ПЕРЕМЕНЫ ЗАМЕТИЛИ НАС

– Тема сошла на нет, – сказал Олег, – это значит, что генерал Зубов скоро будет на свободе. Помяни моё слово, к этому идет, а Захаров вообще сухим вышел.

– Посмотрим, – равнодушно сказал Сергей.

– Посмотрим?! – удивился Олег. – Я не ослышался? Ты сказал: «Посмотрим»? – Олег вручил ему флешку с логотипом EG на кожаной вставке. – Держи, зритель! – сказал он и, явно недовольный разговором, ушел.

Кузнецов сунул флешку в карман и обратился к висящей на стене картине. Он хорошо помнил этот «Кровавый виноград». Перезрелые грозди лежали на изрезанном глубокими трещинами подоконнике. Из лопнувших ягод сочилась кровь, она заполняла трещины и стекала с подоконника на пол, образуя там целое озеро. За разбитым, подернутым паутиной окном виднелся храм, который находился в тени высоких деревьев и как-то терялся в осенних красках пейзажа. Пробившись сквозь чернеющие облака, яркий луч невидимого солнца пронизывал черные спелые ягоды и, видимо, отражаясь от чего-то в комнате, слегка подсвечивал озеро на полу. Кузнецов только сейчас заметил мохнатого паука, что притаился у облезлой рамы и держал свои лапы на тонких нитях паутины, ожидая добычу.

Картина была конфискована у того самого генерала, о котором говорил Олег, и проходила по делу как вещественное доказательство наряду с другими предметами роскоши и антиквариата, наряду с многочисленными объектами недвижимости, наряду с десятью миллиардами наличных рублей, с полутора миллиардами долларов и миллиардом евро.

Вещественное доказательство спокойно висело на выставке, интересно, где сейчас всё остальное. Это было как минимум странно, впрочем, Сергей Ильич Кузнецов уже ничему не удивлялся.

***

В это время на сцене зрительного зала французский режиссер представлял свой новый фильм. Его речь переводила стоящая рядом стильно одетая девушка.

– Этот фильм, – говорил он, – можно было бы назвать «Странствие» или «Обретение», но я назвал его «Свобода, ведущая народ». И хотя речь идет о чисто французской истории, я надеюсь, что этот тернистый путь к свободе будет понятен и близок российскому зрителю. Тем более что главная героиня, по воле судьбы оказавшись во Франции, испытав все тяготы и лишения жизни на чужбине, главная героиня… – Режиссер на секунду замолчал. – Впрочем, знакомьтесь!

Обращая внимание зрителей на девушку-переводчика, он поднял руку и перешел на русский язык:

– Главная героиня фильма, легенда французского сопротивления… русская девушка Яна!

Под бурные аплодисменты Яна кокетливо сделала книксен. Скучающая в первом ряду Наташа вяло похлопала в ладоши и под шумок вышла из зала.

***

В фойе, чуть осмотревшись, она подошла к сервировочному столику, подхватила бокал с шампанским и сделала глоток. Один из любителей живописи показался ей знакомым, и Наташа без всякого предлога подошла к нему.

– А я вас знаю, – сказала она. – Вы приходили отнимать деньги у моего соседа, у генерала, – уточнила Наташа и улыбнулась.

– Конфисковывать, – поправил Кузнецов.

Он заочно знал эту девушку, знал её имя, неоднократно видел её, она действительно была понятой при обыске в квартире генерала Зубова. И ещё она была дочерью человека, с которым у следователя Сергея Кузнецова были… не то чтобы старые счеты, хотя можно сказать и так, в общем, Павел Янович был мошенник с большим стажем и связями. Добраться до него и воздать по заслугам было для следователя Кузнецова уже чем-то личным. Но дочь за отца не отвечает, и сейчас Сергей удивлялся тому, что он ни разу не видел, как она улыбалась. Может, просто не заметил? Это и было странно, ведь она очень красиво улыбалась.

– Вы любите живопись? – спросила Наташа.

Она сделала ударение на слове «живопись», будто следователь Кузнецов мог любить всё что угодно, но только не живопись.

– Вас это удивляет? – встречным вопросом ответил Сергей.

Наташа пожала плечом и посмотрела на картину.

