Новогодний маджонг. Соединяя пары

– А ты ножом пырнула, обороняясь, поняла? – вставил Сандрозд.

– Теперь лист и захват заложников, – снова начала вправлять мозги бабка. – Это Баянов вас шантажировал. Он же велел Дарье лист выкрасть. Кому он хотел краденое сбыть, вы не знаете, поняла?

Даша что-то прошамкала в ответ. Рита не расслышала.

– И самое главное, Папа Карло подозревает, что ключ вам выдал лично Баянов. Вы, оказывается, через его участок в этот дом пробрались. Не будем разочаровывать хорошего человека. – Рита услышала в голосе говорившей едкую усмешку. Стало противно. Папа Карло – это Молоканов. Надежда говорила, что Вовку так прозвали в офисе. А они с Одинцовой нарекли его Юлием. Маргарита тогда даже не подозревала, кому именно придумала такое прозвище.

Она одернула себя за то, что отвлеклась, и снова вслушалась в инструктаж бабки Сандрозда.

– Я выйду, и через пару минут тоже выходите. И не вздумайте тут своевольничать. Срок дадут как исполнителям, если все правильно скажете. И по первому разу скостят.

– Мы поняли, спасибо вам, Луиза Кимовна, – чуть слышно пролепетала Дашка.

– Только с покупателем как быть? – снова встрял Валерка.

Послышался звук сильной затрещины.

– Ты без хорошего леща думать не в состоянии? – рявкнула Луиза. – У вас один покупатель, организатор и босс. Баянов. Больше ни-ни. Я, правда, знать не знаю, кто это…

– Знаешь, – фыркнул Сандрозд. – На красном ровере к Дашке за деньгами приезжал. Друг ее шантажиста.

– Тогда вообще все строится, – подумав, заверила бабка. – Я пошла. И вы следом.

Маргарита увидела в камеру, установленную напротив входной двери, прямо под козырьком, довольное лицо бабки Сандрозда.

«Хороший план придумал Молоканов, – одобрила Рита тогда. – Баянов точно сухим из воды не выйдет. И главное, как все совпало до деталей. Вот голова! Только нужно стереть запись. Немедленно!»

Она повернулась на правый бок и с любовью посмотрела на спящего мужа. Рита не могла поверить, что Вовка ошибся. Только не он. Но откуда ему знать, что в Вишневке с давних пор принято хранить ключи от калитки в почтовом ящике. Изнутри вкручивается шуруп, и к нему привязывается шнурок с ключами, чтобы в случае если захлопнется дверь или другая напасть приключится, можно хотя бы войти во двор. Рита в душе не ведала, откуда пошла эта мода и как о ней могла узнать Даша, но при первой возможности кинулась к пустовавшему годами самодельному почтовому ящику старого Баяна. Засунув руку в широкую прорезь, нащупала веревку внутри и быстро перерезала взятыми с собой маникюрными ножницами, спрятала улику в карман. Дома она спокойно раздела Саньку, вместе с Молокановым полюбовалась сковородкой, подвешенной на стену в гостиной и, проходя мимо пылающего камина, забросила туда старый потрепанный шнурок. Языки пламени быстро сожрали единственную зацепку, способную подтвердить непричастность Баянова.

Маргарита, повернувшись на бок, подавила поднявшийся из груди стон.

«Ни о чем не жалею, – жестко подумала она. – Это мой ответ тебе, Илюша. Сладкое блюдо, поданное холодным. За все твои делишки, за воровство Вовкиных идей, за мои слезы». Она снова почувствовала весь тот ужас, когда так и не смогла найти своего Хана. Увидела презрительную улыбочку Лизы Талахадзе и будто опять услышала ее отповедь.

– Пошла вон, побрякушка хренова! – Эти гадкие слова еще долго стояли у Риты в ушах. Она вспомнила резкое замечание врача, когда ее доставили в больницу, и только тогда прекратила реветь и оплакивать украденное Баяновым счастье.

