В жизни не каждого теннисиста

Испуганный почтальон из-за всех ног мчался к полицейскому участку с целью спасти нас. Что у него было в тот момент? То ли безысходность, то ли инициатива помочь беззащитным детям. Оставалось только ждать…

Добродушный дядька геройствовал и принципиально ждал своей очереди в участке. По истечению нескольких возможных для всех минут к почтальону подошел один из офицеров.

– Это вы, Брок Сотен?

– Да, это я, – ответил почтальон.

– Вы обратились к нам, чтобы что-то показать? – интересовался офицер.

– Вы правы, офицер, но я не понимаю зачем вы интересуетесь, если у меня уже забрали это письмо и его содержимое вам прекрасно известно, – ведь и вправду что-то тут не сходилось: письмо давно было прочитано, а офицеры делали вид, будто не читали его в принципе.

– Я вам клянусь, что видели ваше письмо только офицеры, которые работают на мэра. Мне лично не удалось разглядеть письмо, поэтому будьте любезны рассказать, что вас встревожило в этом письме, – говорил чистую правду офицер.

Тут же в зал ожидания, в котором сидел почтальон и офицер, ворвался мэр Мотис Кемерсон. По его рассерженному лицу было видно, что он намеревался сделать что-то неблагоприятное.

– Мэр Кемерсон?! Что вы тут делаете? – удивились все офицеры, сидящие рядом с нами.

– Отставить! Я пришел сюда по причине чертового письма, которое является самой что ни на есть фальшей, – заявил мэр.

Почтальону Броку даже не дали возможность рассказать что-либо о письме и пригрозили сроком лишения свободы за распространение якобы фальшивой информации. Письмо, искренне написанное детьми-сиротами, было отдано в руки мэру Мотиссу. В итоге только три человека знали содержимое письма: мэр, главный начальник и почтальон, которого запугали, чтобы он не давал показаний. А офицеры, увидя такую картину, начали думать о коррупции, о возможной подставе или о денежной сделке. В любом случае теперь тот офицер, что хотел узнать информацию у почтальона Брока, напряженно сидел в своем кресле, обдумывая всю картину.

– Мэр Кемерсон, вы слышали новость? – спросил один из подкупленных офицеров, когда мэр выходил из полицейского участка.

– Ну, поведай!

– Мы нашли в десятке верстах отсюда убитого чиновника Франсуа Ротшильда, а вместе с ним и Антонио Ховарда.

– Прям убитого? – удивленно переспросил мэр, вытирая со лба образовавшийся пот платком.

– Еще исследуем, но скоро будет известно.

– Отведи всех оттуда офицеров, медиков, и чтобы ни единой души, кроме патологоанатома, там не было. Ты меня понял? Это приказ!

– Я понял вас, мэр Кемерсон, – улыбнулся офицер, – через пару часов ни единой души там уже не будет.

– То-то же.

***

На утро следующего дня, в момент, когда дети в интернате отправили письмо в почтовый ящик, мне надо было искать еду и воду. От жажды и голода мои силы постепенно убывали. Важную роль сыграли тренировки. Я бежал и практически не уставал. Дыхательная система работала лучше только из-за тренировок. К счастью, мне удалось наткнуться на чью-то усадьбу, где меня вначале прогнали, но после на пути моем встретилась переездная будка, запряженная лошадью, где, по сути, пробовалась еда и вода. В будке находился пожилой не стриженный дядька с голубыми добрыми глазами.

– Стойте, – закричал я, заметив, что у него в белой простыне завернуты буханки хлеба. – Можно купить у вас что-нибудь?

– Что ты хочешь, малец?

Я рассказал ему всю историю, с которой я живу уже последние несколько лет. Старик дал мне воды, угостил кусочком хлеба и дал одно яблоко. Поблагодарил я его десятью фунтами, так мне были неизвестны денежные равенства. Пожилой мужичок встрепенулся от суммы, которую я протянул ему. Он словно второй раз родился, увидев эту купюру.

– Это мне? – спросил он же, думая, что я насмехаюсь над ним.

– Берите, мне деньги не так уж и нужны, – говорил я.

– Может тебя в город подбросить? – предложил старик.