– Я знаю этого художника, – сказала она. – У меня уже есть пара его работ. Говорят, что он живет где-то в горах, как отшельник, и за мешок картошки или коробку красок у него можно выменять две-три картины. Как вы думаете, почему храм в такой глубокой тени? Из винограда течет вино, а на полу уже целая лужа крови. Почему я думаю, что это кровь? Может, просто густая бордовая краска стекает с холста. Похоже, что дух уже покинул храм, а из винограда уходит жизнь. Мне иногда кажется, что на Земле остались только одни мертвецы, и сама я, словно вампир с ненасытным кровавым оскалом, – рассуждала Наташа, продолжая разглядывать картину. – Но художник забыл закрасить небо черным, поэтому больно глазам и что-то щемит в омертвелой душе.

«Актриса», – подумал Кузнецов и спросил:

– Почему вы ушли с фильма?

– Вы за мной следили! – воскликнула Наташа и повернулась к нему. – Это даже приятно. Надеюсь, не с целью конфискации?

– С конфискацией, – сказал Сергей, – я, кажется, опоздал.

Наташа на секунду опустила взгляд. «Это уже похоже на флирт», – подумала она и сказала:

– Фильм ужасный, вернее, о том, как ужасна жизнь. Ещё он очень длинный – три часа! И я его уже смотрела.

Наташа обаятельно улыбнулась и, не сводя глаз с Кузнецова, пригубила шампанского.

– Знаете, – сказала она, – я, пожалуй, куплю.

Будто сомневаясь, она ещё раз посмотрела на картину и внимательно обвела её взглядом.

– Да, куплю, – решила она. – Поможете мне донести этот шедевр до дома? Здесь недалеко, вы же в курсе.

Наташа вновь улыбнулась, легкомысленно повела головой и вскинула левую бровь.

***

Катя давно уже выключила приемник, уже высохли слезы, но в сердце ещё звучало адажио Альбинони, и на душе было тягостно и светло, и задумчиво грустно.

Вслед за десятком машин она остановила свой джип на светофоре. Загорелся зеленый, но машины продолжали стоять. Впереди на перекресток выходили люди, их становилось всё больше и больше.

Катя знала о демонстрациях и митингах, по телевизору они её не волновали, но сейчас ей нужно было проехать, просто проехать и всё, а ей говорят – нет! И вот это уже очень раздражало.

Водители, нервно сигналя друг другу, хаотично разворачивались. Следуя их примеру, Катя лихо развернула машину, да так, что едва не столкнулась с прущей навстречу махиной с брандспойтом.

– Дебил! – крикнула Катя, объезжая махину, за которой к перекрестку бежали гвардейцы.

Катя надеялась объехать толпу по параллельной улице, но на следующем перекрестке ей не дал повернуть полицейский. Катя высунулась в окно.

– Как мне туда проехать? – крикнула она, недовольно скривив губы.

– Никак, – буркнул полицейский и обернулся на звуки выстрелов.

– Там что, стреляют? – спросила Катя.

– Проезжайте, проезжайте! – Полицейский раздраженно взмахнул полосатым жезлом.

В плотном потоке машин, проклиная всё на свете, Катя позвонила подруге.

– Да, дорогая, ты приехала? – прозвучал из динамиков бодрый голос.

– Наташка! Тут трындец какой-то! К тебе никак не прорваться, кружу пока… не знаю…

– Да, я сама обалдеваю, кругом народ, конец света! – весело сказала Наташа.

– Конец света, – с усмешкой повторила Катя. – Конец связи, – поправила она и добавила: – Ладно, созвонимся.

Восторженный голос подруги в момент снял раздражение, вернул уже забытый задор авантюризма и спортивную злость, с которой Катя выехала из дома.

По ходу движения, чуть в стороне, справа, Катя увидела вывеску HOTEL «EDEN PARK». Это было очень кстати. Она уже немного устала и очень хотела пить, да и вообще, раз такое дело, неплохо было бы снять номер и поваляться на кровати. Гостиница была как раз вовремя. Но как туда проехать, Катя не поняла и поэтому свернула на тротуар, затем по ступенькам, раздвигая прохожих, обогнула фонтан и по пешеходной аллее выехала на площадь к отелю.

***

Ресторан на первом этаже этой гостиницы был превращен в дискуссионную площадку. Зрители сидели перед эстрадой плотными рядами, как на концерте или в кинотеатре перед экраном. В проходах находились телекамеры, и лишь у барной стойки, напротив входа, несколько свободных столиков напоминали о бывшем ресторане.

