Где-то в Конце Времен. Кинороман

Мой фэшн-статус зашкаливал просто потому, что клубы были моей жизнью, а я был частью жизни любого мало-мальски интересного клуба.

Так что я напялил на себя первую попавшуюся домотканую робу из грубого полотна, влез босыми ногами в замызганные штиблеты, засадил стошку чистого спирта на голодный желудок и вмазал колесо фэйка, уже нагло глядя в глаза Патриции, которая, широко улыбаясь, без лишних вопросов лично распахнула для меня двери в наш сумасшедший рай под названием «Эйфория».

О-о, хоум, свит факинг хоум! В тебя входишь, как в женщину, и я чувствовал, что эта женщина сегодня хочет меня, потому, что я – охуенен, и на моем чипе лежат двенадцать квот на роскошь.

Три квоты за VIP, квота за спец-бар, еще одна квота – страховка за то, что я неминуемо расколочу сегодня из клубного оборудования. Остальное я буду тратить, как захочу и с кем захочу. Эй, мамаши, прячьте дочек – космический барон Вилли фон Бадендорф вышел на охоту!

Было всего половина двенадцатого, моды с субсидами только-только продрали глаза и начали подтягиваться.

Под потолком висел облепленный сенсорами VJ Hemul, пока еще моделирующий в полноги нечто нейтральное по жанру. Его время придет через час-полтора, когда Хемуль стимульнет оба полушария, и начнется настоящий импровайз. Тут надо будет не скатиться и вовремя отсканировать рейтинг, стоит ли и дальше на нем залипать или пора сменить танцпол.

Первым делом я завернул к стойке. Сегодня работала Полли, ничего так телочка с третьим размером, но не шибко симпатичная и не шибко умная. Зато добрая и отзывчивая, типичный нищий транстаймер. Мне она была безразлична, поэтому я не стал засиживаться, взял сразу бутылку земного рома и развалился в углу поближе к сцене.

На разогреве этой ночью выступали две рыжие близняшки, очень натурально косившие под модок, только я точно знал, что все их геометрически выверенные округлости, которые можно было счесть плодом профессионального гения дорогого хирурга, на самом деле являлись делом рук матушки природы. Знал на практике, потому что уже на второй день появления близняшек в «Эйфории», умудрился утащить обеих неопытных сестренок «пойти посмотреть город».

Теперь они меня могли заинтересовать только как запасной вариант, но чаевые я им оставлял приличные, потому как запасной вариант должен всегда оставаться стопудовым.

Стоило мне уронить на диван седалище, как в VIP с радостными воплями завалилась целая стая прожжённых клубных волков. Среди них были и Неразлучники, и Ми-Ми Фэйр (моя бывшая), и Дэнни ака Freak, и VJ Gringo, и все остальные.

Начался этап манерных «здрасте-здрасте, чмоки-чмоки», содержимое бутылки рома мгновенно испарилась, а я обеднел на двадцать кредитов, зато в моем кармане нарисовался полу-легальный джоинт с Белой Вдовой.

– Тусэ-э, мой милый Голли, это самый дорого-ой и бесполезный способ самоубийства, не находишь? – Задала риторический вопрос Верещагина (уже очень-очень под виртом).

– Скопытиться от безопасных стимуляторов невозможно, это клинически доказано, поэтому если тебе все надоело, то попроси Пита нежно затрахать тебя до состояния комы, если он еще на это способен. Но лучше выпей со мной, я сегодня кучу, а не угостить вас обоих – это преступление и смерть от стыда и позора.

– Добрый старый развратник Голливог снова обокрал какой-то наивный офис! Мастерство не пропьешь, но попытаться стоит. Или тебе отсыпал от щедрот твой папэ? Я видела его сегодня в чумовом квадросайкле на Мостах. Старичок держится бодрячком, у вас это фамильная черта.

Я удивился. Моего папэ трудно было заподозрить в квоттерстве, за уши не вытащить из Фликс-Тауна, а когда он все же вылезал из этой глуши в цивилизованный мир, то сам первым делом сигналил мне и настаивал на встрече в надежде устроить сыну торжественную нотацию, как оно было положено в каменном веке. Ясное дело, что я не велся. Но выглядел он действительно всегда на удивление молодо и замечательно.

– Ты уверена, что это был именно мой папэ? Насколько я знаю, мой – неисправимый субсид и пользуется общественным транспортом, как и я, впрочем.

– Голли, он же преподавал нам практический транстайминг. Как я могу забыть профессора, которому сделала самый качественный в его жизни минет за сраную четверку в семестре?

