На пути к звёздам. Размышления ротного барабанщика

Начался благословенный период в деятельности нашего ансамбля, продолжавшийся почти два года. Мы много работали, идеи буквально фонтанировали. Даже пытались произвести запись своих композиций. Что-то получалось, что-то нет… Ну а когда «фонтан идей» пересыхал, просто дурачились. Однажды взялись за народные инструменты, валявшиеся в клубе без дела. Привели в порядок несколько экземпляров и попытались их освоить. Как интересно и привлекательно было исполнять современные мелодии на балалайках и домрах! Получилось очень даже ничего. В итоге, баловство принесло нам лауреатское звание на одном из региональных фестивалей самодеятельных коллективов. Мы получили диплом первой степени за лучшее исполнение народной песни.

Наши гастроли успешно продолжались. Выступали на разных площадках, от концертного зала в Ленинском мемориале и дворцов культуры, до открытой летней эстрады. Мы не задумывались о профессиональной карьере музыкантов, а просто делали то, что нам нравилось и получали от этого огромное удовольствие и удовлетворение. Ну а самой желанной и благодарной публикой для нас всегда оставались ребята с нашего курса.

Операция «Новый год»

Говорят, что новогодние праздники для артистов различных жанров самое хлебное время. И это действительно так. В описываемые времена это были ёлки, вечера отдыха, праздничные представления и спектакли. Теперь к этому списку стоит добавить такое понятие как корпоратив. Тысячи актёров, как профессиональных, так и самодеятельных, в образах Дедов Морозов, Снегурочек, лесных зверей, всевозможной сказочной нечисти, да и просто певцов, танцоров, акробатов, фокусников, в течении двух – трёх недель, не считаясь со временем, обстоятельствами и собственным здоровьем, в прямом смысле, в поте лица несут своё искусство в народные массы. А народные массы, в свою очередь, благодарно кормят, поят, а главное – щедро платят за доставленное удовольствие и , наверное, возможность прикоснуться к детству…

Не минула сея чаша и наш «Парадокс». Как-то в преддверии Нового Года, начальник политотдела от щедрости своей душевной сдал нас в аренду Ульяновскому драматическому театру на две недели…

Здесь стоит отметить, что театр этот в те времена был весьма популярен, и работать в нём, да ещё бок о бок с профессиональными артистами, да не простыми, а народными, было большой честью и уникальном, положительным опытом для нас. И конечно же мы были не в претензии к нашему начальству, а новость о предстоящих мероприятиях восприняли с радостью и энтузиазмом.

Нам предстояло выступать на Новогодних представлениях для молодёжи в совместной программе, включавшей в себя музыкальный спектакль «Мамаша Кураж и её дети» и танцевальный вечер в фойе театра, в ходе которого были: традиционные коллективный вызов Деда Мороза под руководством Снегурочки, вездесущее «Ёлочка зажгись!», и всевозможные конкурсы с призами. Как в замыслах сценаристов сочетались бессмертное произведение Бертольда Брехта и хороводы вокруг ёлки объяснить трудно, но что было, то было…

Руководство театра выделило нам отдельную гримёрку, нас представили артистам. Знакомство, не смотря на наши волнения, получилось простым и непринуждённым. Уже в первый день мы перезнакомились, провели совместную репетицию, так как Дед Мороз, он же народный артист Рыжиков и Снегурочка в ходе вечера должны были исполнять несколько песен. Всё получилось с первого раза. Да и в целом последующая работа получилась. Да, именно РАБОТА. После общения в среде театральной богемы понятие «выступать» приобрело для нас другое звучание. Мы, даже с некоторым пафосом, стали говорить – «Идём работать!».

И так, мы начали работать. Днём мы приходили за пару часов до начала вечера, а по окончании возвращались в училище. Мероприятие должно было превратиться в довольно рутинный процесс. Однако отдельные, на первый взгляд незначительные происшествия превращали его в яркое, так непохожее на нашу курсантскую действительность, запоминающееся событие…