Внимание публики было сосредоточено на локально освещенной трибуне, за которой стоял Леонид Мещерский. Он говорил напористо, эмоционально и страстно:

– Справедливость – это понятие о должном, содержащее в себе требование соответствия деяния и воздаяния, – напомнил он публике. – Почему мы сегодня говорим о справедливости? Да потому, что перед нами вплотную стоит вопрос выживания. Физического выживания! Справедливость – это социальный инстинкт коллективного выживания!

Катя вошла в гостиницу и, услышав страстный голос из ресторана, с интересом заглянула в зал.

– Допустив невероятное расслоение, – продолжал Мещерский, – правящий класс допустил чудовищную несправедливость! Мы уже находимся в состоянии национального бедствия. Мы на пороге гибели российской цивилизации! Я еще буду говорить об этом подробнее, а пока хочу сказать, что неспособность правящего класса держаться определенных рамок справедливости – это есть неспособность решать задачи выживания страны. Эта неспособность, очевидным образом, ведет к катастрофе. Так же очевидно, что спасение от катастрофы – это революция! Древний Рим, утопая в роскоши, коррупции и разврате, не был спасен революцией, он просто позорно исчез! И сегодня у нас один выбор – революция сверху или революция снизу! Этот вопрос стоит на повестке дня, этот и только этот!

Зал бурно аплодировал, что-то кричал, шумел, возмущался и топал ногами.

Катя отметила модельную внешность симпатичного оратора, ей даже показалось, что она видела этот решительный, целеустремленный взгляд на обложке журнала или по телевизору, или, может, ещё где, но однозначно где-то видела. Катя перебралась к бару, заказала коктейль и уселась на высокий табурет у стойки.

Только сейчас она обратила внимание на два офисных дивана, что стояли справа и слева в едва освещенной глубине сцены. К одному из них направился выступавший, а со второго поднялся тоже молодой и тоже симпатичный человек и, видимо, ожидая, пока успокоится публика, неспешно закатывал рукава.

«Как же они похожи друг на друга, – подумала Катя. – Не то чтобы внешне, хотя и внешне тоже, но дело не в этом».

Катя не смогла определить, в чём именно было их сходство, возможно, они ей просто понравились оба.

Тем временем Олег закатал рукава и подошел к микрофону.

– Согласен, – сказал он, – положение очень серьезное. Где же выход? Каждого из нас волнует падение уровня жизни. Хаос революции в разы усилит это падение! Только политическая конкуренция может обеспечить баланс для свободного развития. О какой революции идет речь? Социалистической? Социализм ликвидировал частную собственность, ликвидировал конкуренцию, лишил возможности активных граждан воплощать свои идеи, улучшать качество товаров и услуг и тем самым обрек себя на гибель.

Наши отцы и деды еще помнят советскую бытовую технику, одежду и обувь в советских магазинах – их это не устраивало. Они были против. И мы должны понять, что нет у нас никаких особых путей, и хватит с нас всяких сомнительных экспериментов. Наелись, достаточно – хватит!

При этом Олег с какой-то внутренней злостью ударил кулаком по трибуне так, что микрофон разнес силу удара по залу.

***

Оскалив острые клыки, огромный ротвейлер бросился на решетчатую дверь вольера, которая едва не слетела с петель от удара его мощных лап.

Миска с мясом из рук Никиты полетела на землю. Вчерашний морпех рефлекторно отпружинил и суетливо достал пистолет.

Оскалив острые клыки, огромный ротвейлер бросился на решетчатую дверь вольера, которая едва не слетела с петель от удара его мощных лап.

Миска с мясом из рук Никиты полетела на землю. Вчерашний морпех рефлекторно отпружинил и суетливо достал пистолет.

– Замочу гада! – сказал он и решительно передернул затвор, но чья-то крепкая рука остановила его вскинутую руку.

– Разве он тебе не друг? – прозвучал хрипловатый мужской голос.

Никита удивленно посмотрел на внезапно возникшего Гию, внешний вид которого как нельзя лучше соответствовал образу солдата удачи. Впрочем, все обитатели этого коттеджа-базы, расположенного в ста с лишним километрах от столицы, выглядели примерно так же.

– Что? Не видишь?! – Никита кивнул в сторону вольера. – Жанна сказала, если что – мочить.

– Как его зовут? – спросил Гия, глядя на злобно рычащего пса.

– Гарри.

– Чей зверюга?

– Погиб хозяин.

– Понятно, – сказал Гия и шагнул к вольеру.

Гарри щетинился, агрессивно обнажал передние клыки и рычал.

– Сидеть! – скомандовал Гия, поднимая руку. – Сиди тихо, и я не причиню тебе зла. Сидеть!

