Помраченный Свет

Нападающих было не так уж и много, однако казалось, будто бы им нет числа, потому что они появились одновременно со всех сторон, а само происходящее не укладывалось в головах созданий Света. Но факт оставался фактом – нежить взбунтовалась. А ведь никто из этих людей даже не предполагал, что однажды спокойная и несложная работа в Могильнике окончится жуткой гибелью от рук мертвецов.

«И тем самым они совершили фатальную ошибку. Пожалуй, у нас все же есть одно небольшое преимущество – никто не знает, чего от нас ожидать. Пренебрежение созданий Света сейчас только помогает нам. Главное, чтобы это пренебрежение не оказалось небезосновательным».

О происходящем внутри зданий можно было только догадываться, но Ахин почувствовал волну ужаса, прокатившуюся по городу-кладбищу. Юношу бросило в холодный пот. Однако когда чужой страх усвоился, по телу разлилось приятное тепло. Хотя омерзительный осадок все же остался.

«К сожалению, путь к всеобщему благу лежит через насилие, – вздохнул одержимый. – Так устроен наш мир».

– Диолай.

– А? – сонзера подскочил и схватился за нож. – Хочешь, чтобы я помог нежити? Сейчас!

– Нет, – Ахин еле успел поймать его за руку. – Они справятся. А ты подберись поближе к поместью и убедись, что там ничего не заподозрили.

– Ты уверен? В бою от меня больше толку.

– Это важно. Не тяни время.

– Но…

– Мне не нужны бойцы, которые не способны выполнить прямой приказ.

Прозвучало внушительно.

«Отличный тон. Надо им почаще пользоваться», – одержимый отвернулся, пряча самодовольную улыбку.

– Да понял я, понял, – буркнул Диолай, угрюмо направившись к центру Могильника. – И почему я всегда остаюсь в стороне от битвы? То охранник, то разведчик… Ну да, у меня темная кожа, но это еще не значит, что я невидим в темноте. Одежда-то на мне не черная. Хотя и не светлая, да. И я бы, конечно, мог раздеться, но… Наверное, я пока еще не готов ходить голым по кладбищу посреди ночи.

Трехрукий проводил ворчащего сонзера взглядом и поинтересовался у одержимого:

– А твой офицер всегда столь своенравен?

– Да какой из него офицер, – отмахнулся Ахин. – Диолай даже среди отбросов общества не прижился. То ли он был слишком для них хорош, то ли совершенно бесполезен.

– Нет, – прошептала Аели. – Он просто другой. Ну, как бы… дурачок, в общем.

Почти вся нежить уже находилась внутри сторожки и барака, снаружи осталось лишь около десятка порождений Тьмы, неторопливо бродящих вокруг на случай, если кто-то из людей попытается сбежать. Некоторые мертвецы даже вышли на тракт и застыли, возможно, впервые за все время своего посмертного существования покинув город-кладбище. Казалось бы, сущая мелочь – выйти за ограду. Но для них это огромный шаг вперед. Они променяли размеренную и предельно простую нежизнь на неизвестность.

Тем временем внутри зданий что-то происходило – до пригорка доносился приглушенный шум, в котором изредка угадывался хруст стекла, лязг метала, крики людей и грохот падающих вещей. Примерно так же обычно проходил ремонт какой-нибудь мастерской в ремесленном квартале Камиена. В общем, со стороны сражение выглядело не очень-то впечатляюще.

Однако кажущаяся заурядность ситуации периодически уступала место жестокой реальности. Вот, например, в одном из окон показался перепуганный человек, пытающийся выбраться на улицу, но цепкие костлявые руки нежити тут же затащили его обратно. Другой же незадачливый беглец и вовсе не смог пролезть в узкую оконную раму, так как сильно раздобрел на размеренной службе. К застрявшему сторожу тут же подошел кто-то из мертвецов, патрулирующих снаружи, и коротким движением перерезал ему горло серпом, пустив поток крови на притоптанную траву.

«Без тени сомнения, – Ахин перевел взгляд с тучного трупа на нежить, невозмутимо продолжившую бродить по кругу. – Жизнь для них мало что значит. И даже желая жить, а не просто существовать, они никогда не смогут относиться к ней так же, как до своей смерти… Впрочем, рано об этом думать. Быть может, все еще изменится».

За спиной одержимого раздалось знакомое недовольное бормотание – вернулся Диолай.

– В поместье тихо, – буркнул сонзера, плюхнувшись на землю. – А тут как?