– Тогда точно он… Вот ведь старый хрыч! Его сын буквально еле сводит концы с концами, а он и бровью не ведет. Самое ужасное, что ему двести с лишним лет, и есть все шансы, что он проживет еще столько же. Не судьба мне получить в наследство квадрик в ближайшее время. И что, большой у него член?

– Здоровенный. Поэтому я с тобой дружу без попыток переспать из боязни, что вдруг у тебя такой же?

– А я, потому что меня наверняка отравит Пит. Слабительным мгновенного действия. Без ревности причем отравит, просто из принципа. Если, правда, первым до меня не доберется твой папэ.

– Ну не знаю, твоего папэ это ни капельки не беспокоило.

– Знаешь, мне пришло в голову, что по сути нет разницы, атеист ли ты или религиозен.

Мир в любом случае останется гармоничен и прекрасен, бесконечен и интересен.

А бессмысленный ужас творят сами люди, ленивые и легко обвиняющие других в содеянном. Мой папэ тоже баалит был. Может стоит перестать нервничать и уже начать лезть тебе под юбку?

– Эта мысль не нова. Нет, Вилли, я не хочу терять проверенного собутыльника из-за случайного оргазма. Трахни лучше Софи, она только что от хирурга и обожает толстые мужские пиписьки. А мне можешь выставить обещанную бутылку, а то что-то начинает отпускать.

И я сделал, как она просила. И с бутылкой, и с Софи.

4

Брунгильда, это моя кошка. Наглое, аморальное, меркантильное, привыкшее ко всеобщему обожанию существо сомнительного происхождения. Не понимаю, что я нашел в этой стерве.

Но в данный момент я лежал в неудобной позе на жестком полу, а Брунька делала вид, что спит у меня на груди. Я знал, что она не спит, а она знала, что я знаю.

Я лежал, страдал и думал. Думается лежа не в пример лучше. Страдая – еще лучше.

Думал о том, что пипец как хочется позвонить папэ, но первым звонить папэ, которого я десять лет динамил в хвост и в гриву – как-то не маза. Тем более, если вдруг Машка все же перепутала, и это был вовсе не мой папэ? Но квадрик-то хочется…

И я решился. Если сейчас я встану, и Брунгильда с меня оскорбленно спрыгнет – не позвоню. А если вцепится и потребует лежать и страдать дальше, то позвоню. Учитывая, что Брунька еще ни разу в меня не вцеплялась, котячья дочь, то шансов на позвонить я себе практически не оставлял, так меня плющило при мысли о неизбежности родительских нотаций при любом раскладе.

Великий хаос любит черный юмор.

Мобайл позвонил сам.

Я вскочил.

Бруня выпустила когти и съехала по моей груди и животу вниз, радостно поглядывая на двадцать стремительно наливающихся пурпуром идеально прямых линий.

– Бля-а-ать, су-у-ука! – Заорал я в поднятую трубку.

– Вилли, ты в порядке? – Озабоченно спросил папэ.

– Эта мохнатая падла только что выпустила кишки твоему наследнику, пап. Я пригрел на груди змею и теперь истекаю кровью. У тебя пятнадцать секунд, пока я не откинул копыта.

– Бруне – привет. Чо, как сам?

– Подыхаю. Я слыхал, что ты потрахиваешь своих студенток, тебе часом не влетит от ПСС и деканата?

– Не тот случай, я сжег на факультете все камеры электромагнитным импульсом и насмерть незаменим. Так, что, встретимся?

– А это твой квадрик?

– Ага.

– Тогда через пятнадцать минут в Магницком. Счет оплачиваешь ты. Я голоден как собака.

– Смотри, не опоздай.

– Попрощайся с тачкой, папэ. Уже вылетаю, – сказал я и бросил трубку.

Папэ был неподражаем, вот он – опыт столетий. Я решительно терялся в своем клаб-дрессе на фоне одетого в пиджак от Ле Шане слегка небритого, слегка попахивающего коньячком, слегка седеющего доминантного самца, который без стеснения стадами пялит на работе самочек на 170 лет младше себя. Есть к чему стремиться, плюс-минус.

– Шалом, Вилли.

– И тебе не кашлять. Где поднялся на квоты?

– Да оно сроду было, просто вдруг захотелось песок из трусов вытрясти. Все ради потомства, если гора не идет к Магомету, можно купить фуникулёр. Прости, но я нынче по делу.

Кажись меня пронесло мимо нотаций, аве Левиафанус Максимус!