Гарри чуть присел и, словно опомнившись, сразу встал. Напряжение ушло из тела зверя, он как бы прислушался. Гия поднял вторую руку, показывая открытые ладони.

– Смотри, Гарри, я безоружен, – сказал он, – но я убью тебя, если хочешь умереть. Если хочешь жить, я буду делить с тобой еду.

Гарри замолк, с глубоким вздохом широко зевнул и клацнул зубами.

– Во-от. Вот так, – одобрил Гия, ногой двинул миску с мясом к вольеру, затем открыл задвижку и осторожно потянул на себя скрипучую дверь.

Зверь оскалился, зарычал с прежней злостью и всем телом готов был рвануться вперед, но что-то удержало его от броска. Гия поднял правую руку и вновь скомандовал:

– Сидеть!

Гарри продолжал рычать, но уже тише, настороженно. Гия опустился на одно колено и в упор посмотрел ему в глаза. Гарри принюхался.

– Запомни мой запах, Гарри, и мы станем друзьями, – сказал Гия и добавил: – А может, и братьями.

Он поставил миску с мясом за решетку. Гарри, перебирая передними лапами, склонил голову.

– Ешь! – сказал Гия, закрыл дверь и спокойно пошел к дому.

Никита спрятал пистолет и смотрел то на уходящего Гию, то на жадно глотающего куски сырого мяса Гарри, который после смерти хозяина впервые прикоснулся к пище.

– Никита! – крикнул Зураб, выскочив из дома.

Прыгая со ступенек, он споткнулся и, пытаясь удержаться на ногах, ухватился за Гию.

– Никит-ты кто? – мутным взглядом не опознав в «новобранце» Никиту, спросил Зураб. – Новенький? Оп! – Сделав подсечку, Зураб свалил Гию с ног.

Решётка вольера содрогнулась от мощного удара злобно рычащего пса.

Падая, Гия зацепил ногу Зураба, другой ногой ударил его под колено. Вскрикнув, Зураб рухнул на спину, и тут же в его щеку уперся ствол, а горло, прижимая к земле, сдавила крепкая жилистая рука Гии.

– Слушай, урод, – сказал Гия, – я не новенький – ты не старенький. Твоя мать ещё в девках ходила, а я уже воевал на всех континентах, и то, что я еще не разнес тебе башку – чудо!

В кармане у Никиты зазвонил телефон.

– Алло, алло! – сказал он. – Ага, ага, открываю. – Никита сунул мобильник в карман и поспешил к воротам, на ходу вполголоса бросил лежащим: – Жанна!

Гия отпустил Зураба, встал, спрятал ствол, отряхнулся. Следом, потирая горло, поднялся Зураб.

Автоматические ворота отползли в сторону, и черный «Хаммер» въехал во двор. Из-за руля вышла одетая в камуфляж Жанна – властная женщина лет тридцати пяти.

– Познакомились? Хорошо, – направляясь к дому, сказала она.

За ней, выскочив из машины, засеменила молоденькая Настя. Проходя мимо Гии, Жанна небрежно ткнула его в плечо и сделала знак рукой, означающий, что Гия должен следовать за ней. Она поднялась на крыльцо и, пропустив Настю вперед, вошла в дом. Гия, поправив воротник, нехотя побрел за ними.

Никита нажал на кнопку, автоматические ворота поползли обратно.

***

Обсуждая дискуссию, люди тянулись к выходу из отеля.

– Зубочистки – и те китайские! – возмущался мужчина в белой рубашке.

– А всё почему? Потому что массовое производство всегда дешевле, – объяснял ему собеседник, – при сокращении производства на двадцать процентов себестоимость растет почти на пятьдесят! – говорил он, когда они проходили мимо стойки регистрации, где Катя, держа в руке несколько пятитысячных купюр, объяснялась с портье.

– Послушайте, я же плачу! – убеждала она. – Наличными!

– Сожалею, но мы не можем. – Портье отрицательно покачал головой. – Таковы правила, – сказал он и развел руками.

Катя раздраженно отошла от стойки регистрации, положила деньги в кошелёк и достала сигарету. К ней сразу подошел администратор.

– Девушка, зал для курения там, пожалуйста, – вежливо сказал он.

Катя прошла в довольно просторную комнату с хорошей вентиляцией, мягкими стульями и пепельницами на столах. «Действительно, целый зал», – подумала она и, сунув сигарету в зубы, уселась за столик. Когда она в поисках огня открыла сумочку, с другой стороны стола кто-то щелкнул зажигалкой и молча предложил ей прикурить. Катя прикурила и лишь затем подняла голову. Перед ней стоял молодой человек, который только что выступал со сцены.