– Тут… – Ахин вдруг понял, что из зданий больше не доносится никакого шума. – Тоже тихо.

Темная туча все так же медленно ползла по ночному небу, с трудом таща за собой тень, заметно потяжелевшую от застрявших в ней смертей. Лунный свет пролился на въезд в Могильник, стекая серебряными потоками по крышам двух разоренных зданий и ниспадая вниз туманной дымкой, оседающей в отблесках разбитых стекол и багрово-рубиновой травы. На кладбище вновь воцарилась тишина.

– Кажется, победили, – Трехрукий прерывисто посмеялся, с трудом вспомнив, как это делается. – То есть… мы теперь свободны?

– Свободны, – подтвердила саалея, накручивая зеленоватый локон на палец. – Смотри не пожалей об этом. Пути назад нет.

– Погодите-ка. Это все, что ли? – фыркнул сонзера. – Уже закончилось? Пф… Правильно я сделал, что не пошел туда. Никчемная битва.

«Никчемная, да. Тут уж не поспоришь, – одержимый поочередно посмотрел на замершего Трехрукого, задумавшуюся Аели и презрительно скривившегося Диолая. – Но это победа. Наша первая победа. Лишь бы она не стала для нас и последней».

– Идем, – коротко скомандовал он.

Ночь только началась, но все-таки в городе-кладбище лучше не задерживаться. До утра нужно успеть уйти как можно дальше. Конечно, вряд ли светлые хозяева из поместья сразу же пустятся в погоню за сбежавшей собственностью, а то и вовсе не посчитают это необходимым. Основная проблема заключается в другом – теперь у Ферота есть отчетливый след.

Когда Ахин со своими спутниками приблизился к сторожке, их встретил Перевернутый, предостерегающе подняв руку:

– Вам лучше подождать здесь. Мы сами вынесем все полезное.

– Что происходит внутри? – нахмурился одержимый.

Помявшись, опрятный мертвец уклончиво ответил:

– Ничего такого, что следует видеть живым.

– И все же я зайду.

– Как хочешь, – пожал плечами командир нежити. – Но я предупредил.

Одержимый кивнул и направился к двери.

– А я, пожалуй, не пойду, – пробормотала Аели, попятившись назад.

Интуиция подсказала саалее, что прислушаться к предостережению – не такая уж плохая идея. К тому же в воздухе повис настолько отвратительный запах крови, усиленный ночной сыростью, что зайти внутрь здания она ни за что бы не рискнула.

– Ну, не оставлять же ее без присмотра, – Диолай как бы нехотя пошел следом за саалеей, не очень хорошо скрывая желание отойти от этой бойни подальше.

«А я-то зачем полез сюда? Кому я собрался что-то доказывать?.. Дурак», – Ахин с трудом проглотил ком в горле, толкнул болтающуюся на одной петле дверь и уверенно – он надеялся, что это выглядело уверенно, – перешагнул порог.

После залитой серебряным светом улицы, внутри оказалось слишком темно, чтобы разглядеть хоть что-то. Не горело ни одной свечи, а луна, робко заглядывающая через выбитые узкие окна, лишь слегка очерчивала смутные силуэты. Но даже одних звуков было вполне достаточно, чтобы осознать происходящее.

Нежить питалась.

Со всех углов слышались неестественные причмокивания, какие могли издавать только существа с иссохшими губами и частично отсутствующими зубами. Многие из них не справлялись с откусыванием и пережевыванием еще упругой плоти, поэтому им приходилось рвать ее, издавая какой-то животный хрип, с хрустом выворачивать суставы и методично разделывать человеческие трупы садовым инвентарем. От последнего становилось особенно не по себе – звуки хлестких ударов; чавканье застревающих в мясе мотыг и серпов, которые приходилось проворачивать и дергать, чтобы высвободить; приглушенный скрип задетых костей и шлепки отбрасываемых в сторону частей тел.

Ахин задержал дыхание, но было уже слишком поздно – запах крови, перемешанной с желчью и мочевиной, ударил в нос. Рвотный рефлекс удалось подавить на удивление быстро, но голова все же закружилась.

Одержимый пошел вперед и понял, что подошвы прилипают к полу. Непрошеная догадка о том, по чему он сейчас идет, прочно засела в голове и мешала сосредоточиться – Ахин не мог думать ни о чем другом, кроме смерти и бесчеловечности происходящего здесь.

Вскоре глаза привыкли к полумраку внутри разоренного здания. Клубящаяся в углах темнота приобрела очертания питающейся нежити, склонившейся над человеческими телами.

