услышал.
Эм снова оглянулся на пурпурный шатёр, притянул походную карту:
– Ближе к Юциню сходятся Пустотные и Рудные горы. А в новое русло Алера вливается речка Руденка. Там нас будут ждать, государь. Займут высоты, выставят лучников и будут стрелять навесными. Катапульты затащат в предгорья. Нельзя брать с собой государыню!
Теперь и Рад посмотрел на шатёр, в котором укрылась от зноя Рандира. Жена передвигалась всё медленней, всё неохотнее садилась в седло. Даже Ральт Рваный Щит смотрел с укоризной и бурчал, что негоже тащить на войну готовую разродиться бабу. А коли Радислав страшится оставить свою ненаглядную в Хвиро, пусть отошлёт государыню в Сканву. В родном тереме да под приглядом отца, да под крылом благословенных Мельт ничего дурного с ней не случится. Дождётся Императора из славной сечи да родит в назначенный срок!
Если бы рядом был Эрей Тёмный, Рад отпустил бы жену за Мельты. Под опекающей дланью советника. Но Эрей избрал путь в Межгорье, и Император не удерживал мага. У него свои тропы, тёмные, тайные, и коли нужен в пути Даритель, и Истерро, и шумный Викард, пусть шагает, куда ведёт разум и полумёртвое сердце. А советы… Достали советы! То не делай, туда не ходи. А как не идти в Олету, если рвётся мстить сельтское войско, а ведь это земли Империи, и Рад здесь закон и власть!
Он склонился над картой, поманил Эма, отвлекая от шатра государыни:
– Вот здесь ольты выстроят мост. Напротив перевала Скрон. В Рудных горах возвели три замка, именуемые также Зубами Дракона, в каждом баллисты и катапульты. Мы же разделим войско и переправимся ближе к Руденке. Присмотрите людей, Даго-и-Нор, решите, с кем пойдёте за славой. Из своих полков выделю горхарров, эти просто звери в горах. И марёвцев: в стычке лоб в лоб от лёгкой конницы мало проку, зато пригодятся на горных тропах. Отпущу, коль попросите, два копья лучников. Выбейте зубы дракону, Даго, ради той, что одарила вас лентой, и встречайте трусливых ольтов на правобережье Алера!
Даго-и-Нор улыбнулся, словно солнце выглянуло из-за туч:
– За Рандиру и священную Сельту! – рыцарь звякнул шпорами, поклонился и заспешил к отцу, изучающему руины Вельги.
Как мало нужно герою, чтоб вдохновиться на подвиги.
Рад довольно поскрёб в бороде. Нет, нельзя отпускать Рандиру. Даже спасая нерождённого сына. Пока государыня с войском, с ней останутся сканванские варвары – послушники Скалистого острова. Сельта волей влюблённого Эмберли будет тиха и покорна. А совместный поход против Линара, предателя и захватчика, сделает Сельту ручной вернее любого турнира!
«Эмберли прав, – услышал он голос, давно захвативший разум. В юности Император даже бился головой о колонны, чтобы заставить умолкнуть советника. Голова трещала, колонны тоже, только голос упорно читал нотации. – Ты рискуешь женой и сыном ради военной выгоды. Ты снова ставишь победу в битве превыше любви и чести!»
Государь повернулся к Мельтам, словно выискивал тропку, по которой крался Эрей во главе небольшого отряда. Скрестил руки на груди, нахмурился.
– Занимайся своей судьбой, – прошептал он, кусая губы. – Ты придумал скверный манёвр и ведёшь на гибель лучших бойцов. А я следую твоему совету: доверяю себе одному. Лишь я способен уберечь жену и наследника светотени!
Отряд потерял полдня, пока богатыри инь-чиане таскали лошадей через обвал. Целькон помогал по мере сил: к его лапам животину крепили ремнями, чтоб не попортить шкуру копытных, как упорно обзывал лошадок древоид. Дэйв тащил их, как баранов с полей, крупных, жирных, откормленных, надрывал кожистые крылья. Пару перенёс и ушёл отдыхать, всем видом намекая Истерро, приставшего со светлой волшбой, что чует разницу на нюх и на вкус, как бы маг не светил глазами. И баранами после охоты привык обедать в своё удовольствие. А тут седмицу на пыльной траве. Так что сам поработай, пресветлый маг!