«Молоканов искренне заблуждался, – утирая слезы, подумала она. – А это лично от меня, Илюша. И за его мучения тоже. За каждый Вовкин рубец, покрытый татуировкой, за шрамы на голове!»

Маргарита повернулась к Молоканову и в приливе великой любви взгромоздила на него руку и ногу. Обняла. Он, просыпаясь, притянул ее к себе, прижал крепко и пробурчал, встревожившись:

– Что, Ритуля?

Ритка, распластавшись на любимом мужчине, чмокнула его в ключицу и пожаловалась:

– Наверное, не удастся свадебное платье сразу купить.

– Завтра возьмешь карточку и купишь любое. Только распишемся двенадцатого. Дату переносить из-за платья не будем.

– Нас так быстро не распишут.

– Ошибаешься. Принесем справку, что уезжаю в командировку во Владивосток на полгода. В таких случаях регистрируют брак без установленного срока. Все. Давай спать…

– Нет уж! – Маргарита улеглась сверху на Молоканова и заглянула в глаза. – А свадебное путешествие?

– Поехали на Палау, – окончательно проснувшись, предложил он, вместе с Риткой переворачиваясь на бок и подминая ее под себя. – Там Нептун наш в дайверском клубе работает.

– Как скажете, Владимир Петрович! Молоко все равно от нервов перегорело, а дней десять мама с Санькой управится. – Маргарита погладила мужа по голове, зарываясь пальцами глубоко в волосы.

– Две недели, – уточнил он, легко касаясь ее груди. – Тогда давай спать. Или я за себя не отвечаю, – пробурчал Молоканов, обняв жену.

Ритка закрыла глаза и легко коснулась пальчиками его шеи, потом бока с татуировками.

«Платье куплю первое подходящее, туфли тоже посмотрю в салоне. Фата не нужна. Цветы… оранжевые и красные розы», – подумала она, проваливаясь в сон.

Дьяконов проснулся затемно. Прислушался к дыханию жены. После истории с заложниками Надежда плохо спала, вскрикивала во сне. Хорошо, что в тот злополучный день Ритка предложила перенести Надюху в пультовую, иначе бы не спасся никто. Что бы пришло отчаявшемуся Сандрозду в голову, неизвестно, но бог отвел от великой беды. Михаил тихо спустился во двор и с особым ожесточением начал чистить дорожку. Потом, полностью убрав снег с проезда, вышел за ворота и принялся отдирать лопатой утоптанный снег, все еще мысленно прокручивая ситуацию с заложниками. Он услышал перешептывания и увидел несколько пар ног, остановившихся неподалеку. И лишь тогда поднял голову. Соседи из близлежащих домов, незнакомые люди с других улиц и Мерзавчик, улыбающийся хитро и пакостно.

– Что-то случилось? – напрягся Хоппер, в глубине души подозревая, что вся эта шатия-братия прибыла по его душу.

Вперед выступил Мерзавчик и заявил:

– Вам лучше продать дом в Вишневке и перебраться в другое место. Мы собрали подписи о вашем выселении.

– Это частная собственность, – пробурчал Михаил, вглядываясь в хмурые лица соседей. – И мне плевать, что вы там решили. Убирайтесь отсюда и прекратите галдеть. Моей жене нужен покой.

– Мифической жене, да? – взвился Мерзавчик. – Нет у вас никакой жены, и никто не пострадал от взрыва. Ваши инсинуации ни к чему не приведут. Вам не рады в поселке.

Хоппер обалдел от такой наглости.

«Нет, рукоприкладство, конечно, не метод. Но и слов не подобрать!»

Пока он раздумывал, вперед выступила какая-то женщина из активисток. Она откашлялась, собираясь произнести заготовленную речь, но тут из-за угла показалась красная машина. Маленькая, как наперсток. Народ слегка отодвинулся в сторону, давая дорогу чужому автомобилю.

«Только не это!» – пронеслось в голове у Дьяконова. Матис тещеньки он мог бы узнать из тысячи.