Ахин пытался не отводить взгляд, но к такому зрелищу он все же не был готов. Наконец, сконцентрировав внимание на противоположной стене, одержимый выпрямился, сложил руки за спиной и… понял, что ему нечего сказать. Причин входить сюда, в принципе, не имелось изначально. Он поступил так как раз потому, что ему посоветовали не входить.

«И теперь я выгляжу очень глупо, – медленно выдохнул Ахин, выискивая ракурс, при котором пирующая нежить не так сильно бросалась бы в глаза. – Кажется, меня сейчас вырвет…»

– Я предупреждал, – произнес Перевернутый, стоя у него за спиной.

– Все… – одержимый усилием воли подавил судорогу и проглотил выплеснувшуюся на корень языка едкую горечь. – Все нормально.

Заметив вошедших, нежить оторвалась от растерзанных людей. На Ахина воззрились мертвые глаза, в которых блекло сверкала жажда поглощения жизни. Иссохшие лица были покрыты кровью, между гнилыми зубами застряли лоскуты кожи и кусочки мяса, алые капли срывались с их рук и импровизированного оружия. Вчерашние апатичные кладбищенские работники явили свой истинный облик, поддавшись ужасающему проклятию времен Вечной войны.

«Они были созданы лишь для того, чтобы сеять смерть, приумножая тем самым собственную численность и силу, – внезапно осознал Ахин. – И что же мне с ними делать, когда настанет мир?..»

– Спасибо тебе, одержимый, – произнес один из мертвецов. – Давно я не чувствовал себя таким живым!

Нестройный хрип согласия прокатился по помещению.

«Хм… Не лучшим образом, но, кажется, я заслужил их уважение. Ладно, допустим. Для начала очень даже неплохо», – Ахин неторопливо кивнул, маскируя очередную попытку проглотить ком в горле, и обратился к нежити:

– Все верно. Главное, продолжайте точно и безоговорочно выполнять мои приказы – и тогда каждый из нас заполучит то, к чему стремится. Это все, что я требую от вас, и все, что могу предложить взамен.

«Стыд-то какой, – стиснул зубы одержимый. – Сплошное пустословие. Ну, образ есть образ. Правда, лидер из меня какой-то карикатурный получается».

– Как скажешь! – воодушевилась нежить. Похоже, они не заметили подвоха в короткой речи Ахина. – Эй, доходяги, хватит жрать! Утолили голод – и будет. Нам приказано вынести отсюда все полезное. Выполняем! Быстрее, пошевеливайтесь!

Мертвецы кинулись переворачивать сторожку вверх дном. А одержимый, освободившись от оков всеобщего внимания, торопливо прошел вперед, в пустой коридор между зданиями. Перевернутый и Трехрукий последовали за ним.

Прислонившись к стене, Ахин прикрыл глаза и пробормотал:

– Зрелище на редкого любителя.

– Я предупреждал, – повторил Перевернутый.

– Да, стоило прислушаться.

– Но надо признать, что тебе удалось извлечь некую пользу, – продолжил опрятный мертвец. – Твой авторитет окреп. За этим любопытно наблюдать.

– Ага. А уж как окреп бы мой авторитет, если бы меня там вырвало…

– Однако ты держался достойно, – заметил Трехрукий.

– Если бы вся нежить была столь же внимательна и проницательна, как вы двое, то в ваших рядах уже распустился бы целый веер серьезных сомнений.

– Я в тебе не сомневаюсь, – равнодушно ответил Перевернутый. – Но и не переоцениваю.

Трехрукий сделал красноречивый жест: «Точнее и не скажешь», – а затем как-то виновато и одновременно снисходительно улыбнулся. Мол, извини, друг, но мы тебя понимаем.

Наконец отдышавшись, Ахин выпрямился и задумчиво почесал подбородок, взглянув на дверь, ведущую в сторожку:

– Значит, таково ваше питание?

– Примерно, – нехотя ответил Перевернутый.

– Многие из присоединившихся к тебе, принадлежат к числу тех, кто глубоко проникся нашей природой, – продолжил за него Трехрукий. – Питание для них не только необходимость, но и своеобразное удовольствие. Мимолетное ощущение жизни. Некоторые даже заключали договоры с похитителями – иногда на телегах смерти им привозили еще живых нищих людей и одурманенных зельевых наркоманов.

«А Сеамир думал, что он один такой умный. Дело-то, оказывается, освоенное».