– Какого сорта предложение?

– Косарь квот за маленькую услугу. И никакого криминала.

– Криминал? Вас ист дас?

– Прости, порою забываю, где я живу. Короче, я тебе дам адресок в Нью-Мюнихе, сгоняй туда, передай привет своей тетке, отдай ей вот это и забери то, что она тебе для меня даст, и тачка твоя. Считай это подарком на именины. Плюс косарь. Плюс я ничего не скажу тебе по поводу твоего внешнего вида и стиля жизни ни сегодня, ни в дальнейшем. По рукам? – Папэ бросил на стол тоненький сверток в неразрываемой обертке с адресом некоей Эрики Фальк.

– Папэ, ты только что нанял себе самого любящего в мире посыльного и стремительного сына. А еще перспективные тетки у меня есть, или это единичный гешефт?

– Все зависит от твоей мобильности. Увижу результат, и тетки найдутся. Ты еще здесь?

– Конечно тут. Представительские расходы, дорожный взнос, отсутствие указаний по форме позиционирования курсанта оставляют желать лучшего.

– Хороший мальчик. Держи, – улыбнулся Гюнтер фон Бадендорф, отстегнул мне сотку квот и бровью не повел.

Первый раз в жизни я бежал по улице и думал, как же пиздато, когда у тебя есть надежная, любящая и, надеюсь, что очень и очень многочисленная семья.

5

Стоило мне рассказать Неразлучникам, куда я еду, как они решительно сели мне на хвост.

– Мы едем с тобой, Голли, думай, что хочешь. Завтра в Нью-Мюнихе стартует карнавал, а люкс на четверых обойдется на девять квот дешевле двух двухместных, – Машка видимо уже все просчитала, – ты будешь подсматривать за мною в душе, Пит отлично готовит, а телочки, которых ты будешь таскать в свою комнату, вряд ли откажутся от маленькой групповушечки.

Про карнавал я и сам думал – это было событие года, и если повезет промутиться, то вполне можно было оказаться в светских хрониках, что было для нас всех ощутимым шагом вперед.

А перспектива групповухи с участием Верещагиной сама по себе стала решающим доводом, потому что после той вечеринки, к немалому моему удивлению, Машка начала регулярно всплывать в моих эротических фантазиях.

Я согласился почти не ломаясь.

Мы загрузились налегке в модуль и уже через час перемещения с визгом и грохотом по транспортному тоннелю парковали свои неугомонные задницы в Нью-Мюнхенском отеле Мериголд. Пит было что-то начал скулить об экономии, но я ему ткнул в морду чипом и велел заткнуться, пока его спонсоры заняты выбором люкса.

За свою жизнь мне достаточно пришлось повидать хостелов, кемпингов и мотелей, ребята. Так вот, люкс в пятизвездочном Мериголде – это нечто. Хрустальные люстры, мраморные лестницы, земное шампанское, портье в ливреях – все это было к нашим услугам за какие-то тридцать квот в сутки. Я лежал в кожаном кресле размером с небольшой дом, глотал потихоньку из горла Арманьяк, смотрел на голые ноги Верещагиной и думал о том, что в мире нет никакой справедливости.

Возьмем, к примеру, меня. Молодой, талантливый, энергичный человек, в свои тридцать лет я так и не смог найти свое место в жизни просто потому, что в нашем суетном мире не осталось места для настоящего авантюриста. Никто никуда не плывет по волнам под черным флагом и не выменивает за горсть стекляшек землю, где будет построен новый город. Не осталось больше ни секретных агентов, ни их врагов. Время романтиков ушло, империя больших надежд пала, и, максимум, к чему вы можете приложить свою фантазию – это дизайн одноразовой, как пластиковый стакан, вечеринки для таких же, как вы сам, любителей разрешенных стимуляторов.

Грустно, что на карте солнечной системы не осталось белых пятен, а наивысшую квоту на роскошь получают фермеры и программисты беспилотников для сбора мелких метеоритов.

Из полупьяного транса меня вывел настойчивый стук в дверь номера.

Я открыл и обнаружил на пороге улыбающуюся во все свои тридцать два искусственных зуба давно, казалось бы, умершую Мерлин Монро.