Упревшие от натуги варвары, перекинув ещё пяток лошадей, тоже затребовали каши в награду. Тверк посоветовал травы пожевать и закусить корой, как и положено вьючным животным. В отместку ему прилетело в голову десятком смолистых шишек.
Серьёзной разборкой с древоидом благородные инь-чиане побрезговали, хотя тот шипел и бранился, и зыркал глазищами из-под мшистых волос. Вместо драки Викард и Даждьбор прихватили котелок от кострища и кинулись взапуски к Алеру.
– Зажигай, тварь крылатая! – летело над берегом. – Сам сварю кашу! И съем её сам! С другом разве что заделюсь.
– Добрый план, вождь, – заокал Даждьбор, награждая Викарда тычком под рёбра. – Любо-дорого слухать.
Стейси проводил их ревнивым взором, задумчиво почесался кинжалом:
– Эти дети природы всё и вправду сожрут. Слышь, зелёный, чего разлёгся, твоя очередь кашеварить!
Тверк ощерился и на Стейси, кинул взгляд на любимый лук, пристроенный на сосновом сучке, словно зарубку на памяти сделал. Не любил, когда обзывали зелёным.
– Нервный стал, – огорчился монах, – что его так припекло?
Эрей двинул плечом, но пояснил:
– Руда всё ближе, Истерро.
Воды в старом русле осталось, что слёз у мага Камней. Викард с Даждьбором бродили по пойме, выискивая пригодную яму, чтоб сполоснуться от нечистот, которыми их наградили лошадки. В первой луже нацедили воды, во второй отстирали одёжу. А глубокой, чтоб окунуться, не нашлось для богатырей.
– Вот ведь напасть, – огорчался Даждьбор. – Ох, могучая речка была, ох, изранило земную твердь! Где они тут сплавляться хотели?
– Не кручинься, друже! – убеждал Викард. – Дале к Юциню рек в избытке, спускаются с вольных Мельт. Им до нового русла нет дела, впадают в старый Алер. Но Пак-Йолли обмелеет, как мыслишь? Не приведи Эттивва!
Варвары переглянулись и защитились Единой чертой.
Разное сказывали про Пак-Йолли. Глубоко было озеро, точно древняя штольня, ведущая на Тёмную сторону, и дна его не достигали даже опытные ныряльщики. Даже Эттивва страшился озера и наказал его охранять! Что скрывалось на илистом дне? Какие твари водились в глубинах? Изредка бирюзовую гладь взрезал крутой водоворот, и горе тем рыбарям, что закидывали невод али удилище, не отпускало их озеро, втягивало в зелёный ад. Разве что одёжу прибивало к берегу, лён да кожаные ремни, целые, без отметин зубов. Но главное, без хозяина.
А теперь, когда измельчал Алер и иначе прошло его русло, что станется с колдовским колодцем, чья чаша наполнялась от щедрот реки? Кто полезет оттуда наружу? Любопытно до азартной дрожи!
– О, смотри-ка! – встрепенулся Викард. – Кто-то полощется в ерике!
Инь-чиане подобрались, изготовились к бою. Подкрались к ерику с разных сторон. Даждьбор расхохотался первым:
– Омут тут был, друже гард! Водица ушла…
– А рыба осталась! – возрадовался и Берсерк. – Ну-ка, где наши плащи? Не жалей, связывай, яма глубокая. Ох, знатная выйдет ушица!
К разгоревшемуся костру инь-чианьские великаны притащили не только котёл с водой, но и тюк оглушённой рыбы. Остальные мрази повскакали с мест, кинулись за сушняком и глиной. Каждый знал пяток способов зажарить чешуйчатых, но Викард всем надавал по рукам. Сам нарвал лопухов и крапивы, прогулявшись по бережку, ибо мазать глиной добрую рыбу – извращение дурного Ю-Чиня. По его приказу Истерро насобирал брусники, разжился смородиновым листом, чтоб засунуть в потрошёные брюшки. Спорить с варваром никто не рискнул, но Тверк вызвался заострить рожны, чтобы зажарить рыбёшек, вертя над горячими угольками. Даже Даритель слегка ожил, трудился со всеми, колол дрова топориком, взятым у Тверка. А запах вскипевшей ушицы заворожил мразёвский отряд. Напади на дружину лесная нечисть, положили б в единый миг, без разбора и сожаления, лишь бы не мешала работать ложками.
– Рыбный день! – ликовал Стейси Ван-Свитт. – Ох, соколики, славно как! Нужно держаться реки, Темнейший, река не выдаст, прокормит. А печёных лещей можно впрок заготовить!