– Тогда они довольствовались малым и оберегали свой секрет, опасаясь расследований. Но пугала их не смерть, не кара, а только то, что они могут остаться без этой единственной радости в своем посмертном существовании. Теперь же мы свободны, страха больше нет. У нас появилось будущее. Но пути к нему два – всецело отдаться проклятию или же освободиться от жажды чужой жизни. И иногда эти пути пересекаются.

Перевернутый угрюмо кивнул. Сквозь непроницаемую маску безразличия, дарованного смертью, проступало беспокойство, осознать суть которого Ахин вряд ли когда-либо сможет.

– Ясно, – пробормотал одержимый. – Все-таки необходимость питания существует, от этого никуда не деться.

– К сожалению.

– Да, – Ахин внимательно посмотрел на них: – А вы разве не собираетесь… ну… есть?

– Потом, – коротко ответил Перевернутый. – Не хочу испачкаться.

– Наши возьмут немного человечины про запас, – нервно улыбнулся Трехрукий. – Поем, когда надо будет.

«Пора закрывать тему».

– Хорошо. Заканчиваем тут, – решительно заключил одержимый и спросил у Перевернутого: – Одноглазый все еще в бараках?

– Естественно, – опрятный мертвец бросил многозначительный взгляд на кровавый отпечаток ладони на стене.

«Да, он бы не отказал себе в подобном удовольствии, – по спине Ахина пробежали мурашки. – В общем-то, именно ради этого он и присоединился ко мне».

– Тогда приведи его в чувство. Мы будем ждать вас снаружи.

– Ладно.

Перевернутый направился к двери барака, а Ахин, вдохнув побольше относительно свежего воздуха, вернулся в сторожку. Нежить все еще была занята мародерством, потрошила тумбочки, столы и шкафы, кто-то даже зачем-то оторвал от пола несколько досок. К общей картине жестокой бойни добавился хаос тотального погрома, но теперь внимание хотя бы не акцентировалось исключительно на расчлененных и погрызенных человеческих телах. Впрочем, тошнота все равно вернулась, поэтому одержимый поспешил выйти наружу, стараясь не смотреть по сторонам.

– Тебе это кажется отвратительным? – спросил Трехрукий, как только они покинули здание.

– Что? – Ахин сделал вид, будто не сразу понял вопрос. – А… Нет, просто непривычно. Я ведь понимаю, что каждый темный народ имеет собственные особенности и потребности. Вы не виноваты в том, что вынуждены подчиняться древнему проклятию.

– А я считаю это отвратительным, – мертвец попытался вздохнуть. Послышался нездоровый клекот в его груди, пахнуло разложением. – Наверное, во мне еще осталось слишком многое от человека.

«Я бы сказал, что это хорошо. Но не для нежити».

– Так ты не ешь?

«Ох, чтоб меня! – Ахин раздраженно поморщился. – Закрыли же тему. Вот зачем снова начал?»

– Ем. Приходится, – Трехрукий снова нервно улыбнулся. Швы на щеке натянулись. – Я боюсь сгнить, ведь мне выдался второй шанс. Не хочу упустить его, но идти против собственных убеждений… Сохранить человечность или же начать новую жизнь? Сложный выбор.

– Сейчас ты – порождение Тьмы. Ты не человек, и никогда им больше не станешь, – произнес одержимый, ощутив специфичную тревогу мертвеца. Темный дух взволнованно зашевелился. – Но это не повод забывать о человечности, что бы ты ни подразумевал под ней. Тебе удалось вырваться на свободу, и речь идет не только о какой-то физической границе, очерченной стенами Могильника. Ты приобрел свободу выбора – можешь стать тем, кем сам хочешь; поступать так, как пожелаешь. В рамках морали и права, конечно же… Но! Ты навсегда останешься нежитью. А какой нежитью – отныне это решать только тебе.

Трехрукий застыл, глядя на одержимого. Ореол подавленности улетучился, однако он явно не мог понять, что только что произошло.

– Не могу сказать, что впечатлен твоими словами, – наконец нарушил затянувшееся молчание мертвец. – Но мне почему-то стало легче. Спасибо.

«Не впечатлен? – Ахин ощутил укол обиды. – А по-моему, красиво сказано. Я же правда старался…»

– Угу. Обращайся, – буркнул одержимый, направившись к Аели и Диолаю.