Мне как раз нужно было туда. Хоть я даже не мог представить, зачем мне надо туда. Так как дома у меня по любому уже нет, а ночевать где-то надо. Я узнал настоящее имя старика. Его звали Барри Нельсон, и он оказывается работает библиотекарем в одной из старых библиотек Йорка. Меня впечатлило то, как он рассказывал о всех прочитанных им самим книгах, которые явно не ушли даром.

Барри Нельсон подвес меня до города. Дорога прошла быстро, ведь мы разговорились о всех возможных темах, начиная с красоты нашего города, заканчивая темами о моей жизни.

Мы слишком разговорились с ним, а когда прибыли в мой город, то он мне казался уже знакомым человеком. Окружали меня куча кирпичных красных домов, выстроившись, где только можно. Мой испуганный вид описывал все понимание о ситуации, в которую я попал. Я постоянно чувствовал потерю сил. Думал, что мне якобы надо куда-то пойти, но я не знал куда.

Было уже воскресенское утро. Вдруг я услышал звонящие колокола той самой церквушки с очень запоминающимся для меня куполами. Помня то, что эта церковь располагается поблизости с интернатом, я бросился на звон гармоничных колоколов, прислушиваясь к ним и расспрашивая местных жителей о городе.

Просто бегая по городу, меня посетило чувство, что не приходило ко мне множество дней: чувство свободы! Я мог свободно бежать по длинным улицам с улыбкой на лице, как у самого счастливого человека на этой планете. "Я свободен", – поистине наслаждаясь, ко мне приходили такие мысли, способные меня отправить на седьмое небо от столь непреодолимого счастья! Я бежал вприпрыжку, перебирая ногами с блаженным спокойствием, что меня никто не накажет и не будет избивать.

В тот момент я думал не о себе, а о своем уже придуманном плане, который должен был сработать. Главное, чтобы я никому лишнему не попадался на глаза, правда, резвясь от эмоций, скрывается на людных улицах было сложно.

В этот момент я направлялся в церковь, надеясь, что там я получу помощь…

Я резко зашел в церковь, тем самым обратив на себя большое внимание. В этот момент на меня было направлено множество взглядов незнакомых для меня людей. Мне стало неприятно от моего внешнего вида, от умотавшегося дыхания, потной майки и рваной одежды. Как только я осознал это, я выбежал на улицу, думая, что меня сразу выгонят с церкви при таком виде.

– Мальчик, ты что-то хотел? – крикнул кто-то, выходя следом за мной.

Я обратил внимание на голос и увидел красивого, одетого в блестящий церковный плащ, молодого человека с митрой на голове.

– Да, я просто хотел, – опомнился я. – Мне нужна помощь.

После этой фразы я вздрогнул, слегка протирая свои глаза, но добрый молодой мужчина приятно улыбнулся и позвал меня к себе, без каких-либо раздумий впустив меня в храм.

Оказалось, что это был один из сыновей главного священника, который увидел меня, когда я заходил в церковь.

Этот мужчина отвел меня в нижней этаж церквушки, чтобы что-то дать.

– Ты на вид голодный, может хочешь поесть? – предложил Мирон.

– Я даже не знаю, как вас зовут, а вы мне уже предлагаете поесть, – удивленного говорил я.

– Меня зовут Мирон Либертатем, будем знакомы, а сейчас покушай, – протянул мне Мирон две большие недавно испеченные просфоры.

– Понимаю, что этим не наешься…

– Спасибо большое, – поблагодарил я Мирона.

– Побудь тут некоторое время, мне надо помочь папе, а потом я приду, – сказал Мирон и улыбнулся мне.

То ли спасение это святое…

То ли не верю своим я глазам

Сижу, греюсь, кусая просфору,

Не веря в происходящее сам.

Окружают меня люди святые,

Способные навеки сберечь.

Может спасен я отныне?

Может мое прошлое сжечь?

Есть те самые храбрые люди,

К которым все время я шел!

Получилось добраться до сути,

Ведь я помощь в итоге нашел!

***

Разъяренный, с ног и доверху полный негатива, мэр города Мотис Кемерсон, после того как смог провернуть аферу в полицейском участке, угрожая главному генералу смертной казнью. Тот сразу понял, что письмо у почтальона надо забрать, поэтому спустя несколько минут оно было отобрано из рук Брока и передано мэру.

Мэр с нахальной улыбкой, желая проучить смелых детей, читал это письмо, раздумывая уже будущее наказание для них.