Объевшись до пофигизма, когда одолевает сытая лень, мрази расселись вокруг костерка. Пожурили Истерро за отсутствие лютни и принялись вздыхать да охать, хлопая друг друга по животам.
Лишь Дар Гонт устроился в корневище сосны, вглядываясь в правый берег, туда, где чудилась россыпь костров по разорённым степям Олеты, где Алер бунтовал в новом ложе, где выстраивал полки Император против предателя-брата.
– Зачем с нами пошёл? – подсел Викард, догрызая лакомую щучью голову. – Твоё место с войском Радислава, вприглядку ума набираться. Норич, опять же, славный воитель, вместе бы мстить за погибших братьев…
– Да тебе-то что? – взъелся полковник. – Набивай своё брюхо, а меня не тронь! Кто дал тебе право пытать вопросами?
Викард сплюнул костью, всмотрелся с особым мразёвским прищуром, гадая: ударить сразу или чуток погодить.
– Извини, – почти сразу сломался Дар Гонт, в недавнем прошлом гордец и задира. – Решил, с вами сдохнуть проще.
Берсерк хмыкнул и снова занялся щукой, со смаком обсасывая плавнички:
– Дурак, – подытожил, как стрелу всадил. – В прежней личине ты был забавней. А сдохнуть в окружении мразей ой не скоро удастся.
– Но и жить так нельзя! – застонал Даритель. – Я же бросил Императора, почести, всё, что мог собрать на том поле… К ней поскакал, в замок Хентайн. Ну как же, полковник, победитель турнира! Побахвалиться захотел, глупец. Милина выходит во двор, встречает. А в глазах не равнодушие даже, там пустота, Берсерк! Да в советнике больше чувства, чем в этой… Кавалер ещё был у неё, какой-то расфуфыренный щёголь, я их спугнул ненароком…
– Молодость, – проворчал Викард. – Это ведь не порок, ю-чинянин. Это такая болезнь. Пройдёт! И любая боль, причинённая бабой, рано или поздно проходит, поверь.
– А твоя прошла? – отвернулся Дар Гонт, снова забыв оскорбиться.
– Да я как-то не парюсь, привык. Занозу вот тереблю иногда, чтоб духом не зачерстветь. Ты пожуй, впереди путь далёкий, я тебе ущицы припас. Разбитое сердце – дурной советчик, с его глупостей не прокормишься.
– Вечно ты о жратве! То олени были, теперь уха…
– Я о главном, Даритель. Доставай ложку. И ешь, пока силой не начал кормить! Баба ему аппетит отбила, смотрите, какая фея!
Наутро собрались по первым лучам, едва сдвинулся пояс Ясаны. По надпойменной террасе скакалось легко, иногда спускались в усохшее русло, вели лошадей в поводу, удерживая от водопоя. Не всякая жижа в старицах годилась теперь для питья.
Дважды опытный Стейси Ван-Свитт останавливал мразёвский отряд, шёл вразвалку вдоль берега и засовывал руку во все дыры подряд. Викард уважил причуды Стейси, брёл рядом и подставлял котелок, громогласно сетуя, что его лапища в такую норку не лезет. Подле Берсерка топтался Вран, принимая добычу в потёртый плащ. Та шуршала и шкрябала по котелку, шевелила усами, цеплялась в края, вяло хватала за пальцы мучителей. Когда котелок наполнялся, его опорожняли в мешок из плаща. И вскоре Альбин тащил в узле сотни две полузадушенных раков, а Стейси жадничал, хватал про запас.
– Животина отсюда убёгла, милсдари, а этим куда ползти? – ликовал легендарный мразь. – Мы сироток соберём, согреем да позабавимся вечерком.
– Пива бы! – размечтался Викард.
– Не гневи Единого, командир! – упрекнул инь-чинанина Вран. – Грех это. Спросят потом за излишки.
– И то верно, – сделал усилие Стейси и отвернулся от новых нор. – Просто жалко: впустую сдохнут!
Истерро заглянул в узел Альбина Врана, осенил себя Единой чертой и заявил, что подобную гадость в рот не сунет ни за какие молитвы. Мрази глядели с сочувствием, но уговаривать не спешили, даже Викард в кои веки смолчал, с хищной улыбкой щупая раков. Мол, и не надо, нам больше достанется!
К сумеркам добрались до деревни.