Машинка затормозила неподалеку от толпы, и распрекрасная Марина Ивановна явила себя миру. Дьяконову всегда казалось, что теща похожа на Гурченко. Такая же худенькая и статная. Только в отличие от Людмилы Марковны старшая Одинцова носила длинные русые волосы, вечно упрятанные в туго закрученный узел. Но так же любила высокие каблуки и громко разговаривала. И лицо. В свои пятьдесят она выглядела лет на сорок, лихо подводила черным карандашом глаза и пользовалась красной помадой. Женщина-вамп. Вампир! Хоппер точно знал, что лично у него теща отпила пару литров.

Кое-кто из соседей заулыбался, кто-то удивленно ойкнул. И неспроста. Марина, насколько Дьяконов помнил, много лет проработала в Вишневке директором школы.

– Доброе утро, – кивнула она с достоинством английской королевы.

Почти все собравшиеся радостно ответили:

– Доброе утро! Здравствуйте, Марина Ивановна!

Хоппер увидел, как народ обрадовался бывшей учительнице. Да и Надька давно рассказывала, как ученики любят ее мать.

– Что тут у вас с утра пораньше? – строго осведомилась теща, подойдя поближе. – Гусева!

Активистка номер один сделала шаг в сторону своей бывшей классной и протянула листы с подписями и протокол.

– Мы провели собрание, – начал было Мерзавчик.

– Я вас не спрашивала, – отрезала теща и, мельком пробежав глазами по одному из листов, снова обернулась к Гусевой. – Что за ерунда, Катя? Кто это писал?

Дьяконов молча взирал на происходящее и радовался, что на этом шоу ему досталось почетное место в партере.

Теща брезгливо перевернула страницы и снова поинтересовалась у собравшихся:

– Кто это составил?

Люди молчали, переминаясь с ноги на ногу.

– Я, – подал голос Мерзавчик, гордо подняв голову.

– Слава богу, – тут же заверила его Марина и жестко добавила, заметив радостную улыбку собеседника: – Слава богу, что вы не у меня учились. Гусева, Сергеев, как вы могли подписать эту ерунду? Полно грамматических ошибок. Да еще и клевета!

– Почему клевета, женщина? – снова всполошился «мерзавчик». – Этот человек представляет угрозу обществу, тут дети малые ходят!

– Ну это мы еще разберемся, кто кому представляет угрозу, – заявила теща, пряча в сумочку листы с подписями и протокол. – Я в этих бумажульках вижу травлю достойного человека, клевету и подстрекательство. И мне стыдно за вас, дорогие мои! – обратилась Марина к своим бывшим ученикам. – Чему я вас учила? Мне стыдно как вашему педагогу, и обидно как матери. В то время как моя дочь по вине этого проходимца, – теща ткнула пальцем в «мерзавчика», – стала инвалидом, и Михаил – мой зять – делает все возможное, чтобы Надюшка быстрее поправилась, вы составляете какие-то подметные грамоты и наносите непоправимый вред…

– Женщина, что вы несете? – проблеял Мерзавчик. – Там в доме нет никого, кроме этого амбала. Мы пару дней назад заходили с адвокатом, когда он уехал. Пусто!

– Ты забыл запереть дверь и калитку? – с сомнением бросила теща, словно только заметила присутствие Михаила.

– Да ни за что! – доложил он. – Надя может подтвердить.

– Хм… – прокашлял кто-то из-за спины Марины Ивановны. – Мариночка, у нас тут признание во взломе и незаконное проникновение в частную собственность… Нужно полицию в известность поставить, что домушник поблизости поселился.

Теща обернулась, как ошпаренная. Прямо за ней в спортивном костюме стоял Лутонин и радостно улыбался. А невдалеке застыла охрана.

– Да, Алексей Николаевич, – пролепетала она, взяв себя в руки. – Вы совершенно правы.

– Как там Надежда? – поинтересовался Лутонин у Михаила. – К врачам ездили?

– Да, – кивнул Хоппер. – Вчера были.