Не тратя ни секунды, эта жирная субстанция с макаронами на голове, направилась в сторону интерната, дабы выяснить, кто пытался всех сдать.

Через полчаса мэр важно направлялся в сторону открытых дверей интерната. Около него шли еще трое парней для подстраховки. То, что он задумал, не описать словами…

– Мэр Мотис? Вы с какой к нам вестью? – спрашивала приветливо Дебора, еще не подозревая о серьезных разборках.

– Знаете, мисс Дебора, мне осточертело каждый раз вытягивать ваше предприятие.

Мэр в тот момент говорил одну чушь, сам осознавая то, что детские дома очень помогают городу.

– Объясните, как мне это понимать? – спрашивал, от разума отбившийся, Мотис, протягивая то самое письмо.

Дебора, как только прочитала первую строчку не продолжила читать, а резко побледнела, думая, что ее посадят:

– Вы меня отправите за решетку?

– Благо у меня есть связи, которые не дали настоящей полиции добраться до этого письма. Вы спасены, но я не желаю больше видеть подобные обращения.

Дебора чуть ли не на коленях благодарила Мотисса, но у него были еще одно дело. Его не только ожесточенная власть, но и намерения побуждали его на месть. Он хотел преподать детям урок, чтобы подобных случаев больше не было.

– Я знаю, что этот листок, на котором написана мольба о помощь, был вырван из чьей-то тетради, – покорно ходил по комнате Мотис, – а сейчас быстро показали мне свои тетради.

Все по указанию сразу побежали в класс, а мэр, чтобы никто ничего не подменил, тоже побежал с детьми. Тетради наши были скреплены скобами, поэтому если бы кто-то и вырвал листочек, то это было сразу видно.

Мэр сразу обратил свое внимание на тетрадь Сюзи, в которой как раз был вырван листочек. По его логике: чей листок, тот и писал этот текст, способный разрушить всю карьеру Мотисса.

Узнав наконец-то человека, который чуть ли не разрушил всю его репутацию, он замахнулся на беззащитную девочку и хотел уже ударить ее, но Дебора крикнула мэру:

– Мэр Кемерсон, посмотрите!

И тут оказалось, что девочка вовсе не виновна. У каждого сиротского ребенка был вырван лист из тетради. После того как взрослые впали в ступор, дети бесшумно хохотали, обыгрывая двух дураков.

– Я знаю, что это твоих рук дело, – резко вспыхнула эмоциями Дебора, догадываясь, что всем этим побуждающим письмом занималась Сюзи, так как она была самой целеустремленной и умной из всех детей в интернате.

Дебора вначале замахнулась на нее, а после взяла за шиворот, понемногу удушая ее, повторяя фразу: "Отправлю туда, куда лошади не доберутся".

Мэр не хотел казаться униженным, поэтому кинулся смотреть, какой листок подходит больше всего к остаткам листа в тетрадях. Таким образом, он потратил еще тридцать минут времени, рассматривая каждый завиток страниц в тетрадях, в итоге ничего не узнав. Мы спрятали все улики, когда делали это письмо все вместе. Рассерженный мэр, ничего не узнав, сам себя высмеял. Опечаленный своим зло-качеством, он был сильно унижен, но это был еще не конец… С подерганным глазом мэр Мотис Кемерсон услышал роковую для него фразу…

***

Осенняя среда, наполненная пением птиц, пролетающих над землею; а они собираются улетать от привыкшего им окружения. Как и мы… Мы те дети, которым однообразные стены наскучили… Вся жестокость интерната превышала и превышает строгость некоторых тюрем. А мы всего-то дети, не способные на жесточайшее зло, нежели бессовестные представителя торжества: те самые взрослые, ставящие себя выше детей, которые их намного умнее. Все равно это так должно продолжаться не могло. Ведь зло должно быть побеждено светлым добром, а о последствиях уже решать судьбе.

В воскресенский полдень погода, предвещающий осени не казалось такой и холодной. Такое чувство, что был еще август, не дающий ощутить те самые перемены температур. Как раз наоборот, была прекрасная погода с небольшим ветерком и пестрыми лучами, отражающие всю красоту, наполненную красками пейзажа. Солнце светило так ярко, как идея, которая освободит нас от Деборы Тейлор. К сожалению, у нас не получилось попросить помощи при помощи письма, но ничего не бывает зря. В данном инциденте множество офицеров заинтересовались в подсудной афере мэра. И, конечно, особое значение тому стала моя история… История в жизни не каждого теннисиста.