Казалось, трясение тверди и направленная Алером волна разрушений не тронули ни домов, ни кузни, ни общинных построек. Рыболовные сети сохли на рогатинах, корзины венчали плетни, разве что глиняная посуда побилась и теперь хрустела осколками под копытами лошадей. Мазанки треснули, но устояли, в ухоженных огородах что-то зеленело ботвой. А людей в деревне не оказалось. Даже трупов, хотя их искали тщательно, привыкли уже жечь костры, очищаясь от смрада и гнили.
– Лошадок нельзя тут хоронить! – приговорил Даждьбор.
– Зачем хоронить? – испугался Истерро. – Мы ведь просто спрятать хотели!
Викард лишь рукой отмахнул, с широченной улыбкой проверяя ножи:
– Ох, интересная будет ночка! Лошадей скроем в кузне. И Бабника тоже. А сами посмотрим, кто в деревне обжился. Очень мне любопытно, что тут повылазило, братцы!
– А тебе всегда любопытно, – рассмеялся Тверк, раскупоривая бочонок у луки седла и доставая стрелы. Те были увязаны по две дюжины, и каждая сверкала серебром наконечника. Три пучка древоид засунул в колчан. Остальные снова упрятал в бочонок. Поймал заинтересованный взгляд монаха, пояснил неразумному ученику:
– Обойдусь и одним снопом. Но запас в нашем деле свят, уяснил?
Истерро кивнул и сморщился, будто ядовитый гриб проглотил. Вспомнился Алер, и павший де Борг, и он сам, стреляющий из малого лука по крадущимся серым теням. Нет, нельзя поминать тот день, лишивший монаха столь многого: друга, кобылы, чистых рук и души. Время пришло отпустить на волю и погибших товарищей, и себя самого.
Тверк почесал оперением лоб и раздумал злословить. Перестал отвлекаться на Бабника. Осмотрел придирчиво место охоты, выбрал удобное дерево. Миг – и он наверху, оценивает зону обстрела. Истерро лишь заморгал удивлённо.
А ещё через пару мгновений странная деревушка опять обезлюдела. Лишь откуда-то из-под крыши добротного общинного дома зашипел на монаха Стейси Ван-Свитт, требуя, чтобы тот не маялся дурью и убирался в кузню.
Белый брат сморщился ещё больше и побрёл, куда приказали. В кузницу, к лошадям.
– Тут не то чтобы безопасно, – повёл носом Даждьбор, стоя у остывшего горна. Инь-чианин по обыкновению окал и тянул певучие гласные, превращая простецкую речь в героическое сказание, – но как-то спокойнее, чем в прочих домах. Сиди тихо, Бабник, тут руды кругом, мёртвые, но и те отрада для утратившей Силу души. Кузня – место святое, чистое, сюда погань сунется в последний черёд!
«И всё-таки сунется, как ни крути, – с неудовольствием подумал монах. – Вечно в правилах есть исключения!»
– Не гневайся, Бабник! – улыбнулся Даждьбор. – Глаголю, чтоб ты не зевал, не дал слабину, как за светлыми водится. Жизнь – штука опасная, хлопотная. Покой лишь в смерти, да не всем по сердцу.
– Погоди, Даждьбор, – вмешался Эрей, проявляясь у двери в кузницу, – здесь пахнет кровью и недоброй гибелью. Сильный запах, лошадей беспокоит. В кузне бились, но кто-то прибрался, трупы подальше унёс, пол свежим песком присыпал.
– Ну-ка, братко, не засти свет, – потеснил Эрея Викард. – Тут, гляжу, куда любопытнее, чем снаружи топтаться, – прошёлся по кузнице, присел на корточки, ковырнул сюрикеном в земляном полу: – А песочек-то прямиком с Алера, ночью с поймы мешками таскали.
– Что ж за нежить такая шустрая? – поразился прямодушный Даждьбор. – Кому хватило умишка?
Эрей ещё раз осмотрелся в кузне, указал на прокопчённую балку:
– Там отсидитесь, Истерро. Подкинь его, побратим.
– А лошади? – хмыкнул Викард, подступая к попятившемуся монаху.
– Лошадей уведём в общинный дом. Пыль серебряную сберёг? Присыпь по полу, где сердце подскажет.
Монах кратко взвизгнул, взлетая под крышу в огромных лапищах варвара. Сел на балку, как на насест, пачкая сажей штаны и рубаху. Прижал к груди лук с колчаном, поданный безжалостным великаном.