Мы подружились с артистами театра, особенно с молодыми. Самым активным, я бы сказал – заводилой, у них был парень, очень похожий на Пушкина. Он даже шутил, что ему не нужен грим для роли Александра Сергеевича. Так вот, этот «Пушкин» одной из своих главных задач считал организацию мелких пьянок. Он подбивал на это своих коллег, а те, надо сказать, не особо-то и сопротивлялись. Но так как руководство театра зорко следило за подобными процессами, по всей видимости проблема такая стояла ребром, то каждое следующее возлияние в конспиративных целях всегда назначалось на новом месте. Всё действо походило на ежедневную тайную операцию. Однажды нас пригласили в мужской туалет. Мы зашли туда, думая, что там будет просто перекур, но, увиденное, привело нас в некоторое замешательство. Прямо на полу, к чести заведения сказать – хорошо отмытом, между писсуарами стояли тарелки с жаренным минтаем, котлетами и хлебом, стаканы. Бутылку с водкой откупоривал «Пушкин». Посмотрев на нас, хитро улыбнувшись, не без гордости объяснил:

– Ребят, сегодня на хозяйстве администратор – женщина. Сюда не пойдёт, так что мы в полной безопасности. – И, подняв перед собой уже открытую бутылку, как бы демонстрируя сокровище, добавил, – Можем спокойно приложиться.

Все присутствующие приложились…

Заслуженные и Народные интеллигентно сторонились этих мероприятий, у них был свой междусобойчик и надо сказать – регулярный. В один из дней наш Дед Мороз по всей вероятности принял несколько больше обычной нормы. По сценарию, он выходил из бокового коридора, мы начинали играть и, пока звучало вступление, поднимался на сцену, брал микрофон со стойки, находившейся у самого края подиума, и начинал петь «В лесу родилась ёлочка…». Рыжиков был рослым, спортивного вида мужчиной, в хорошей физической форме, поэтому он всегда проделывал этот путь легко, грациозно перепрыгивая ступеньки. В этот раз по какой-то причине Дед Мороз споткнулся, забуксовал, пошатнулся, балансируя на ступеньках и понимая, что музыкальное вступление заканчивается, сделал рывок к микрофону. Получился, потрясающий по одновременно продемонстрированным грации и комичности, скачок. Он приземлился на одну ногу, вторая, в белом валенке вытянута на зад, изобразив классическую ласточку, схватил микрофон и запел, попав при этом в ритм и ноты:

– В лесу родилась ё…. твою мать! – равновесие отказало, дед рухнул со сцены прямо в народ…

Всё происходило в доли секунды, мы не прерывались. Рыжикову повезло, он упал на группу крепких парней, как потом выяснилось – борцов вольников. Ребята поймали Дедушку и, качнув пару раз, как будто хотели запустить тело в космос, лихо поставили его на ноги… Импровизационный акробатический трюк получился в такт музыки и Рыжиков бодро продолжил:

– Зимой и летом стройная зелёная была, – и, взмахнув свободной рукой, ка бы дирижируя. – И-ии, все вместе!

Сначала борцы, а потом и весь зал громко запели:

– Зимой и летом стройная зелёная была…

Мы были потрясены произошедшим! Ну что тут скажешь? Народных просто так не дают…

В предпоследний день у нас случилось «ЧП». В самый разгар вечера напроч сгорел голосовой усилитель. Настал звёздный час нашего оператора и звукорежиссёра в одном флаконе – Сергея Соловова. До этого он находился как бы в тени, даже скучал немного. Теперь же его светлая голова и очень умелые руки нашли своё применение. Серёга старался, упорно ковырялся в усилителе, потом ездил к местным умельцам, благо директор театра выделил для этого свою «Волгу» возил аппарат на диагностику, добывал какие-то запчасти. К началу следующего вечера всё стояло на своих местах и исправно функционировало. Наверное непомерно устав от трудов праведных, пока мы музицировали, наш герой решил посетить театральный буфет, где на разлив продавался армянский коньяк. А так-как человек он был в принципе не пьющий, его развезло…

Гастроль наша завершилась, как это частенько бывало, в канцелярии начальника курса. Мы, в очередной раз, стояли на вытяжку в одну шеренгу, а курсовой офицер старший лейтенант Осин по очереди заставлял нас дышать в гранёный стакан. После каждого выдоха он, брезгливо морщась, нюхал пойманный амбре. Пьяным в тот вечер оказался только младший сержант Соловов…