– А-а, – сказала Катя. – У вас что тут, баттл? Хорошо хоть без рифмы.

Олег присел напротив.

– Вам понравилось? – спросил он, разминая сигарету.

– Вы смешные! Какая революция? Двадцать первый век! – Катя небрежно стряхнула пепел. – Там, вообще-то, стреляют. – Она затянулась, тонкой струйкой выпустила дым и вспомнила о несговорчивом портье. – Здесь тоже не лучше, – со вздохом сказала она. – Сплошной маразм! Они не хотят поселить меня без паспорта. Им не нужны деньги! Вы когда-нибудь видели такое?

– Ну так и пойдемте, посмотрим! – предложил Олег. – Заодно и решим вашу проблему. – Так и не прикурив, он сунул зажигалку в карман, оставил сигарету на столе, встал и, видя недоверие в глазах Кати, повторил: – Решим-решим.

Катя еще раз оценила Олега в рост, затянулась и не спеша ткнула сигарету в пепельницу.

В холле к ним сразу подошел администратор.

– Евгений Петрович, проводите девушку… Хотя нет, я сам, спасибо, – сказал Олег и посмотрел на Катю. – Где ваш багаж? – спросил он.

– Багаж? – переспросила Катя.

– Понял. Нам туда, – сказал Олег и указал направление.

Скоростной лифт доставил молодых людей на самый верхний этаж. Они вышли на площадку, прошли по короткой галерее, глухая стена которой была покрыта диким виноградом, с другой стороны за балюстрадой виднелись настоящие деревья.

В небольшом холле с единственной дверью также было много зелени, и пели птицы. Олег достал из кармана карту-ключ.

– Это ваш номер? – спросила Катя.

– Это мой отель, – сказал Олег.

Он приложил карту к электронному замку, и они вошли в апартаменты. Катя остановилась в прихожей, Олег прошел в гостиную.

– Там кухня, спальня для гостей, санузел, ещё одна спальня с отдельной ванной и прочими делами. – Он бегло указывал на расположение комнат и помещений. – Там сауна, бассейн под открытым небом, разумеется, с подогревом, ну и парк с аллеями для прогулок…

– Годится, – перебила Катя.

Сделав круг по гостиной, Олег вручил ей карту-ключ.

– Располагайтесь, – сказал он и посмотрел на часы. – К сожалению, я должен идти.

– Не задерживаю, – сказала Катя.

Выйдя из номера, Олег остановился.

– Да, чуть не забыл, меня зовут Олег, – склонив голову набок, представился он.

– Через порог не знакомятся, – отрезала Катя и захлопнула дверь.

– Разве? – удивился Олег. – Ну что ж, ну да.

Олег прошел по галерее, прикрыв глаза от солнечных лучей, вызвал лифт и спустился вниз.

Его кабинет находился в другом крыле – фактически это были два здания, соединенные коридором на первом этаже, через который Олег прошел в административный блок, затем снова поднялся на последний этаж.

Через несколько минут ему предстояло провести неприятные переговоры с конкурентами. Олег должен был сосредоточиться и, прежде чем пройти в свой кабинет, он остановился в холле у окна.

Павел Янович попросил о встрече и даже выразил готовность приехать к Олегу в офис. Это было очень странно. Обычно Яныч назначал встречу у себя, но чтобы попросить… К тому же едет сам, вернее, уже приехал, и, скорее всего, речь пойдет о разработке платиноидов.

«Что ж, – подумал Олег, – в любом случае, что бы ни предложил Яныч, какую бы соломку ни стелил, падать будет больно, поэтому необходимо отказать. Тактично, вежливо и… В общем, как-то так».

Всё это время Олег смотрел в окно, но ни на площадь, ни на собравшийся народ, похоже, он внимания не обратил.

***

Площадь перед комплексом зданий холдинга «Иден групп» была небольшая. Митинги обычно проходили чуть дальше, и то, что здесь стал собираться народ, было неожиданно, но не для всех. Полиция была здесь раньше, и полиции было здесь больше. Стихийный митинг не состоялся.

Затемненное стекло, разделяющее салон «Мерседеса», опустилось, и генерал федеральной полиции Борис Широков мощной ладонью хлопнул водителя по плечу.

– Дружище, сбегай за яблоком, возьми пару штук.

– Каких? – спросил водитель.