По завершению службы в храме, ко мне спустились двое мужчин. Как оказалось, Мирон Либертатем, молодой парень, что сразу обратил на меня внимания – это сын Либериса Либертатема – главного священника в городе. А на его вероисповедания собирались тысячи верующих людей. Его знала большая часть офицеров, военных, а также и издателей. Либерис Либертатем заявлял на протяжении всей карьеры, что он все расходы тратил и продолжает тратить на свою работу и ни пенса на свою, хоть и удачную, но все же жизнь, посвященная только благотворительности и религии. От его имени было издано множество православных книг с тиражом, превышающим тысячу, а то и две тысячи экземпляров.

Либерис, после того как я рассказал ему всю историю, начиная с моего попадания в интернат, заканчивая ситуацией с чиновником, понял, что ситуация грядет под суд. Священник не мог поверить, что все эти события проходили через обычное дитя. Я показал все синяки, ссадины и раны, которые появлялись на протяжении всего этого времени от ударов и нескончаемой злости Деборы.

Даже не уточняя информацию об интернате, Либерис верил мне наслово, постоянно поддерживая меня и говоря, что скоро все будет хорошо. Первым же делом мы вызвали скорую помощь в деревню Тенебрис, где мне пришлось оставить директора Антонио. Затем апостол Либерис отправил по факсу письмо с полностью рассказанной моей историей, отмечая адрес интерната, а также с побуждающей фразой, чтобы люди смогли повлиять на столь моральную историю.

Либерис Либертатем, отправив телеграмму, передал информацию в правительство выше, чем мэр. Поняв тот факт, что мэр и его несколько подкупных офицеров творят сущее зло в городе, надо было действовать с людьми выше.

Как только письмо поступило в правительственные органы, уже никакое оправдание мэра Кемерсона не повлияло бы на то, что он по-настоящему сотворил. Эта статья обо мне, то есть о мальчике, который пережил столько мучений и страданий, заставила сотни тысяч граждан Великобритании ужаснуться. Мы поехали в центральный полицейский участок, где нас уже встретила верховная мэрия. Были огромные пробки, из-за заполненных улиц митингующих граждан. Нашей целью был иск в суд, который после опросов в мою сторону, был подтвержден.

Спустя два часа, оживленная публика блуждала около мэрии, закидывая ее камнями. Но самое главное место, где появились не только протестующие, но и отряды полиции, это интернат №4 на улице Сферистик стрит 25.

…С подёрганным глазом мэр Мотис Кемерсон услышал роковую для него фразу…

– Гражданин Мотис Кемерсон, вы задержаны вместе с Деборой Тейлор, – говорил один из офицеров в рупор, – просьба выйти из здания желательно мирным путем, поднимая руки.

Мотису и Деборе, услышав фразу и выглянув в окно, стало понятно о безвыходности их конечного положения, продолжения которого будет только за решеткой. От услышанных фраз, у всех детей, осознавших, что теперь они будут освобождены от угнетений и избиения Деборы, появилась отчетливая и самая радостная улыбка.

Тема обо мне стала самой обсуждаемой во всей Великобритании и только благодаря Либерису. А вокруг интерната собралась протестующая толпа, окружающая весь интернат.

Спустя несколько минут, когда в обе опустошенные головы пришло понимание суда, а там и тюрьмы, Мотис и Дебора вышли из интерната с поднятыми руками, представляя глубокую дыру, в которой они оказались.

Глава пятая. Отмщение судьбы.

Как принято на каждом из судебных заседаний: когда заходит в зал судья – все встают. Спустя несколько дней, после множества протестов, после бесчисленное множество проданных газет со статьей о случившемся и после дюжины разговоров на эту же тему, начался суд.

Мы смогли найти адвоката, благодаря одному из офицеров, который взял то самое письмо из рук почтальона в полицейском участке, но мэр в тот момент его опередил. На нашей стороне была вся страна, поэтому выиграть Мотиссу и Деборе под давлением публики будет очень сложно. Они оба стояли напротив судьи и участвовали в суде в виде ответчиков.