Первая свадьба…

В истории любого музыкального коллектива, будь то профессионального или самодеятельного неизбежно наступает момент, когда приходится играть на званых мероприятиях, каковыми являются свадьбы. У кого-то это старт в большую творческую жизнь, у кого-то вынужденная, осознанная необходимость, а у кого-то самоцель, достижение которой позволяет зарабатывать средства к существованию. В нашем же случае это выглядело как бескорыстная дружеская помощь. Ну как дружеская? Кто-то из знакомых нашего начальства, решивший выдать замуж или женить своё чадо, обращался за помощью. А уж это начальство принимало решение и давало команду. Таким образом наш ансамбль отправлялся на мероприятие в виде гуманитарного подарка. Должен признаться, мы даже не знали на чьих свадьбах играли… Естественно, что энтузиазма особого не испытывали, но отрабатывали честно. Да и не часто это было, несколько раз за четыре года. Тем не менее, свадьбы стали своеобразным этапом в нашем становлении. Этапом взросления и повышения мастерства. Почему? Закономерный вопрос. Если проанализировать течение подобных мероприятий, связанных с коллективными возлияниями, с точки зрения музыканта, то с уверенностью можно сказать, что свадьбу, как таковую, можно разделить на четыре основных этапа. Первый – официальный, когда всё идёт чинно, по заранее продуманному сценарию. Второй – разогревочный, публика в это время расслабляется, начинаются танцы, весёлые конкурсы, тосты, тосты, тосты… Далее идёт третий период – концерт по заявкам. Это когда уже разошедшийся народ, получивший добрую порцию сценарных увесилений, подкреплённых горячительными напитками, сначала просит, а потом уже и требует исполнить что-то из личного сокровенного плейлиста. И завершает этот процесс четвёртый период, который я бы назвал традиционным. Это уже хорошо знакомая всем стадия – «Ты меня уважаешь?» При этом, должен отметить, что начиная со второго, этапы могут проистекать параллельно и стихийно. Всё зависит от скорости и степени «созревания» гостей. И что очень важно! Исход каждого этапа может завершиться как полным удовлетворением гостей с слёзными заверениями любви и восхищениями, так и банальным мордобоем. И музыкант, работающий на свадьбе, в целях собственной безопасности, сохранности инструментов и аппаратуры, да и своего заработка вынужден балансировать и выкручиваться. И песни исполнять на заказ, и петь дуэтом, или даже хором с гостями, и имитировать поглощение спиртного настойчиво предлагаемого добросердечными представителями жениха или невесты. А это всё, согласитесь, в комплексе накладывает определённый отпечаток на уровень профессионализма и психологической зрелости артиста.

Вот так, мы, не искушённые, ещё неустойчивые к соблазнам, не окрепшие духовно, в конце первого курса попали на свою первую свадьбу…

…Сначала всё шло своим чередом и ничего не предвещало проблем. Мы расположились на не большой сцене в углу весьма просторного зала кафе. Как-то очень дружно и организовано появились гости, человек сто пятьдесят, не меньше. Зал наполнился гулом голосов, но в какой-то момент всё резко смолкли, появились новобрачные. Мы заиграли традиционного в этих случаях Мендельсона. Процесс пошёл. Незаметно для нас неопытных подкрался третий этап. Сначала нас просили повторить на «Бис» то что мы исполнили раньше, но через некоторое время пошли заказы песен, которых мы не исполняли. С отечественными «Малиновками» и «Птицами счастья» мы справились довольно легко. Во-первых, мы почти знали слова этих песен, звучавших в те времена из «каждого утюга». А во-вторых, захмелевшие гости старательно нам подпевали. Сложности появились, когда свидетель жениха подошёл и заказал композицию группы«Чингиз Хан» – «Moskau». Он не спросил можем мы сыграть или нет, он сказал:

– Ребят, жених с невестой просют. Надо сбацать! – и повернувшись к стоящим между столами гостям громко, как заправский конферансье выдал. – Щас Москау будет!

– Ура! А-аа! Масква-а! – загалдела, запрыгала разгорячённая толпа.

Так простодушно и изящно мы были поставлены в положение, когда отказ грозил армагедоном местного масштаба. К счастью Игорь Беркутов ещё до поступления в училище пробовал играть эту вещь. Гитаристы сгрудились, набросали аккорды, Родин повернулся ко мне и бросил:

– Дискостиль…

Потом он на листочке, рядом с записанными аккордами начал набрасывать текст русскими буквами на немецком, а точнее на псевдонемецком языке. Вся процедура заняла не белее семи минут и когда в зале уже появился ропот недовольства мы начали…

Эх, дорогой читатель, такое надо слышать! Словами наше состояние передать весьма сложно. Было что-то среднее между страхом разоблачения и желанием сползти на пол от смеха…