– Зеленых! – рявкнул генерал.

Водитель вынырнул наружу. Широков через лобовое стекло посмотрел на редеющую толпу митингующих.

– Расходятся… а на душе тошно, – сказал он, устало откинувшись на спинку сиденья.

– Еще бы, – подхватил сидящий рядом полковник Захаров, – выселять людей на улицу, с детьми!

Заметив кого-то в толпе, он вскинул оснащенный мощным объективом фотоаппарат.

– Грех не наказать гаденыша, банкиришку-мерзавца, – делая снимки, сказал он и перевел взгляд на Широкова. – Или это после вчерашнего?

– Не смешно, – произнес генерал. – Чует мое сердце, добром не кончится.

– Ну, мы-то свое возьмем, – заверил Захаров и сунул фотоаппарат в портфель.

– Взять-то возьмем, унесем ли?.. – задумчиво сказал Широков.

В машину вернулся водитель и протянул генералу бумажный пакет с яблоками. Затемненное стекло, разделяющее салон, поползло вверх.

– Давай конфискат, – сказал Широков.

Захаров знал, что Широков терпеть не может всякие там рюмки и бокалы, поэтому, открыв бутылку Hennessy, достал граненые стаканы и налил ему до половины. Себе налил на палец меньше, и, пока закрывал бутылку, Широков уже заглотил коньяк, крякнул и закусил яблоком.

– Поехали! – сказал он.

– Куда? – удивился Захаров. – Яныч же ещё не вышел, – робко возразил он.

Широков перехватил у него бутылку и глотнул из горлышка.

– Плевать, поехали! – повторил он и вытер губы рукавом.

Черный «Мерседес» бизнес-класса с маячком на крыше выехал из ряда полицейских машин.

***

В просторном кабинете президента холдинга «Иден Групп» переговоры между конкурентами приближались к развязке. За несколько последних лет «И-группы», как их называли в различных кругах, поделили рынок и жили мирно. Но пришло время, и возникла необходимость поговорить. Обсудив все возможные варианты, они быстро зашли в тупик.

– Не надо мудрить, – откинувшись на спинку стула, прервал молчание основатель и владелец «Интер Групп» Павел Янович. – Что может быть лучше вдохновенного совместного труда?! – Он вальяжно закинул ногу на ногу, тлеющая сигара в правой руке, как всегда, помогала ему говорить. – Плечом к плечу! Снизим риски, опять же время!

– Вы согласовали проект наверху, – добавил его сын, заместитель и помощник Анатолий, – а мы обеспечиваем лояльность местного населения.

– Ваши действия по обеспечению лояльности – за гранью фола, – не без сожаления произнес президент холдинга «Иден Групп» Олег Атманов.

– Победителей не судят, – напомнил Павел Янович.

– Да, но… победителей! – уточнил Олег.

– Сомневаетесь в очевидном? – с легкой ухмылкой спросил Павел Янович.

– Более чем, – равнодушно ответил Олег.

– То есть мы не договорились?! – то ли спросил, то ли сделал вывод Павел Янович. – Что ж, не будем терять время.

Он подался вперед, ткнул сигару в пепельницу, и все встали. Не прощаясь, гости направились к выходу.

– Павел Янович, – окликнул Олег, когда они уже подошли к двери.

Павел Янович обернулся.

– Я не сказал «нет», – простодушно произнес Олег, невинно приподняв брови.

В молодости Павел Янович всегда предпочитал сначала бить, потом говорить, но, приближаясь к семидесяти годам, стал всё чаще думать о душе и, как ни странно, о людях. Почему они не хотят жить в согласии? С ним в согласии, с кем же, с ним, конечно, и не хотят! «Почему?» – думал он, глядя на Олега, который всё так же стоял с широко открытыми невинными глазами, высоко подняв брови. Стоял и молчал.

Павел Янович отвел взгляд и вышел из кабинета. Анатолий последовал за ним.

Четвертый участник переговоров, вице-президент холдинга «Иден Групп» и, по сути, управляющий всеми делами Альберт Затулин, шагнул за ними, словно пытаясь сказать: «Куда же вы? Подождите, вы не так поняли!» Но гости уже ушли, и двери закрылись. Альберт был хороший хозяйственник. Он знал производство от снабжения до сбыта. Благодаря ему все предприятия холдинга работали, как единый механизм швейцарских часов. А вот конкурентную борьбу он не любил. Сделав пару шагов к двери, Альберт остановился и медленно опустился на стул.