Они стояли чуть поодаль, за стенами города-кладбища, но в стороне от тракта, чтобы по какой-нибудь нелепой случайности не быть замеченными из поместья. Но, похоже, светлым хозяевам Могильника и их охране совершенно наплевать на происходящее вокруг – настолько они уверенны в своем превосходстве и абсолютной покорности кладбищенских рабов.

Вскоре нежить начала выходить из сторожки, волоча мешки и свертки с награбленным. Кажется, они имели весьма поверхностное представление о том, какие вещи считаются полезными в походе, поэтому решили взять все, что можно было унести.

Аели вздрогнула, увидев окровавленную нежить. А угольно-серая кожа Диолая приобрела пепельный оттенок, но – надо отдать ему должное – в присутствии девушки он не позволил дрогнуть ни единой мышце на лице. Или его просто парализовало.

– Да, наши мертвецы ели людей, – ответил на безмолвный вопрос Ахин и пожал плечами: – Зато теперь они сыты.

– В отличие от нас, – тут же пожаловалась саалея.

К ним как раз подошел Перевернутый с двумя увесистыми мешками:

– Не думай, что мы о вас забыли. Это вам.

– Я не собираюсь есть человечину, – севшим голосом прошептала Аели, глядя на подношение нежити широко раскрытыми от ужаса и омерзения глазами. – Лучше с голоду помереть, чем питаться этой гадостью!

– А это… – сонзера судорожно сглотнул, побледнев еще сильнее. – Это вкусно? Ну, то есть… Надо, наверное, как-то пожарить, что ли. Или, может, засолить? Я просто не умею готовить человека, поэтому…

– Мы нашли еду, – терпеливо пояснил опрятный мертвец. – Чистая вода, соль, сухари, сыр, овощи посвежее и немного копченого мяса.

– А… – саалея дрожащей рукой поправила непослушный локон волос. – Спасибо.

– Мясо, случайно, не человечина? – осторожно уточнил Диолай.

Выразительно посмотрев на него, Перевернутый молча повернулся и пошел к остальной нежити.

– Почему он не ответил? – опешил сонзера. – Что это значит? Все-таки человечина?

– Ой, дурак… – вздохнула Аели, сокрушенно покачав головой.

– Сторожа жили не очень богато, но сомневаюсь, что они опустились до каннибализма, – улыбнулся Трехрукий и взвалил на плечи оба мешка с провиантом: – Я понесу. Должна же и от меня быть какая-то польза.

Уже через считанные минуты весь неживой отряд был в сборе. На апатичных лицах лежала тень своеобразного воодушевления. То ли мертвецы радовались победе, то ли легкости от сброшенных оков рабства, то ли долгожданному насыщению. Впрочем, одно другому не мешало, все это – их первый шаг в лучшее будущее. И они были безмерно благодарны одержимому за то, что он подтолкнул их к новому существованию.

На небольшой опушке меж трактом, высокой оградой Могильника и жиденьким лесом образовалась целая куча вынесенного из зданий хлама. В глаза Ахину сразу же бросились груды обломков мебели, доски, посуда, тряпки самого разного назначения, одежда, веревки, какие-то металлические скобы, инструменты и даже куски черепицы.

«Сказал вынести все полезное – получи. Ведь даже эта рухлядь по-своему полезна», – вздохнул он, не зная, то ли радоваться точности и тщательности исполнения приказа, то ли обеспокоиться столь бездумным подчинением.

– Это нам не пригодится, – отмел весь мусор одержимый, прихватив только прочный трос и пару полотенец.

А вот отдельно сложенные оружие и броня вызвали у него куда больший интерес. Ахин выбрал пару кинжалов поострее. Один он отдал Аели, второй оставил себе. Фехтовать одержимый все равно не умел, да и в гущу боя бросаться не планировал, так что таскать с собой лишнюю тяжесть незачем.

Диолай же, напротив, решил полностью вооружиться. С трудом втиснувшись в легкую кольчугу, сонзера долго и мучительно боролся с креплениями на наголенниках и наручах. Одолев многочисленные застежки, он схватился за меч и принялся с руганью разбираться в портупее. В конце концов, сдавшись, он завязал несколько ремней в узел и удовлетворенно похлопал ладонью по ножнам новоприобретенного оружия. Но и этого ему показалось мало – покопавшись в вынесенном снаряжении, Диолай также забрал изящный стилет, засапожный нож, тесак, топорик и небольшой кистень. Конечно, имелись некоторые сомнения – умел ли он пользоваться хоть чем-то из этого? – но никто, в принципе, не возражал.