Серёга уверенно и старательно пел не зная текста. Он под музыку произносил слова, пришедшие ему на ум. Единственным местом в песне, которое звучало близко к оригиналу было то, в котором звучало – «Moskau…» В этот момент Родину подпевал Беркутов и , практически, весь зал. Получилась откровенная лажа. Так думали мы. Но, к нашему удивлению, гости свадьбы были другого мнения. Они потребовали повтора, а потом и ещё. И каждый раз стены кафе сотрясало дружное – «Маскау, Маскау… тарарарара Эх! Маскау…»

Что нас спасло от позорного краха? Скорее всего это настрой публики и её кондиция, не позволившая разобраться чего мы там поём…

В конце торжества к нам стали подходить, уже плохо соображающие гости с рюмками в руках, предлагая нам выпить с ними. Мы пытались отказываться, нас тут же обвинили в неуважении, в нежелании счастья молодым. Перед сценой начала скапливаться группа особо недовольных, картинно выражавших обиду. Возглавлял эту сходку свидетель жениха. В окружающей, как будто наэлектризованной, атмосфере появились искорки неотвратимой традиционной свадебной драки. Разрядил ситуацию Родин. Он, сделав страдальческий вид , жалобно, как бы ища сострадания, обратился к начинавшей бурлить компании:

– Мужики, ну ведь сами служили. Знаете же, нас проверять будут. Это залёт. Поймите нас. – он умолк, внимательно посмотрел на стоящих перед сценой краснолицых, разгорячённых парней, оценивая эффект своих слов.

Хлопцы с рюмками в руках умолкли и внимательно смотрели на Сергея, который неожиданно добавил:

– Вот если бы с собой…

Как позже Родин признался, он наивно надеялся что проблема будет закрыта. На столах уже не было не вскрытых бутылок. Но он глубоко заблуждался. Свидетель, после кратковременного замешательства кинулся на кухню и через пару минут приволок пять бутылок «Пшеничной». Когда всё закончилось, мы собрали аппаратуру, а водку спрятали в колонку. Ну кто будет откручивать заднюю стенку и проверять содержимое? Ясно, ни кто! И уже во время погрузки жених принёс шестую бутылку, которую, уже не сопротивляясь взял, оставшийся один на сцене Беркутов. Он второпях сунул водку в чемодан с проводами и в суете забыл…

В казарму мы вернулись поздно ночью. Выгрузили аппаратуру, перетащили её в свою комнату. Только собрались идти спать, как вдруг, на пороге помещения, словно всадник апокалипсиса, появился курсовой офицер – старший лейтенант Осин…

Музыканты застыли в немом оцепенении.

– Ну что, как дела? – как всегда спокойно, без тени эмоций, упершись в курсантов своим фирменным гипнотизирующим взглядом – выстрелом, спросил Иван Николаевич, – Водка где?

– А-а-а, ка-акая водка? – медленно соображая, но, всё же, выходя из ступора, ответил Родин, – Нет никакой водки, товарищ старший лейтенант. Да и ва-аще, мы не пили и не пьём…

– Ва-аще, говоришь?! – слегка повысив тон, делая упор на «Ва-аще» перебив Серёгу, и передразнивая его, спросил Осин. И дальше, вернувшись к своему естественному флегматичному состоянию, тихо, но очень чётко произнёс, – В одну шеренгу, вдоль стеночки, становись…

Рок-группа, с бодрым видом, в мгновение ока, выстроилась как на параде. Каждый, вытянувшись в струнку, вздёрнул вверх подбородок. Как учили! Если немного пофантазировать, то, происходящее в кладовой музыкантов, походило на торжественную встречу почётным караулом королевской особы, которая проходя вдоль строя рослых, статных красавцев, с низу в верх разглядывала бравых гвардейцев. Только вот на яву, эта королевская особа прибыла, отнюдь, не с дружеским визитом. Королевская особа задалась целью найти спрятанную водку…

– Родин, а что в этом чемодане? – указав пальцем на ближайший баул, спросил Осин.

– Да ничего, товарищ старший лейтенант, провода, микрофоны…

– Открывай.

Серёга бросился к чемодану, щёлкнул застёжками, открыл, начал вынимать, лежащие там провода.

– В-вот, провода и … – Родин запнулся, под очередным мотком кабеля блеснуло стекло…

– Стой! … К стене! – отрывисто, не повышая голоса, скомандовал Осин и шагнул к, стоящему на полу, открытому чемодану, наклонился, запустил руку в пучки проводов и медленно, как сапёр мину, извлёк оттуда бутылку «Пшеничной».