В суде присутствовали все дети, которые стали жертвами происшествия и наша любимая учительница Джули. Все мы сидели в огромном зале суда, где было очень мало заполненных мест. Вся аудитория была сконцентрирована. Все офицеры поснимали свои фуражки и держали их в руках.

– Слушаем вас, – сказала судья, разрешив адвокату Луи, работающий против Мотисса и Деборы, начать свою речь.

– Спасибо, – встал Луи. – Могу сказать, что это просто непостижимо… Измываться над детьми, которым только десять, а то и девять лет.

– Ой, ну кто же докажет, что кто-то кого-то избивал? – начал дискуссию мэр.

– А то есть вы считаете нормальным видеть все больше и больше покалеченных детей в домах-интернатах? Они испуганы, а люди в интернатах их еще и нещадно избивают! – высказался Луи. – Это еще не все…

– Нас постоянно наказывала Дебора Тейлор, закрывая в подвале интерната…

– Не правда, – перебила меня Тейлор, но я тут же показал фото-доказательство, где изображен текст, который я написал мелом на задней стенке шкафа в подвале.

– "Меня зовут Рональд Клоптон и меня заперла Дебора Тейлор тут в темноте, из-за того, что я заступился за Сюзанну" и эта надпись находится прямо сейчас в подвале детдома? – прочитала и тут же спросила судья.

– Да, – ответил Луи. – Хочу подметить, что моральное и психологическое состояния детей будет крайне сложно восстановить после случившегося. Вы ничтожное создание, которое ожесточенно избивало детей. Гореть вам в аду!

– Вы такой молодец, Луи, но это все можно было подстроить, – говорила Дебора, но никто ее не слушал, так как аплодисменты после слов Луи были очень громкие.

– Я также могу рассказать о вашем плане, который очень хорошо развивался для вас двоих, но не для директора Антонио, – продолжил Луи. – Вы, желая себе уйму денег, решили заработать на детях, тренируя их. Но оказалось, что для тренировок нужно много времени и тем самым затрат. Поэтому вы решаете подгонять детей физической силой, думая, что они быстрее освоят спорт. Всем детям угрожает опасность, если они сироты, так еще и с такими людьми, которые там работают!

Все в зале стали аплодировать Луи за его точные слова.

– Ваши слова ничего не значат, пока сам Антонио это не подтвердит, – заявил мэр Мотис, – ой, а как же жаль, что он умер.

После минутной тишины подняла руку Джули, имея компромат на Дебору.

– И еще я хочу добавить, – вызвалась Джули Мартинес. – Придя к детям в интернат, как учитель я видела у многих энтузиазм к урокам и к учебе. Но в один из дней ко мне подошли дети и заявили о том, что их наказывают физической силой. Конечно, я не поверила. Но потом как увидела их синяки сразу стало все ясно. А когда вернулся директор, Дебора убедила директора Антонио в моей виновности в этой ситуации. На следующий день я уже там не работала.

Судья приняла подтверждение Джули.

– Расскажите, пока еще мэр Мотис, почему, когда человек приносит письмо в полицейский участок, где было написано о требуемой помощи, то врываетесь вы и забираете это письмо? Ведь знайте, что все ваши работники, которых вы подкупили в высшей полиции тоже отправится с вами в тюрьму.

– Как вы докажите? – говорил мэр, но его никто не слышал из-за громких аплодисментов для Луи. Зал был полностью против мэра и Деборы.

На суде также присутствовал тот самый почтальон Брок Сотен, который пытался помочь детям, увидев письмо о просьбе помощи. После его рассказов все подтвердилось.

– Это все неправда! – отрицал все мэр.

– А у вас есть свои аргументы против этого всего? – спросила госпожа судья. – Мы готовы вас выслушать…

Зал суда стал заполнен кромешной тишиной. Никто не произносил ни слова, а у Деборы и Мэтиса не было аргументов.

– Я так понимаю, что аргументов на возможность вашего освобождения нет? – спросил Луи.

В тот момент и Дебора, и Мотис смотрели на меня и думали… А кто знает, что они думали. Мне не интересны мысли двух жестоких недоумков, поэтому я со спокойной душой, отходя от всех событий, сидел на деревянном стуле и слушал все происходящее в суде.

– Все сводится к Антонио Ховарду, – сказал Мотис. – А как мы все знаем: он мертв.