Анна Микель – второсортная телевизионная актриска с неслабым крупом и полным отсутствием вкуса, таланта и мозга. Некогда, работая кастинг-директором в одном сомнительном шоу, ваш покорный слуга откопал ее на какой-то помойке и протащил на ТВ показывать сиськи, за что Анна теперь мне очень благодарна. Она безотказна, беззащитна и трогательно глупа, исправно дает всем в рабочей группе, чем и обязана тому, что у нее всегда есть работа. Имидж у нее не сказать, чтобы отличался оригинальностью, но Микель тратит на модификации большую половину гонорара, так что Монро из нее вышла, какая надо.

Вот только встретить Микель-Монро в отеле Мериголд было для меня фиговым сюрпризом. Аня может часами нести феерический бред, не вызывая при этом особого раздражения, но человеку, который ее приволок на телевидение, я лично устроил бы темную.

Отвязаться от Ани еще не удавалась никому, а грубить ей было, как грубить ребенку – абсолютно невозможно.

– Ой, Голли! А я все думала, ты это или не ты! Вы приехали на карнавал? Я тоже, представляешь себе? Меня будут снимать на открытии, я буду ехать в настоящем лимузине и махать всем рукой! Так здорово!

– Действительно очень неожиданный режиссерский ход, – чувства юмора для Анюты не существовало, – ты здесь с каким каналом?

– С «ПСС-Релакс». Они такие клевые, даже поселили нас в этом отеле в одном номере с режиссером, но он куда-то сегодня утром убежал и до сих пор не вернулся, понять не могу, куда он запропастился?

– Наверняка его тело уже вылавливают из канала. Предсмертная записка лежит во внутреннем кармане пиджака.

– Ну вечно ты так страшно шутишь! Зато я могу теперь потусоваться с вами! – Я знал, что смертельный приговор неизбежен.

Сбагрив Анюту на немного обалдевших от такой наглости Неразлучников, я набрал на мобиле номер тети Эрики.

– Здрасте, фройляйн Эрика, это Вилли.

– А-а, привет, Виллечка, ты уже приехал?

– Да, мы тут с ребятами обосновались в Мериголде, как нам вас найти?

– А, это в центре на Мариенплац? Сегодня в три там будет открытие карнавала, приходите. Папа мне ничего не передавал?

– Передавал, все принесу.

– Ну и замечательно. Увидимся, – проворковала голосом без возраста тетя Эрика и дала отбой.

Пора было заработать косарь, и мы выдвинулись на Мариенплац (бросить Анну одну в нашем номере я не рискнул).

Странное дело. Когда мы садились в лифт, идущий на пешеходный уровень, мне показалось, что из-за угла вышли двое мужчин в совершенно ОДИНАКОВЫХ черных костюмах, одинаково здоровенные, как игроки в пауэрбол, и одинаково лысые… Кажется, легенды о том, что если смешать в правильной пропорции фэйк с эником, то получается пролонгированный галлюциногенный эффект – верны на все сто.

Мариенплац напоминала живой котел. Окруженная с четырех сторон отелями, музеями, информационными центрами и одной консерваторией, площадь сегодня превратилась в улыбающееся, полупьяное от счастья, поющее и танцующее многотелое божество радости.

На ступеньках памятника Адепту Илаю толпа из ста (или двухсот?) голопэйнтеров устроили баттл на тему художников эпохи Возрождения и способов анимации их шедевров. Транстаймеры в национальных костюмах оккупировали парапет отеля Хилтон. На подходах к нашему родному Мериголд-отелю гремел пси-памп в исполнении как минимум пятнадцати VJеев. Под разрывающий в мясо бит некошеное поле лиловых, розовых, алых, ультрамариновых и нежно-зеленых ирокезов, пэйсов, хаеров многотысячной толпы подпрыгивали, колыхались и ритмично дрожали в почти эротическом предвкушении карнавала.

– Вот это я понимаю – расколбас! И как нам здесь откопать мою престарелую тетушку Эрику?

– А мобил на что? – Вечно скучающий Пит оставался бессовестным циником даже на фоне угара мирового масштаба.

Ну вот. А мобил-то остался в номере. Тут или думать о бутылке Арманьяка, или о давно надоевшем гаджете, который каждый день упорно пытается тебя поработить. Идти в номер жутко ломало.

– Анют, можешь сделать мне одно одолжение и ты больше мне ничего не должна? – Микель посмотрела на меня и облизнула в предвкушении свои ярко алые губы. Я содрогнулся, – Не оральный секс. Притащи мне из номера мой мобил? Он в кресле возле бара.

– Конечно, Вилли, а еще бутылочку коньячка захватить?

– Две. И виски для себя, – Анюта, насколько я ее знаю, тоже была с алкоголем на ты.