– Держи коробицу, друже. Тут серебряный порошок, полезет кто – сыпь, не жадись, в нашем деле главное – выжить!
– Себе оставь, – попросил Истерро. – Тебе там биться, не мне.
– Как всегда не смекнул, – рассмеялся Викард. – Ох, ничего не меняется в Кару, наш Бабник задаёт чудные вопросы! На тебя охота, Пресветлый брат. Тебя, не меня со свету сживают. Почему тебя? Ну, спроси, спроси!
– Почему? – покорно повторил Истерро.
– Ну откуда ж я знаю! – хмыкнул Викард. – Я не прорицатель и не ведун. Что ты ко мне пристаёшь с расспросами? – и добавил без перехода, не убрав глумливой усмешки: – На кого иггот напал? На меня? Ради кого тут полдня прибирались? Просчитали, гадёныши, что мы смекнём: в деревне дело нечисто! И упрячем тебя в безопасное место. Ну а кузня – убежище хоть куда, святость рудная тут защитой.
– Вот если б трупы кругом валялись, дети без еды передохшие, в это бы варвар поверил и тебя с ними запер, Бабник, – крикнул откуда-то сверху Тверк. – Тут бы и дело сыскалось: сиди в полумраке, отмаливай. А коль чисто кругом, что в дворцовом розарии, это Берсерку не по душе!
Истерро представил картину, сглотнул. Поперхнулся и едва не сверзился с балки. Прямиком на любовно заточенный меч, что подготовил обстоятельный вик. Даждьбор глянул вверх, почесал в бороде и меч передвинул на локоть. Не иначе, спасал полировку. Истерро снова закашлялся.
– Нервный, – хихикнул Ван-Свитт, тоже над головой монаха. – Ох уж мне этот Свет, ребятушки, сплошная радость, скажи, зелёный!
– Вот что, Стейси, – окрысился Тверк, грохоча сапогами по крыше, – я тебя нежно люблю, но во имя Единого заклинаю: не попрекай меня цветом кожи!
– А то что? – было слышно кхеканье: Стейси Ван-Свитт развлекался вовсю. – Ты пристрелишь меня, зелёный? Как поднимешь свой лук, как стрельнёшь в товарища…
– Я тебя засуну в дупло и запру там древесной плотью, – перебил древоид так ровно и тихо, что мрази внутри кузни пригнулись.
– Отставить! – рыкнул Эрей. – Ван-Свитт, вам заняться нечем? Викард, разгони их по разным углам!
– Ну вот, – неподдельно огорчился Берсерк. – Такую свару – и псям под хвост. Эх, братко, нет в тебе любви к драматизму! Тверк, душа древесная, марш на ветку. Стейси, держись ближе к трубе. Вран, ты уже попривык? Прикроешь Дарителя, ворон.
– Я в кузне останусь, – решил Даждьбор.
– Добре! – кивнул Викард. – Тут тебе всё родное, исконное. За полом следи, смекнул небось? Ну и за Бабником, это сложнее. Любит он в смертной битве отвлекаться на цветочки-ягодки.
– Отдадим ему раков, вождь? – мигом придумал Даждьбор. – На сохран и сбережение? А то ведь потопчем в забаве ратной?
Викард улыбнулся от уха до уха, даже борода затряслась глумливо:
– Жесткосердный ты парень, вик, но затейник! Бабник, лови мешок! И учти: все раки сосчитаны и по-братски поделены.
Истерро принял шевелящийся груз, пристроил подальше на балке, извернулся и закрепил пояском, снятым с посеревшей рубахи.
– Гибели моей добиваетесь, – проворчал, ткнув пальцем в потёртый плащ, из которого Вран соорудил мешок. В дыру тотчас просунулся ус, и Бабник палец отдёрнул.
С крыши донеслось хихиканье Стейси.
Беда пришла, как и ждали, с реки. Мрази всё рассчитали верно, по приметам выследив нежить. С обмелевшей старицы наплыл туман, плотный, вязкий, что сливовый кисель, он обмотал дома и деревья, заглянул в слюдяные оконца, позвенел колокольчиками на рыбачьих сетях.
Истерро видел, как молочные щупальца вползают сквозь неплотно прикрытые двери, забираясь всё глубже в кузницу, лижут, что верные псы, пыльные сапожищи Даждьбора. Он хотел крикнуть, предупредить, но горло точно стянуло верёвкой, не слова вырывались, чуть слышный сип, сходный с шебаршением раков в мешке.