– А это что? – стрельнул исподлобья на музыкантов Осин, держа бутылку за горлышко двумя пальцами, как будто фокусник собирающийся провести свою хитроумную манипуляцию, и, демонстрирующий перед этим предмет зрителям, затем поднёс её к носу каждого, стоящего вдоль стены кладовой, курсанта, – Я спрашиваю, это что? А где остальное? – он опять упёрся взглядом в Серёгу.

Мы, вытянувшись в струнку, закатив глаза, чтобы не попасть под прямой «выстрел» Осина, дыша через раз, молча, стояли по стойке «Смирно». В буйных головах, в нескольких интерпретациях, но всё же об одном, металась мысль – «Как? Откуда он узнал? Почему сразу нашёл?» Было ясно, что засыпались на Серёгином «Ва-аще». Но плох тот курсант, который сдаётся при первом предъявлении неопровержимых доказательств вины. По этой причине мы, с невозмутимым видом, разглядывали потолок, а Родин уверенно доложил:

– Не могу знать, товарищ старший лейтенант! Наверно мужики на свадьбе подсунули. Ну… в знак благодарности…

– Логично, – произнёс Иван Николаевич и, поставив бутылку на пол, не прикасаясь ни к чему, начал рассматривать остальную аппаратуру, – О! А почему вот у этой колонки на задней стенке не хватает двух винтов?

Он ткнул пальцем в сторону самой большой колонки и опять тихо, но уже с примесью интонации судьи, зачитывающего смертный приговор, сказал:

– Родин, откручивай оставшиеся…

Серёга взял из злополучного чемодана отвёртку и, одеревеневшими руками, начал откручивать шурупы. А оставалось их всего два, поэтому через минуту задняя стенка отделилась от корпуса и сначала медленно, а потом быстрее и быстрее повалилась на пол, хлопнув и открыв нутро колонки, из которого тихо позванивая и булькая, с глухим рокотом выкатились веером пять бутылок водки. Самая первая откатилась дальше всех и остановилась, стукнувшись о носок сапога старшего лейтенанта Осина…

Иван Николаевич плавно, как будто выполняя упражнения китайской гимнастики, наклонился и, беря за горлышко двумя пальцами, даже как-то брезгливо, начал выстраивать стеклянную батарею в ряд…

– Всё, приплыли! – головы наши, с каждой поднятой и поставленной офицером бутылкой, синхронно, как у дрессированных пуделей, опускались всё ниже и ниже. После пятой все уже смотрели не в потолок, а тупо разглядывали свои сапоги…

– Это тоже пьяные мужики замуровали? – угрюмо глядя на подопечных, спросил Осин и, не дождавшись ответа, добавил, – Родин, неси это богатство в канцелярию, – и, глядя на метнувшегося Серёгу, – Да смотри не разбей…

Утром мы опять стояли на вытяжку, но теперь уже в канцелярии перед начальником курса подполковником Павловичем Виктором Вильгельмовичем. Тот стоял перед строем, широко расставив ноги и заложив руки за спину. Поза, в его исполнении, ничего хорошего не предвещавшая. Рядом на письменном столе стояли, зловеще поблёскивая, шесть бутылок Пшеничной.

– Та-ак, братцы кролики, – как всегда с еле уловимой саркастической улыбкой, спросил он, – Негодяи, вы мне курс решили споить? Ну пол беды ещё, если бы сами употребили. А то, все спортсмены, не пьющие Но зато добрые и щедрые ребята, мать вашу!

Начальник окинул нас, замеревших как в почётном карауле, презрительным взглядом и, ещё больше распаляясь, продолжил:

– Добычей с друзьями решили поделиться! И что теперь мне с вами делать? Кому везли? А? Родин, чего язык то в задницу засунул? Или не поётся с утра?! Как мне теперь доверять вам прикажете? Или может закрыть к чёртовой бабушке вашу лавочку?

– Н-не-е-е, не надо, товарищ подполковник, – приглушённо, немного запинаясь толи от страха, толи от волнения, заговорил Серёга, мы это , больше не будем. Обещаем. Просто так получилось…

– Интере-есно, как это получилось? Вас скрутили пьяные мужики на свадьбе, насильно засунули водку в аппаратуру и отправили в училище?! – и уже почти переходя на фальцет, – Так что ли?! Вы чего это мне тут Маньку в лапти обуваете, рокеры хреновы?