Видеть, как по переполненной площади удаляется Мерлин Монро, которую ты только что послал за бухлом – очень двойственное чувство.

Вдруг на секунду все звуки затихли. Над Мариенплац возник огромный голоэкран, на котором пошел обратный отсчет. До начала карнавала оставалось три часа.

Анюта вернулась очень быстро и тащила на одну бутылку вискаря больше заказанного. Я хотел ей что-нибудь съязвить, но она как-то странно посмотрела на нас всех и молча протянула горсть непонятных микросхем. При более тщательном изучении они оказались останками моего разбитого в лепешку мобиля.

– За что ты его так, Анечка?

– Видимо твой мобиль пытался воспользоваться Аней и отобрать коньяк. Не тут-то было, она дралась как львица. Злодей пал, справедливость торжествует, – предположила Верещагина.

Микель не обратила никакого внимания на Машин сарказм, одним отточенным плавным движением большого пальца открыла бутылку Black Label так, что сорванная пробка еще какое-то время вращалась на горлышке, и сделала богатырский глоток.

– Ребята, ваш номер ограбили, – в глазах Микель-Монро застыл неподдельный ужас.

Я цинично заржал и взялся за коньяк.

Пить дорогущий коньяк из горла на улице дано не каждому. Прохожий с бутылкой Арманьяка – это уже не прохожий. Это знак свыше, это перст судьбы. Именно ему дают самые интересные девушки, именно его прозвище знают везде и всюду – от борделя до аукциона Кристи. Он – олицетворение тревожного сигнала, что один из вас двоих – неудачник, и это точно не он.

В моем случае все было еще пикантней. Я не только пил его из горла, но еще и опирался на широкие, крепкие, дочерна завяленные в солярии бедра неувядающей старушки Монро. Просто хоть памятник отливай из бронзы, настолько момент подходящий.

– Вот я всегда считал себя душевнобольным, если честно. А послушал Аню и понял, что я здоров, как бык.

Беспокоиться было не о чем. Если случилось немыслимое, и номер действительно ограбили, то нас это не беспокоило ни капельки. Алкоголь цел, мобил восстанавливается в любом магазине за 30 секунд, а каких-то нужных кому-то из нас вещей в номере не было, мы, клабберы со стажем, привыкли передвигаться налегке. А если Аня допилась-таки до тихой шизофрении, так оно же дело наживное, ей не впервой.

Успокаивать телезвезду долго не пришлось. Мы просто позвонили ее режиссеру с номера Пита, выяснили, что Монро уже десять минут как должна быть в гримерке, и посадили бедняжку в моторикшу.

– А было бы здорово, если бы Микель не сбрендила, – мечтательно глядя ей вслед, сказал Пит, – первое ограбление на моей памяти, все таблоиды – наши, по часу телеэфира на каждом канале.

– Допрос у паладинов, год лечения от стресса и принудительная адаптация на Яве, – мгновенно обломала возлюбленного Машка, – я бы не повелась.

Я в детстве как-то бывал на Яве. Один вшивый кабак на весь астероид. Да черта с два я им дамся живым!

Короче, обсуждения плюсов и минусов нам хватило на минут десять, пока я восстанавливал мобил и набирал тете Эрике, которая уже, оказывается, битый час нас ждала у входа в отель.

Тетя оказалась мисипусечной бледненькой старушечкой в страшненьком сереньком, совсем не праздничном платьице с огромным букетом ярко-желтых отвратительно воняющих астр. Никогда не понимал этой моды – дарить людям отрезанные и медленно разлагающиеся репродуктивные органы растений. Некрофилией попахивает.

– Здравствуйте, тетя Эрика, я Вилли, а это мои друзья Маша и Пит, – начал было я разговор, но тетя Эрика неожиданно меня оборвала.

– Никакая я тебе не тетя, – отрезала старушенция, мгновенно просверлив навылет всю нашу компанию злющими бегающими глазками. Никакой приветливости в ее интонациях не было и в помине, как будто я две минуты назад разговаривал по телефону с совершенно другим человеком, – давай, что принес.

Я немного растерялся и, ничего не понимая, протянул ей папину посылку. Злюка дрожащими от нетерпения руками схватила конверт, активировала допуск и вытащила оттуда… мою фотографию.

– Ага. Похож. Давай руку.

– Зачем? – Протягивать руку фальшивой тете Эрике у меня никакого желания не было. Но старуха ничего объяснять не стала, просто молча сцапала меня за палец, вывернула его почти до хруста и защелкнула на нем тонкое синее колечко. Я взвыл. Тетя Эрика гнусно ухмыльнулась.