– Я зайду, – вдруг заявил Лутонин. – Хочу Надюшку проведать.

Дьяконов что есть силы сдержался, чтобы не заорать.

«Какая она тебе Надюшка? И кто в семь утра проведывает больных? А с другой стороны, – сам себя остановил Хоппер, – буржуй лучший свидетель, что Надежда находится доме».

– Конечно, проходите, Алексей Николаевич, – улыбнулся он, пропуская Лутонина во двор.

– Хватит тут маячить, – заявила теща своим ученикам, даже не подумавшим расходиться. – Займитесь делом. Гусева, вечером прибеги ко мне. Нужно поговорить.

– Вы бы, Марина Ивановна, снова школу возглавили! – донеслось из толпы. – Наша директриса заявление перед каникулами написала.

– Посмотрим, – поставила точку в разговоре теща. – Как управление образования решит… Может, и соглашусь, если мои дети тут поселились.

– А что, Маринка, соглашайся! – пропел Лутонин, как только Михаил закрыл калитку. – Я как директор шефствующего предприятия только «за».

– Вот это меня и останавливает. – Теща смерила олигарха с ног до головы уничижительным взглядом и прошла в дом.

К великому облегчению Хоппера Лутонин пробыл около Надежды недолго. Поинтересовался здоровьем, отпустил пару шуток и откланялся.

– Давай быстро к окну, – скомандовала Надежда, как только за Лутониным и тещей закрылась дверь.

– Хочешь ему ручкой помахать? – рыкнул Дьяконов. – Не выйдет. Лежи в постели.

– Дурак ты, Хоппер, – деланно огорчилась Надежда. – Давай быстрее, а то все пропустим. – Снова скомандовала она.

Михаил отнес жену к окну и замер рядом, даже не думая отойти в сторону.

– Смотри. – Надежда пнула любимого в бок.

По дорожке к калитке шла теща, а рядом возвышался Лутонин. Он попытался взять ее за руку. Она вырвалась и что-то гневно ему ответила. Буржуй загородил дорогу и, всплеснув руками, что-то принялся ей объяснять. Но Марина и не думала сдаваться. И принялась чихвостить Лутонина. Он улыбнулся и, крепко обняв тещеньку, впился ей в губы поцелуем. Она сначала колотила его кулаком по плечу. Но потом удары стали ослабевать, а поцелуй затянулся.

– Что происходит? – удивился Дьяконов. – Ты что-нибудь понимаешь?

– Это мой настоящий отец, – хмыкнула Надька, ошарашено глядя на мужа. – Никогда не видела, чтобы они мирно разговаривали, а уж целовались тем более.

– Отец? – сомневаясь, промямлил Хоппер. – Точно отец?

– А ты опять приревновал, горе луковое? – страдальчески вздохнула Надежда и постучала ладонью по лысине мужа. – Вот балда!

– Дурак, – искренне раскаиваясь, подтвердил Хоппер.

Внизу парочка насилу оторвалась друг от друга и в недоумении воззрилась на окно, где до сих пор торчали, глупо улыбаясь, Надюшка с мужем.

Лутонин радостно помахал рукой, а теща, напустив на себя строгий вид, погрозила пальцем.

Глава 23

6 января

Михаил Дьяконов угрюмо бродил по супермаркету. Теща сразу с порога, не успев еще даже пройти в дом, отправила его за продуктами.

– Это ж надо додуматься, Тане Танеевой позвонить, а мне нет, – строго отчитала она зятя. – Ну ничего, я тебе мозги прочищу! – сварливо пообещала Марина.

«Знать бы, какая сволочь сдала, – горестно подумал Хоппер. – Ноги бы повыдергивал!»

Он прошел мимо полок с молочным, сгребая сметану, творог – все по списку. Потом направился к морозильной камере с полуфабрикатами. Печально посмотрел на пачки с пельменями и варениками. Но взять не решился. Марина его со свету сживет, если обнаружит.