– Товарищ подполковник, – уже решительно начал Родин, – Мы уже собирали аппаратуру, когда нам принесли водку. Я попытался отказаться, так там чуть до драки не дошло. Что бы избежать инцидента, мы решили взять…– Серёга на секунду замолчал и, глядя прямо в глаза начальнику, выпалил, – Решили взять с собой, а на утро вам и отдать…

Он замолчал, виновато опустив голову, в канцелярии на какое то мгновение повисла тишина и вдруг Павлович, закинув голову назад, звонко так, от души расхохотался. Смеялся долго, до слёз. Потом всё же немного успокоившись сел за свой стол и, всё ещё похихикивая, сказал:

– Родин, ну ты… и-и выдал! Ха! Значит меня осчастливить решили? Кормильцы вы мои!

Мы немного расслабились, даже заулыбались.

– А ну марш на построение, обормоты! – и уже вслед нам, ломанувшимся к двери, добавил, – я ещё подумаю что с вами делать, вы на долго запомните своё благодеяние, менестрели хитрозадые, мать вашу.– и, бросив взгляд на, стоящую перед ним водку, уже с хитрой улыбочкой тихо добавил, – Надолго, да надо-олго … хватит…

Нет, наш командир не был пьяницей, хотя и от ста грамм в хорошей компании никогда не отказывался. И конечно же у него были свои взгляды на нежданно свалившееся «богатство»… Как позже мы узнали, большая часть «добытого» спиртного была разменяна на строительные материалы и инструменты для ремонта расположения курса.

Ростовские страдания

Зимой 1982 года наш курс отправился на практику, которую предстояло пройти в старинном русском городе Ростове Ярославском. По прибытии нас поселили в инженерно-сапёрном полку. Работать предстояло на местном военном ремонтном заводе. Там производили капитальный ремонт авиационных топливозаправщиков и изготавливали прицеп-цистерны для горючего. Буквально на следующий день после приезда мы строем через весь город пришли на предприятие. Нас встретили, распределили по цехам и бригадам. Я, вместе с ребятами из своего отделения, попал на участок, где ремонтировали вихревые насосы. Нам объяснили что и как надо делать, это оказалось не сложно, и мы с энтузиазмом принялись за работу. В первый же день постарались на славу, и уже к обеду выполнили дневную норму бригады. Помню как радостные, окрылённые успехом, мы зашли в комнату отдыха – курилку, где за огромным столом с алюминиевой столешницей расположилась вся бригада. Работяги забивали «Козла», громко стуча по металлу. Мы начали, было, докладывать о своих успехах, но наши стахановские порывы были остановлены резким возгласом бригадира, он отложив костяшки и зло зыркнув на нас, рявкнул:

– Стоп, молодёжь! Вы чо, работать чтоль приехали? А, будущие начальники, блин! Я вам показал как и что надо делать на участке, но не говорил план перевыполнять. Сели все и сидите, курите, анекдоты травите! Блин, нам теперь из-за вас до вечера прятаться от начальства!

Мы ошарашенные ситуацией молча сели на лавку за столом, в недоумении гладя друг на друга. Самый старший рабочий, которого все называли «Дед» по отцовски глядя на нас спокойным, примирительным тоном сказал:

– Погоди, шеф. Ребята – то не при делах. Надо объяснить сразу было. – И уже к нам,– Сынки, вы поймите, у нас есть норма, за выполнение которой платят деньги. Если норму сильно и постоянно перевыполнять, то сразу урежут расценки. И нам, за те же денюжки придётся за смену делать не восемь насосов, а в два раза больше. А это, сами понимаете, нам на хрен не нужно. Ну, усекли?

А что там было не усекать, математика, отнюдь, не затейливая. Мы дружно кивнули:

– Угу! Усекли.

Так, неожиданно, с урока экономики началась наша производственная практика. Мы больше не стремились к трудовым свершениям, а только имитировали активный индустриальный грохот, когда цех посещали руководитель практики и наши командиры. По началу приходилось сидеть в курилке и наблюдать как работяги режутся в домино. Нам тоже хотелось, но комплект был только один и от нечего делать мы начали состязаться в «Коробок». Это такая игра, когда обыкновенный спичечный коробок ложится на краешек стола и игрок щелчком большого пальца подбивает его в верх, коробок подлетает, переворачивается и падает на стол. А от того какой стороной, на какую грань он ляжет зависит начисление очков, и выигрывает тот, кто первый наберёт определённое их количество. Проигравший же должен был этот коробок, поставленный на ребро, двигать по столу носом, без помощи рук. Мы даже увлеклись этим не хитрым развлечением. Рабочие один день наблюдали за нами, а на второй, отдав нам домино, азартно резались в «Коробок». Чаще всех носом работали Дед и бригадир…