Все остальное досталось нежити. Не то, чтобы это значительно увеличило их ударную силу и защиту, но отряд в броне и с оружием выглядел более внушительно, нежели толпа с мотыгами и серпами.

«К тому же серьезных сражений пока еще не было, – одержимый окинул взглядом нестройные ряды вооруженных мертвецов. – Когда мы столкнемся с регулярной армией и гатляурами, одним садовым инвентарем нам точно не обойтись. Да и броня лишней не будет. Нежить бесконечно вынослива и игнорирует боль, но если их человеческие тела, которые, к слову, не в самом лучшем состоянии, порубят на части, то мертвецы не смогут сражаться. Хм… Получается, нам нужно больше доспехов. Но где их достать? Не нападать же на гарнизон атланской армии…»

– А там что? – очнулся Ахин, обратив внимание на две кучи мешков, лежащих чуть поодаль.

– Пища, – лицо Одноглазого растянулось в окровавленном оскале.

– Ага. Понятно.

«Лишь бы человечина не испортилась слишком быстро, иначе гончие Ферота выследят нас по запаху».

– И побрякушки.

– Побрякушки? – переспросил одержимый.

«А ведь они и правда выносили что-то из своих домов».

– У нас была намечена кой-какая сделка. С неким Сеамиром, – Одноглазый почесал подбородок, соскребая ногтями засохшую кровь. – Но она, похоже, сорвалась. Впрочем, тут возможности поинтереснее вырисовываются. Ну а украшения, монеты, камешки и прочие блестяшки из родовых гробниц и склепов… Не оставлять же их созданиям Света, правильно? Взяли с собой – вдруг тебе пригодится.

– А ведь пригодится, – Ахина осенила идея. – Очень даже пригодится!

Он собирался спрятать нежить в скалах Бирна, избегая контакта с местными. Но наличие такого сокровища все меняет.

«Подкупить жителей Бирна? Рискованно, но должно сработать. Сработает ведь? Конечно! – одержимый вылавливал лихорадочно мечущиеся в голове мысли и запихивал их в новый план. – Дать людям аванс, чтобы почувствовали запах очень больших денег, и пообещать остатки, если никто не побеспокоит нежить до положенного срока. Но нужны гарантии для обеих сторон. Найдем, ничего страшного. Хотя тут столько золота, что никаких гарантий не потребуется. Необходимо лишь правильно сыграть на человеческой алчности. Тогда будет и безопасность, и снабжение всем необходимым… Да-да, о деталях еще надо подумать. Но мы просто обречены на успех! Люди в этом отношении очень удобный народец. И к Свету не особо близки, хотя от рождения являются светлыми, и на Атланскую империю постоянно ворчат из-за налогов и прочих повинностей, и вообще уровень жизни у них невысокий, за такие деньги они продадутся с потрохами. Великолепно! Неужели… Неужели у нас получится?»

– Пользуйся, раз пригодится, – пожал плечами Одноглазый и, оглянувшись на Могильник, пренебрежительно хмыкнул. – Ладно… Ну, главный, куда теперь двинемся?

– В Бирн, – решительно ответил Ахин. – Пойдем лесами. Старайтесь не оставлять следов. И не потеряйте драгоценности, теперь они – часть нашего плана.

Богатство. Явление, которое одним своим существованием порождает неравенство, возвышая в обществе одних и низвергая других. Но оно же станет оружием в борьбе за восстановление баланса. Какая ирония…

Глава 11: Пути и дороги

Ферот резко вскочил с постели, судорожно хватая ртом воздух. В висках епископа глухо стучал пульс, отдавая болью куда-то в затылок и затекшую шею. Перед глазами все расплывалось. Кажется, мир был готов уйти из-под ног и покатиться в клокочущую бездну кошмара, от которого только что очнулся атлан.

– Сон… – облегченно выдохнул он.

Но напряжение от беспокойного пробуждения никак не покидало тело. Присев на походную кровать, Ферот подпер голову подрагивающей рукой и невидящим взглядом уставился на стенку палатки, колышущуюся от легкого ветерка. Детали ночного кошмара медленно всплывали в памяти, но из-за этого все становилось только запутаннее.

Епископу снилась Вечная война. Величайшее противостояние Света и Тьмы предстало перед ним столь реалистично и естественно, будто бы он сам участвовал в тех событиях. Но Ферот родился в мире, который уже был озарен Светом, в мире добра, одержавшего верх над злом. И одна только мысль о том, что темные силы могли на равных сражаться со светлыми, вызывала у него недоумение.