«Кто же все-таки? – снова задался мучившим вопросом Дьяконов. – Танеевы не могли. Они не из болтливых. А остальные соседи вряд ли догадываются, что он муж Нади Одинцовой. Остается Лутонин. Ему я сам сообщил. Кто ж знал, что он с Мариной крутил по молодости… – призадумался Хоппер и застыл на месте как вкопанный. Догадка обожгла его и заставила вздрогнуть. – Твою мать! Марине он никогда не нравился, а если еще Лутонин вмешается, то все: поминай как звали. Найдут Надюшке какого-нибудь принца!»

Дьяконов толкнул тележку, направляясь к выходу, и чуть не сбил кого-то по дороге.

– Извините, – пробормотал он возмущенному парню, вовремя отскочившему в сторону, и двинулся к кассе, на ходу доставая бумажник.

«Быстрее, как можно быстрее надо заново пожениться, пока эти коршуны не накинулись!» – решил Мишка, переходя на бег. Только около своего джипа он отдышался и, закинув кульки в багажник, направился к рулю. Но у дверцы водителя сидела маленькая тщедушная собачонка: огромные уши, тонкие ноги и черная шерсть с подпалинами. Хиленькое тельце сотрясала крупная дрожь. Собака скулила и переминалась на лапках, боясь опустить огузок на холодный асфальт. Дьяконов взял на руки собачее недоразумение, повертел перед собственным носом.

– Откуда ты взялось, чудовище? – озадачился Хоппер и осмотрелся по сторонам. Никого вокруг не наблюдалось. Только синий «ниссан» выворачивал с парковки. Девушка-водитель глянула в сторону Дьяконова и лишь на секунду встретилась с ним глазами. Зацепилась взглядом за собачонку и тут же дала по газам.

И тут он все понял.

– Бросила тебя хозяйка, да? – поинтересовался он у псинки. – Выкинула на мороз? Хорошо, я сразу подошел.

Михаил снова огляделся вокруг. Люди спешили к своим машинам и разъезжались в разные стороны. Никаких детей или наивных девушек, кому Хоппер мог бы пристроить собаку, поблизости он не увидел.

– Ну что мне с тобой делать? – спросил он собачье недоразумение. – Оставить, так помрешь, а домой привезти… – Хоппер тяжело вздохнул и пробурчал, решаясь: – Ладно, поехали! Поможешь мне жену вылечить! – Он решительно сунул мерзлявую собачонку к себе за пазуху.

Дома, кинув на кухне многочисленные пакеты, он, не раздеваясь, сразу направился на второй этаж.

– Ты куда это в верхней одежде? – попыталась остановить его Марина. – С улицы бактерии нанесешь! Надя инфекцию подхватит.

Хоппер быстро спустился вниз и, подойдя к теще, решительно заявил:

– Это мой дом, Марина Ивановна. И Надежда – моя жена. Мы снова женимся!

Глаза Марины наполнились слезами.

– Я очень этому рада, – пробормотала она, силясь не зареветь.

– А плачете чего? – обалдел Михаил, впервые увидев тещенькины слезы.

– От счастья, – выдохнула Марина и потянулась к Хопперу, намереваясь его поцеловать.

Но в этот момент собачье недоразумение, перестав бояться, выглянуло из расстегнутой Дьяконовской куртки и оглушительно гавкнуло.

Теща вскрикнула и тут же расхохоталась.

– Кто-то выкинул псинку, а я подобрал, – принялся оправдываться Хоппер. – Погибнет бедная, а так дом большой, места хватит, да и Надюшке веселее будет.

– Хороший ты человек, Мишаня, – ободрила его теща.

Дьяконов сгреб Марину в объятия, чмокнул в макушку и, отпрянув, пробубнил:

– Вы тоже. Только эта… боюсь, Лутонин решит, что я – неподходящий кандидат в мужья.