И с этими словами Мотисса даже я был согласен. Ведь все документы указывали на него и только Антонио Ховард мог подтвердить все незаконные действия Деборы, сказав только одну фразу, что он не был задействован в жестоком обращении с детьми. Также как и все договора и разрешения – все документы хранил Антонио Ховард. А где они? Только ему известно.

– К счастью, мистер Мотис, – встал я со стула, с улыбкой посматривая на Луи, – директор Антонио выжил и прямо сейчас сидит в зале ожидании, чтобы вскоре подать показания.

Все удивились, ведь публика думала об иной судьбе одного из свидетелей. Мотис и Дебора молча сидели, нервничая и боялись представить следующие для них события.

В зале суда вновь настала тишина, ведь все сидели в ожидании Антонио Ховарда. Но тишину прервала одна из нас: Исса Ловли. Девочка, неспособная так мыслить, как другие дети. Все дни, проведенные с ней, она молчала, боясь что-либо сказать. Но именно в этот день суда она решилась сказать пару, но зато каких важных!

– С нами нещадно обращались и только Антонио с Джули могли помешать этому режиму, – непонятно с заиканиями говорила Джули.

Ей было сложно говорить, а тем более на большую публику, поэтому судья несколько раз просила ее повторять слова.

– Я была свидетелем происшествия, – начала говорить Исса, а Дебора сразу поняла, что она хочет сказать.

Ее нервные окончания в эту минуту вспыхнули как бывает при каждой агрессии этой сумасшедшей женщины. Что правда то правда, но она не могла сидеть на одном месте, поэтому резко встала, не контролируя свои эмоции. В этот момент можно было забыть про свободные пути для Деборы…

– Я помню, как она отчитывала Шона, – сказала Исса, тем самым вводя всех в угнетенное состояние.

Все сразу начали перешептываться или пытаться узнать, кто же такой Шон. Ведь люди, знавшие эту историю с детьми, не знали, самое главное… А все это время знал только один человек.

– Сюзи не волнуйся, – говорил мэр, так как речь Иссы была очень тяжелой и некоторым непонятной.

Все внимательно слушали Сюзи, так как, возможно, именно она могла поставить точку во всей истории.

– Я помню, в один из дней, Дебора очень сердилась на Шона, так как он подслушал их разговор с директором Антонио и мэром Мотиссом…

Хоть и речь Иссы была сложной и в каких-то моментах неразборчивой, она через боль выговаривала эти слова…

– У Шона было больное сердце, а Дебора так избивала и кричала на него, что тот судорожно упал, я… – захлебывалась в слезах Исса. – Я… была в тот момент в углу и слышала все это.

Маленькая девятилетняя Исса Ловли плакала от прошедших воспоминаний, что ее слезы нескончаемо стекали на ее платье.

– Дебора в тот момент Дебора испугалась, поэтому не стала трогать меня, думая, что я на смогу ничего рассказать из-за своего диагноза…, – рассказывала Исса.

– Зал! – выкрикнула Дебора, перебив Иссу. – И вы серьезно поверите в эти слова этой отсталой девчонки? Да у нее в голове каша, которая варит ей новую историю! Пусть, она сначала вылечится, а потом будет говорить в суде!

Дебора жестоко унизила Иссу перед всем залом, ставя себя в лучшее положение.

– Тебе уже нечего терять, ты опустилась на дно, Дебора! Шон мог быть тут, если бы не ты, – говорила Исса, повышая голос на Дебору. – Ты пыталась в тихую закопать труп Шона на заднем дворике интерната, чтобы никто не видел, а я все видела! Сейчас придет Антонио и покажет все документы.

Именно эти фразы натолкнули Дебору открыться, ведь выхода и вправду у нее уже не было. Так как все уже понимали, что как только зайдет Антонио в зал суда, то все разъяснится. Поэтому Дебора, из-за безвыходности, сказала одну раковую для нее фразу:

– Надо было тебя в тот момент избить, чтобы ты знала, как надо обращаться с взрослыми и лесть во что не надо! Да и Шон заслужил такую участь, – открыто на публику говорила Добора, – ведь он подслушивал все наши разговоры.

И вновь аудиторию в зале повергло в шок от сказанных Деборой словами.

– Нам было страшно, – опять начал я говорить. – А в моменты страха, ребенок, который лишен чей-либо помощи, будет спасть самого себя. А вы, Дебора, только что признались в убийстве Шона Холла.