– В номер не возвращайся. Сразу езжай к Кощею. Скажи, чтобы закруглялся рыбачить в Соломоновом море. И ко мне пусть больше не обращается. Чао, камикадзе.

Выдав всю эту тарабарщину, тетя Эрика развернулась и мгновенно исчезла в толпе, оставив нас стоять с открытыми ртами.

– Вилли, что это было?

– Если бы я был маленьким мальчиком, то решил бы, что это была Бабка Ёжка собственной персоной.

– И куда мы теперь? – С тревогой в голосе спросила Машка.

– Конечно в номер. Там еще оставался алкоголь, и мне стало интересно. А еще, чтобы не послушаться противную старуху.

– Только быстро. Мне это перестает нравиться.

Как в воду глядела. В номере нас ждал сюрприз – Микель вовсе не съехала с катушек. Все три комнаты были перевернуты вверх дном. Все, что можно было вывалить – вывалено на пол. Все, что можно было использовать как хранилище информации, было вскрыто или разломано, включая несгораемый гостиничный сейф, у которого просто варварски вырезали дверцу.

– Вилли, надо делать ноги, – удивительно спокойным голосом сказал Пит, и я был с ним согласен на все сто.

Пробираясь через толпу в холле гостиницы, я ощутил острый приступ паранойи, когда по всему залу увидел прогуливающихся парочками коротко стриженых громил в абсолютно одинаковых черных костюмах.

6

– Голли, это был плазменный резак, – уже в транспортном модуле вдруг выдала Верещагина.

– Ты о чем?

– О дверце сейфа.

– А почему не боевой лазер? Они тоже запрещены.

– Потому что лазер оставляет ровный край, а там все оплавлено было.

– Да какая нам разница? Хоть атомная бомба, теперь нами вплотную займется ПСС. Номер зарегистрирован на меня, так что нас уже вычислили, и пару лет нам полюбому придется пить явское пиво под безголосое караоке местных заключенных.

– Ты такой оптимист, Вилли. Видел в зале тех ребят в костюмах с поточного конвейера?

– А-а… Видел, думал, что померещилось.

– Не померещилось. Это были зануды. Такое пахнет не Явой, а пожизняком на Тиамат, если чем-то не похуже. Что тебе дала твоя тетя?

– Плазменный резак, зануды… Откуда ты все это знаешь?

– У меня полный шкаф книжек со штампами Службы Безопасности. Так что она тебе дала?

– Она мне не тетя.

– Вот именно. Мне еще раз повторить вопрос?

– Только вот это, – я показал указательный палец с узеньким прозрачным колечком из синтетического сапфира, такие цацки недавно начали входить в моду.

– Вроде бы просто кольцо, чипа не видно. Но все равно, лучше его снять, – Пит и Машка изучающе уставились на кольцо.

– Пробовал, не могу.

– Жопа. Голли кто-то подставил.

– Не кто-то, а его собственный папэ. Интересно, чем он так насолил Кощею.

А меня вдруг осенило, что я, в принципе, ничего не знаю о собственном отце, кроме общих фактов.

– Ладно, ребята, не дрейфьте. Если меня прижмут, то я вас не сдам. Маш, пока я мотаюсь к папэ, попробуй пробить его по сети и хотя бы приблизительно выяснить, во что мы вляпались.

Отцу я позвонил, только когда Неразлучники отправились домой. Ответил он далеко не сразу.

– А, Вилли. Как съездил?

– У меня возникла проблема, папэ. Нас пасли зануды. Во что ты меня втравил?

– Нас? Это нежданчик… Ну да ладно. Беги на Бартоломейскую, там на паркинге стоит твоя тачка. Седлай ее, и мигом ко мне во Фликс-Таун, Ганди, 14. Приедешь – поговорим, а то я сейчас по уши занят. И береги нервы, на свете нет ничего, из-за чего стоит так мандражировать, Вилли. Кстати, мне Эрика что-нибудь передавала?

При упоминании квадрика мое настроение резко улучшилось.

– Баба-Яга бредит наяву, папэ. Сказала, чтоб ты заканчивал рыбачить в Соломоновом море, и сделала мне предложение руки и сердца, подарив обручальное кольцо. А, и добавила, что знать тебя больше не хочет, пока на свете встречаются такие красавцы, как я.

– Черт, – проигнорировал мой подкол Гюнтер фон Бадендорф, – короче, жду тебя дома через два часа, – и бросил трубку.