– Пусть в своей жизни от бардака избавится! – фыркнула Марина. – Живите дружно и любите друг друга. Пусть кажется, что это расхожие слова и избитые пожелания. Но в них истина. А богатство… Даже Лешка недавно понял, что не в нем счастье. – Теща махнула рукой, словно отпуская, и Хоппер понесся наверх к жене, твердо зная, что Марина палки в колеса вставлять не станет и никому не позволит.

Он ворвался в спальню, напугав Надежду, что-то изучающую в планшете.

– Миша, что? – вскинулась она, а потом заметила собаку. – Иди ко мне, мой хороший! – запричитала она, моментально принимая животинку в члены семьи. – Как же тебя звать?

Собака, спрыгнув с рук Хоппера, кинулась к Надежде и принялась облизывать ей лицо.

– Надь, может, ее помыть сначала, – неуверенно пробормотал Мишаня.

– Собачья слюна целебная, – безапелляционно заявила Надежда и, пристроив собаку около своего бока, позвала: – Смотри, что я нашла! Можно через интернет подать заявление в ЗАГС. Давай сразу отправим. Только день нужно выбрать. – Она щелкнула пальцем по ссылке, и тут же открылась нужная страница. – Когда? – повторила Надежда.

– В первый же свободный день, на первое свободное время, – рыкнул Михаил и, быстро стянув с себя верхнюю одежду, запрыгнул в постель.

– Замерз я, Надька, погрей меня, – пожалился он, прижимая жену к себе.

– Прекрати, мама может войти, – пробурчала Надежда.

– Теща – умная женщина, она лучше борщ сготовит, чем решит к нам в спальню врываться.

– А кто еще сегодня утром причитал, что она к тебе на голову свалилась? – ввернула Надька.

Хоппер хмыкнул и, поцеловав жену в нос, засунул руку ей под пижаму.

– Меньше болтай, Одинцова! – пробормотал он и, закинув удивленную собаку в кресло, навис над женой.

Немного позже, вглядевшись в бледное лицо жены, лежащей в его объятиях, Дьяконов тревожно поинтересовался:

– Что тебя беспокоит?

– Я такая трусиха, Миш, – пролепетала Надежда. – Так испугалась, когда Сандрозд с Дашей ворвались.

– Нормальная реакция, Надь, – попытался успокоить ее Хоппер. – В такой передряге любой бы мужик растерялся.

– Тетя Таня не струсила, а стала сковородкой махать в разные стороны. Мы с Риткой сперва ничего и не поняли. Только потом, когда дверь закрылась, до меня дошло, что происходит. Но к этому времени Ритка уже все запоры опустила, а тетя Таня позвонила в полицию. Лишь одна я, как балласт, валялась рядом с Байком.

– Чем бы ты могла помочь в такой ситуации, даже в полном здравии? – хмыкнул Михаил. – Ты знала, что Митрич оборудовал дом сверхмощной охраной? Могла б ей воспользоваться?

– Понятия не имела, – искренне заверила Надя.

– Вот я и говорю, что лежала в сторонке и не мешала хозяевам.

– Это точно, – уныло заметила она. – Я лежала и молила Бога, чтобы все обошлось. А еще…

– Что? – напрягся Дьяконов, понимая, что не хочет слышать эту часть признания.

– Это я маме позвонила и попросила приехать, – покаялась жена.

– Да, правильно сделала, – радостно воскликнул Хоппер, отметая страхи и подозрения. – Хоть за тобой присмотрит, пока я на работе. Потом дети пойдут. Нужно ей предложить к нам перебраться…Характер, правда, тяжелый, но попробуем перевоспитать.

– Я все слышу! – донеслось с лестницы. – Спускайтесь борщ есть.

Майор Петухов внимательно посмотрел на надоевшего жалобщика.

– Вы, гражданин Пухляркин, сами при свидетелях подтвердили, что проникли в дом к Дьяконову. Еще хозяин заявление не подал, неизвестно, что там пропало, но я вам настоятельно советую забрать вашу жалобу.

– Вы отказываете мне в моих гражданских правах? – взвился «мерзавчик».

– Нет, я никому не отказываю. Не имею права, – отрезал Чижик, выкладывая перед посетителем стопку бумаг. – Вот заявление от Надежды Андреевны Одинцовой, которой вы нанесли тяжкие телесные повреждения. Да еще и общеопасным способом. А это статья, Николай Федорович. Уголовного кодекса. А вот заявление от Терещенко, вашего соседа. Он тушил пожар, устроенный вами, получил ожоги. Требует принудить вас к ответственности за халатное обращение с газовыми приборами. Есть еще заявление от Сергеева. Залетевшие к нему на участок обломки пробили крышу сарая. Порча имущества. Поэтому хорошо, что зашли. Вы арестованы, гражданин Пухляркин. Сейчас я вам ваши права зачитаю.

Мерзавчик уныло посмотрел на Петухова.

– А если я заберу свое заявление? – пробормотал он. – Или продам дом?

– Полиция охраняет общественный порядок, – сурово заметил Чижик. – А вы его нарушили. Ваше заявление или продажа домовладения не повлияют на решение об аресте.

Майор Петухов выглянул в коридор и крикнул:

– Авдеенко, уведи!

Антон Тризуцкий медленно приходил в себя. Он уже различал звуки, но никак не мог открыть глаза и что-то сказать в ответ. В палате стояла гробовая тишина. И все-таки рядом кто-то находился. Но кто, Антон разобрать не мог. Иногда наведывалась мать, плакала и причитала над ним:

– Сыночек, Антошечка, как же так?

«Почему не остается, не сидит рядом?» – сам себя спрашивал Тризуцкий.

Пару раз вместо причитаний она сильно ругала Баяна. Как будто это он его ударил!

Антон хорошо помнил лицо нападавшей, внезапно выхватившей нож и пырнувшей чуть ниже солнечного сплетения.

«Толстая жирная гадина. Наверное, уже на нарах, – подумал Антон. – Следом Баян с Совой поднимались. Поди, сразу схватили!»

Мысли Тризуцкого перескочили на тот злополучный день, воскресив в памяти все события и даже тарелку холодца.

«Хоть поел напоследок», – мысленно осклабился Антон. Он вспомнил, как из кухонного окна наблюдал за пьяным мужиком, что увел у него Маргариту.

«Выздоровею, разберусь! – зло решил про себя Тризуцкий. – И Ритку верну!»

Он попробовал пошевелить пальцами, но ничего не получилось. Ни одна мышца не слушалась его после ранения. Тупое бревно!

Каждый час заходили сиделка или медсестры и после необходимых манипуляций оставляли его наедине с этим странным молчащим человеком. Но кто же это?

– Зря вы тут караул устроили, – усмехнулся кто-то. – Он еще не скоро придет в сознание. Если придет, конечно! Может овощем до конца жизни проваляться.

– Он уже глаза пробовал открыть. Веки трепетали, – возмутился неизвестный.

– Ну и что? – фыркнул доктор. – Откроет он глаза, вам легче станет?

– Ерничаете?

– Нет, просто пытаюсь вам объяснить, что до того момента, как вы сможете его допросить и арестовать, пройдет еще много времени.

– Он представляет угрозу, – предупредил незнакомец.

– В таком состоянии? Не смешите, – фыркнул врач, и Антон услышал, как хлопнула дверь.

Тризуцкому нестерпимо захотелось завыть. Овощ с глазками! Лучше б сразу помер, чем так мучиться. А что еще ждет впереди? Кто станет ухаживать и как быстро это надоест?

«Я бы точно ни за кем досматривать не стал в таком состоянии… даже за матерью или Пашкой, – мысленно разозлился он. – И брату такая обуза ни к чему. Матери разве что… Но, наверное, ее полиция не пускает…»

И тут Антон вспомнил предостережение полицейского.

«Ага, вооружен и очень опасен! Как же!»

В палату вошла медсестра, и Тризуцкий понял, не почувствовал, что ему ввели инъекцию. Сознание медленно затуманилось, и наступил мрак.